«Если наша Церковь будет настоящей, живой, разрывающей этот мир своей Благой вестью, – только тогда христианская миссия будет успешна…»

Репортаж Александра Ратникова

Круглый стол епархиального журнала «Вода живая» на тему «Миссионерский приход»

13 мая 2008 г.

Александр Ратников: У микрофона Александр Ратников, здравствуйте! В приходском доме при храме Феодоровской иконы Божией Матери состоялся круглый стол на тему «Миссионерский приход», организатором которого стал епархиальный журнал «Вода живая». В этой беседе приняли участие: иеромонах Агафангел (Белых), член Синодального миссионерского отдела, клирики Санкт-Петербургской епархии и верующие. Вел круглый стол иерей Димитрий Симонов.

Иерей Димитрий Симонов: Миссионерская концепция Русской Православной Церкви говорит о том, что образ жизнедеятельности и сам облик современного церковного прихода должен быть максимально приспособлен к миссионерским потребностям, исходя из интересов миссии Церкви. Приход, подтвердивший свою способность по уровню подготовленности и практическим результатам, занимающийся постоянно и плодотворно миссионерской деятельностью, приобретает статус миссионерского прихода. Я бы хотел попросить отца Агафангела как члена Синодальной комиссии пояснить понятие миссионерского прихода.

Иеромонах Агафангел (Белых): Концепция принималась в течение двух с лишним лет, текст ее рассылался по всем епархиям, духовным школам, при редакции были учтены более 90 отзывов. Первоначально текст был немного другим. Все изменения, редакционные правки были связаны с тем, что многие наши консультанты настаивали на необходимости не слишком ярко и подчеркнуто обособлять понятие прихода миссионерского от понятия обычного прихода. На мой взгляд, любой приход – это приход миссионерский. Один из минусов текста концепции (хотя этот текст и принят на Синоде, это не финальный текст, он редактируем, все замечания мы принимаем) состоит в том, что понятие миссионерского прихода не очень внятно прописано. С одной стороны, казалось бы, это обычное требование для любого прихода: необходимо трудиться на вверенной территории, иметь образованных сотрудников (социальная диакония и т.п.). Это есть во многих приходах, но не прописано канонически, какой приход имеет статус миссионерского, кто определяет этот статус. Миссионерский приход – это живой приход, имеющий живую общинную жизнь, где миряне активны и занимаются катехизацией, оглашением и всем, что прописано в концепции. В миссионерском приходе реализуются все идеи, заложенные в концепции о миссионерской деятельности Русской Православной Церкви.

Иерей Димитрий Симонов:В недавнем прошлом мы имели приходы, задачей которых было сохранить Церковь. Совершалось богослужение, проповедовать часто не разрешалось, текст проповеди должен был заранее быть продемонстрирован в известных органах. У каждого прихода есть свои миссионерские задачи. Другое дело, ставит их приход перед собой или нет. Есть внутренняя миссионерская приходская обращенность, и есть внешняя. Я бы хотел немного подробнее порассуждать о внутренней обращенности. Мы очень часто сталкиваемся с обществом «крещеных язычников», когда люди приходят в храм из каких-то магических соображений (крестят ребенка, чтобы он лучше спал и т.п.), к ним должна быть обращена миссия. Но есть и внешняя миссия, чтобы Церковь являла себя вовне.

Иеромонах Агафангел (Белых): Священник как миссионер может и в больницу ходить, но мы говорим о приходе, а не об индивидуальной деятельности батюшки. Нужно говорить о сформировавшейся общине сознательных христиан. Пусть это будет 15–20 человек, но если нет сознательной общины, члены которой знают друг друга, общаются вне богослужебного времени, которые составляют собой единое целое, то о приходе как таковом говорить нельзя, а только, например, об активном настоятеле и 2–3 помощниках.

