«Да, вы – святые, но мы – не остановимся»

Программа Александра Мраморнова

«Великий Собор»

Гость: Андрей Вадимович Кумаков

Тема: революция и большевики в Саратовской губернии

Эфир 26 июля 2017 г., 10:30

АУДИО

 

Александр Мраморнов:

Сегодня в программе «Великий Собор» мы беседуем с саратовским историком и мыслителем Андреем Кумаковым.

 

Андрей Кумаков:

Не очень согласен со словом «мыслитель», хотя, конечно, я думаю. Последние 5 лет  непрерывно сижу с документами, касающимися событий в Саратове 1917-1918 гг. Чем больше я читаю, тем больше начинаю понимать, что там происходило. Первым результатом моих исследований стала книга «Пролетарская революция, которой мы не знаем». Саратовский регион был специфичен, он был очень левым. Моя книга – это сборник документов, я предоставляю читателю делать самому выводы.

 

 

Александр Мраморнов:

В то время Саратов – третий город по численности населения после Петрограда и Москвы. Он левее даже Петрограда, где произошла революция?

 

Андрей Кумаков:

Да. Мы первые разогнали Думу городскую, мы первые закрыли газеты не только буржуазные, но и оппозиционные. В Петербурге они выходили до лета 1918 года, и даже буржуазные газеты, правда, там была цензура – в газетах выходили белые полосы. У нас буржуазные газеты были закрыты в ноябре, газеты эсеровские и меньшевистские были закрыты в декабре.

 

Александр Мраморнов:

А в чем причина такого радикализма, ведь губерния аграрная, она в меньшей степени промышленная.

 

Андрей Кумаков:

Ход мысли правильный, здесь слишком мало было пролетариата, который уверенно шел бы за большевиками. Аграрии не шли за большевиками, они шли за эсерами. Радикализм и возник с тем, чтобы иметь максимальное влияние на тот малочисленный пролетариат, на то малочисленное бедное крестьянство, которое должно было их поддерживать. Были инициативные местные большевики, они не получали конкретных указаний из центра, они сами решали, как действовать, ведь известно, что марксизм не догма, а руководство к действию. Саратовский исполком не поддержал подписание Брестского договора

 

Александр Мраморнов:

Собор Русской Церкви тоже критично смотрел на такое быстрое заключение мира…

 

Андрей Кумаков:

Это только параллель. К религии и религиозным деятелям наши большевики относились так же, как и все.

 

Александр Мраморнов:

Например, у Ленина не удалось найти ни одного высказывания о Соборе 1917-1918 гг. В церковной жизни это важнейшее событие, а он его вообще не заметил. А для его саратовских соратников что значил Собор?

 

Андрей Кумаков:

Собор – не знаю. А вот о священниках саратовские большевистские газеты высказывались так: мразь рода человеческого, клопы, пьющие кровь…

Когда в Саратове узнали о подписании Декрета об отделении Церкви от государства – мощнейший церковный сход. Это первое массовое выступление граждан Саратова против Советской власти. И они это понимали. Чтобы не повторилось, на следующий день побывали у представителей церковного руководства, у священнослужителей на домах были обыски, их самих, когда они собирались обсудить этот Декрет, арестовали на некоторое время. Власть продемонстрировала: да, вы – святые, но мы – не остановимся.

 

Александр Мраморнов:

Большевики испугались?

 

Андрей Кумаков:

Не думаю, что испугались. Но: еще нет ЧК, еще нет Красной армии.

Большевики не имели популярности в это время, потому что первые их действия касались собственности. А что такое собственность? Да 80 % населения имело собственность!

 

Александр Мраморнов:

Собор в Москве фактически прекратил действовать, потому что его счета были заблокированы. У всех, кто не поддерживал революцию, счета блокировались, всё национализировалось потихоньку. Что происходило в этой сфере в Саратове?

 

Андрей Кумаков:

В Саратове, как ни странно, это произошло только в сентябре 1918 года. Почему-то саратовские большевики взялись за имущество Церкви только осенью. Была создана комиссия по отделению Церкви от государства. Суд против саратовского духовенства, о котором Вы писали в своей книге, и тут же комиссия начинает описывать имущество Церкви. В особняке Шерстобитова на сегодняшней улице Сакко и Ванцетти был организован склад, куда нужно было привозить ценности, принадлежащие Церкви. Счета арестованы. Свечной завод отнят, каждую свечку велено было переписать, даже вязанку дров, лежащую у архиерея во дворе – и ту арестовали. То есть запас дров был конфискован.

 

Александр Мраморнов:

А куда свечной завод уходит?

 

Андрей Кумаков:

Он становится государственным. Так что два варианта его судьбы – либо разорение и исчезновение, либо существование какое-то время. Я в новой книге обязательно приведу цитаты о том, что все предприятия, когда они были национализированы, стали убыточными, погрязли в грязи и отсутствии дисциплины.

 

Александр Мраморнов:

Новая власть не умела управлять?

 

Андрей Кумаков:

Конечно. Когда предприятия переходили в руки фабрично-заводских комитетов, первое, что происходит – они бегут в бюджет: дайте денег! Не платить налоги с прибыли (которой уже нет), а просить денег. Конечно, это была беда.