Cовременная храмовая и светская архитектура Санкт-Петербурга. Беседа с председателем Архитектурной комиссии Санкт-Петербургской епархии, настоятелем храма Св.Екатерины в Академии художеств игуменом Александром (Федоровым).

Прот. А.Степанов: Здравствуйте, дорогие радиослушатели! У микрофона протоиерей Александр Степанов. Сегодня в программе «Экклесия» мы продолжаем встречи со священнослужителями нашей епархии, которые помимо своего основного пастырского послушания несут еще какие-то служения в нашей Церкви. Мы уже встречались с председателями ряда епархиальных отделов. Сегодня у нас в гостях председатель архитектурной комиссии Санкт-Петербургской епархии игумен Александр Федоров. Здравствуйте, отец Александр!

Игумен А.Федоров: Добрый день!

Прот. А.Степанов: О. Александр является настоятелем Императорского Петропавловского собора и храма святой великомученицы Екатерины в Академии Художеств. Должен сказать, что о. Александр не случайно оказался председателем архитектурной комиссии нашей епархии. Он является выпускником, а теперь уже и профессором Санкт-Петербургской Академии Художеств имени Репина, доцентом Санкт-Петербургской Духовной Академии, в которой он также руководит иконописной школой. Таким образом, у о. Александра много различных видов деятельности, но все они находятся в русле одного большого направления, связанного с его первым образованием, искусствоведческим. Сегодня мы поговорим о проблемах современного храмостроительства, о реставрации храмов, и коснемся общих градостроительных проблем нашего города. О. Александр, охарактеризуйте коротко то, что сейчас происходит в сфере современного храмостроительства. Если посмотреть в перспективе храмостроительства за всю христианскую эпоху, в каком месте этого огромного процесса мы сейчас находимся?

Игумен А.Федоров: Место очень сложное, потому что был большой перерыв, и многие вещи надо начинать заново или вспоминать хорошо забытое старое. Очень интересный процесс в развитии отечественной церковной архитектуры происходил на рубеже XIX–XX веков, когда были одновременно и некоторые ретроспективные тенденции, и в то же время интересные современные постройки. Потом произошел печальный перерыв, и только в эмиграции очень тоненькой струйкой продолжалась традиция архитектуры. В отличие от неправославного храмостроения на Западе, которое почти полностью порывало с традицией церковного зодчества прежних веков, православная традиция, наоборот, апеллировала к теме стилизации, и из-за этого каких-то новых достижений мы не видим. Зато сохранялась традиция, правда, очень скромно: есть в Европе, в США и других местах отдельные небольшие примеры того, как эта тоненькая струйка продолжает существовать. В конце XX века возникла возможность полноценно, полнокровно осуществить архитектурные замыслы в России. Тут и возникла проблема. Оказалось, что наши даже самые выдающиеся профессионалы от архитектуры в некотором замешательстве, потому что они не имеют опыта храмостроительства. Как же быть? Конечно, думать о том, чтобы в дальнейшем формировались новые кадры наших специалистов, но ведь надо строить и сегодня. Значит, надо пробовать, надо действовать методом проб и ошибок. Другое дело, что не всегда, может быть, все эти пробы надо осуществлять. Для этого и существует наша комиссия, которая может помочь сделать некоторый отбор. Иногда это сделать трудно, потому что здесь сталкивается очень много воль, идей, и все это в целом на фоне не самого высокого профессионализма. С другой стороны, сейчас уже можно говорить о некоторых профессионалах, которые привыкли работать в этой сфере и у которых получаются неплохие результаты. Но если суммировать в целом то, что сделано за последние 15 лет, ярких и интересных примеров, к сожалению, не много, хотя построено немало, и не только в России, но и на всей канонической территории РПЦ: в Белоруссии, на Украине и в других местах. Строятся отдельные интересные сооружения, но говорить, что есть общая положительная тенденция, пока еще рано. Если в изобразительном искусстве, например, в иконописи, мы можем не зависеть от внешних обстоятельств, то архитектура оказывается в очень тесной взаимосвязи с социальной ситуацией, а также с духовным, интеллектуальным, материальным уровнем – и заказчиков, и исполнителей, и внешнего мира, который как-то влияет на этот процесс. В чем-то ситуация сегодня похожа на ситуацию начала XX века, потому что есть возвращение к истокам. Хотя, если быть более точными, возвращение к истокам началось в России раньше, даже не только в 40-е годы XIX века, но были какие-то, правда, очень робкие, тенденции уже в конце XVIII века. В начале XX века эта тенденция дала творчески очень интересные результаты. То, что происходит сегодня, это невольная апелляция к той же стилистической тенденции, которая была в начале XX века, где главным стилевым направлением являлся так называемый нео-русский стиль, хотя бывают обращения к более раннему тоновскому русско-византийскому стилю и другие тенденции. Хотя, на мой взгляд, каждый век, каждая эпоха даже при верности традиции (а эта верность должна быть в церковном зодчестве) дает какой-то свой почерк. Наше время этот почерк еще не выработало. Хочется надеяться, что мы счастливые люди, потому что находимся в преддверии чего-то большего. А если говорить о частностях, то, конечно, бывают технические проблемы. Когда проектируется храм, то нужно понимать, какого размера должен быть алтарь, какого размера подсобные помещения, какое соотношение всех этих площадей между собой. Заказчик, в лице прихода или какого-то жертвователя, не всегда является достаточно компетентным профессионально, чтобы четко сформулировать задачу. Здесь архитектор должен был бы выступить некоторым корректором, но он тоже не всегда оказывается на высоте. Поэтому нужна наша комиссия, которая все это соединит, и тогда, может быть, получится какой-то результат. Часто архитекторы, которые впервые приступали к этой работе, воспринимали церковное зодчество, как что-то литературное, видимое, пережитое, и потом заново воплощаемое в образах. А правильно нужно было бы не литературно, а функционально пережить. Нужно понять, для чего существует храм, что это, прежде всего, литургическое пространство, место, где совершается Божественная Литургия и другие службы, причем совершаться они должны и благолепно и удобно для всех: и для совершающих службу, и для молящихся. Этот функциональный момент может раскрыться в творчестве только того архитектора, который сам является человеком глубоко церковным, с одной стороны, и очень талантливым, с другой стороны. Огромную помощь всем, кто занимается церковным зодчеством, оказали московские архитекторы Кеслер и Оболенский, которые создали то, что раньше называлось СНИП (строительные нормы и правила), некую нормативную литературу, которая не только имеет гриф Госстроя, но и благословение Святейшего Патриарха. Этот текст, где даются некоторые нормативы, является хорошим подспорьем для архитекторов и заказчиков, которые строят храмы. Но, конечно, невозможно всегда только схемой пользоваться. Например, некоторые площади, которые там даны, даются иногда не по усредненной шкале, а по минимуму, для того, чтобы можно было согласовать в светских инстанциях данное сооружение. Это не значит, что если обозначена глубина алтаря, ее нельзя сделать больше, ее и лучше сделать больше, но это те минимально возможные размеры, которые все-таки допустимы.

