Диктор радио «Голос Православия» Михаил Самарин

Программа Ольги Суровегиной

Гость: Михаил Сергеевич Самарин

 

«Диктору иногда бывает очень сложно, потому что когда читаешь текст, который сильно действует, где-то голос может и прерваться…» Многолетний диктор радио «Голос Православия» Михаил Сергеевич Самарин рассказывает о своей работе и об истории своей семьи Самариных-Осоргиных. Передачу ведет Ольга Суровегина.

 

О.Суровегина: Здравствуйте, дорогие братья и сестры! У микрофона Ольга Суровегина. Сегодня у нас в гостях человек, который впервые в нашей студии. Но, тем не менее, можно сказать, что этот человек гостит почти каждый вечер в ваших домах, дорогие друзья, поскольку большая часть программ радиостанции «Голос Православия» записана с участием нашего долгожданного гостя. Надо сказать, что одними из принципов «Голоса Православия» все годы существования радиостанции были бескорыстность и анонимность. Поэтому имена авторов и дикторов в передачах не назывались. Но я думаю, что эта информация не является секретной и я с удовольствием представляю нашего гостя Михаила Сергеевича Самарина, многолетнего диктора радиостанции «Голос Православия». Здравствуйте, Михаил Сергеевич!

М.Самарин: Здравствуйте!

О.Суровегина: Михаил Сергеевич, Вы русский человек, живущий с детства на Западе. И, конечно, Ваше участие в работе «Голоса Православия» не случайно. Вот мне хотелось бы узнать, каковы истоки Вашего прихода к этой работе, потому что понятно, что «Голос Православия» собирает вокруг себя людей не случайных. Людей, для которых Россия и Православная Церковь – это очень дорогие понятия и которые стараются всеми силами как-то способствовать тому, чтобы жизнь русской культуры на Западе продолжалась и жизнь русской Церкви здесь и на Западе продолжалась. Для наших слушателей я напомню, что «Голос Православия» – это первая православная радиостанция, вещающая на русском языке для России. И работает она уже с 1979 года. Так что мне очень интересно узнать было бы узнать об истоках: о Вашей семье и каковы были связи Вашей семьи и Вас лично с Россией?

М.Самарин: Почему я поступил работать в «Голосе Православия»? Это довольно просто было, можно об этом сказать быстренько. До меня там работал такой мой двоюродный брат, имен не называют, но его звали Сергей Николаевич Лопухин. Ну, и он немножко постарел, постепенно, ему трудно стало ездить в студию. Моя сестра там работала уже. И она сказала: «Почему бы ты не постарался?» Я говорю: «Ну, меня никто не просил». Меня тут же попросили. И я стал приходить в студию, готовился, читал тексты заранее. Ну и стал работать теперь постоянно. Хотя живу я в Женеве, она от Парижа все-таки на расстоянии 500 километров, так что мне приходится всегда договариваться, потому что я всегда стараюсь соединить это с чем-то другим, какой-то интересный выезд или другие мероприятия. И я приезжаю в Париж на несколько дней и работаю в «Голосе Православия».
А про семью… Я родился в Москве, но очень давно. Я родился 30 июня 1929 года. И мы выехали за границу полтора года спустя. В общем, мне не было двух лет, когда мы выехали за границу. А уже за границей, в Париже проживали очень многие родственники, которые нас там встретили, обустроили на первых порах. Постепенно я стал ходить в школу, учиться, ну и так там обосновались. Теперь, в последнее время я чаще стал приезжать в Россию. Конечно, это открылось для нас, как совершенно невероятное. Никто никогда не мог подумать, чтобы вдруг настолько открыто было, чтобы можно было приезжать. Я приехал в первый раз в 1969-м году по работе на какое-то совещание переводчиком, именно в Ленинград. Ну и у меня тогда не было паспорта, не было никакого гражданства, я был апатридом. В моей гражданской визе стояло «лицо без гражданства» Самарин. Ну вот примерно так. А с тех пор, конечно, стали ездить. Друзья появились и родственников мы стали навещать чаще. Ну вот теперь я даже тут, в вашей студии.

О.Суровегина: Да, это замечательно, мы давно этого ждали, конечно. Многие сотрудники «Голоса Православия» побывали в этой студии, тоже мы с ними записали передачи. Вот, наконец, мы и Ваш голос услышим на нашем радио. Михаил Сергеевич, конечно, в Вашей семье, судя по тому, как Вы говорите по-русски, русский язык и русская культура были всегда на первом месте.

