QR-код для пожертвований через СБП в вашем смартфоне.
ВЕРСИЯ ДЛЯ ANDROID
«От Левиафана остался только скелет – это пустая форма»
Программа Марины Михайловой
«Культурная реакция»
Тема: фильм Андрея Звягинцева «Левиафан» (2014 г.)
Гость: главный редактор радио «Град Петров» протоиерей Александр Степанов
Эфир: 11 февраля 2015 г.
АУДИО + ТЕКСТ
Марина Михайлова: Сегодня мы с Вами, отец Александр, будем обсуждать фильм под названием «Левиафан», последнюю работу Андрея Звягинцева, которая производит большой резонанс общественный, церковный, культурный. Давайте мы поговорим об этом фильме, потому что все равно от этого разговора не уйти, все его смотрят. И первый вопрос, который я хочу Вам задать – какое у Вас было впечатление от этого просмотра?
Протоиерей Александр Степанов: Впечатление крайне тягостное. Давно не видел фильма с таким, каким-то мрачным послевкусием. Я не говорю, что это плохо, то есть, не оцениваю сейчас, хорошо это или плохо и какое должно оставлять впечатление произведение искусства. Я думаю, что самое главное, чтобы это было какое-то сильное впечатление.
С другой стороны, даже не анализируя, если говорить именно о первых ощущениях: некая нелогичность, неувязанность каких-то сюжетных линий. Когда я потом уже почитал какие-то рецензии, например, Дмитрия Быкова, который вступил в некоторую заочную полемику с режиссером, у него я тоже нашел неудовлетворенность тем, как выстроен сюжет: непонятно было поведение героини, ее такого шага неожиданного вдруг, и не очень понятно, то ли это продолжение какой-то более давней истории. Потом я не поленился и все-таки пересмотрел еще раз фильм – там какая-то зацепка есть.
В начале, когда выходит ее муж, хозяин дома, из комнаты, и они остаются вдвоем (вот еще когда он только приехал из Москвы), и он как-то так доверительно-интимно спрашивает «Ну как жизнь? – как будто бы продолжение какого-то разговора, но может быть и ни о чем. То, что они были знакомы, это совершенно ясно по сюжету, то есть, он уже приезжал раньше, и может быть, был просто какой-то его наезд вот сюда (скажем, второй раз приехал). А может быть, там была какая-то история. В общем, как-то непонятно, и поскольку это никак не прояснено, то производит впечатление какой-то совершенной нелогичности, необоснованности и какого-то уж такого слишком необъяснимого шага.
Второе, что более, наверное, существенно: я не понимаю логики этого мэра, это вообще какое-то безумие. Если это понимать как притчу, то, конечно, все может быть, но так вот – вокруг сплошная пустота. И такого места, как этот дом – в ста метрах то же самое, и в трехстах метрах такое же: такая же бухта, такое же все. Чего тут вот так ломать копья из-за того, чтобы выковырять оттуда этого несчастного автослесаря, разломать всю его жизнь и получить от этого большое удовольствие. Я понимаю, если бы речь шла о каком-нибудь центре Манхеттена, где квадратный сантиметр стоит миллионы долларов, или Петербурга даже – это понятно, есть за что бороться, а тут как-то непонятно для чего. И потом на этом месте возникает храм, это определенно, что так, я внимательно посмотрел, запомнил это место и как там дом стоит.
Марина Михайлова: Да, и мост, и все эти пространственные ориентиры.
Протоиерей Александр Степанов: Все на месте, именно на этом месте возникает храм. То ли это решение этого мэра после того, как он додавил этого несчастного – все-таки что-то в нем сказало, и он изменил свои планы. Сначала как будто бы какой-то инвестиционный проект, он даже по телефону говорит с кем-то и обсуждает конкретные стороны о том, что там должен быть бренд ваш, и так далее. То есть, определенно речь идет об этом месте, о его каком-то коммерческом использовании.
Марина Михайлова: Не факт, что об этом месте. Ну вот, человек едет, ему звонит телефон.
Протоиерей Александр Степанов: Ну, может быть, да. Но мне кажется, что поскольку это было именно после того, как совершилось устранение вот этого адвоката, мне показалось, что это речь была именно об этом месте. Но если это он делал для того, чтобы построить храм, то почему здесь, а почему не на вершине этой там скалы или где-то рядом – мест действительно полно, вокруг пустота, пустыня. Посреди пустыни стоит несчастный домишко, который надо обязательно уничтожить, и на месте этого домишки построить храм. Это совсем непонятно.
Если, как Быков верно замечает, речь идет о притче, то здесь да, этим можно пренебречь, абстрагироваться от всякой конкретики, но все-таки, действительно, этот фильм не только притча. Это все-таки воспринимается и обсуждается людьми не потому, что это притча об Иове, и об этом можно отдельно поговорить – какое Иов имеет отношение ко всей этой истории Иова, и содержании «Книги Иова» к этой истории. Но воспринимается это, прежде всего, как некоторая социальная драма, социальный памфлет, может быть. Но в общем, это какая-то картина нашей действительности в ее реалиях, как автор ее видит. И тогда, если это реальная жизнь, а не просто художественное размышление, тогда надо заботиться, чтобы в этой реальности все как-то стояло на своих местах.