Прот. А.Степанов: Действительно, я тоже наблюдал, что при строительстве храмов часто обращают больше внимания на экстерьер, то есть на то, как он выглядит снаружи. И снаружи улавливается общий облик, привычный, знакомый для глаз: либо шатровое что-то, либо пятиглавие с луковками, а когда входишь внутрь, то видишь какую-то несообразность: плохо сочетаются углы, что-то выпирает, неудобно стоять, так как что-то закрывает видимость Царских врат. Как Вам кажется, для изменения этой ситуации лучше целенаправленно готовить какую-то группу архитекторов в Петербурге, которая специализировалась бы на этом и уже, так сказать, набила бы руку и хорошо представляла себе все нормы и реальности жизни храма, состояла бы из церковных архитекторов, или консультировать разных архитекторов, чтобы было больше разнообразия?

Игумен А.Федоров: Мне кажется, надо развивать оба направления, тем более, что дореволюционный опыт был таким же. С середины XIX века сложился Институт архитекторов духовного ведомства и, в частности, епархиальных архитекторов. Но параллельно церковные заказы получали и другие, довольно известные зодчие, которые строили интересные вещи. Наверно, сейчас тоже нужно идти по этому пути. Трудно сразу создать Институт епархиального архитектора, как это было в XIX веке, но, по крайней мере, надо готовить кадры, которые тесно сотрудничали бы с епархией, с приходами и монастырями. И хорошо было бы создать мастерские, которые специализировались бы преимущественно на церковном строительстве. Но в целом церковные и светские архитектурные организации, которые могут заниматься воспроизводством кадров, должны были бы сотрудничать, и тогда может получиться что-то интересное. К примеру, прекрасно при монастырях развивается церковное шитье, прекрасно при духовных школах создаются иконописные отделения, прекрасно в хороших светских ВУЗах, таких, как Академия Художеств, учат реставрации и монументальной живописи. С другой стороны, в той же Академии Художеств нужно, чтобы было что-то церковное, чтобы этот профессиональный успех был чем-то подкреплен. У нас такая связь есть. В Академии Художеств есть храм, и есть студенты, которые церковно ориентированы. Как правило, если человек не хочет практически подходить к Церкви, у него и результаты будут не очень интересными. Архитектура является той сферой, в которой сегодня мы еще не можем заниматься профессионально в педагогическом плане в чисто церковных организациях. У нас недостаточно базы для этого. Тихоновский институт пытается что-то сделать, у них есть факультет церковных художеств, где архитектурная часть тоже преподается, но мне кажется, что все-таки в светском ВУЗе больше полноты обучения.

Прот. А.Степанов: Да, здесь очень много специфики, нужно много разных преподавателей…

Игумен А.Федоров: Хотя там интересные люди работают, и, может быть, у кого-то получится, но так, чтобы это было массово, у меня пока сомнения. Думаю, что лучше идти по пути сотрудничества…

Прот. А.Степанов: Воцерковлять светских архитекторов или студентов…

Игумен А.Федоров: Пока, к сожалению, у нас не так часто даются на архитектурном факультете церковные задания, просто в силу того, что опыт преподавательских кадров в этом плане не столь велик, а они хотели бы ответственно подойти к своей работе.

Прот. А.Степанов: А какие-то студенческие работы воплощаются? Были такие случаи?

Игумен А.Федоров: По крайней мере, мы хотели так сделать в некоторых ситуациях. Например, прекрасный дипломный проект храма для Мурманской епархии сделал наш выпускник и бывший алтарник нашего храма Андрей Парфенов, но, к сожалению, не получилось его осуществить. С другой стороны, недавние наши выпускники сегодня делают замечательные вещи. Я могу привести пример храма на станции Александровская (если ехать в сторону г. Сестрорецка), который великолепно сделан. Там три молодых выпускника архитектурного факультета: Уралов-младший (Уралов-старший – бывший главный художник города), Головин и Шредер – сделали замечательный храм.

Прот. А.Степанов: Известные фамилии, особенно последняя. Имеет отношение к этой семье?

Игумен А.Федоров: Да, он имеет к этой семье отношение. И там же поработали наши художники. Я не буду сейчас всех перечислять, чтобы никого не забыть и не обидеть. Мне кажется, это один из последних успехов.

Прот. А.Степанов: Если мы начали говорить об успешных проектах, какие из них вы могли бы назвать в нашей епархии и за ее пределами?

Игумен А.Федоров: Мне бы хотелось приводить примеры, на мой взгляд, почти безупречные. Начнем с очень скромного проекта: маленький-маленький храмик, построенный около станции Предпортовая, архитектор Копков Михаил Павлович.

Прот. А.Степанов: Никольский храм.

Игумен А.Федоров: Никольский храм. Была предельно неудобная ситуация, буквально пятачок земли, не развернуться, рядом пути, и в то же время из почти ничего получился очень симпатичный маленький-маленький храм. Вообще, это такое правило: чем более жесткие условия для архитектора, тем больше он мобилизуется, и у него получается что-то интересное. А если все ровно и чистое поле, и ты не знаешь, что делать, все вяло выходит. Мне интересно в этом храме то, что в нем есть преодоление трудностей, а, во-вторых, это современный храм. Там совершенно ясно видно, что это храм конца XX века, а не какого-то другого времени. Нет прямой стилизации под другое время, хотя есть ассоциации с чем-то, в том числе и луковичные главки, которые не всегда бывают красиво прорисованы, здесь они тоже есть, но они достаточно тактично существуют. Если войти внутрь, то там почти вообще не развернуться, но при этом сделано алтарное пространство и иконостас так, что все по минимуму можно сделать. Мне кажется, это гениально решенная задача. Есть еще один похожий пример: Казанский храм у Красненького кладбища. Тоже предельно неудобная ситуация по территории, и максимум сделано из этой неудобной ситуации. И тоже очень современный храм. Архитектор Харитоненко делал этот храм, насколько я знаю, в память о своем погибшем сыне. Он с таким вдохновением это сделал, что у него все получилось очень интересно. И тут другой эффект: когда входишь в этот храм, удивляешься тому, что там большое, целостное пространство, и все удобно, притом, что площадь минимальная, и храм вытянут не по оси восток-запад, а по поперечной оси. Рядом находится огромный виадук, храм почти скрыт, при этом сделаны нормальные современные железобетонные конструкции, которые никак не идут вразрез с традиционностью самой идеи этого храма. Еще могу привести в пример храм, который сейчас строится на углу Гражданского проспекта и Муринского ручья. Это будет Сретенский храм, приход возглавляет отец Георгий Поляков. Автор проекта Геннадий Челбогашев, тоже выпускник Академии Художеств, талантливый молодой архитектор. Он интересно сделал храм, потому что с точки зрения стилистики это не совсем то, что обычно бывает. Это то, что можно было бы назвать нео-византийский храм. Среди современных греческих храмов такая стилистика чаще встречается, а у нас очень редко. При этом очень интересно и конструктивное, и пространственное решение. Это храм-тетраконх, то есть он на 4 стороны обращен апсидами, одна из которых алтарная, при этом они сделаны не как своды, потому что сейчас сводостроение не в чести у наших мастеров-каменщиков, а там сделаны металлические конструкции с деревянной обшивкой. Довольно, может быть, странное на первый взгляд, но оригинальное решение, которое дает возможность сделать нормальное покрытие и даже в будущем сделать живопись с внутренней стороны, если будет такая необходимость. Так что это вполне допустимое решение. При этом храм в основном кирпичный, компактный, очень целостный, очень хорошо градостроительно расположен на этой живописной территории у ручья, и неказистая советская застройка никак здесь не мешает, а, наоборот, этот храм украшает ее. И то, что он стоит с отступом, дает ему возможность быть не гигантским, а именно тех размеров, каких он есть. Мне кажется, это очень удачная вещь. Еще могу привести в пример творчество нашего архитектора Богдановича Бориса Петровича, который много сделал храмов. Причем он идет по пути принципиально современных решений, хотя все это узнаваемо как храмы, и функционально это все очень четко и продумано. Один из его успешных проектов, который сейчас, я надеюсь, близок к завершению, это храм Державной иконы Божией Матери у больничного комплекса между проспектом Луначарского и Северным проспектом, его строит отец Сергий Филимонов. Храм вписывается в ансамбль этого больничного комплекса, он хорошо отражает тенденции современной архитектуры, и в тоже время архитектуры, традиционной для русского храмостроения. Все в меру сделано, весьма хорошо и интересно. А если говорить о примерах других городов, то лично мне очень нравится маленький скромный Георгиевский храм, который сделан на Поклонной горе в Москве, архитектор Полянский. Это очень удачный пример, так как этот храм и современный, и традиционный. Это церковное сооружение, которое и функционально, и образно вполне уместно.