Протоиерей Александр Сорокин: У меня такое ощущение, что всякий раз, когда мы затеваем разговор о миссии, о миссионерском приходе, мы имеем дело с чем-то хорошо знакомым, первостепенно важным, но что постоянно ускользает от четкого определения. Когда мы определяем, что такое миссия, то выясняется, что это – главное дело Церкви, весть о Христе, с этого началась Церковь, в этом суть Евангелия. Каждое Евангелие заканчивается повелением идти и научить всех, проповедовать, обратить. Значит, это суть Церкви и ученичества Христова. Но тут же мы натыкаемся на то, что сегодня миссия стала отдельным поручением определенного круга людей на разных уровнях: синодальном, епархиальном, приходском. С одной стороны, мы говорим, что миссионерский приход – это настоящий приход, в меру своих сил представляющий собой живое целое, общину. Нормальный приход – это община. Но тут же мы говорим, что миссионерский приход – это что-то специальное, отдельное. Я бы не ставил вопрос: «Что такое миссионерский приход?», а спросил бы: «Что такое немиссионерский приход?». Может быть, от противного будет легче?

Иеромонах Агафангел (Белых): Мы сейчас объезжаем духовные школы епархий с семинарами по поводу концепции миссионерской деятельности. Уже 26 или 27 епархий мы посетили, везде мы встречаемся с местными отцами, с духовенством, с активными миссионерами. Как правило, везде возникает вопрос: «Отцы, пожалуйста, объясните нам: что такое миссионерский приход?». Когда мы начинаем объяснять, что это обычный живой приход, нам говорят: «Хорошо, а какой у него статус? Какие у него канонические отличия? Чем он отличается в епархиальной структуре?» На эти вопросы мы ответить не можем. Поэтому, если мы говорим о понятии миссионерского прихода, необходимо осветить и административную сторону.

Иерей Димитрий Симонов: Во всех пунктах концепции, которые прописаны касательно миссионерского прихода, (например, приход обязан заниматься социальной диаконией), социальное служение предписано каждому христианину: напитать голодных, посетить в тюрьмах. Социальное служение Церкви – это уже миссия. Это какое-то слово Церкви, сказанное в обществе. Наверно, все не раз сталкивались с тем, что когда мы говорим о Христе, о самом высоком и главном, то встречаемся с контраргументом: «А где ваши явленные дела?». Миссионерство как благая весть, произнесенная, но делами не явленная, окажется пустым. Например, есть активный приход, священник собирает вокруг себя активных людей. Что бы вы могли сказать о том, какое это служение именно практически? В чем бы вы видели на современном миссионерском приходе проявление этой активности? Как пойти к людям? В какой форме? Кто должен идти?

Священник Михаил Браверман, клирик храма Рождества Иоанна Предтечи, известный как Чесменский храм: Я думаю, что Церковь по своей природе, по своей сущности миссионерская. Повеление апостолам пойти и крестить все народы – это и есть призыв к миссии. Сейчас миссия Церкви – это слово, обращенное не к тем людям, которые находятся внутри церковной ограды и стоят в храме, а к тем, кто находится еще вокруг храма. Это Евангельский призыв среди тех людей, которые не пришли в храм, а к которым Церковь приходит сама. У меня есть небольшой опыт миссии. Первый опыт положительный, это служение в хосписе, где я служу 6 лет. Если человек, который находится в крайней, смертельной ситуации болезни, не приходит к Богу, его уже вряд ли что-то сможет на том пути подвигнуть. Второй опыт миссии – это проповедь среди трудных подростков. Этот опыт более тяжелый, потому что прежде чем стать христианином, надо стать человеком. Люди, испытывающие трудности в социальном общении, в психологическом развитии, могут быть еще не готовы прийти в храм, но у них уже есть опыт общения со священником, опыт того, что мир не ограничивается только компьютерным клубом или пивным ларьком. Моя задача – не просто рассказать какие-то основные положения веры, они их могут не услышать, а показать, что священник обычный, нормальный человек, что с ним можно обычно, нормально общаться, и он знает об окружающем мире то, что не знают они, потому что то, чем делится священник, является опытом и достоянием Церкви. Повторюсь: миссия, в отличие от катехизации, это слово Церкви к тем людям, которые находятся пока за церковной оградой.

Иерей Димитрий Симонов: Отец Михаил, я бы хотел все-таки свести миссию к делу общины. «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них», – говорит Господь.

