«Архангел Рафаил» на дне

«Музейный калейдоскоп»

Выставка «Три века под водой» в Серебряных кладовых Большого Меншиковского дворца

Эфир 28 июля, 4 и 11 августа 2018 г., 15:45

АУДИО 

В Ораниенбауме в Серебряных кладовых Большого Меншиковского дворца открылась выставка «Три века под водой». Специалисты Центра подводных исследований Русского географического общества разгадали одну из невероятных морских тайн. На дне Финского залива они обнаружили немецкое торговое судно конца XVII века «Архангел Рафаил», затонувшее в 1724 году с большим грузом контрабанды на борту. О захватывающей истории корабля, полной загадок и тайн рассказывают экспонаты, представленные в залах Серебряных кладовых. Часть экспонатов уже демонстрировалась в Штаб-квартире Русского географического общества в Санкт-Петербурге и в Центральном военно-морском музее. В этом году экспозиция, дополненная новыми находками подводных археологов, переехала в Ораниенбаум. Выставке «Три века под водой» будут посвящены несколько выпусков программы «Музейный калейдоскоп». Экспозицию в день ее открытия посетили редакторы радио «Град Петров» Ольга Суровегина и Екатерина Степанова, записавшие беседы с людьми, благодаря которым эта выставка стала возможной.

Рассказ подводного археолога, водолаза Сергея Фокина:

«Корабль у нас раскопан менее чем на треть, поэтому у нас еще предстоит несколько сезонов кропотливой, аккуратной и продолжительной работы. Глубины здесь не запредельные. Если мы обратимся к истории, то сразу же после гибели судна на него совершали погружение тогда, в 1724 году, крепостные, вооруженные лишь камнем, веревкой и обмазанные гусиным жиром, просто, чтобы не получить шока от холода. Глубины там чуть больше 10 метров. Для современных водолазов с современными технологиями это далеко не предельная глубина и даже не какая-то сверхсложная.

Основная сложность в четкости, в аккуратности самой работы, поскольку наша задача не выкопать какую-то траншею, наша задача аккуратно раскопать закрывающий объект слой грунта, ила так, чтобы не повредить ни саму конструкцию объекта, ни те артефакты, которые могут быть сокрыты под слоем осадочных пород. Роботы здесь практически не работают. Здесь использовался только водолазный труд. На таких глубинах применение телеуправляемых или даже обитаемых аппаратов неоправданно. Один робот работал исключительно в качестве камеры для того, чтобы показать, в том числе представителям прессы, картинку с места работ. Т.е. это такая вспомогательная вещь. Все именно археологические работы проводились человеческими руками. Пока, несмотря на развитие технологий, самым чутким, самым точным, самым хорошим манипулятором является наша с вами рука. Технологиям до нее еще очень далеко.

Один из наших водолазов-исследователей нашел один из центральных экспонатов совершенно случайно. Т.е. копали, копали, относительно пустое было погружение, ну раскопали несколько деревяшек, ну да, работаем, работаем. И потом уже, поднимаясь наверх, вдруг видит, что-то непонятное. Поднимает. И этот непонятный комочек потом оказался одной из жемчужин нашей нынешней выставки. Это фрагмент, причем достаточно внушительный фрагмент Библии на немецком языке, бумажной. Конечно, она была несколько повреждена, но ее удалось вместе с институтом Грабаря нашим специалистам восстановить, и несколько страниц, готовых к экспозиции, вы уже увидите в рамках выставки.

Самые главные препятствия в работе создают ветер и волна. Вообще, безопасной считается работа до 3-х баллов. Это правило гласное, и оно закреплено и военными и гражданскими нормативами. Как только у нас на поверхности моря появляются барашки, то в плановом варианте водолазные работы останавливаются. Конечно, если мы говорим о спасательных работах, там у нас под водой люди срочно требуют помощи, то понятно, что мы превышаем этот порог. В нашей практике, Слава Богу, таких случаев не было. У нас водолазы работают исключительно после детального проговаривания и детальной подготовки к каждому погружению, чтобы свести нештатные ситуации к минимуму. Однако, вода это чуждая нам стихия, поэтому мы всегда должны оставлять у себя на подкорке задел, что что-то может пойти не так.