М.Самарин: Вы знаете, у нас в семье вообще такая традиция чтения вслух. И моя мать нам читала очень много вслух, практически всех классиков. Начала почему-то с «Войны и мира», может быть, потому что там первые слова по-французски, не знаю. Но, во всяком случае, она нам читала, причем я был слишком маленький и она сначала читала моим старшим братьям. А потом читала средним, а потом мне. Так что она три раза нам прочитала. Но и читала не только Толстого, но и Тургенева, и другого Толстого, в смысле Алексея Толстого, и Достоевского. Хотя Достоевского я скорее сам стал читать. Вот после всего этого я как-то вполне естественно перешел к самостоятельному чтению.

О.Суровегина: А с какого возраста вам начинали читать ?

М.Самарин: Вы понимаете, когда она читала моим старшим братьям, мне было тогда лет шесть. И я на лестничной площадке сидел и все слушал уже. Так что началось, видимо, довольно рано, и я уже с большим интересом слушал. Понимаете, не было телевизора тогда, в то время. Так что приходилось читать, приходилось читать. Но вот примерно так, я думаю, из-за этого. Потом у нас были в Париже организованы так называемые четверговые школы, четверговые потому, что в четверг французские школы не работают, это не школьный день. И в этот нешкольный день мы ходили в русскую школу. Руководила ей Антонина Михайловна Осоргина, моя тетя, которая организовала школу для русских детей. Преподавали там и русский язык, и чистописание. Между прочим, мы учились еще по старой орфографии. Если Вы меня спросите, я знаю все корни на ять еще, все помню. Учили русский язык, историю, географию России. И это какой-то толчок все-таки дало. Конечно, без самостоятельной работы или без самостоятельной практики это недостаточно. Но вот какой-то толчок был и чтение было. Вот и вышло… Потом я стал работать с русским языком. Я работал переводчиком на русский язык. Приходилось читать газеты. Особенно я работал в международной организации труда, я читал там специальные издания, «Труд», там, ну и все остальные советские газеты приходилось читать. Ну вот так и вышло.

О.Суровегина: Говоря о Вашей семье, мне бы хотелось, чтобы мы немножко подробнее остановились на Антонине Михайловне Осоргиной, потому что благодаря ей целые поколения русских детей за границей не только не потеряли русский язык, но, наоборот, обрели такую любовь и к русской культуре, и к России, и к Православной Церкви, которую пронесли через всю жизнь и свои детям сумели тоже в какой-то степени передать.

М.Самарин: Тетя Тоня была человеком очень незаурядным. Она вообще была колоссальным педагогом, она очень хорошо умела как-то преподносить знания всем, заинтересовать людей. Хотя мы, племянники (все ее называли тетя Тоня, кстати), позволяли себе очень многое. Она очень от нас страдала. Но все равно как-то интересно было. Мы никогда нехотя не относились к этим урокам. Наоборот, ходили с большим удовольствием. И уроки Закона Божия тоже были у нас. Потом, когда мы постарше были, она приглашала очень интересных лекторов. Такой отец Василий Зеньковский был, который нам читал лекции с толкованием Евангелия, например, от Матфея, очень интересные лекции. Потом был такой Сергей Евгеньевич Трубецкой, который нам так, как здесь никогда не слышали об этом, читал историю русской революции. Потому что он был очевидцем и отсидел тоже какой-то срок по какому-то обвинению, совершенно несостоятельному. Он читал нам лекции. Потом читал нам лекции отец Александр Шмеман, который был немного старше нас.

О.Суровегина: Он был тоже среди учеников Антонины Михайловны?

М.Самарин: Он учился у нее тоже. Но он учился тоже в таком учебном заведении в Париже, которое называлось кадетским корпусом, первым директором которого был некто Римский-Корсаков, генерал Римский-Корсаков. И вот он читал нам лекции по Закону Божьему, так сказать, но он читал тоже очень интересно. И вот его мы как-то слушали, может быть, лучше, потому что он захватывающе интересно читал.

О.Суровегина: И, может, потому, что он был вам ближе по возрасту?

М.Самарин: Он был тоже ближе по возрасту и умел как-то нас заинтересовать.

О.Суровегина: И найти общий язык.