Священник Михаил Браверман: Когда я иду в больницу, я не зову всех пойти со мной, потому что служение в больнице – вещь особая, не каждый человек может туда приходить. Но имея со своими прихожанами многолетнее общение, я знаю, на что они способны, что могут, и тем, кому я предлагаю, по их слову, это очень полезно.

Иерей Димитрий Симонов: Служение пастырства – это очень важный момент, мимо которого часто проходят. Общение с людьми внутри прихода позволяет священнику выявлять и заинтересовывать людей, талантливых в тех или иных аспектах.

Священник Михаил Браверман: Например, на Пасху мы идем поздравлять людей в больнице и в тюрьме. Кто-то может купить подарки. Кто-то этого не может, но может принять живое активное участие, может разговаривать. У каждого свои таланты. Прежде, чем я пойду крестить, или исповедовать и причащать в больницу, я посылаю туда мирян, чтобы они выяснили, кто имеет такую потребность, чтобы с теми людьми, которые только об этом задумываются, они провели краткую катехизическую беседу в силу своей подготовленности. Когда я прихожу в больницу, то уже не просто «тыкаюсь» в палаты, а прихожу к конкретному человеку, который знает, что придет священник и со священником можно поговорить. Без мирян такое служение было бы очень и очень тяжело. У меня был опыт единоличного служения в больнице, это гораздо тяжелее.

Иерей Димитрий Симонов: Мне кажется, это одна из проблем современной церковной жизни – глубокое убеждение в том, что рассказывать о Христе должны батюшки.

Иеромонах Агафангел (Белых): Может быть, нам не стоит сейчас углубляться в то, что именно нужно делать. Не может быть общего для всех центра. У отца Михаила такое служение, на другом приходе жизнь востребует другое служение. Главное – определиться в том, что миряне, которые составляют общину, должны быть мотивированы на миссионерскую деятельность, хотеть этим заниматься. А жизнь подскажет, что нужно будет делать.

Протоиерей Александр Сорокин: Меня не покидает ощущение, что мы постоянно что-то хотим придумать, хотя отец Агафангел правильно заметил, что не надо ничего изобретать. Возникает вопрос: почему 2000 лет назад Церковь родилась и взорвала весь мир? Почему пропасть между тем библейским миром, в котором родилось христианство и всем окружающим миром, мощнейшим во всех отношениях, который представляла тогда Римская империя, была тогда так плодотворна? Конечно, с огромными реками крови, жертв мучений, но и с огромными плодами. Все это составило целый пласт того, чем Церковь потом в течение 2000 лет жила, как на первоначальных запасах. Это был как бы такой первоначальный капитал, который потом приносил дивиденды, и до сих пор мы на эти запасы живем. А потом постепенно миссия выродилась в такую вербовку новых народов в лоно Церкви. Когда мы сегодня рассуждаем о миссии, о том, что нам еще придумать, сказываются еще издержки советского времени. У меня возникают ассоциации с советскими технологиями, которые придумывали для того, чтобы привлечь молодежь к коммунистическим идеям, воспитывать в этом духе детей и т.д. Завлекание в «наши ряды», потому что у нас лучше, все спасутся, и все будет прекрасно. Существует разница между тем, какой Церковь родилась 2000 лет назад и тем, что мы представляем собой сегодня. Конечно, нельзя, будучи взрослым мужем, влезть в свои штанишки, которые носил в 4 года. Не об этом речь, глупо стремиться к тому, чтобы вернуться к древности. Но все-таки необходимо размышлять о том, чем отличается Церковь сегодня и мир вокруг, их взаимодействие, от того, что было давным-давно. У меня такое ощущение, что мы все время ездим по одному и тому же кругу. На мой взгляд, миссия – это то, что направлено однозначно вовне, других вариантов быть не может. А вот что такое это «вне»? Достаточно сделать 200 шагов на Московский вокзал, и мы все увидим это «вне». А не то, что мы говорим, что это люди недовоцерковленные или крещеные, но не знают.