Мы практикуем и пытаемся внедрить в первую очередь для себя и потом уже распространить на всю отрасль подводных исследований комплексный подход. Мы его называем «подход полного цикла». Т.е. многие исследователи занимаются только тем, что находят. Другие исследователи нашли, подняли и передали дальше в музей и дальше уже не занимаются этими вещами. Дальше отдельные институты, и они уже занимаются реставрацией. Мы же взяли на себя смелость провести объекты, каждый артефакт от стадии находки, т.е. от стадии точки на карте, до музейного экспоната. И мы считаем, что такой подход единственно правильный, единственно верный, потому что, во-первых, мы знаем историю каждого артефакта, мы своими руками буквально к этой истории прикасались на каждом этапе. Поэтому мы можем максимально эффективно, максимально правильно спланировать дальнейшие шаги по судьбе экспоната. В этот момент, мы считаем, в какой-то мере наша работа будет завершена.

Сейчас, как я уже сказал, мы раскопали примерно треть и при этом подобрались по чертежам к самым интересным с точки зрения нахождения предметов зонам судна. Поэтому что мы там можем найти, абсолютно не предсказуемо. Мы не говорим о каких-то там кладах. Нам интересны в основном предметы быта, поскольку они нам позволят с новой стороны узнать ту эпоху и понять, как люди жили в ту эпоху. Потому что всякие династические кризисы, более-менее серьезные события, они все были так или иначе задокументированы. А вот о ежедневном быте мы знаем не много.

В то время как такового разделения судна на помещения не было. Было одно большое помещение размером с палубу. В лучшем случае выделялась каюта капитана или каюта флагмана, т.е. человека, зафрахтовавшего это судно. А все остальное было размещено в одном общем пространстве. К тому же судно было раздавлено льдами, поэтому какое-то смещение грузов относительно раскладки все-таки произошло, ну и, как я уже сказал, часть груза была поднята в первые дни, недели после гибели судна. Поэтому, что там осталось, что там может найтись, для нас загадка.

Вообще говоря, если мы вспомним историю, то это контрабандное судно. Поэтому, то что на нем было, очень сильно может отличаться от того, что мы можем найти в архивных документах. И конкретно в этом случае, как бы мы плотно не работали с архивами, для нас каждая находка является сюрпризом. Именно восточная часть Балтийского моря, наш Финский залив, Маркизова лужа, это очень хороший природный консервант. Во-первых, вода темная, во-вторых, вода малосоленая, вода не имеет практически в себе никаких микроорганизмов, вода круглогодично очень холодная. Благодаря сочетанию всех этих факторов вкупе с тем, что недалеко от устья Невы и вблизи во всей мелководной части Финского залива очень высокая степень перемещения донных осадочных пород, дает нам очень высокие шансы найти даже такие хрупкие вещи как текстиль, бумага, кожа практически в неизменном виде. Да, эта вода очень нехорошо влияет на металл, не на цветной, а особенно на черный металл, т.е. найти идеальную саблю, штык или что-то металлическое в восточной части Финского залива сложнее. А вот в западной части Финского залива в районе Внешних островов, Гогланд, Тютерс там уже металл сохраняется гораздо лучше.

К нам подключились и немецкие коллеги. Они осматривали выставку, давали свои заключения, свои комментарии, и часть информации по этому делу мы добыли при их помощи из немецких архивов. В этом году у нас запланирован в сентябре-октябре очередной полевой выход на «Архангела Рафаила» за новыми знаниями, за новыми артефактами, и в этом выходе к нам, скорее всего, подключатся наши немецкие коллеги. И мы планируем довезти этот груз, пусть даже в виде временной выставки, до Германии».

В XVIII веке территория современного Ораниенбаума имела особое значение для всех иностранных судов, отправляющихся из Петербурга. Специальный указ позволял сгружаться в этом районе на берег для забора песка и камней, необходимых в качестве балласта, обеспечивающих остойчивостью судна. Этой возможностью пользовались нечистые на руку дельцы, набивавшие трюмы неучтенным товаром под благовидным предлогом. Часть контрабандного груза, посуда, одежда и личные вещи экипажа, рабочий и измерительный инструмент после трехсотлетнего молчания ведут свой неспешный рассказ о жизни европейского судна XVIII века.