М.Самарин: Вот-вот. Ну, и тетя Тоня тоже, в общем, она очень хороший была педагог. У меня до сих пор есть ее учебник русской литературы, который она сама составила. За неимением такового она сама составила и он просто размножался в печатном виде, машинописью. А истории мы учились по учебнику дореволюционному, Платонов такой был. Ну, там и география России и все такое… Ну, вообще, было время… И поэтому мы все все-таки говорим по-русски.

О.Суровегина: Я пытаюсь сейчас составить книгу, сборник о работе «Голоса Православия». И я попросила всех, кто как-то сотрудничал с «Голосом Православия», написать свои какие-то воспоминания, какие-то впечатления. И я Вам скажу, что очень многие из тех, кто написали, все упоминают Антонину Михайловну. И такое ощущение, что у нее учился весь русский Париж.

М.Самарин: Совершенно верно, совершенно верно. И, если можно даже так сказать, сейчас вот в Женеве, в Зарубежной церкви был назначен новый архиерей, епископ Михаил. По фамилии он был Донсков. И вот в его биографии основной факт это что он учился у тети Тони в свое время. Действительно, это было так.

О.Суровегина: И вот в числе тех, кто написали свои воспоминания, была Ваша сестра, Ульяна Самарина. Она написала: «Моя мать рассказывала, что уже в эмиграции, в Париже как-то раз, вмешиваясь в разговор взрослых, мой двухлетний брат (это Вы, насколько я понимаю) вдруг сказал кому-то: «Дядя, не брани нашу Россию, она жалкая».

М.Самарин: Я боюсь, что это легенда. Это произошло не в Париже, это произошло в Берлине по дороге из Москвы в Париж. Мы как-то осели на два-три дня в Берлине. И выехал навстречу нам один мой дядя, Михаил Михайлович Осоргин, брат моей матери. И собрались какие-то люди вечером, я тут же торчал, но, понимаете, мне не было двух лет. Версия такая была: «Дядя, не брани нашу Москву, она жалкая». Ну, все собрались и ругали.

О.Суровегина: То есть «ее жалко».

М.Самарин: Да. Но, сами понимаете, мне двух лет не было, неужели я мог такую фразу сказать?

О.Суровегина: Может быть.

М.Самарин: Кто знает.

О.Суровегина: Вот Ульяна и пишет, что «мои братья и я были воспитаны в таком духе. Ведь двухлетний ребенок мог повторять только что-то услышанное».

М.Самарин: Вот это совершенно верно, вот это совершенно верно. Покинули Россию. Конечно, мы тогда не понимали, что это навсегда. Но все таки разлука с родной страной – это очень тяжело дается. Не нам, детям, мы вряд ли что-либо понимали, но моей матери… У нас был еще такой случай. Уже несколько месяцев спустя нас отправили на поправление здоровья в Нормандию. И как-то мы пошли гулять всей семьей – моя мать и нас 5 человек детей. Идем, там обрывное такое побережье, внизу море, а тут тропинка. И шли, солнце, жаворонки поют. И строящийся дом и на неоконченной крыше сидит рабочий и тешет камушки и поет, высоким тенорком поет: «Когда б имел я златые горы и реки, полные вина…» И я вижу, что моя мать прямо обрушилась. Она села в траву и горько заплакала. Понимаете, вот такое вот чувство, что вот где-то нету больше родины.

О.Суровегина: Михаил Сергеевич, мы упомянули Вашу сестру, Ульяну. И я знаю, что это имя в Вашей семье не случайное. Расскажите пожалуйста о том истоке, от которого берет начало вся Ваша многочисленная и очень интересная семья.