Марина Михайлова: Да, батюшка. Я полагаю, что Андрея Звягинцева трудно заподозрить в том, что он плохой режиссер, но все-таки его предыдущие работы не очень выверены, не очень построены.
Здесь у него в фильме работает блистательный оператор – ведь в этом фильме очень многое нам сообщается через изображение и звук. Там музыка Филиппа Гласса, там Михаил Кричман, блистательный оператор, очень умный.
То есть, если бы это была студенческая работа, то я бы тогда приняла вот эту логику – что да, действительно, как-то не сошлись концы с концами. Если Звягинцев не сводит эти концы с концами, я не думаю, что у него это получается случайно. Он действительно направляет нас, давая и это название фильму, он направляет нас в сторону восприятия этой истории не как бытовой драмы, вовсе нет. И тогда уже неважно, почему изменила жена с любимым другом. Важно, что это произошло. Нам не нужны эти мотивировки, это не психологическая драма, где нам пошагово должны показать развитие их чувств. Это вообще не важно, а важно то, что это – происходит. Опять же, совершенно неважно, кто, когда, зачем захотел этот кусок земли. Важно, что это происходит.
И тогда, мне кажется, нам нужно сместиться в сторону понимания этого текста, как этакого рассказа о судьбе человека. И в этом смысле, конечно, всем сразу приходит в голову, в первую очередь, что этот герой – это новый Иов. Понятно, что и батюшка, которого он встречает в этом сельмаге, цитирует книгу Иова, в открытую.
Но один мой знакомый священник, человек, которого я глубоко уважаю, сказал: «Какой он Иов? Иов был праведник, а этот что такое – алкаш беспробудный, который пьет с утра до вечера». Но дело-то в том. что может ли быть другой Иов в обезбоженном мире, в котором мы живем сейчас? Вот хороший вопрос, во-первых. А во-вторых, вопрос еще заключается вот в чем: ситуация Иова, как мне кажется, она еще интересна в том смысле, что ты живешь, и вдруг на тебя начинаются обрушиваться удары судьбы, один за другим. И ты, на протяжении нескольких дней теряешь дом, жену, друга, свободу, веру в человечество – все. Вот что интересно. И, как мне кажется, Звягинцев и ставит нас в эту ситуацию, в которой может оказаться абсолютно любой из нас. Потому что, хорош он или плох, этот главный герой Коля – это не важно. Важно, что он невиновен. То есть, каждый из нас может оказаться вот в этом суде, где бубнящий судья (очень хорошо показан) просто скажет «дрын-дрын-дрын – все, дом не твой». Сваливай куда хочешь, и денег тебе тоже не дадим, потому что… потому что так». Давайте мы про это поговорим, про то, во-первых, насколько он Иов или нет. А во-вторых, кто же такой этот Левиафан, что такое этот Левиафан, который – главный герой вообще-то.
Протоиерей Александр Степанов: Ну, по поводу Иова. Главная моя претензия к этой аналогии даже не то, что он праведник или не праведник: он, скажем, человек средний, обычный человек. Но книга Иова начинается с момента, когда он уже все потерял. И дальше содержание книги – не описание того, как он теряет одно, другое, третье, пятое-десятое, это все в первых трех абзацах. Пришел Сатана, беседа с Богом: «Давай у него отнимем это – отняли, отнимем это – отняли, и так далее». А дальше – дальше идет рефлексия этого Иова – а почему, а за что, как это соотносится с Божественной справедливостью, почему именно со мной это случилось, и так далее. И дальше, итог книги – это прорыв! «Нет, не глаза другого, мои глаза увидят Тебя, Господи!»
Марина Михайлова: Да, «…и поэтому я умолкаю в страхе и трепете».
Протоиерей Александр Степанов: Да. «И я знаю, что в последний день Ты восстановишь кожу мою» (это в семинарии учили, я уже подзабыл наизусть этот финальный монолог Иова, где он прорывается к видению Воскресения, через свою веру, невероятную веру!). Все, что случается в его жизни – вопреки этой вере. И даже все его знание о Боге оказывается против этой веры. Но именно через глубину страдания, в которое он погружается, у него открывается некое знание и видение большее, чем он знал умозрительно: что праведник будет всегда награжден, порок и грех будет наказан, и так далее. Как говорят его друзья (да это он и сам знает), что если ты живешь праведно, то все будет хорошо, а если у тебя что-то случается, значит, ты согрешил, ищи проблему в себе. Бог никогда не поступает неправедно. И вот прохождение через эти страдания приводят его к мысли, что соотношение греха и праведности, вознаграждения и кары – оно не так просто и совсем не так буквально, как это представлялось, может быть, даже и у пророков.
Книга Иова
Марина Михайлова: И как говорят его друзья.
Протоиерей Александр Степанов: И главное, что вот в этом страдании праведника уже просвечивает то самое спасительное страдание Единственного Праведника, подлинного. То есть, смысл этой книги разворачивается мощно именно в этом размышлении.