Протоиерей Даниил Ранне, настоятель храма святой равноапостольной Марии Магдалины г.Павловска: Мне кажется, что на сегодняшний день миссия, которая есть у нас, – это просто присутствие священника, как помощь в экстренных ситуациях, в местах, где тяжело: в больницах, в тюрьмах, там, где человек готов остро ощущать присутствие Бога, где помощь Христа для человека крайне необходима. Вспоминается пример владыки Антония Сурожского, который говорил, что мы виноваты перед миром, в том, что в своих глазах мы не несем ту радость, благодать Христову, которая должна быть в душе каждого христианина. Мне кажется, что миссия сегодняшнего дня – научиться иметь этот свет в своих глазах и нести его другим людям, научиться жить таким образом, чтобы окружающие нас люди, видя наши жизни и наши глаза, могли бы удивляться и желать подражания нашей жизни. Я согласен, что в каждое время Церковь находится на различных этапах развития, и на каждом этапе необходима своя миссия. Ответить на вопрос: какая сейчас необходима миссия, я не смогу, потому что, оглядываясь назад, я не вижу опыта нашей Церкви именно в такой ситуации, в какой мы сейчас находимся. Но я думаю, что для того, чтобы люди видели наши добрые желания, мы выработаем внутренний опыт, и уже с этим опытом сможем постепенно организовывать движение к какой-то программе. Мне кажется, что без опытного действия здесь ничего не получится. Можно много говорить об этом, но если не будет опыта, не будет никакой миссии.

Иерей Димитрий Симонов: Хотелось бы поговорить о миссионерском богослужении. Я бы попросил отца Агафангела подробнее раскрыть эту тему.

Иеромонах Агафангел (Белых): Когда мы говорим о понятии миссионерского богослужения, мы сталкиваемся с тем же, с чем сталкиваемся, говоря о приходе. Разумеется, любое богослужение – миссионерское, потому что его главной целью является соединение человека с Богом в Таинстве Евхаристии. Поэтому термин «миссионерское богослужение» чисто технический, обозначающий не нововведения, не изменения Литургии, а расширение ее до уровня катехизационных моментов. Мы совершали Литургии с комментариями. Эти комментарии разработаны нами, разработаны места их прочтения. Это места, не требующие разрыва ткани богослужения. Прежде всего, это слово священника перед началом богослужения, где ничто не мешает нам сказать о том, что будет сейчас происходить, перед началом часов священник говорит о том, что такое проскомидия, что совершается в алтаре. Второе слово перед возгласом на Литургию. Совершенно логичное место, чтобы сказать слово – после чтения Священного Писания, канон требует от нас в этом месте проповеди. Еще слово перед запричастным и слово на традиционном месте после отпуста, где в течение 7–8 минут или более священник объясняет то, что сейчас произошло и еще будет происходить, для понимания молящихся. По опыту скажу, что, совершая такие богослужения, мы встречали двоякую реакцию: некоторая часть людей благодарила, говоря: «Какие молодцы! Наконец, нам все стало понятно», но часть людей отнеслась к этому крайне негативно, вплоть до открытых агрессивных слов в лицо: «Что ж вы, такие-сякие обновленцы, творите?» Поэтому этот вопрос спорный, обсуждаемый. По крайней мере, именно это подразумевается под техническим термином «миссионерское богослужение». Чтение Священного Писания на понятном приходу языке, (я сознательно ухожу от слова «русский»), и необходимые пояснения богослужения – вот что называется миссионерским богослужением. Разумеется, это не постоянно совершающаяся Литургия, ежевоскресно такую службу совершать нет смысла. Это служба, которая совершается разово, о ней заранее объявляется. Например, в Университетском храме было заранее объявлено, что такого-то числа будет совершаться Литургия с комментариями, с объяснениями. Собралось очень много народу. Люди пришли для того, чтобы узнать, что происходит на Литургии, и были благодарны. А то, что каждое богослужение – миссионерское, нам говорит история. Принятие веры послами от князя Владимира совершилось после того, как они побывали на Литургии.