М.Самарин: В конце, в самом конце XV – в начале XVI века жила и прославилась в свое время святая праведная Иулиания Лазаревская. Она очень рано осиротела. Ее очень рано выдали замуж за человека, которого звали Осорьиным. Тогда это писалось через мягкий знак. И она была совершенно замечательная, очень молоденькая женщина. Но родители мужа сразу же как-то ее очень полюбили, приняли ее. И теща сразу же как-то решила сдать ей все хозяйство. И она в совсем молодом возрасте стала управлять всем хозяйством. И жила очень праведной жизнью. Она всегда старалась накормить как можно больше людей. У них была и челядь своя, которые ее очень любили, все души в ней не чаяли. И она, когда действительный был голод, это было, по-моему, еще до царствования Бориса Годунова или во время его царствования, был какой-то такой свирепый голод. Это в Муроме и вокруг Мурома там, что как-то нечем было питаться. И она пекла хлеб из древесной коры. И будто бы люди, которым она раздавала этот хлеб, говорили, что он такой вкусный, что никогда такого вкусного хлеба они не ели. Она даже, может быть, даже не совсем часто ходила в храм. Она очень почитала Николая Чудотворца. Как-то вот ей Николай Чудотворец явился во сне и сказал: «Почему ты в церковь не ходишь, мы об тебе тоскуем». Вот какая. И ее сын написал ее житие. Когда она умерла, стали чудеса являться на ее могиле. И через некоторое время она была похоронена в храме. Фундамент был очень плохой в церкви и под церковью был песок такой, песчаный слой. Церковь поехала набок и ее гроб как-то вышел из под земли. И люди стали ходить на этот гроб. Говорили, будто бы от него шел невероятно приятный запах. И люди приходили, прикасались, брали этого песку и им вылечивали свои то ли раны, то ли недуги разные. И, в общем, она прославилась и была местнопочитаемой святой очень долго. А стала всероссийской святой, если я не ошибаюсь, только в XIX веке.

О.Суровегина: Но она была (и сейчас остается) одной из самых любимых и почитаемых святых, потому что она очень близка и понятна.

М.Самарин: И, причем, есть один из памятников древней литературы русской, вот то, что написал о ней ее сын. Вот от нее мы и произошли. Моя мать – урожденная Осоргина. Мой дед Осоргин в свое время, еще значительно до революции, получил частицу ее мощей и привез к себе в церковь. Там у них было имение на реке Оке. И там храм был построен, и в этом храме хранилась икона с частицей мощей. Во время революции это все было разрушено, исчезло. Но вот в семье хранится ее память. И у меня сестра Ульяна, мать – Ульяна, многие двоюродные, троюродные сестры, племянницы Ульяны. И, кроме того, поскольку это все происходило недалеко от Мурома, мы и муромских святых очень чтили и муромские праведные князья Константин, Михаил и Феодор… Я Михаил в честь Михаила Муромского именно. Мой дед был в честь Михаила Муромского, мой двоюродный брат в честь Михаила Муромского. Ну очень многие из нас тоже Михаилы в честь Михаила Муромского. Так что вот, мы от нее происходим и, конечно, чтим ее память и особенно молимся ей.

О.Суровегина: И, конечно, Ваш род и ее молитвами, я думаю, в том числе, славится очень многими замечательными людьми. Вот например, я знаю, Михаил Осоргин. Благодаря ему, собственно говоря, и во многом благодаря ему возник знаменитый Сергиевский богословский институт.

М.Самарин: Да.

О.Суровегина: Он приходится Вам кем?

М.Самарин: Родной дядя. Он брат моей матери. Михаил Михайлович Осоргин. И он, Вы знаете, он купил это без денег. Это совершеннейшее чудо.

О.Суровегина: Это была чудесная история.

М.Самарин: Точно, конечно, не помню. Но я помню, что он решился на это в день преподобного Сергия. И поэтому храм посвящен преподобному Сергию Радонежскому и называется все это Сергиевское подворье. Там и богословский институт, и храм, и общежитие для студентов, и жилые дома. Для преподавателей, профессоров. Это звучит очень, конечно, красиво, но все это, конечно, очень скромно.

О.Суровегина: Но это и своей скромностью как-то очень трогает. Потому что это настоящий такой островок, русский островок в Париже.

М.Самарин: Совершенно верно, совершенно верно. И Миша еще был тем замечателен, что он был исключительным регентом. И в Сергиевском подворье, там в храме он организовал мужской хор из студентов, который славится на всю эмиграцию. И пластинки есть. И, вероятно, здесь его знают.

О.Суровегина: Да, конечно, знают. И вот не так давно вышла книга «Песнь Господня» Зандера, где как раз рассказывается о том, как этот хор и создавался, и как он действовал, и как, собственно, какое-то время даже благодаря этому хору и институт продолжал свое существование, потому что сбор от концертов, успех этих концертов были совершенно необыкновенными, конечно.

М.Самарин: И продолжил это дело его сын, Николай Михайлович, мой двоюродный брат.

О.Суровегина: Но и Вы тоже, Михаил Сергеевич, Вы же регент.