Здесь ничего этого нет. Здесь просто в некоторых подробностях показано, какие несчастья в человека сыплются. То, что в книге Иова собрано в первых трех абзацах всего большого сочинения. Поэтому мне кажется, что речь здесь о человеке, на которого навалилось все, что только можно, действительно он теряет одно за другим все абсолютно. Но ответ и реакция на это – только водка. Он пьет, при этом он страдает (кто тут будет не страдать, когда такие вещи происходят!).
Марина Михайлова: Ну, он и трезвый страдал.
Протоиерей Александр Степанов: Он и трезвый страдал, он заглушает это страдание водкой. Никакой, собственно, рефлексии мы здесь не видим. Насколько он вообще к этой рефлексии способен – трудно сказать. Поэтому как-то по содержанию, фильм просто о человеке, на которого сыплются несчастья. Смысл книги Иова, я сказал уже, все-таки не просто в этом. Это некоторое предисловие.
Марина Михайлова: Но вот в «Книге Иова» Левиафан – он как изображается: нет на земле подобного ему. Это Бог говорит Иову. В частности, он говорит про это чудовище. Вообще Левиафан – это не кит, как мы все думаем после чтения «Моби Дика» Г. Мелвилла, а это какое-то змееподобное морское чудище, он скрученный. Так вот: «нет на земле подобного ему, он сотворен бесстрашным, на все высокое смотрит смело, он царь над всеми сынами гордости». Вот что сказано про этого самого Левиафана. Если смотреть на Левиафана в «Книге Иова», то это вообще очень загадочный персонаж. Потому что одно дело, когда Господь говорит: «видел ли ты, кто кормит молодых львов и кто расчислил сроки беременности ланей» – ну тут, как бы, нормально. А вот бегемот: ну хорошо, про бегемота готова, но когда Бог говорит мне: «а вот еще есть страшный змей в море, который и есть сама гордыня, он царь над всеми сынами гордости. Можешь ли ты восхититься ему, можешь ли ты посмотреть на него без страха и ужаса?». Вообще, это довольно загадочный эпизод в самой «Книге Иова», потому что мне предлагается посмотреть не некое попущенное зло и не испытать при этом ужаса, и допустить, что в какой-то таинственной неизведанной замысел Божий входит, в том числе, и некое присутствие (временное) вот этого чудовища из бездны.
Протоиерей Александр Степанов: Да, конечно, в этом, вероятно, главный смысл фильма. Да, здесь оно вот олицетворено нашим государством, и конкретно его функционерами и деятелями.
Марина Михайлова: Это, кстати, цитата, здесь уже два таких текста базовых, которые бросают свет на концепцию этого фильма. С одной стороны, конечно, «Книга Иова», которая там звучит, а с другой стороны это трактат Томаса Гоббса «Левиафан». Или, как называется эта книжка, «Материя, форма и власть государства, церковного и светского». И вот нам показали эту аналитику наличного государства, церковного и светского. Поэтому здесь вот это мировое зло, вечное, поднимающееся из бездны, оно принимает такие вполне себе конкретные формы.
Протоиерей Александр Степанов: Но у Гоббса там как раз Левиафан – это скорее, нечто положительное, совсем не с такими коннотациями демоническими. А совершенно положительное, в том смысле, что это мощное какое-то существо, которое осуществляет порядок, благодаря которому жизнь, абсолютно хаотическая (по его представлениям), вне этой сильной власти – она превращается в войну «всех против всех», и вот кто-то в этом должен навести порядок. И, насколько мне представляется, там нет таких отрицательных каких-то черт.
Марина Михайлова: Там есть все-таки то, насколько я помню Гоббса, что он-то как раз один из основоположников той самой теории «общественного договора». Но в чем состоит «общественный договор»? – Я поступаюсь своей свободой, я накладываю на себя некие добровольные ограничения и утеснения, но взамен я получаю безопасность. Потому что, если без Левиафана, там «каждый каждому волк», но если я соглашаюсь на власть этого самого Левиафана, то это гарантирует мою личную безопасность. Но тогда нам придется увидеть, что в этом фильме Левиафан-то представлен скелетом, который лежит на берегу, он мертв уже давно, и от него остался только скелет – это пустая форма. И вот эта пустая форма, на самом деле, не только не может гарантировать человеку ни безопасности, ни справедливости, ни чего еще, что видели Руссо и вся эта кампания в своем «общественном договоре». А напротив – эта пустая форма становится орудием в руках того самого мирового зла, этого бессмысленного разрушительного начала, которое любого из нас может раздавить в любой момент.
Протоиерей Александр Степанов: Да, конечно, причем у Гоббса там именно светская власть и церковная власть рассматриваются. Эта некоторая не симфония их, но, во всяком случае, некоторое разделение функциональное, и у каждого своя роль, а вместе оно обеспечивает эту некоторую гармонию существования человека. Но вот здесь мы видим, что в конструкции, которую показывает Звягинцев, обе половины работают против человека. И конечно, показано с предельной критичностью – и та и другая власть. Показано, что они отнюдь не призваны и не считают, что они работают для людей, для человека. Они работают, как бы, сами на себя. Все возможности, которые эта власть имеет, они используют для того, чтобы обеспечить свое личное благосостояние. Иначе говоря – это коррупция в самом ее высшем проявлении.