Прот. А.Степанов: Сейчас потребность в храмах в нашем городе и в других крупных городах возникает, прежде всего, в новых районах, в новостройках. И здесь возникает целый ряд проблем, связанных с тем, что если в древнем городе храм был самой высокой постройкой, доминантой района, квартала, то в современных новых районах храм волей-неволей оказывается подчиненным по масштабу этим огромным двадцатиэтажным жилым постройкам. Как Вам кажется, какая архитектурная стилистика может помочь храму не потеряться и не быть задавленным?

Игумен А.Федоров: Я думаю, что здесь скорее не в стилистике дело, а в градостроительном решении. В частности, когда пытаются в такой застройке поставить деревянный храм, то это выглядит очень странно, хотя в ландшафте он был бы прекрасен. Но на фоне этих домов он, к сожалению, воспринимается, как такой маленький детский городок. Это, как мне кажется, недостойно, нужно все-таки храм делать более величественным. Поэтому, конечно, он должен быть сделан из хорошего материала, камня или кирпича, а не из дерева. Стилистика может быть разной, нужно почувствовать место, где он стоит, и почувствовать его масштаб. Он может быть и стоящим на фоне какого-то здания, но достаточно убедительно и, наверно, все-таки с некоторым отступом, чтобы не было вокруг него суеты. В новых районах есть некоторые рекреационные зоны, которые можно было бы использовать для размещения там храмов.

Прот. А.Степанов: А вообще при планировке не учитывается сразу, где бы мог встать храм?

Игумен А.Федоров: Мы пытались в 90-годы договориться с Комитетом по градостроительству и архитектуре о том, чтобы такая схема была разработана, но в целом ситуация так сложилась, что это оказалось невозможно. Было бы правильно, чтобы такая схема была, тогда можно было бы все сделать сразу, и не надо потом приспосабливаться.

Прот. А.Степанов: Отец Александр, может быть, теперь коротко коснемся вопросов восстановления и реставрации храмов. Возможны, как я представляю, два пути восстановления и реставрации: один – это попытка буквального повторения и полного восстановления того, что было и в архитектуре, и в малых, так сказать, формах храма, другой – сделать что-то новое. Здесь я бы мог привести два примера: Ваш храм в Академии Художеств, где малые архитектурные формы, иконостас, киот придуманы практически заново, и добавлена другая живопись, и, например, Чесменский храм Иоанна Предтечи, где в романтическую постройку вписан точно такой, как был когда-то, нео-готический иконостас с иконами в стиле рококо. Что Вам кажется предпочтительнее?