М.Самарин: Ой, Вы знаете, это – «тех же щей, да пожиже влей». Я стараюсь, конечно. Когда нет никого, я, конечно, стараюсь управлять и хором. Но я скорее псаломщик, чем регент. Но я пою, конечно, до сих пор, хотя, конечно, возраст уже такой, что можно было бы перестать.

О.Суровегина: Но вот сегодня Вы с нами спели очень хорошо, целый молебен, спасибо большое.

М.Самарин: Надеюсь, что не помешал.

О.Суровегина: Михаил Сергеевич, расскажите немножко о Вашем приходе в Женеве.

М.Самарин: Приход в Женеве… Я не знаю, знают ли Ваши слушатели о положении церквей и различных юрисдикций православных, русских православных церквей за рубежом. А если не знают, основные были такие как… Первая возглавлялась митрополитом Евлогием, покойным, конечно, теперь, который в свое время подчинился Вселенскому Патриарху. И большинство храмов во Франции, например, принадлежат именно этой юрисдикции, то есть, они подчиняются Константинопольскому Патриарху. Вместе с тем есть менее многочисленная Московская юрисдикция, подчиняющаяся Московскому Патриарху, никогда не терявшая связи с ним. Но она менее многочисленна. И основной, я бы сказал, ее приход – в Париже, в центре Парижа, в 15-м округе. Но еще очень важный их приход франкоговорящий. То есть перевели всю службу на французский язык для перешедших в Православие французов. И вместе с тем довольно многочисленные приходы Зарубежной церкви. Между этими юрисдикциями долго были неоднозначные такие отношения. Как-то друг на друга наговаривали… Ну, в общем, было не особенно приятно. И при таких обстоятельствах я по работе покинул Париж и переехал в Женеву. В Женеве были две Церкви: один – собор Зарубежной церкви и фактически домовая церковь московских иерархов, которые были представителями московской Патриархии при Совете церквей. И я решил, поскольку я раньше ходил вот в ту церковь, где мой дед, который в России был губернатором, а за рубежом стал священником, дед Осоргин. Он служил в церкви, которая подчинялась Константинопольскому Патриарху. Ну, мы все туда ходили. А туда я приехал, там не было такой церкви. И я решил ходить по очереди: в московскую и в зарубежную. И так и стал ходить – одно воскресенье туда, другое – сюда. И в московской церкви даже стал управлять хором. Там был очень хороший регент, еще дореволюционной школы, такой Серафим Алексеевич Родионов, с многочисленной семьей. Я с ним сначала пел, у него были только девочки, дочки, поэтому им нужен был бас. Ну, я с ними пел там, потом стал управлять этим хором, когда он скончался. И вместе с тем стал знакомиться с людьми. Очень интересные приезжали иерархи. Митрополит Киевский теперешний, Владимир Богданович, петербургский Владимир тоже, Ваш владыка Владимир. Ну, и вместе с тем я все-таки ходил еще и в ту церковь. И там все-таки как-то лучше было обустроено, потому что там были уроки Закона Божия для детей. И во мне нужда была больше, может быть, как псаломщика, как певчего и так далее. И постепенно я стал только редко ходить в Московскую церковь, а, в основном, в зарубежную. Я думаю, что всегда это делается по произволению Божиему. Все-таки не случайно это было. Потому что к Зарубежной церкви относятся иногда довольно презрительно.

О.Суровегина: Но сейчас, слава Богу, поскольку вышло уже много и книг, и многое мы теперь узнали по-настоящему, а не по каким-то домыслам или слухам, теперь уже отношения, мне кажется, вполне адекватные.

М.Самарин: Скажем, лучше стали. Ну, например, у меня большие друзья, которые только ходят в Московскую церковь и которые, скажем, когда они приезжали в Женеву, ходили в эту церковь, они просто даже не знали, что когда поминаются иерархи Зарубежной церкви, всегда это было, сначала поминают православные епископства церкви российские, сначала. А потом идет митрополит и епископ местный, зарубежный. Но православные епископства церкви российской всегда у них поминались. То есть, они никогда они не порывали духовной связи. Они всегда мыслили себя членами Русской церкви. И вот это сейчас сказывается, я думаю.

О.Суровегина: Это та основа, на которой может и произойти, наконец, воссоединение. Дай Бог, чтобы это все-таки состоялось по-настоящему.