Марина Михайлова: Да, отец Александр. Мне кажется, что здесь еще очень важна такая тема, скажем, механизма. Потому что вначале – эта сцена замечательная в суде, когда медленно-медленно камера приближается к лицу судьи, и мы видим, что это – сама пустота заговорила, то есть это слова без содержания и смысла, которые нанизываются одно за другим. И ты понимаешь, что с одной стороны, нет ничего абсолютно человеческого, а с другой стороны – вообще-то, это твоя смерть. Это означает, что ты должен покинуть свой дом.
Вот это странность такая: ведь у Гоббса, насколько я помню, он считает, что государство – это не организм, а механизм. И он говорит, что и человек-то механизм (он же был, как известно, вообще неверующим), он говорит «ну разве сердце – это не мотор, разве какие-нибудь наши жилы – не трубы, по которым течет кровь».
Протоиерей Александр Степанов: В ту эпоху такие идеи были распространены.
Марина Михайлова: Такая страшная картина механизма.
Протоиерей Александр Степанов: Классическая механика господствовала над всем в этот период.
Марина Михайлова: Но тогда в этом была хотя бы какая-то красота. А здесь мы уже пришли после Кафки к такому пониманию того, что это не какая-то машина целерациональная, а это какой-то сумасшедший робот – это государство.
Протоиерей Александр Степанов: Остались какие-то пустые оболочки. Есть форма права, форма суда, есть суд. И мы довольно часто слышим: «это компетенция суда». И это такая «мантра», на самом деле. И этот фильм показывает в этих эпизодах действия суда: что это никакого отношения не имеет ни к правосудию, ни к справедливости, ни к отстаиванию каких-то нравственных начал жизни общества – все это просто какая-то ширма, какая-то декорация, абсолютно пустая, за которой не стоит ничего, кроме хищной, алчной сущности человека.
Марина Михайлова: Потом судья, прокурор и этот мэр вместе соберутся, поделят простые радости.
Протоиерей Александр Степанов: Да, это все одна шайка-лейка.
Марина Михайлова: Видите ли, для меня этот фильм, конечно, страшно тягостный и неприятный, но при этом я понимаю, что и эту правду кто-то должен был сказать. Потому что, в конечном счете, когда я наблюдала эту страшную историю, которая так неспешно разворачивается перед нашими глазами, я не увидела там ничего такого, с чем не пришлось бы мне сталкиваться за свою долгую жизнь. Да, люди так разговаривают (матом), да, люди так пьют. К сожалению, в России действительно много пьют. Да, у нас такие суды. Да, такие чиновники – включи телевизор и увидишь такого же.
Протоиерей Александр Степанов: Ну да, физиономически, по крайней мере, типажи.
Марина Михайлова: А лицо, как известно – зеркало души.
Протоиерей Александр Степанов: Относительно разговора: я несколько дней назад ехал в поезде «Сапсан» из Петербурга в Москву, через проход со мной сидел человек, которого возмутил просто мой вид. В том смысле (я не в священнической был одежде), что он меня принял за какого-то профессора. И это страшно его раздражило. Раздражило до такой степени, что он начал просто ругаться вслух громко со мной: ну, я вот встал выпустить человека – «чего ты встал?». И дальше был такой мат… Он был не сильно нетрезв, чтобы не соображать, что он делает. Конечно, психопат, но, тем не менее, это был мат на весь вагон. Все люди тихо сидели, уткнувшись в свои гаджеты, я все это выслушивал в свой адрес до тех пор, пока не попросил девушку, которая там ходит по проходу (проводницу), позвать охрану, милицию. Я ему сначала пригрозил, что может быть, стоит вызвать охрану, он сказал, что он сделает со всей этой охраной, он работает в ФСБ, и что всю эту милицию он видал известно где. Ну, судя по всему, может быть, он недавно освободился, я не знаю. Но то, что на это можно наткнуться, нарваться где угодно, в совершенно благополучной ситуации этого, совсем не дешевого «Сапсана».
Марина Михайлова: В Эрмитажном театре я слышала подобный текст.
Протоиерей Александр Степанов: Да. Я слышу от некоторых людей: «ну вот, зачем же мат?». Действительно, такого же рода беседу можно услышать где угодно.
Марина Михайлова: Тогда посмотрите: получается, что никакой клеветы: очень многие люди возмущаются сейчас, что там Звягинцев кого-то оклеветал. Но я там как-то никакой клеветы не увидела. Может быть, это не самое приятное, на что хочется смотреть. Но, с другой стороны, русская культура всегда отличалась еще и тем, что находились люди, которые умели говорить какую-то очень неприятную правду. Брали на себя такую тяжелую функцию. Причем сначала, как известно, Звягинцев узнал про историю одного американца, который там потерял свой дом и землю, потому что там строили цементный завод. И человек пришел в такое отчаяние и какой-то гнев, что он сел на бульдозер и разрушил какую-то контору этого цементного завода. И когда Звягинцев начал писать этот сценарий, он понял, что если перенести эту историю на русскую почву, там такого конца не будет. Там никто не будет фигачить мэрию какую-нибудь. Там, наоборот, этот бульдозер придет и разрушит твой собственный дом.