Протоиерей Александр Сорокин: Против названия «миссионерское богослужение» говорит хотя бы тот факт, что богослужение в Православной Церкви совершается в здании, имеющем специальное для этого назначение, специальные формы, и которое называется храм. Это по определению место, не предназначенное для действия вовне. Миссионерским богослужением может быть названо священнодействие вне храма. Например, как это делают на стадионе миссионеры, которых мы так и называем «миссионерами», или как, например, Папа Римский совершает мессу не в соборе, а если он едет в другую страну, там выбирается такое место, куда могли бы прийти тысячи людей.

Иерей Димитрий Симонов: Мне кажется, мы в очередной раз завязаем в том, с чего начали. В принципе у нас вопрос внутреннего просвещения, катехизации практикующих христиан. Нередко можно наблюдать, что человек много лет проходил в церковь и не знал, что происходит на Литургии.

Протоиерей Александр Сорокин: В древности люди были более набожны. Как сказал апостол Павел, «я вижу, вы очень набожны», когда говорил о неведомом Боге. Сегодня набожность совершенно другая. Она должна быть названа не этим словом, здесь речь идет уже совершенно не о Боге. Я бы сказал, что градус религиозности во все времена один и тот же, как два уха, печень и прочие члены тела одни и те же, что 2000 лет назад, что сегодня, так и религиозность. Это комплект, с которым человек рождается в мир и тогда, и вчера, и сегодня, и завтра. Сегодня другая религиозность, в которой нет места Богу в классическом смысле слова, хоть языческом, хоть библейском. Но я почему-то уверен, что Христос нашел бы и сегодня язык для общения с этими людьми, набожность которых совершенно другая.

Иеромонах Агафангел (Белых): Да, Вы правы, раньше люди были набожные. Но однажды мне пришлось быть в течение года в миссионерской командировке на Колыме, в самых дальних районах, в самых глухих селах, где живут в основном эвены и коряки. Меня поразило, что для этих людей совершенно не существует вопроса «есть ли Бог?». Это в их крови, это в их жизни, это то, что составляет часть их бытия. Поэтому речь шла там о другом: каков Он, и как мы должны веровать. Потом я вернулся на «большую землю» и столкнулся с тем, что людям, с которыми я общаюсь, эта тема вообще не интересна, есть или нет – полнейшее равнодушие. Поэтому одним из принципов построения нашего общения с такими людьми должно быть побуждение их просто задаться вопросом. Одно из первых наших действий должно быть таким, чтобы человек пробудился, встряхнулся, и хотя бы о чем-то нас спросил. А мы должны быть готовы дать ответ. То есть одна из составляющих нашей миссии – это пробуждение в человеке вопроса о себе, о смысле и цели своей жизни, потому что, к сожалению, об этом люди часто совершенно не задумываются.

Священник Максим Фионин, клирик храма Святых апостолов Петра и Павла при СПбГУ: Мы общаемся с интеллигенцией, с молодежью, со студентами. Здесь сидит наш прихожанин Алексей Волчков с супругой, который проводит миссионерские встречи со студентами. Здесь было сказано: не бояться быть тем, кто ты есть во Христе. Если ты студент – не бояться свидетельствовать об истине, в которую ты веришь, даже будучи одетым в джинсы и свитер, а не в подрясник. Мы используем современные технологии, у нас есть страничка на всем известном сайте ВКонтакте, туда можно войти, посмотреть, задать вопросы, пообщаться, и многим студентам это нравится. Учащиеся увидели, что, оказывается, быть церковным человеком не страшно, что Церковь – это не сообщество каких-то странных маргиналов, которые пугают всех концом света, а это нормальные современные люди, открытые для общения, готовые отреагировать на важные для молодежи проблемы. Мне кажется очень важным умение сказать об истине, в которую ты веришь, о Христе на языке тех людей, к которым ты обращаешься. Я не имею в виду, что надо на «сленге» проповедовать, просто нужно войти в их пространство, не бояться общаться с ними, и не запугивать авторитетом, не давить на то, что мы тут все такие спасающиеся и просвещенные, а вы тут погибаете, надо уметь найти общий язык. Наша миссия имеет пусть не такой ошеломительный успех, как хотелось бы, но постепенно действие идет.

Иерей Димитрий Симонов: Спасибо, отец Максим. Действительно, я уже год работаю в СПбГУ и пытаюсь сделать так, чтобы наша община стала студенческой общиной. Как там поступать, непонятно, приходится использовать разные «страшные» методики: раздавать объявления, вывешивать рекламки, жена звонит директору студенческой столовой, чтобы как-то информацию распространить. По поводу миссионерской концепции и всего, что говорили уважаемые отцы, у меня возникают такие размышления. Мне кажется, проблема не в этом, а в корне нашей христианской жизни, в том, что у нас есть проблема с приходом и с общиной. Мы сообщаем, что есть христианство, Православие, хорошо, об этом все знают. Мы говорим: там очень хорошо. Ну, придем – посмотрим. Приходят, смотрят и, к сожалению, остаются те, кто уже раньше был православным человеком. Почему так происходит? Мы выдумываем разные смешные, странные вещи. Тут возникает два разных варианта: либо мы не меняем эти основы и выдумываем разные «подпорки» – комментарии к богослужениям и т.п., или мы меняем основы нашей христианской жизни, меняем наши приходы. Тогда мы получаем эффективную, разрывающую наш мир, мощную Церковь. Я думаю, что другого выхода у нас уже не будет. Мы должны сделать такой смелый шаг, для кого-то оказаться обновленцами, для кого-то – еретиками. Но я не чувствую, что возможен другой путь, кроме как создать общину как социально активную единицу. Я немного занимаюсь историей раннего христианства. Почему ранняя Церковь, как правильно сказал отец Александр, разорвала Римскую империю? Дело в том, что была конкуренция: была община Исиды, была община Митры, община Христа, община бога Иеговы и так далее. Церковь находилась в состоянии конкуренции, и каждый человек выбирал. Почему я должен пойти в эту общину христиан? Потому что там дружеское отношение, там надо мной социальный покров, там я получаю материальную помощь, там я в обществе друзей. Поэтому Церковь Христа победила. А церковь Митры, церкви Исиды и Кибелы не победили. Вот если у нас будет такая Церковь, у нас в России будет успешное христианство. Никакие другие «подпорки» не помогут.

Иеромонах Агафангел (Белых): Миссионерская концепция как раз является одним из шагов к такому прорыву. Впервые за всю историю РПЦ на уровне всей церковной полноты, Священного Синода, официально принимается документ, в котором говорится о служении мирян, о катехизации, о необходимости оглашения. 30 лет говорилось о каких-то отдельных общинах, и вдруг с высочайшей трибуны прозвучал официальный документ Русской Православной Церкви. Одна из главнейших заслуг этого документа в том, что он позволяет делателям делать. Мы впервые имеем возможность официально позволить делать активным людям, которые хотят что-то делать. Это официально позволит им не оглядываться налево, направо, а напрямую исполнять синодальный документ. Это один шажок в сторону прорыва, о котором Вы говорите.

