Программа Дарьи Завьяловой и Елены Володченко
«Быть современником»
Гость: Жамила Двинятина, киновед, филолог и историк советской культуры
Тема: «Андрей Рублев» сквозь призму культуры советских 1960-х, истории святых и идею вечного творчества
Эфир: 5 декабря 2021 г.
В насыщенной беседе слушателю представится возможность не только освежить в памяти факты создания и сюжета главной картины о древнерусском иконописце, но увидеть многие аспекты в ином свете, а что-то, переоценив, взять себе на заметку.
В частности, как сложно выстроена структура героев внутри фильма А. Тарковского – в ней «целая система двойников». Гость программы акцентирует внимание на одном из ключевых эпизодов в исполнении Р. Быкова и развивает «идею противопоставления Христа возвышенного – Христу более-менее человеческому, в изводе живописном, например, северного Возрождения».
Разбираясь в хитросплетениях – как подноготной фильма, так и выхода его в свет (картина была показана на Каннском фестивале несколько лет спустя, однако вне основного конкурса, так как официального разрешения дано не было) и реакции на него от критиков, важно понять, почему такой шедевр был не понят. Прежде всего, в интеллигентных кругах было много неоднозначных и прямо негативных мнений, например, Солженицын обвинял Тарковского в исторической двусмысленности и неточности. Однако «это сознательное искажение истории. Он так захотел сделать. Андрей Рублев – фильм биографический, фильм про богоискательство, но, конечно, это шестидесятническое кино. Рублев – это явно шестидесятник. Таков взгляд на мир, когда ты снимаешь о современном, но в контексте исторического». Также Жамила Двинятина концептуально отвечает на критику художника Глазунова: «Историческая концепция Глазунова похожа на рериховский: яркий, чистый, омытый мир, до татарского нашествия. Поэтому идея Глазунова, высказанная в резкой форме, состоит в том, что грязь, слякоть, убийства, жестокость – все, что действительно есть в фильме, – это все недопустимо. Но есть одно «но». Когда вы смотрите этот фильм от начала до конца, в вашей душе не возникает идея грязи, а возникает идея просветления».
Наконец, помимо прочего, помимо неоценимого значения и влияния Тарковского на искусство и культуру религиозную, философскую, эта картина формулирует существенную и всегда актуальную идею: «Дух художнический веет в нации, во времени. Художник в принципе – нечто, что всегда есть. Это «всегда» ощущается очень четко. Когда мы доходим до последнего кадра, то через черную страшную муть средневековой жизни появляется цвет и свет, и гармония художнического мира. Но это не конец произведения. Самый последний кадр простой: зеленый луг, дождь и пасущиеся кони. Это самое главное чувство – художник не девается никуда, его все время порождает natura».