Протоиерей Александр Степанов: И тоже образ некоего такого Левиафана, почти живой, трансформер такой, как в детских игрушках (всякие динозавры, доисторические животные), который вот так вот своим ковшом цепляет просто как живым, клешней, этот дом.
Марина Михайлова: А вот, что касается изображения Церкви?
Протоиерей Александр Степанов: С церковной линией?
Марина Михайлова: Вот этот финал? Потому что понятно, что снос государства – нам все более или менее очевидно. А вот с Церковью, что там такое? Что Звягинцев хотел нам сказать? Как Вам кажется? Как Вы услышали его?
Протоиерей Александр Степанов: Показано два персонажа в фильме. Это архиерей и какой-то приходской священник, который, снисходя к немощи сознания этого главного героя, в таких словах объясняет книгу Иова, так, как он сам понимает. Довольно, мягко говоря, неточно.
Звягинцев хочет показать, что Церковь на сегодняшний день срослась с нашей государственной властью, которая показана таким образом. Более того, даже можно так понимать, что чуть ли не главный вдохновитель всего этого страшного беззакония, и главная пружина, что ли, действия – это вот этот архиерей. Митрополит, который вдохновляет на подвиги этого самого мэра, или кто он там.
Кадр из фильма «Левиафан»: мэр и архиерей
Марина Михайлова: Архиерей не то что бы вдохновляет, он говорит «я вообще-то это дело не хочу знать. Но ты власть, и ты должен быть властью». То есть он как бы доволен приношениями, по-видимому, которые этот «усердный прихожанин» делает.
Протоиерей Александр Степанов: Пожертвованиями. И в самом благоприятном ключе он доволен пожертвованиями и готов закрывать глаза на что-то, что он, очевидно, все-таки довольно неплохо представляет (что там происходит) на территории, которая подвластна этому мэру, и какими методами он действует. Это в лучшем случае.
А с худшей точки зрения, он-таки чуть ли не вдохновитель и понимает, что через такие действия пожертвования будут только больше и, соответственно, надо поощрять человека к такого рода действиям. Ну, вопрос опять-таки адекватности вот этой картины. Я могу сказать, что я имею мнение двух архиереев по поводу этого фильма. Одно мнение публичное – митрополит Симон (Мурманский): по-моему, на портале «Православие и мир» опубликовано его интервью, где он прямо говорит, что фильм ему понравился, фильм очень полезный, обличает разные плохие стороны нашей жизни.
Марина Михайлова: Он там говорит о том, что если есть болезнь, если есть раны на теле общественном, то нужно видеть их и лечить. Вполне здраво.
Протоиерей Александр Степанов: Ну как это понимать: так, что-таки действительно он, скажем, видел таких архиереев и считает, что да, это есть. В худшем или лучшем варианте, это уже не берусь сказать, но, во всяком случае, оба варианта достаточно неприятны, если Церковь рисуется такими красками. Второй архиерей, с которым я беседовал лично (имени его я не буду называть, поскольку он не публично выступал), он мне сказал, что фильм ему не понравился, сильно не понравился. И он сказал, что он не видел таких архиереев никогда. Он понял то, что сказал Звягинцев именно в этом худшем варианте (что этот архиерей именно такой «главный мафиози», который, собственно, заправляет здесь. И что он видел архиереев, которые, скорее, как-то пресмыкаются перед властью, но не видел, чтобы архиерей так прямо командовал и так вот властно направлял.
Марина Михайлова: Да, батюшка, но ведь штука-то не в том, бывают ли такие архиереи или не бывают. Не про это же речь.
Протоиерей Александр Степанов: Но мне кажется, что хотел сказать Звягинцев: что Церковь утратила свою харизму из-за того, что утратила дистанцию к власти. Утратила нравственное какое-то право и вкус вообще к тому, чтобы говорить правду. Вот Вы заметили, что русские писатели это делали. И вот тут надо сказать, что Русская Православная Церковь этот вкус со времен митрополита Филиппа или Арсения Мациевича (не знаю уж, с какого момента), но как-то действительно утратила, полностью себя ассоциировав с государственной властью. И увидев (я имею в виду в лице священноначалия нашего), увидев свою главную задачу в поддержке власти, в укреплении власти, которая очевидно мыслилась, как этот самый Левиафан, скорее в таком Гоббсовском смысле слова, как тот, который наводит прядок: вот не будет этой власти, будет хаос, это будет плохо. Эта линия в Церкви, начиная с апостола Павла, соответствует его словам, что «всякая власть от Бога», эти слова как раз цитируются, в том смысле, что если власть более-менее нормальная (в Римской империи была, по-своему, совершенно нормальная и хорошо организованная власть)
Марина Михайлова: Для римского гражданина апостола Павла – да.
