Программа Екатерины Степановой
«Русский Север»
Информационное обозрение. Выпуск 25
Эфир 19 июля 2017 г., 10:45
Наиболее яркими памятниками русского деревянного зодчества являются храмы. Именно они привлекли внимание русского общества, которое как бы открыло для себя вторично русскую деревянную архитектуру в середине 19 в. Началось систематическое изучение, измерение, фиксация, описание и, конечно же, попытка классифицировать все многообразие русской деревянной храмовой архитектуры. Шатровые, клетские, кубоватые, ярусные… Разобраться в этой терминологии непросто. Но задача эта очень интересная, потому что каждое из этих названий скрывает за собой не только термин, а целый образ, позволяющий понять и замысел создателей, и место храмовой постройки в жизни окружающего ландшафта.
Рассказывает заведующий кафедрой истории русского искусства СПбГУ Евгенией Валентинович Ходаковский:
— Еще люди средневековья предлагают классификацию, которая в чем-то сохраняется до нашего времени. Одними из первых, кто начинают описывать северные деревянные храмы, были составители писцовых книг. И мы так и встречаем записи «церковь древяна верх шатровый», а другая «с трапезой» и также пишут, что верх шатровый. Вот эта характерная черта, а именно форма завершения, которая определяет композицию всей постройки, и которая больше всего эмоционально и зрительно воздействует на того, кто подходит к этому храму, вот это были те черты, те качества, те, можно сказать, типологические характеристики, которые были обозначены еще в оригинальных источниках 16-17 веков.
В других случаях писцы характеризуют постройки иначе. Например, говорят, что «древяна клетски» или «верх клинчатой». Т.е. они говорят о том, как выглядят эти основные типы постройки, которые и сейчас нами тоже используются при характеристиках (церкви с шатровым завершением, церкви клетские, церкви с клинчатым верхом – с такой острой крутой кровлей). И, по большому счету, вот это разделение на шатровые и клетские храмы сохраняется в современном искусствознании до сих пор. Когда мы пойдем дальше по этому пути, мы неизбежно столкнемся с вопросом, что были и другого рода завершения, но и игнорировать этот первый опыт классификации мы никак не можем.
— Т.е. получается, что мы сравниваем крышу с основой?
— Да, это так. И это стало основанием для критики подобной классификации, что в одном случае берется за яркую типологическую черту форма завершения, а в другом такой яркой типологической чертой является основной объем. Но, с другой стороны, если мы берем за основу типологии не принцип несущего или несомого объема, а принцип, который связан с тем, что именно определяет объемно-пространственную композицию, что именно являет собой характерную черту в восприятии постройки. Если мы говорим о том, что постройка эта клетская, значит, мы подразумеваем, что именно клеть, т.е. сруб, простой лаконичный четырехугольный объем и является в данном случае определяющим для этой постройки. Если мы говорим о том, что это сооружение имеет «верх шатровый», то в данном случае мы подразумеваем, что именно очень статный шатер, который взмывает вверх на десятки метров, действительно определяет все пространственное решение, творческое решение этого сооружения.
— Т.е. писцы просто описывали, что видели – «вижу клеть» или «вижу шатер»?
— Совершенно верно. Шатер воздействует на всю окружающую архитектурную среду, на то, что определяет ландшафт. В то время как клеть является менее организующей и более самодостаточной.
Итак, мы подошли к самой интересной части – к видам и типам деревянных храмов. И даже сумели сравнить, казалось бы, несопоставимое – несущий объем (клеть) и несомый (шатер). Чем же завершались клети и на что ставили шатры, мы узнаем из продолжения беседы с заведующим кафедрой истории русского искусства СПбГУ Евгением Валентиновичем Ходаковским, следуя по пути русских переселенцев на север, о которых нам рассказывает проект «Освоение Севера: тысяча лет успеха», инициированный российской компанией «НорНикель».
Аудио – Екатерина Степанова.