Специально для выставки в Ораниенбауме Эрмитаж предоставил удивительно сохранившийся под водой шерстяной кафтан, принадлежавший одному из членов команды «Архангела Рафаила». В процессе реставрации кафтана музейным специалистам удалось в первозданном виде сохранить все 94 декоративные пуговицы, сделанные из дерева и оплетенные шерстяной нитью. Подробнее о наиболее интересных экспонатах выставки рассказывает директор ГМЗ «Петергоф» Елена Кальницкая:

«Жемчужинами можно назвать две вещи. Во-первых, идею. Она жемчужная. Ну а из вещей, конечно, петровского времени, тут даже вопросов нет. У него любопытная музейная история. Его нашли, и нам рассказывали, что он был залит дегтем, и эрмитажные реставраторы его спасали столько времени. Но для музея это очень хорошая история. И неудивительно, что мы ее рассказываем на территории Дворца Меншикова. Потому что кто как не Меншиков был у нас главным авантюристом в русской истории петровского времени. И здесь в Ораниенбауме разгружались суда: здесь можно было что-то погрузить, что-то разгрузить. Напомню, что Меншиков был не только губернатор Петербурга, но и губернатор Ингерманландии, хозяин Ижорской земли. Хозяйственные его дела хорошо известны всем. Я бы даже сказала неосторожно, может быть очень смело – Меншиков и контрабанда это вещи очень близкие друг другу. Поэтому вполне вероятно, что о многом он знал. Во всяком случае Ораниенбаум пространство для любых историй.

Здание, в котором выставка размещается, оно небольшое, но очень интересное. Это Серебряные кладовые Большого дворца. Здесь хранилось столовое серебро и сервизы. Эта выставка открывает музейное будущее этого здания, она первая наша здесь выставка, поэтому мы волновались, и не все сразу здесь получалось.

Быт петровского времени достаточно хорошо известен. Но, многие вещи не сохранились, что-то мы знаем по гравюрам. Но если говорить на простом житейском примере. Я достаточно давно в петровской культуре проживаю – я начинала свою бурную молодисть в Меншиковском дворце на Васильевском острове. И вот мы тогда знали, что картины и зеркала в петровское время подвешивались на лентах, но какие были эти ленты, мы не знали. И тогда мы обратились на муаровую фабрику, которая делает муар для орденов, нам сказали «не, ребята, вам так много надо этого муара, мы вам не дадим». И вот первые ленты в Меншиковском дворце были капроновые. И приходили люди и спрашивали «а чего это у вас ленты капроновые, тогда не было капрона». А это было потому, что мы еще не могли и не умели. А для того, чтобы уметь, надо себе, прежде всего, ответить на вопрос «а как?». А как это делалось? И вот когда видишь эти вещи, пусть они старые, пусть они пролежавшие три века под водой, пусть они не очень сохранные, но это ответы на очень многие вопросы. И чем больше подобных экспериментов будет, тем больше бытовых вещей мы найдем, тем легче нам будет создавать музеи, потому что все равно всегда, пока что, вопросов больше, чем ответов. И, наверно, так будет всегда.

В принципе, это задача хранителя. Ведь хранители вещей, вещеведы, они же очень специфические люди. Иногда на иной вопрос даже просто музейный работник не ответит. Я вам сейчас расскажу историю, вы ее все запомните, она потрясающая. Вот я однажды пришла на выставку, и мой старинный друг, хранитель Эрмитажа, говорит: «Посмотри, кафтан Александра I. Одна половина кафтана вытерта, а другая нет. Почему?». А почему? Но я не ответила. А он мне рассказал. Александр I молодой носил парик с косой. А к этому времени он уже почти оглох на одно ухо, потому что он стоял у пушки, и у него была проблема с одной барабанной перепонкой. Значит он все время поворачивался к человеку, с которым разговаривал, здоровым ухом. И коса елозила по другой стороне кафтана. А парик был пудреный. Вот поэтому, одна часть кафтана вытерта больше, чем другая. Это знает только один человек на свете – музейный хранитель, специалист по костюму, который это изучает, который с этим живет. Поэтому музейные работники, они штучный товар. И вот сегодня, как это ни странно, молодежь мало идет в эту профессию хранителя. А ведь эта наука передается от отца к сыну. И если молодые не будут работать в музейных отделах, возникнут проблемы. Почему-то все хотят работать в пиаре, работать в прессе, работать с детьми – такие презентационные вещи. А вот тяжелый хранительский труд не хотят. И сегодня то, что мы вам показываем, пища для ума хранителей».