Священник Владимир Хулап, клирик храма святой равноапостольной Марии Магдалины в г. Павловске: Я тоже занимаюсь выпуском епархиального журнала «Вода живая». У меня несколько коротких ремарок по поводу всего того, о чем здесь говорили, прежде всего, в отношении миссионерского богослужения. Мне кажется, этот раздел можно было назвать по-другому: «Миссионерские требы». Каждый из тех 80% крещеных людей, кто называет себя православным, бывает в храме трижды в своей жизни: в день своего крещения, в день своего венчания и в день своего отпевания. Помимо этого, добавляются другие радостные поводы в виде освящения куличей, раздачи Богоявленской воды и т.п. Именно это – те миссионерские поводы, когда богослужение является нашим связующим мостиком. Люди приходят к нам именно за богослужением, руководствуясь очень часто меркантильными, потребительскими мотивами, желая получить ответ на свои нужды, получить, «купить» у нас какую-то благодать, чтобы у них в жизни что-то изменилось и так далее. Но именно это потребительское отношение при правильном подходе может и должно стать этим трамплином к нашей миссии. Если мы не идем в окружающий мир, то к нам приходят эти люди. И когда они к нам пришли, каждая наша с ними встреча должна быть плодотворной, богослужебная встреча в том числе. В рамках треб (Евхаристию мы оставляем за скобками, как основное богослужение Церкви): крещения, венчания, молебна, отпевания, освящения квартиры – можно потом тоже пообщаться с людьми, попить с ними чай, поговорить с ними об этом замечательном Евангелии и о том, что Христос входит к этим людям сегодня в дом. Это тот нереализованный потенциал, который намного более плодотворен, чем моменты, которые отражены в концепции. Далее, вопрос о языке. Недавно мне рассказывали историю о гибели в автокатастрофе православного человека. Его жена и дочь были баптистками. В морге было отпевание, вышел православный батюшка, 15 минут покадил, спел что-то невнятное, взял деньги и ушел. Вышел баптистский пастор, прочитал Евангелие, истолковал, прочитал несколько молитв. У собравшихся 100 человек к кому возникнет больше симпатии и интерес, чтобы прийти в ту церковную общину? Ответ здесь очевиден. Язык богослужения в этом плане тоже может быть очень важен. Здесь вполне возможно, и мне кажется, необходимо, чтобы наша литургическая комиссия сделала не для богослужебного использования официальный перевод каких-то основных служб на русский язык, как это было сделано со Священным Писанием, тираж с русским переводом которого в начале XX века был полностью уничтожен, его сожгли. Прошло несколько десятилетий, синодальный перевод принят. Более того, сейчас, спустя 100 лет, в тех храмах, где Евангелие читают по-русски после славянского, этот текст принят в качестве официального церковного русского текста (об этом говорит концепция). Вполне возможно, что такая же судьба будет ожидать и эти переводы.

Иерей Димитрий Симонов: Общее замечание по поводу концепции: мне кажется, она сама по себе важна, потому что на общецерковном уровне было заявлено о необходимости миссии. Сама миссия возможна только при осознании того, что у нас есть поле для этой миссии. Если мы говорим, что у нас 80% православных, то никакой миссии в таком понимании и взгляде на окружающий мир нет, и она совершенно не нужна. Зачем проводить миссию среди тех людей, которые и так раз в несколько лет заходят в храм, чтобы поставить свечку. Мне кажется важным факт признания миссии на общецерковном уровне. И наконец, в отношении формы и общих мест проповеди. Проповедь в христианстве всегда, на протяжении 2000 лет, осуществлялась через культуру, а миссия через культуру возможна лишь в том случае, если мы эту культуру хотя бы немного знаем, а не отвергаем ее с порога, но пытаемся найти семена Божественной истины и в этом мире, который лежит во зле, но который одновременно возлюблен Богом. Эту любовь Божию к этому миру демонстрировать призван каждый из нас. Когда мы это поймем, наша миссия даст ощутимый результат.

Иеромонах Агафангел (Белых): К сожалению, миссия такое сложное дело, что даже породила целую науку, которая называется миссиология. Эта наука родилась в протестантской среде, там все прописано в формулах, в четких определениях, в том числе и цели миссии, которые делятся на глобальные и локальные. Приблизительно так же и у нас в концепции, где глобальная цель миссии обозначена как обожение человека, как личная встреча со Христом, а локальная – создание евхаристической общины. Здесь мы возвращаемся к тому, с чего начали. Если будет такая община, будет и встреча со Христом.

Священник Владимир Хулап: Мне в течение разговора казалось, что мы все время возвращаемся к тому, с чего начали. Разговор о миссии шел в таком ключе, что все время всплывали 3–4 евангельских фразы, вокруг которых можно многое завязать. Например, «стать всем для всех, чтобы спасти хотя бы некоторых», это цитата из апостола Павла; «по тому узнают, что вы мои ученики, что будете иметь любовь между собою» и так далее. У меня напрашивается вывод, что Церкви очень важно оставаться собой, быть по-настоящему Церковью, а так как Церковь – это мы с вами, то нам этому надо научиться. Обо всем этом сказано в Евангелии.

Иерей Димитрий Симонов: Наш сегодняшний разговор, может быть, больше поставил вопросов, чем дал ответов, но это само по себе уже хорошо.

Иеромонах Агафангел (Белых): Мы выполнили самую главную задачу миссионера – поставили вопросы.

См. также: