Белые красные писатели: Булгаков, Шварц, Катаев, Бианки, Маршак

Программа Марины Лобановой

«Под знаменем России»

Гость: Светлана Шешунова

Цикл «БЕЛЫЕ КРАСНЫЕ ПИСАТЕЛИ»

СКАЧАТЬ

2021 г.

 

Небольшой цикл бесед Марины Лобановой, ведущей военно-исторической программы «Под знаменем России», с доктором филологических наук Светланой Всеволодовной Шешуновой посвящен биографиям пяти советских писателей, которых объединяет один факт биографии: во время Гражданской войны они были на стороне Белой армии.

 

1. Михаил Афанасьевич БУЛГАКОВ
2. Евгений Львович ШВАРЦ
3. Валентин Петрович КАТАЕВ
4. Виталий Валентинович БИАНКИ
5. Самуил Яковлевич МАРШАК

 

Выдающийся филолог, специалист по творчеству А.И.Солженицына и И.А.Шмелева, Светлана Шешунова раскрывает неизвестные страницы в жизни известных советских мастеров слова и анализирует то, как «белые» в прямом смысле пятна влияют на художественное мировоззрение.

Если великие классики большого русского романа – Толстой и Достоевский – навсегда сделали Россию литературоцентричной страной, вобрав в свои произведения всю тысячелетнюю культуру дореволюционного периода, то что стало со знаменитой «загадочной русской душой» после Гражданской войны, крушения России и возникновения «эсэсэсерии»? Возможно, это удастся проследить на примере самых чутких душ – писательских.

 

Передача 1. БУЛГАКОВ

 

Первые публикации Булгакова как писателя состоялись во время его службы военным врачом в Белой армии. Самая первая его публикация – статья под названием «Грядущие перспективы» в газете «Грозный», которая издавалась в городе Грозном. Здесь стоит дата 13 ноября 1919 года. Посвящена она тому, как страшно революция отбросила Россию назад, выбросила из содружества или концерта европейских стран в какую-то пропасть бедности и отсталости. «Мы так сильно опоздаем, что трудно сказать, – пишет Булгаков, –  когда же мы, наконец, догоним теперь эти западные страны и догоним ли вообще, ибо мы наказаны, ибо нам немыслимо сейчас созидать. Перед нами тяжкая задача – завоевать, отнять свою собственную землю. Герои добровольцы рвут из рук Троцкого пядь за пядью русскую землю, и все, все, и они, бестрепетно совершающие свой долг, и те, кто жмётся сейчас по тыловым городам Юга, в горьком заблуждении полагающие, что дело спасения страны обойдется без них, все жаждут страстно освобождения страны, ибо её освободят. … Мы начали пить чашу наказания и выпьем её до конца. Мы будем завоёвывать собственные столицы, и мы завоюем их, и мы доберёмся до Москвы. Негодяи и безумцы будут изгнаны, рассеяны, война кончится, тогда страна, окровавленная и разрушенная, начнет вставать, медленно, тяжело вставать. Нужно будет платить за прошлое неимоверным трудом, суровой бедностью жизни». Только дети, может быть, внуки, пишет Булгаков, достигнут того уровня созидания, такого уровня процветания, на котором была Россия до начала революции.

 

Передача 2. ШВАРЦ

 

Я бы упомянула обязательно его дневники, уже собственно дневники, не воспоминания о прошлом, а какие-то отклики на события. Вот запись январь 1943 года, запись в дневнике, это не для читателей, просто дневник для себя: «Бог поставил меня свидетелем многих бед. Видел я как люди переставали быть людьми от страха, видел как погибали целые города, видел как убивали, видел как продавали, видел как ложь убивала правду везде, даже в самой глубине человеческих душ. Лгали пьяные, лгали в бреду, лгали самим себе. Видел самое страшное – как люди научились забывать. Бог поставил меня свидетелем многих бед, но дал мне силы, и поэтому я вышел из всех бед жизни, но душа искалечена. Я не боюсь смерти, но людей боюсь, вот в чём моя душевная болезнь. А кто стал бояться людей, тот уже не судья им, и даже не свидетель в том Суде, который всё же будет когда-нибудь. Когда начнётся Суд, бедный трус подумает: с моим терпением и молчанием я соучастник, а не свидетель и не судья. Когда-то молчал, потому что мне грозила смерть, как же я смею кричать теперь. И всё, что он мог рассказать, погибнет».

А вот из записей 1954 года: «Страшно не за себя. Конечно, великолепное правило «возделывай свой сад», но если возле изгороди предательски и бессмысленно душат знакомых, то, возделывая его, становишься соучастником убийц.  Но, прежде всего, убийцы вооружены, а ты безоружен. Что же ты можешь сделать? «Возделывай свой сад». Но убийцы задушили не только людей, самый воздух душен так, что сколько не возделывай, ничего не вырастет. … Это не выход, не способ жить, а способ пережить».

 

Передача 3. КАТАЕВ

 

А дальше вот как интересно. По  официальной советской версии и собственным воспоминаниям Катаев с весны 1919 года воевал в Красной Армии, такая была версия, ну, надо было в анкетах что-то писать, где вы были после 1917 года. В прошлый раз мы говорили о Шварце,  он в анкете в 1920-е годы писал, что в 1918 году был продотряде, в красном, понятно, и сам там себе выбил зубы, передние зубы сам себе случайно выбил прикладом. Никто из биографов всерьёз не принимает этой версии.

Что касается Валентина Катаева, он вроде бы как и мог, теоретически, служить в 1919 году в Красной Армии… Но, дело в том, что с 1970-х годов, чем дальше тем большему кругу читателей, известны Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны Буниных. И там множество всяких записей, которые касаются именно жизни Катаева в годы Гражданской войны. Вот жена Бунина Вера Николаевна описывает 6 сентября 1919 года, это уже при Белых, Белые освободили к этому времени Одессу. «Вчера был Валя Катаев, читал стихи, он сделал успехи, но всё же его самомнение во много раз больше его стихов».

…

Согласно тем же дневникам Буниных весной 1919 года Катаев находился как раз в боевых порядках Белого фронта. Даже ещё в 1918 году он упоминается в дневнике Бунина: «Был Катаев. Собирает приветствия англичанам». Это приветствие англичанам, которые вот только-только отправляют помощь Белым, с осени 1918 года. «3 апреля. Позвонил Катаев, он вернулся совсем с фронта». Это Катаев позвонил, предупредил Буниных об уходе французов, предупредил их, что фронт рушится и большевики сейчас войдут в город.

…

Вот запись от 25 апреля 1919 года, Вера Бунина записывает слова мужа, Ивана Алексеевича: «А молодые поэты такие сукины дети, вот придет Катаев, я его отругаю так, что будет помнить, ведь давно ли он разгуливал в добровольческих погонах…»

Относительно одного периода мы установили: Катаев воевал за Белых.

Дальше в дневниках Буниных за 19-20 год Катаев не упоминается, но в этих самых дневниках уцелело письмо Катаева Бунину от 15 октября 1919 года. Помечено записью Веры Николаевны Буниной: «Попалось письмо Катаева с Белого фронта». Прочитаю письмо: «15 октября 1919 года … Дорогой учитель, Иван Алексеевич! Вот уже месяц как я на фронте, на бронепоезде «Новороссия». Каждый день мы в боях и под сильным обстрелом. Но Бог пока нас хранит. Я на командной должности, орудийный начальник, и командую башней. Я исполняю свой долг честно и довольно хладнокровно, и счастлив, что ваши слова о том, что я не гожусь для войны, не оправдались. Работаю от всего сердца. Верьте мне». Катаев воюет на стороне Белых под командованием Деникина.

 

Передача 4. БИАНКИ

 

После окончания Военного училища он получил чин прапорщика, стал офицером и был направлен в Артиллерийскую бригаду, которая формировалась в Царском Селе. И вот с этого времени и до конца 1919 года в его биографии белое пятно. Он почти нигде не упоминал, как он в эти годы жил. И родные больше двух лет ничего о нём не знали.

…

И только сравнительно недавно был опубликован такой документ, который представляет собой показания Виталия Валентиновича Бианки, данные при очередном аресте, в 1925 году, органам ОГПУ, это был не первый его арест и далеко не последний. И в этих показаниях он заявляет следующее… «…ранней весной 1918 года моя часть была отправлена на Волгу, летом 1918 года работал в Самаре в газете «Народ»…». Это была газета Комитета членов Всероссийского учредительного собрания, сокращённо его называли Комуч. На Волге действовала в это время Народная армия Комуча, состоящая из людей, которые стремились противодействовать большевикам. Чины этой армии потом влились в армию Верховного Правителя России адмирала Колчака, напомню, что в руководстве этой армии был Владимир Оскарович Каппель, его часть была сформирована в Самаре. Каппель был человек, известный своими монархическими убеждениями.

… вот он работал в газете «Народ», которая издавалась агитационно-культурно-просветительским отделом Комуча, и Бианки, согласно документам, был помощником заведующего этим отделом, он отвечал, в частности, за издание разных листовок и брошюр, которые разоблачали политику Советской власти, которые агитировали за вступление в армию противобольшевистскую…

…

Любопытно, что по документам Бианки в это время значился Виталием Беляниным, и именно под фамилией Белянин он поступил на службу в Бийскую земскую управу, а потом под этой же фамилией он находился в армии адмирала Колчака.