Руководитель пресс-службы Центра подводных исследований Русского географического общества Марина Давыдова рассказывает о наиболее интересных экспонатах, представленных на выставке:

«Один из стендов рассказывает про купца Мейера. На нем представлены документы, подтверждающие истории, рассказываемые нами здесь сейчас о том, как гибло это судно, и о том, на основании чего мы считаем его контрабандным, наше представление о том, как происходило это крушение. И дальше уже переходим к витринам. Здесь текстиль с инициалами. Это ручное полотенце. Нам бы могло показаться, что система прокручивания полотенца до сухого места при следующем использовании, это технология современная, но оказалось нет, все лучшее придумано уже до нас. Рядом предметы из личного быта, обихода: кисточка, которая, мы предполагаем, что помазок, и крышечка от какого-то гигиенического набора. Ниже представлено шерстяное одеяло сохранившееся. Те стежки, которые будут вам видны, это реальная работа матросов, которые просто чинили следы бытования. Порвалась шерсть, они его залатали, потом совсем разорвалась, они его подбили снизу льном, и вот таким оно дошло до нас. Конечно, не в таком виде, конечно, оно было покрыто дегтем, что, как мы предполагаем, явилось одним из факторов сохранности. Полотно имеет размер 150 на 130 сантиметров, но как мы видим по всей одежде, видимо, на рост человека XVIII века этого было достаточно.

Далее мы переходим к грузам, которые вез этот корабль. Это конечно бочки. Они имеют совершенно специфические маркировки. Так они помечались различными владельцами. Груз же компоновался, не одним купцом фрахтовался. И вот бочонок, который мы нашли наполненным. Его вскрывали наши специалисты, мы гадали, что же там такое. Это оказалось неожиданным, внутри оказались маринованные перепела. Везли деликатесы. И вот тут же в выемке в витрине можно увидеть косточки этих перепелов. Конечно, когда бочка была вскрыта, вокруг распространились весьма специфические ароматы.

Одна из жемчужин, поднятых с этого корабля, это кафтан. Кафтан находится в Ораниенбауме в гостях. Его любезно отпустил погулять Эрмитаж. Там вы еще увидите мешок, штанишки и веревки.

И далее на экспозиции находятся предметы, например, принадлежавши людям, сопровождавшим груз. Это видно по условиям бытования, которые отличаются от условий бытования матросов. Им не положены были тарелки под разные виды блюд. А тут мы находим практический целый сервиз. И поскольку мы не находим его массово, то предполагаем, что это не груз, а вещи личные. Там же есть и бутылка. Для какого-то человека, явно сильно уважаемого, везлось вино. Вино уже тогда было очень дорогим, старым, вкусным. Бутылку мы подняли полной, но ее пришлось опустошить, потому что был сильный запах винного уксуса – вино за это время превратилось в уксус. Невозможно было так оставить для экспонирования, жидкость пришлось все-таки откачивать.

Из еды также еще сохранилась репка – еда моряков. Она представлено в спиртовом растворе, который ее сохраняет. Кусочки булочек. Копченый угорь был найден. Он, кстати, и спас Библию, которую вы увидите дальше. Эта Библия, конечно, предмет удивления всего реставрационного мира. Триста лет без малого она провела под водой. До этого сколько-то времени она служила своим хозяевам. Нам удалось поднять блок переплета, в котором примерно пятьдесят страниц. Часть первая отреставрирована, и мы ее можем представить в экспонировании. Остальные все еще находятся в работе. Случай уникальный совершенно для сохранности бумаги. Но как говорят специалисты, все это оттого, что бумагу делали по другой технологии. На ее выработку шла переработанная ветошь. Поэтому эта бумага она немножечко и ткань, а потому жива-здорова и читаема. Читаема и даже современными немцами понимаема. Как мы уже говорили, у нас с немецкими коллегами тесные контакты, мы им снимки отправляли, и они говорят о том, что мы это совершенно спокойно прочитываем. Да, там есть отголоски старого языка, но оно понимаемо. При крушении Библия и копченый угорь так упали друг на друга, что копченый угорь всю эту бумагу пропитал рыбьим жиром. А сверху все это было покрыто илом. И вот этот саркофаг все сохранил. Ну и конечно при реставрации все это пришлось вымывать, вычищать. Вот такая история».

Выставка будет открыта в Серебряных кладовых Большого Меншиковского дворца до 21-го октября.

Аудио — Екатерина Степанова, Ольга Суровегина
Фото – Екатерина Степанова.

См. также: