«Пастырский час»
Программу ведет протоиерей Александр Рябков
Прямой эфир 9 ноября 2017 г., 20:30
АУДИО + ТЕКСТ
Человечеству свойственно стремление вернуться в рай. С одной стороны, люди пытаются это осуществить через развлечение, праздник, искусство и восхищение природой. Так писал французский православный богослов Оливье Клеман. С другой стороны, все перечисленное, чтобы достичь цели должно стать и подлинно человеческим, и подлинно божественным, а, точнее, богочеловеческим. Жизнь должна стать Телом Христовым. Это под силу только подвигу. На пути совершенства земная жизнь каждодневно требует от нас стойкости, усердия и осмысления. Преображение жизни – это возведение явлений мира к их идеальному качеству.
Человеческая личность – это связующее звено между Царством Небесным и царством природы. В этом царственное священство каждого христианина. Перед каждым стоит задача духовного преображения себя, а через себя духовного преображения материальных стихий мира. Преображения безобразного в настоящем времени в совершенную Красоту Царства Божия. В первую очередь это касается нравственности, в которой созидается постепенный переход от бесформенного самосовершенствования к становлению личности в святости через усвоение Святости Божией.
Апостол Петр так об этом говорит: «Но вы – род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет».
Литургия – сосредоточие всех обетований и воплощение всех даров Божиих. Литургия по своей сути есть осуществление вечного во временном, безусловного в относительном, бесконечного в конечном. Литургия как венец человеческой молитвы есть величайшее творчество. Из этого творчества без ущерба для него нельзя удалить ни небесный дар, ни земное усилие. В Литургии Церковь становится особенно видимой. Нам всем знакомо выражение: «Церковь – Тело Христово». Люди сами по себе – это разрозненные частицы целого, и бытие их не абсолютно. Они как атомы или монады, неспособные обрести единства друг с другом. В Литургии их собирает в единое целое Христос как единый центр и связующая сила.
Отец позитивизма Огюст Конт считал, что человечество есть единое существо. Но признаем, что нигде более это единство не бывает так актуально и ощутимо, как в Литургии. Это единство сверхъестественное, сверхэмпирическое, сверхреальное, но и имманентное миру. Оно делает видимым Богочеловечество Господа Иисуса Христа для истории всего человечества и каждого человека. Сочетание в Церкви начал трансцендентных и имманентных позволяет уяснить ее две стороны. Церковь есть Церковь мистическая и Церковь земная, странствующая в вещественной реальности и воинствующая с разобщенностью греховного хаоса.
Русский философ Владимир Эрн пояснял, что есть хаос первоначальный, как мощь творящей живой силы еще неосуществленных возможностей. И есть хаос как разрушение и последствие преступления космического характера. И потому грех преодолевается не только Благодатью Божией, но и внутренним просветлением самих душ. Литургия и жизнь в свете Литургии устраняет трагический разрыв между Духом Божиим и душой человека, между Сущим и существующим, между содержанием и формой, между смыслом и символом.
И говоря о смысле, нельзя не задаться одним вопросом. Разрешается ли насущная необходимость напряженного присутствия Духа Божия в человеке просто механически частым причащением? Не является ли главным здесь расчистка внутренних глубин личности человека – покаянием, подвигом и осмыслением жизни, после которой приобщение становится поселением Бога в человеке, а не осуждением его. Дело не в доскональном исполнении устоявшейся традиции приготовления к Причастию. Суть в качественном изменении внутренней жизни, которое не зависит только лишь от количественного умножения подходов ко Святой Чаше.
Нарастающее утверждение человека в молитве и милосердии может быть критерием приобщения, свободного от формализма. Но если изменений нет, значит, причащение было механическим, автоматическим, и, страшно сказать, магическим. В таком случае, как и с вычитыванием строго определённого числа акафистов ради достижения какой-либо земной цели, происходит замыкание в непреодолимый круг вполне определенных природных данностей. Подражание человека бездушной и безучастной машине преграждает его душе путь к святости, так как не происходит личностного усвоения безусловной Истины и Любви в Лице Господа Иисуса Христа.
Внутренние изменения не должны быть связаны с получением способностей ходить по воде, исцелять больных или воскрешать мертвых. Они заключаются в способности не истлевать в страстях, не дробиться в суете, не опустошаться праздным словом и поступком. Это и есть главнейшее чудо для человека, когда он получает силы преодолевать косность раздробленного и несвободного мира, со всем его глубоко укоренившимся злом, тоской и страданием.
Исцеление человека начиналось в Гефсиманском саду, когда Господь принял в себя и нашу человеческую боль, как последствие распада цельности в грехе. Этим исцеляются страдание и смерть, которые через подвиг становятся ступенями к блаженству. Человек, приобщаясь Христову Богочеловечеству, участвует в созидании спасения человечества. Ярчайший пример этому – христианские мученики. Жизнь и смерть приобретают смысл только в Боге. Не понимая, может быть, подвиг мучеников, мы можем понять его ценность и глубину – видя, сколько бессмысленных жизней протекает мимо нас и сколько бессмысленных смертей вытекает из этих жизней. Бессмысленность начинается с того, что человек желает жить для самого себя и свое удобство делает мерой всех вещей. Результат этой безыдейности – пустота. Итог: человек – пучок воспаленных способностей ощущать удовольствия, которые никаким повторением не могут быть удовлетворены и успокоены.