…

То, что он воевал, это несомненно, потому что он здесь свидетельствует, что летом 1919 года часть была переброшена на фронт в Оренбургскую губернию (Верхнеуральск, Оренбург, Актюбинск), то есть во всех этих местах он воевал. Это места, нам с вами памятные по страницам «Капитанской дочки», под Оренбургом как раз Гринёв с армией Пугачёва встречается и воюет. Вот в этих местах и Бианки участвовал в Гражданской войне.

…

В Красной армии Бианки никогда не служил.

…

В 1921 году он был арестован, недолго он провел в тюрьме, был выпущен, и по выходе из тюрьмы писал своему другу, тоже орнитологу, Гансу Христиану Иогансону в Германию: «…долго объяснять, что мне мешало кончить и отослать письмо. Скажу одно – за это время я посидел там, где всякому порядочному русскому человеку надлежит провести некоторую часть своей жизни». И другая цитата из этого же письма: «Всех моих друзей съела война и революция. А я был счастлив в друзьях и любил их крепко. Теперь ты один у меня».

Через год он узнал, что ему грозит новый арест, его предупредили доброжелатели, и не желая больше испытывать судьбу, он продал ружьё, единственную свою ценность, и на эти деньги купил билеты в Петроград. Уехал тайно с женой и грудной дочкой.

В декабре 1922 года он пишет тому же единственному своему другу Гансу Иогансену: «Я, кроме всего прочего, сильно болен такою же болезнью, от которой уже безвременно погиб наш общий знакомый В.В. Белянин…»

…

Всего за 14 лет писатель пережил 6 арестов.

…

По свидетельству его дочери, которая запомнила разговор отца с одной знакомой во время ссылки в Уральске, Бианки, по словам Елены Витальевны, сказал вот так: «Я не считаю свой отход капитуляцией. Я не сделал подлости, не предал ни живых, ни мертвых. Безымянные могилы друзей в лесу или в степи, близ дороги, разве я забуду их когда-нибудь?»

 

Передача 5. МАРШАК

 

Конечно, те его стихи, о которых мы будем говорить сегодня, в его собрание сочинений, академическое советское, не входили.

…

Екатеринодар был в 19 году, по сути, столицей Белого Юга, туда съехались многие известные люди, там жили в то время такие писатели как Аркадий Аверченко или Надежда Тэффи.

 

То есть в этом городе собрались многие люди, бежавшие из «красной» Москвы, из территорий, занятых уже большевиками, бежали туда, на свободный Белый Юг. И вот среди людей, которые пробрались через линию фронта с красной территории на белую, был и Самуил Яковлевич Маршак. И он там публиковался в газете «Утро Юга».

 

Все стихи, о которых мы сегодня будем говорить, опубликованы в газете «Утро Юга», газете «белого» Екатеринодара.

 

Мы его всё-таки включили в число людей, стоявших на стороне Белого Движения, т.к. в  эти годы, пусть и не с оружием в руках, как Виталий Бианки, Евгений Шварц или Валентин Катаев, но всё-таки он душой с белыми и писал для белой газеты.

Когда в Екатеринодар вошла Красная армия, в марте 1920 года, он был моментально арестован как автор этой газеты. Правда, недолго он сидел, две недели, и вышел вроде бы как без последствий, вроде бы одна женщина-комиссар выручила его.

…

Процитирую его стихотворение на нашу с вами, Марина Николаевна, любимую тему –  сохранение исторических названий. Потому что, конечно, для Маршака, как человека, очень ценящего культуру и культурное наследие русской литературы, была значима гибель исторических названий, которая началась в 1918 году.

Мы говорили с вами не раз, и вы с другими авторами говорили здесь о том, как к первой годовщине Октябрьского переворота 17 года сразу десятки исторических названий были убиты и заменены советскими. В их числе был и Невский проспект, который стал «Проспектом 25 октября».

И вот Маршак посвящает этому явлению стихотворение, которое называется «Гибель Невского проспекта».

Я бы уже на названии остановилась.

Ведь Невский проспект как бы вроде бы остался? Никто же не взрывает здания… всё стоит, дома стоят, можно тут жить, можно тут покупки делать…

Но стихотворение называется именно «Гибель Невского проспекта».

 

Полный буйного дерзанья

Все старинные названья

Отменяет большевик

Он стесняться не привык

 

Взмах пера – и сгинул Невский

Пушкин, Гоголь, Достоевский

Обессмертили его.

Впрочем, это ничего.

 

Пушкин был буржуй и щёголь,

Черносотенец был Гоголь,

Достоевский, говорят,

Был известный ретроград.

 

Так, отвергнув власть традиций,

Все названия в столице

Изменяет большевик,

Он стесняться не привык.

 

Имена планет над нами

Он заменит именами:

Ленин, Троцкий, Коллонтай…

Это будет, так и знай.

 

Полностью слушайте в 5 передачах.