Игумен А.Федоров: Если отвлечься от всяких трудностей сегодняшнего дня, то можно было бы сказать просто, что возможны оба этих пути, и нужно смотреть по ситуации. Если сохранилось достаточно материала для полного восстановления, наверно, корректнее было бы восстановить. Если этого материала нет, то, наоборот, некорректно было бы выдумывать, а нужно идти на компромисс современного решения со старым интерьером. Но кроме этого общего решения есть некоторая злободневность, которая связана с тем, что мы существуем в определенных законодательных условиях практики взаимоотношения с государственными органами охраны памятников, и в этом есть как положительные, так и отрицательные стороны. Мы часто оказываемся в жестком положении, и не всегда можем делать то, что хотелось бы. Для того, чтобы восстановить, нужны средства. Государственные средства, которые мы можем получить, могут быть выделены только на восстановление того, что было, или того, что очень похоже на то, что было. А на что-то новое и мало похожее на прежнее мы не можем получить государственных средств. Кроме того, есть профессиональная этика, мы не должны разрушать целостность интерьера, целостность внешнего облика храма. Поэтому часто нужно идти по пути восстановления. Если в советское время органы охраны памятников выполняли великолепную функцию, фактически защищая их от поругания атеистической властью, то в новое время, к сожалению, есть разные тенденции, и не только положительные. Например, одна черта, характеризующая объективную реальность этой ситуации в нашем городе, состоит в том, что каждый раз мы вынуждены заключать очень некорректные по форме охранные обязательства, которые ставят нас в довольно жесткое положение. Мы обязаны исполнять требования охранных органов даже в том случае, если нам не дается государственных средств на конкретную работу. А если средства все-таки даются, то тоже возникают сложные ситуации, так как для того, чтобы эти деньги получить и освоить, нужно пройти много трудностей, описание которых не втиснуть в нашу передачу. Хотя тут же хочу отметить, что есть много замечательных людей, подвижников, тех, которые относятся к нам порядочно и очень по-доброму, и им низкий поклон. Но это не значит, что в системе в целом нет изъяна. Поэтому решать, восстанавливать ли в прежнем виде или идти не по пути чистой реставрации, а по пути организации нового интерьера, но тактично в рамках старого храма, нужно в каждой ситуации особо, и никакого общего рецепта здесь нет.

Прот. А.Степанов: Спасибо, отец Александр. Теперь мне бы хотелось коснуться общих архитектурных проблем нашего города, который, конечно, есть уникальное архитектурное явление в мировой культуре. Мы видим, что сейчас многое меняется. Появляются какие-то высотные здания, которые видны с тех мест, где раньше мы их не видели. Или, например, я каждое утро проезжаю по Исаакиевской площади, красивое место, его все любят: Мариинский дворец, Исаакиевский собор, памятник Николаю I, и вот из-за памятника Николаю I вылезает очень некрасивая крыша… И таких примеров можно привести довольно много. Как Вам кажется, что происходит? Действительно ли город должен так резко менять свой облик? Конечно, перемены были и раньше. Появлялись на Невском проспекте в начале XX века такие, казавшиеся в то время дикими, строения, как Дом Зингера, Елисеевский магазин. Потом привыкли, и они даже внесли какое-то разнообразие в однотипную классическую застройку. Как Вы думаете, сейчас происходит какой-то неизбежный естественный процесс, потом все привыкнем, и будет все в порядке, или это что-то менее приемлемое?

Игумен А.Федоров: Я думаю, тот процесс, который сейчас происходит, как это ни печально звучит, есть результат варваризации нашего современного общества. В этом смысле это процесс естественный, но грустный. Если же попытаться выразить надежду на то, каким должен быть город, то с этой точки зрения это процесс совершенно не естественный, и мне кажется, что за всю свою историю город никогда в таких условиях не был. И нельзя сравнивать то, что происходит сегодня, ни с Домом Зингера, ни с Эйфелевой башней в Париже, потому что они, хотя стилистически и были неожиданными, но они не были безграмотными градостроительно, а были построены в определенном пространственном соотношении с окружающей средой. То, что происходит сегодня, это часто полная профессиональная безграмотность, и это грустно.

Прот. А.Степанов: Интересно, что делают-то профессионалы, академики Академии Художеств…

Игумен А.Федоров: Думаю, что здесь дело не только в профессионалах, а во всей сумме векторов, которые складываются. Это состояние общества, а архитектура всегда является индикатором состояния общества. Как ты не пытайся сделать что-то другое, состояние общества обязательно покажет себя в архитектуре. Это бывает иногда красиво, иногда некрасиво, но всегда показательно. Как, например, жесткие авторитарные и тоталитарные режимы отражаются в похожих формах: возьмем сталинский ампир или гитлеровскую Германию.

Прот. А.Степанов: Да, и тоже всегда ориентация на какие-то имперские образцы, например, на вавилонские. Есть такой квартал, который прямо-таки весь построен в каком-то вавилоно-ассирийском стиле.

Игумен А.Федоров: Можно говорить также об американских небоскребах, которые появились еще в XIX веке в связи с новым менталитетом, который развивался тогда за океаном. Но если вернуться к нашему городу, то надо сказать следующее. В прежние добрые времена был такой регламент, который не позволял строить в центре города ничего выше карниза Зимнего дворца, за исключением церковных построек. В целом, церковные постройки были вертикалями, а гражданские постройки были горизонталями. Так как мне пришлось заниматься архитектурой древнерусского города, то при сравнении архитектуры и градостроительных принципов древнерусского города и Петербурга оказалось, что в Петербурге очень много принципов, которые взяты не только из западного градостроительства, как это на первый взгляд кажется, и как часто нас учат, но есть очень много вещей, которые наследуют хорошие древнерусские православные традиции, имеющие еще даже византийские корни. И несмотря на то, что в городе не усадебная, а фронтальная застройка, а это, может быть, единственное, что существенно отличает город синодального времени от допетровского города, все-таки здесь есть большие пространства, очень интересный ритм, который это пространство в себя включает, и, конечно, вертикали церквей, которые образуют скелет. А дальше нанизывается фоновая постройка: жилая, общественная, в прежних городах оборонительная, у нас в какой-то степени тоже, потому что не на периферии города, как на Западе, а в центре города стоит крепость, как древние кремли. В Петербурге есть много такого, что хотелось бы сохранить, и очень важна сама среда. Новое храмостроительство должно быть достойным в этих трудных современных условиях, но ведь для этого важно, чтобы и среда, в которую это будет включаться, была достойной. Мне очень больно и тяжело об этом говорить. Несколько поколений моих предков занимались организацией архитектурного пространства и благоукрашения этого пространства в нашем городе. Сегодня многое из того, что тогда было сделано, просто попрано. Могу привести такие примеры. В послевоенное время город развивался в сторону моря. Хотя Петр и вывел город к морю, но он не довел до конца эту идею, градостроительно город в основном был сосредоточен вокруг акватории Невы у Петропавловской крепости. Идея выхода к морю принадлежит более позднему времени, и она очень интересна. Мой дед, будучи главным архитектором в военное и послевоенное время, понял, что нужно развивать город не на юг, как было до этого, а в сторону моря. К сожалению, эта идея, которая прекрасно развивалась еще в 70-е годы, сейчас будет уничтожена строительством той части кольцевой дороги, которая идет непосредственно по набережной, намывом новой территории. На мой взгляд, эта ветка кольцевой дороги не очень нужна, и можно было бы обойтись без нее, или делать тогда по-другому, потому что в таком виде получается кощунство. Что касается той акватории Невы, которая находится в центре города, то она уникальна тем, что это как бы площадь, но только водная площадь. Бывает, что город при озере или при реке, или при море, но здесь уникальность в том, что не площадь, не здание, не улица, а именно акватория реки стала центром города, вокруг которого сформировались основные постройки: и главное церковное здание первоначального Петербурга Петропавловский собор, и Биржа, и Зимний Дворец. Все это формирует центральную часть города, и как бережно надо было бы к ней относиться. И вот мы смотрим сейчас в сторону гостиницы Санкт-Петербург – далеко, казалось бы, но все это просматривается с Васильевского острова, с Адмиралтейской стороны, и в этом месте возник совершенно жуткий конгломерат зданий. Если гостиница «Ленинград» в свое время была урезана, она должна была быть выше, но ее, слава Богу, сделали такой, к какой мы привыкли, и она уже не режет нам глаз, то здания, построенные за ней – это просто уродство, которому трудно найти аналоги. Когда туда подходишь, то непонятно, в Петербурге ты находишься или в каком-то другом месте. Есть еще вторичные вещи, но они тоже важны. На мой взгляд, очень некорректно и нетактично в летнее время был сделан фонтан, который совершенно мешает воспринимать гладь Невы и видеть панораму невских берегов, все разрушает. Он прекрасно смотрелся бы в заливе на некотором расстоянии от берега или в каком-то провинциальном городе, где нет никаких достопримечательностей, все бы туда ездили смотреть на этот фонтан. Огромное количество средств затрачено, а город только пострадал визуально от этого фонтана. Затем нужно сказать о том, что даже подсветка в городе сделана не всегда корректно. Если прекрасно подсвечен Исаакиевский собор, Казанский собор, Биржа, то Петропавловский собор подсвечен совершенно безграмотно. Там сделана очень хорошая внешняя подсветка, но ее разрушает подсветка внутренняя, которая превращает все это в какой-то негатив, фотоснимок, и это не соответствует облику: когда внутри темные окна и снаружи подсвечено здание колокольни – ощущение таинственности, а когда изнутри свет, то кажется, что там бал какой- то происходит, при этом форма разрушена и не воспринимается.

Прот. А.Степанов: Это похоже на такие подсвечнички, куда внутрь ставят свечку.