Страданием рождения начинается земная жизнь. Страданием смерти она завершается. Страдание евангельски осмысленное – катарсис жизни и путь к блаженству. Тот, кто умел страдать, а, главное, сострадать, достигает его. Искусственное или механическое устранение из жизни и истории труда и страдания сделало бы грядущее Царство просто аквариумом, где людям как рыбкам дана теплая вода с всыпаемым сверху кормом. Это цель всех утопий и «городов солнца», в которых отсутствует Бог как цель и объект бесконечного познания и соединения с Ним.
Вот как об этом писал Владимир Эрн: «Все надежды, все чаяния, вся наша радость, вся вера в грядущее – все вытекает из Христовых Страданий. Не будь искупления, не будь Голгофы, все превратилось бы в «чертов водевиль». Все полетело бы «вверх тормашками»; идея прогресса превратилась бы в такую пошлость и гадость, от которой бы должен краснеть всякий мало-мальски чуткий человек. Возврат к радости, к святости, к красоте стал возможен только после слова Христа на Кресте: Свершилось! Поворот от греха, от кошмарных ужасов темного и злого хаоса, истинное освобождение из-под власти всеобщего рабства, истинный и единственный катарсис мировой трагедии – в Гефсиманском саду и Голгофе. Второе творение мира, создание «новой земли» произошло там. А без новой земли нам некуда было бы идти; без этой цели, лежащей впереди человечества, не могло быть никакого движения вперед. Мировая трагедия без своего катарсиса превратилась бы в безысходный кошмар. Вся жизнь, вся история, весь мир полетел бы в зияющую дыру, и все провалилось бы, сгнило в бездне небытия».
У Владимира Соловьева, в его философской концепции Богочеловечества, есть важное умозаключение, что вне Бога бытия быть не может, только ничто – полная и абсолютная вечная смерть. Отвернувшись от Бога, душа должна была бы уничтожить себя и мир, ею объемлемый, но от этой крайности ее удерживает божественная воля, сохраняющая в материи основы ее и ее связи. В грехопадении человек из царственного священника становится не иереем и организатором, а дезорганизатором. В глубоко осмысленном соединении с Богом в Таинствах Церкви человек восстанавливает свои свойства.
Отношения к Таинствам Церкви и церковной жизни не должно быть рациональным. Рационализм по своей сути исключает личностное участие. Человек вовлекается в механическое действие как некая вещь без персональной ответственности. Нельзя не заметить, что обезличенное отношение к принятию святыни имеет сегодня место быть. Это проявляется в вере в универсальный детерминизм с ожиданием предрешённого результата. Отвергается свобода Бога, Он становится нашим должником, и мы как будто имеем гарантии от Него. Нам представляется, что мы раз и навсегда имеем статус народа святого, и это неотъемлемо и не утрачивается нами через грех.
Рационализмом отвергается живое многообразие сложной жизни, и это подспудно вводит в подсознание элемент иллюзорности в религиозной жизни. Появляются оторванные от почвы попытки жить, служить и причащаться «как в Древней Церкви», «как до революции», «как в афонском монастыре», «как в Греции». Шаблоны можно привести разные, но они останутся шаблонами, слишком упрощенными и слишком обобщенными, в которые не вмещается живая жизнь. В таком случае воцаряется не глубокий божественный символизм, пронизывающий жизнь, а схематизм, всякую жизнь удушающий изобретаемыми рациональными формами. Иллюзия, живущая в схемах, чужда настоящему творчеству подвига, когда из косного материала греховной души созидается духовная красота святости. Имитация выдуманных схем противоречит аскетизму, который преображает грубый материал наслоений психики, очищая (изначально данные личности) образ и подобие Божие. Внутренняя духовная напряженность и какие-либо новые схемы, формы и нормы – являются антиподами. Господь проповедовал не новые формы. Он провозгласил, что закон исполнен Им на Кресте. И новое вино Евангелия, по сути, не требует ни ветхих, ни новых вместилищ. Традиция Церкви не является новыми рамками, но представляет собой гибкое и соответствующее земной жизни русло реки с живой водой апостольского предания, ведущее нас в Вечность.
Попытка рекламировать церковную жизнь как способ разрешения всех жизненных противоречий и нестроений страдает самоуверенностью. Привлечение человека в храм обещанием, что посещение конкретного прихода или постоянное причащение наладит его семейную жизнь и подаст успех в бизнесе – грешит самоуверенностью. Может, нам хотя бы на первом этапе вхождения человека в Церковь стоит признать, что вера и жизнь по вере не устраняет проблем, но подает силы превозмогать трагедии и драмы земного бытия и, тем самым, часто снимает проблемы с повестки дня, правильно расставляя жизненные приоритеты.
Осознавая внутренний и внешний мир «в схеме» якобы подчиненного нам однородного времени и пространства, мы получаем некую надуманную универсальную непрерывность. Эта негативная бесконечность производит только человекобожие.
Наша же цель – положительная Вечность, где царствует Богочеловек. Достичь Вечности возможно, принеся Богочеловеку золото верности, смирну смирения и ладан добродетелей.