Протоиерей Александр Степанов: Она структурировала жизнь на гигантских территориях, на которых жили разные народы, с разными обычаями и так далее, создала вот этот «Pax Romana» (Римский мир). Эту власть апостол Павел приветствовал. Он считал, что эта власть действительно имеет что-то свыше, потому что она структурирует жизнь и не дает просто начаться войне «всех против всех», бесконечной кровавой бойне. В России в какой-то период (в Средние века или когда-то) власть действительно играла вот эту роль. Она тоже была достаточно жестокой, кровавой – но она и всюду была такой в определенные моменты. Но дальше отсутствие этой дистанции, в силу заявленной симфонии, а симфония не допускает дистанцию: Церковь и государство связаны, как душа и тело, по эклоге, с Юстиниановского периода – вот эта система была выработана, и Церковь как бы включается: это один организм, государство и Церковь. Функции подразделены, но тем не менее, это одно целое. И это, конечно, очень опасно в том смысле, что если нет дистанции, нету свободы высказать, сказать, обличить и так далее.
Марина Михайлова: Да, батюшка, но мы сначала более или мене договорились, что это все-таки история человека. Это не социально-политический памфлет (это кино), а это такая притча о некоем человеке. Все-таки там Коля – такой центральный персонаж. То тогда оказывается, что все, о чем Вы говорите, абсолютно справедливо. Но самое-то ужасное заключается в том, что Христос, когда Он ходит по земле, он видит человека перед собой, и Он с этим человеком вступает в какие-то очень живые, очень конкретные, абсолютно уникальные отношения. Эта Церковь – хороша она, плоха – она ни с кем ни в какие отношения не вступает. Я даже этого архиерея оставляю в стороне.
Протоиерей Александр Степанов: С мэром вступает в некие отношения.
Марина Михайлова: И с мэром тоже не вступает, она просто им пользуется. Он все время ему говорит «ну, а что ты? Исповедуешься, причащаешься – все нормально. Что ты тогда? – давай, двигай вперед». Вот образец пустословия: мы видели в конце фильма, равно, как и в начале. Там такая кольцевая композиция: сначала там судья говорит абсолютно пустые слова, потом точно такие же пустые слова произносит в конце архиерей. И это такая, простите, но я такие проповеди слышала – это типовая такая проповедь. Самое замечательное начинается в ней в тот момент, когда начинают обличать лицемерие и говорить о том, как это ужасно.
Кадр из фильма «Левиафан»: проповедь архиерея
Протоиерей Александр Степанов: Ну да. И что в Церкви правда должна быть, а правдой обладает тот, кто обладает истиной, а истина – Христос. В общем, выстраивается абсолютно чудовищная логика, чудовищная по смыслу.
Марина Михайлова: Абсолютно пустое богословие, которое просто имеет страшную силу вот этой самой лжи, лицемерия. И когда кто-то из персонажей (ребенок этого мэра, по моему) поднимает так голову вверх, он видит там пустое пространство, купол абсолютно пустой. Мы понимаем, что можно это объяснить тем, что вот там новая церковь.
Протоиерей Александр Степанов: Совершенно понятно, что камера не случайно это делает.
Марина Михайлова: Мы видели фрески в руинах: там, где мальчики сидят и бряцают на гитарах – там мы видели остатки каких-то старых фресок. В новой церкви просто ничего этого нет. Потому что вообще-то и Бога там не очень можно встретить.
И вот эта трагичность ситуации заключается именно в том, что, с одной стороны, это вот такой цинизм и лицемерие чудовищное, а с другой стороны это такая клерикальность. Этот батюшка, когда этот несчастный, страдающий герой говорит ему «а где же твой Бог был, когда умирала моя жена?» — он ему отвечает замечательную вещь, он говорит «мой Бог со мной». То есть, есть какая-то такая среда, где вот эти все «службочки», «требочки» совершаются, какие-то матушки ходят в длинных юбочках, батюшки, прочитавшие все-таки, так или иначе книгу Иова – и они там хорошо живут все для себя. А вот этот мир, где матерятся, пьют – он им не нужен, они как-то так смотрят на них «ну, а что там они? все равно все уже спившиеся, и вообще не люди. Пускай они сами придут к нам когда-нибудь». То есть вот этой христианской задачи: «Я пришел в мир для того, чтобы грешных спасти. Не здоровые нуждаются во враче, но больные» – этой задачи просто нет, по логике Звягинцева (я не хочу говорить, как там на самом деле). Но это логика потому и горька и обидна, что во многом справедлива. Этой задачи уже особенно никто не ставит. Что такое Евангелие, зачем по нему жить?
Протоиерей Александр Степанов: Я бы сказал, все-таки, что даже в этом фильме: что Христос как бы Себя не навязывал. Он приходил в разные ситуации, но кто-то совершенно спокойно отворачивался и уходил себе в сторону от Него и из самых разных, вероятно, слоев. Ну да, фарисеи, саддукеи, книжники в наибольшей степени Его не любили, но я думаю, что и много простых людей достаточно равнодушно проходили мимо.
Марина Михайлова: Это правда. Но ведь все-таки сам Христос шел по дороге. А здесь: насколько эта среда, будь то клерикальная или симфоническая, является манифестацией Христа в мире? Ни насколько.
Протоиерей Александр Степанов: Не знаю, насколько. Насколько эти люди сами взыскивают Бога, насколько этот Николай нуждается в Боге? Он, собственно в своей полной раздавленности, по крайней мере, хотя бы задал вопрос. А вероятно, раньше он проходил, встречаясь с батюшкой, без вопросов. Батюшка, может быть, совсем неплохой, и я не стал бы интерпретировать его слова, что «мой Бог со мной». Он не может ничего ему ответить впрямую «а где был Бог, когда умирала моя жена, может ли Он мне ее вернуть, и так далее». Это вопрос, на который ни этот батюшка, никто не ответит.
Марина Михайлова: То есть, провокация.
Протоиерей Александр Степанов: Это провокационный вопрос. Совершенно верно, да, если бы я ходил и причащался и так далее… Разговор-то со стороны этого самого главного героя никакой тоже не ответственный, и никакого поиска Бога, по крайней мере, до этого момента, в нем не было. Может быть, с ним что-то произойдет дальше и что-то такое он для себя обретет, я не знаю. Мне показался этот батюшка человеком очень простым, конечно не героем, конечно не святым, но, тем не менее, имеющим какой-то внутренний стержень, человеком истовым, по-своему, в своей вере и совсем не избегающим прийти на помощь. Если бы он пришел к нему раньше в какой-то момент, я думаю, он бы уделил ему время, поговорил бы с ним.
Марина Михайлова: Это уже мы опять начинаем к этой истории подходить, как к жизненной ситуации.
Протоиерей Александр Степанов: Мне кажется, он (Звягинцев) хотел показать отрицательный образ архиерея и относительно, все-таки, более-менее положительный образ какого-то вот простого священника.
Марина Михайлова: Который страшно далек от народа, и живет в своем каком-то круге, а этот мир все погружается.
Протоиерей Александр Степанов: Но если в этот круг все-таки постучишь, если к нему подойдешь, он, скорее всего тебя не прогонит, а более-менее даже поддержит в твоем горе.
Марина Михайлова: это тоже правда.
Протоиерей Александр Степанов: Ну, он не ходит по домам, не стучится в двери, не говорит «откройте, я вам сейчас прочитаю, объясню Евангелие».
Марина Михайлова: «Се, стою у дверей и стучу, и если ты Мне откроешь, стану с тобой свечеривати». Этот вопрос очень жесткий: по поводу того, живем ли мы по Писанию, и что представляет собою наша христианская община. Насколько вообще ее можно считать присутствием Христа в мире. Даже не по поводу только этого фильма, а вообще это вопрос, который полезно все время перед собой ставить. Потому что иначе мы скажем «ну что ж вы тогда? Выучите церковно-славянский язык и поймете. А что вы так: пришли в Церковь и хотите, чтобы вам все понятно было? Нет, потрудитесь». Но эта логика очень особая. Но я хочу сказать про другое: что в фильме очень красивая природа, потрясающая. Там такие пейзажи Баренцева моря, такой пронзительности, глубины, красоты, и там еще очень тепло и красиво показан дом. Вот когда мы находимся внутри этого дома, Самое, конечно, трагическое место в этом фильме – это разрушение дома. Ты видишь какую-то тихую и подлинную жизнь, и эта жизнь рассыпается на наших глазах – это, конечно, невыносимо видеть.
Протоиерей Александр Степанов: Не то, что даже сама рассыпается, а ее так зверски курочат, уничтожают.
Марина Михайлова: Да, да. И эти герои, вот когда они находятся внутри своего дома, то в них все-таки появляется какой-то просвет человечности. Несмотря на то, что они там продолжают точно так же «квасить» и ругаться, изъясняться так, как умеют, но все-таки какой-то блеск такой теплоты человеческой там возникает.
Протоиерей Александр Степанов: И даже в других персонажах, вот в этой паре их знакомого гаишника и его жены, которая тоже какое-то там участие принимает.
Марина Михайлова: Удивительная жизнь, настолько бессознательной жизнью живущие персонажи. Конечно, там прекрасна жена этого милиционера, которая закрывает в тюрьму этого несчастного Колю, а потом приходит. Но она же, собственно говоря, выдвинула эту прекрасную гипотезу, что он-то и есть убийца. А потом она приходит и говорит, что «вот, у тебя же никого нет».
Протоиерей Александр Степанов: Да, конечно этот фильм еще о такой удивительной невменяемости этой всей жизни.
Марина Михайлова: Бессмысленная жизнь, это такой абсурд глубочайший.
Протоиерей Александр Степанов: Никто не трудится свести концы с концами во всех своих разговорах, рассуждениях. Все абсолютно разорвано в какие-то клочки мыслей, обрывки фраз.
Марина Михайлова: Штампы фрагментарные.
Протоиерей Александр Степанов: Да. И это, конечно, тоже может быть, такой художественный прием алогичности, о котором мы начали говорить вначале – именно из-за того, что-таки жизнь именно такая, и никто не дает себе отчет в том, почему он что-то делает, все какими-то импульсами, какими-то странными чувствами, на уровне нижней части живота существа человеческого движется силами. Ни умом, ни смыслом, ни логосом – этого очень мало, и это тоже, в общем, определенный диагноз жизни нашей страны.
Марина Михайлова: Да, и не только нашей страны, а уже это диагноз и всей цивилизации, которая сейчас все ниже уходит в какие-то сферы, такие простые. У меня после этого фильма было какое-то очень сложное, смешанное ощущение, с одной стороны красоты, несомненной, потому что это такое качественное кино, давно не видела именно такой точной и красивой актерской работы, операторской – очень все высокопрофессионально. С другой стороны – это ощущение давящей безнадежности той судьбы. которую нам показали, все это очень грустно.
Протоиерей Александр Степанов: Да, «Книга Иова» прорывается к свету, а здесь такого прорыва нет, здесь все уходит в пучину, к Левиафану.
Марина Михайлова: Да, это фильм, в котором нет нравственной инстанции никакой, она никак и нигде ни одним из персонажей не представлена. Но я тогда почему-то вспомнила замечательный эпизод из «Книги Царств», где Илия оказывается в пустыне, и он там в таком отчаянии, молится и говорит, что нет никого, нет праведников, все развратились. И Господь ему сначала говорит: «Иди». Илья идет, Господь дает ему источник воды и еду, и потом говорит ему «Знай, Илия, что праведников было 14 тысяч человек в Израиле».
И для меня этот фильм – это такой вызов, если угодно. Потому что действительно, эта вязкая пучина бессмысленной жизни, какой-то полной неотчетливости нравственной, эстетической и любой другой – всегда вокруг нас. И каждый из нас имеет возможность в нее погрузиться. И действительно, Левиафан не дремлет, а тоже грозит нас раздавить и растоптать. Но тем более мы можем противопоставить этому какую-то свою позицию. Потому что в этом фильме единственная надежда в том, что – ну кто-то же это говорит, ну кто-то же увидел вот эту историю, пожалел этого несчастного Колю, всех этих людей, а каждый из них по-своему несчастен.
Протоиерей Александр Степанов: Да, все, абсолютно.
Марина Михайлова: Кто-то отдал себе отчет в этой пустоте и недолжности, недозволенности такого образа жизни. Поэтому мне кажется, что вот там есть такая апофатическая надежда: тебя привезли в полную безнадежность.
Протоиерей Александр Степанов: …но тот человек, который тебя привел и тебе показал это дело, был способен, по крайней мере, оценить все это.
Марина Михайлова: И у него болит душа, потому что я слышала такое мнение, что Звягинцев снял этот фильм по конъюнктурным соображениям. Хотя непохоже.
Протоиерей Александр Степанов: Да.
Марина Михайлова: Мне кажется, у него и так уже были все регалии, которые должны быть у человека, зачем ему это?
Спасибо, батюшка, что Вы поделились своими размышлениями и впечатлениями об этом фильме, потому что, мне кажется, что это, все-таки, очень значительное высказывание, какое-то честное слово.
Протоиерей Александр Степанов: Конечно. Без этого жизнь невозможна. Было бы самым замечательным, если бы это слово произносила у нас всегда Церковь, которая к этому как бы предназначена в нашем мире. Но мы как-то часто склонны говорить, что это не наше дело, есть светское общество, есть власть, есть суд, они разберутся, это их задача, наша задача – молиться, и так далее. И, кажется, некоторые наши слушатели в таком, примерно, убеждении пребывают. И даже, отчасти, наше радио не нравится.
Я последнее время часто получаю такие сигналы в Гостевой книге: «зачем об этом, зачем о том?» Ведь так хорошо впадать в духовную дрему, пребывать в благости с помощью нашего радио. А вы начинаете и здесь «об этом». Ну что делать, если во все двери и в окна влезает в нашу жизнь Левиафан? Приходится об этом говорить. И Церковь, это вообще не место, на мой взгляд, где мы должны как-то отсидеться, от того, что происходит вокруг. Где-то пересидеть тихо-тихо. Церковь – это соль жизни. И если эта соль теряет силу, то (как еще один наш поэт современный сказал, «она превращается в яд»). Поэтому мне кажется, фильм нас будит, призывает. В этом смысле это очень положительное явление.
Текст: Надежда Лукьянова
Первый вопрос после просмотра: хорошо это или плохо, что на месте снесённого дома поставили церковь? Начала осмысливать и поняла, что смысл фильма не в этом! В нём режиссёр поставил серьёзные и глубокие задачи. Есть над чем подумать. и вообще, «можешь ли ты удою вытащить левиафана и верёвкою схватить за язык его?» Иов. 40.20. Давайте вместе «…из болота тащить бегемота». В первую очередь в своём окружении. Фильм мне понравился. Съёмки, актёрская игра безупречны. Смотрела в большом напряжении. Спасибо отцу Александру и Марине Михайловой — просветили во многом. С любовью во Христе Любовь.