М.Самарин: Дай Бог. Будем надеяться…

О.Суровегина: Михаил Сергеевич, хотелось бы поговорить немного о Вашей работе в «Голосе Православия». Вы уже сказали, что Вы пришли в «Голос Православия» благодаря Вашему еще одному брату. Но мне хотелось бы вот о чем еще Вас спросить. Когда Вы пришли, Вы, конечно, познакомились с каким-то новым кругом людей. Может быть, о ком-то Вам хотелось бы рассказать особенно?

М.Самарин: Вы знаете, нет. Я всех знал, конечно. Там троюродная сестра моя работает, Александра Сергеевна, Ксения Паскалис, Ксения Николаевна, Буторова она была, ее девичья фамилия. Ну я с ними рос, я знаю их всех. И Владимир Ягелло и жена его Варвара. Так что я как-то включился в это дело довольно легко.

О.Суровегина: В общем, Вы с ними знакомы еще со времен тети Тони, школы тети Тони. Это все замечательные люди, и, конечно, когда на них смотришь, то понятно, что это все единое, можно сказать – большая семья. Люди, объединенные общей какой-то вот устремленностью. Все равно все устремлены к России. Несмотря на то, что они живут в другой стране и занимаются разными вещами, но, все равно их объединяет вот это: русский язык, Церковь и желание что-то сделать, что-то сделать для этого. Михаил Сергеевич, Вы когда пришли в «Голос Православия»?

М.Самарин: Лет десять я там работаю, не больше.

О.Суровегина: Значит, где-то, наверное, с 1990-х годов. Это тоже большой срок и было записано много передач. Вот может быть, какие-то особенно Вам запомнились передачи. Потому что Вы говорили в нашем предварительном разговоре, что для Вас эта работа была не только потому, что вот хотелось помочь своим знакомым, общему делу, но и потому, что Вам это было интересно.

М.Самарин: Вы знаете, мне запомнилась передача о Соловках, очень сильная была передача.

О.Суровегина: Это, кажется, «Первая пасхальная заутреня» в Соловках. Да, очень сильная передача.

М.Самарин: И тоже вот диктору это сложно, потому что когда читаешь впервые текст, который очень сильно действует, где-то голос прерывается. Это очень нехорошо. Слава Богу, они могли потом это все подчистить и выбросить все лишнее. Но это была очень сильная передача. Потом отца Александра Шмемана тоже мы передавали. Это очень было замечательно. Очень многие, трудно сейчас вспомнить все. Но, действительно, в каждой передаче что-то было. И такая надежда на то, что это слушатели поймут и как-то это будет хорошо и нужно.

О.Суровегина: Вы знаете, я тут могу Вам сделать некоторый комплимент и сказать, что, действительно, передачи, которые прочитаны Вами, отмечают слушатели, во-первых, за очень хорошую русскую речь, которую, к сожалению, в России нечасто услышишь. Мы сейчас утратили какие-то классические нормы даже в темпе речи, в построении фразы. Вот это все в России утрачивается, на мой взгляд и на мой слух. И, кроме того, отмечают всегда Ваше личное отношение к тому, что Вы читаете. По радио, когда не видишь человека, довольно сложно слушать. И здесь очень важно интонацией какие-то вещи подчеркнуть. Особенно, кстати, отмечают передачи по книгам отца Александра Шмемана. Ощущение такое, что они Вам очень близки.

М.Самарин: Да. А если бы Вы знали, какие у нас в студии споры возникают из-за правильного ударения, ой!

О.Суровегина: У нас тоже! У нас тоже это большая проблема.

М.Самарин: У нас есть справочник для работников радио и телевидения.

О.Суровегина: У нас тоже есть справочник. Да, конечно.

М.Самарин: Но бывают очень ожесточенные.

О.Суровегина: Но зато все отмечают, что у Вас все тексты очень выверены, проверены и можно положиться на Ваше произношение.

М.Самарин: Да, спасибо.

О.Суровегина: Михаил Сергеевич, Вы рассказали, что Вы работаете переводчиком-синхронистом и, конечно, Ваша жизнь очень насыщенная. Но вот в Вашу жизнь «Голос Православия» внес что-то новое?