Игумен А.Федоров: Совершенно верно. Можно было бы говорить и о зданиях в других местах, которые в большей или меньшей степени портят облик города, но меня больше страшит то, что выходит на акваторию Невы, потому что это, конечно, болезненно для Петербурга. Поэтому мне кажется, что всякое строительство, которое превышает пускай не дореволюционный регламент, но хотя бы тот регламент, который сегодня заложен в Генеральном плане, не должно осуществляться. Например, здания у гостиницы «Санкт-Петербург» должны были бы быть ниже по регламенту, потому что Выборгская сторона в этом месте зданием Военно-Медицинской Академии всегда представляла подчеркнутую горизонталь и ничем другим она не выделялась, и это было принципиально, а сейчас этого уже нет. И конечно, новые доминанты, которые предполагают сделать в городе, если их хочется сделать очень большими, то они должны быть дальше, к примеру, в районе Рыбацкого, это вполне допустимое место. А если ближе, то нужно быть очень корректными и аккуратными и, кроме того, смотреть, какая территория находится под ногами, где можно строить, а где нельзя. К сожалению, со средой проблемы. У нас есть градообразующие соборы такие, как Петропавловский, Исаакиевский, Смольный, Кронштадтский, Сампсониевский, Спас на Крови, которые являются либо храмами-музеями, либо имеют особый статус гражданского собора. Слава Богу, по доброму отношению дирекции Исаакиевского собора, в двух храмах, которые ему подчинены – в самом Исаакиевском и в Самсониевском – проводятся богослужения. В большинстве же названных храмов остается проблемным даже факт постоянных служб. Мне кажется, что это содержательная сторона, потому что храмы, которые своим внешним видом «держат» город, по своему внутреннему содержанию сегодня не соответствуют этому своему внешнему виду. Храм может быть музеем, но это никак не должно мешать проведению богослужений. Мы прекрасно знаем западноевропейские примеры, когда в больших соборах одновременно могут проводиться и экскурсии, и богослужения. Они могут быть разнесены во времени, иногда могут быть совмещены, но только это должно быть корректно. Такой опыт есть, была бы добрая воля. К сожалению, опять-таки сумма векторов, которая существует в нашем мире, сегодня такова, что мы не можем в течение многих лет добиться того, чтобы здесь была какая-то ясность. В частности, мне приходится заниматься вопросами Петропавловского собора, переписка уже обширнейшая между епархией и разными инстанциями, но, к сожалению, пока окончательного положительного результата мы не видим. Хотелось бы вновь и вновь об этом говорить, потому что это сердце города, и визуально это понятно, несмотря на плохую подсветку. И если бы там были службы, то это было бы адекватно тому назначению, которое имеет этот храм как императорская усыпальница, как первый кафедральный собор и просто как градостроительно значимая точка в центре города.

Прот. А.Степанов: Отец Александр, в завершение я бы хотел сказать: я уверен, что большинство наших слушателей думают созвучно с тем, что Вы сейчас сказали о городской ситуации. Скажите, пожалуйста, есть ли какие-то общественные инстанции в нашем городе, которые могли бы как-то повлиять на градостроительный процесс? Что могли бы сделать простые люди, написать какое-то письмо с просьбой, с возмущением или еще с чем-то, можно ли куда-то писать, и если да, то куда?

Игумен А.Федоров: Есть один простой и вечный принцип: вода камень точит. Нужно говорить. Очень многие проблемы нашего времени иначе бы решались, если люди были бы информированы об этом, если люди выражали бы свое мнение, если бы оно было озвучено. В данном случае нужно использовать все каналы для изъявления воли народа, корректно, без революционных действий. Все-таки в Петербурге живет достаточное количество людей, воспитанных этим городом, которые понимают, что хорошо, а что плохо. Что касается профессиональных микросред, то есть союз архитекторов, который, например, в обсуждении последнего проекта, связанного с небоскребом, просто отказался участвовать, но об этом громко даже нигде и не слышно, к сожалению.

Прот. А.Степанов: Архитекторы просто не участвовали в этом конкурсе, насколько я знаю?

Игумен А.Федоров: Не участвовали в конкурсе. Участвовали заграничные архитекторы, но трое из архитекторов современности высказались однозначно против того, чтобы ставить на этом месте небоскреб. Тем не менее, пока процесс идет так, что мы не можем даже представить, как он мог бы остановиться, потому что сегодня все решают деньги, к сожалению.

Прот. А.Степанов: Я только что был в Германии, и даже там, в газете «Die Deutsche Zeitung» вышла большая статья с изображением небоскреба под названием «Русская смерть». В ней как раз говорится о том, что Петербург, прекрасно известный всему миру как город Пушкина, Достоевского, Гоголя, перестает существовать, что мировая культура теряет на наших глазах это уникальное явление. Действительно, та варваризация, о которой Вы говорите, видна не только нам, живущим в этом городе, но и людям, живущим далеко отсюда, но, тем не менее, очень озабоченным тем, что с нашим городом происходит.

Игумен А.Федоров: Знаете, у нас есть такая любовь к тому, что скажут из-за рубежа. Мне кажется, что если бы ЮНЕСКО, например, высказалась по этому поводу однозначно и четко, это было бы существенно. Но, с другой стороны, мы можем вспомнить, как в Косово разрушались храмы, и ЮНЕСКО молчала, притом, что там многие храмы стояли на охране ЮНЕСКО. Но они ничего не делали, потому что в этом был заинтересован Запад в целом. Но я не думаю, что Запад в целом заинтересован в том, чтобы был построен какой-то небоскреб на том месте, где было очень интересное шведское поселение, крепость, а до этого было еще и русское поселение. Там можно было бы проводить археологические раскопки. В дальнейшем на этом месте могла бы возникнуть какая-то доминанта, но небольшая, которая была бы соизмерима с окружающей застройкой. Во-первых, должен быть смысл этих доминант. В старое время это были все-таки церковные доминанты. Между прочим, была не построена Растреллиевская колокольня, комплексы Смольного монастыря. А есть вещи явно грубые, которые не должны присутствовать в Петербурге.

Прот. А.Степанов: Все-таки, отец Александр, Вы так и не смогли ответить на вопрос: куда можно обращаться, к кому?

Игумен А.Федоров: Надо писать письма во все инстанции, президенту, губернатору. Те, кто имеет доступ к средствам массовой информации, могут опубликовать статьи и рассказывать и говорить свое мнение на эту тему.

Прот. А.Степанов: Общественная дискуссия какая-то вялая на этот счет…

Игумен А.Федоров: А Вы знаете почему? Потому что это настолько причудливо, что большинство людей просто даже не поверили, что это реально. А сейчас стало очевидно, что это реально, и немножко люди зашевелились.

Прот. А.Степанов: Решение, как Вам кажется, уже принято, или оно еще в стадии принятия и можно повлиять?

Игумен А.Федоров: Дело ведь не в том, какой конкретно проект будет, хотя это тоже важно, если уж строить, то лучше наименее броский. А если говорить о самом принципе, то мне кажется, что маховик раскрутился очень сильно и остановить его трудно. Возможно, надо обращаться еще в Газпром, ничего не требовать, а просить и объяснять людям, которые хотят, может быть, сделать доброе дело, но не понимают, как это сделать в Петербурге. Надо объяснять, что для Петербурга будет добрым то-то и то-то. Я думаю, что, чем больше таких писем было бы, тем больше был бы шанс как-то откорректировать ситуацию.

Прот. А.Степанов: То есть такое здание могло бы быть, но либо отнесено намного дальше, либо здесь, но тогда другого масштаба.

Игумен А.Федоров: Если строить на этом месте, то сначала нужно провести археологическое изучение территории, а потом – да, другого масштаба, даже если доминанта, то меньшая. Там мог бы быть и Газпромовский центр очень интересный. Еще надо сказать следующее: к сожалению, у нас этот градостроительный хаос привел к тому, что сейчас почти никто не занимается транспортными схемами, поэтому мы все страдаем от пробок. А в том месте, где будет строиться этот центр, очень напряженная транспортная ситуация, и если мы представим, что там этот центр будет построен, то независимо от того, будет это небоскреб или невысокое сооружение, мера этой напряженности будет многократно увеличена, и для города это будет очень тяжело. Вот об этом, по-моему, вообще никто не подумал при замысле строить центр в этом месте. Там метро нет, в основном все будут приезжать на машинах. Конечно, стоянку обеспечить можно, но сам поток транспорта к этому месту перекроет горло городу для нормального обеспечения транспортом.

Прот. А.Степанов: Наше время подошло к концу. Я благодарю игумена Александра Федорова за то, что он сегодня пришел к нам. Мы всегда Вас, отец Александр, рады видеть на нашем радио, и были бы очень рады также, если бы Вы нашли возможность вот в такой форме радиобеседы немножко больше рассказать о церковном искусстве, в котором Вы так прекрасно разбираетесь. И конечно, хотелось бы выразить надежду, что и храмостроительство в нашем городе и общая архитектурная ситуация будет развиваться достойно того города, в котором мы все живем и в котором вещает наше радио. Я напоминаю, что мы беседовали с игуменом Александром Федоровым, настоятелем Императорского Петропавловского собора и храма святой великомученицы Екатерины в Академии Художеств. На этом мы заканчиваем нашу программу, которую вел, как обычно, протоиерей Александр Степанов. Всего вам доброго.

Игумен А.Федоров: Спасибо.