М.Самарин: Конечно, конечно. Но приходится заранее договариваться. Мне кто-нибудь из «Голоса» звонит и говорит: «Когда ты мог бы освободиться? У нас накопилось уже много». И вот я стараюсь как-то освободиться. Понимаете, я уже давно на пенсии. Но репутация какая-то есть в этом международном мире. И мне предлагают работу до сих пор. Я ни у кого ничего не прошу, но мне дают работу. Ну я беру. И тогда я стараюсь устроиться. Устраиваюсь так, чтобы в «Голосе Православия» поработать. И тогда мы обычно полдня, но довольно длинные полдня, часов в 9 начинаем и часа в 2, примерно вот так, кончаем. Очень насыщенно, подряд.

О.Суровегина: И Вы записываете сразу по несколько передач подряд.

М.Самарин: Понимаете, я так мало вообще делаю того, что я должен был бы делать, что это вот только такое вот розовое пятнышко такое в моей жизни. Что вот я хоть что-то делаю.

О.Суровегина: Но это все-таки совсем немало.

М.Самарин: Дай Бог, дай Бог.

О.Суровегина: И я, может быть, последний вопрос Вам задам. Может быть, Вы вспомните какие-то самые яркие Ваши впечатления о работе в «Голосе Православия»?

М.Самарин: Я особенно помню передачу о Пасхе в Соловках и особенно помню вот передачи «Труды отца Александра Шмемана».

О.Суровегина: А Вы не помните передачу по книге Клемана «Истоки»?

М.Самарин: По книге Клемана, совершенно верно. И Клеман тоже совершенно замечательный богослов.

О.Суровегина: Это была одна из первых моих передач, составленная для «Голоса Православия», по этой книге. И я тогда сделала этот текст, и он был одобрен нашим отцом Александром. И вот тогда началась запись и читал еще Николай Лосский, читал вместе с Вами. И получился замечательный дуэт. Там и святоотеческие изречения, и их, так сказать, толкования в современном ключе.

М.Самарин: Вы знаете, Николай Владимирович Лосский – мой большой друг. Мы почти ровесники. Я старше его, наверное, на месяцев 6, не больше. Мы давно знакомы и давно любим друг друга. Мы вместе в университете учились. Я раньше ушел. Он еще оставался и окончил. Он получил звание профессора в университете. А сейчас его рукоположили в дьяконы, во-первых. А за последнее время его решено рукоположить в священники. Он совершенно удивительный человек. И мы всегда радостно встречаемся. Редко видаемся, но с большой радостью встречаемся. А его отец какой был изумительный богослов! Вот я не знаю, на русском языке существует?

О.Суровегина: Конечно, конечно. Владимир Лосский очень известен. «Очерки догматического богословия», мистического богословия тоже есть…

М.Самарин: Вы знаете, эти самые книги его, которые он писал по-французски, кстати, они очень католиками недолюбливались, потому что очень многие семинаристы, прочитав эти книги, переходили в Православие. Я имел счастье быть знакомым с их семьей. Мы, когда в университете учились вместе, почему-то по вторникам я ходил к ним обедать. Я с его дедом познакомился, Николай Онуфриевич. Мы переводили вместе его книгу об истории русской философии на французский язык. Но самый блестящий из них, конечно, Владимир Николаевич. Удивительный человек.

О.Суровегина: Большое счастье, что мы имеем возможность как-то прикоснуться ко всей этой замечательной русской истории, ощутить какую-то связь, самую прямую, с этими замечательными людьми, с этими замечательными семьями, фамилиями. Благодаря опять-таки «Голосу Православия», потому что вот даже эта передача по книге Клемана – вот такой замечательный дуэт: Михаил Самарин, Николай Лосский. Я хочу поблагодарить Вас, Михаил Сергеевич, за замечательный рассказ и за Вашу работу в «Голосе Православия». Хочу напомнить нашим слушателям, что Вы практически каждый вечер можете услышать голос Михаила Сергеевича в передачах «Голоса Православия». И особенно хочу обратить Ваше внимание на, прежде всего, цикл передач по книге Клемана «Истоки», которые у нас, конечно, будут повторяться. И еще на одну передачу, посвященную Антонине Михайловне Осоргиной, матери Серафиме, которую составили ученики тети Тони, а прочитали ее племянники – Ульяна и Михаил Самарины. Это замечательная передача. Я думаю, что мы тоже скоро ее услышим на нашем радио. Спасибо большое, Михаил Сергеевич. Я напоминаю нашим слушателям, что сегодня у нас в гостях был многолетний сотрудник, диктор «Голоса Православия» Михаил Сергеевич Самарин. Спасибо большое.

М.Самарин: И Вам спасибо.

 

См. также: