Флоровский и Шмеман: столкновение двух величин

Программа Марины Лобановой

«Книжное обозрение»

Гость: Константин Андреевич Махлак, преподаватель Института Богословия и философии

Тема: переписка прот. Г.Флоровского и прот. А Шмемана

Эфир 4 июля 2021 г.

АУДИО

 

Марина Лобанова:

Сегодня в нашей программе «Книжное обозрение» преподаватель Санкт-Петербургского Института Богословия и философии Константин Андреевич Махлак продолжит нас знакомить с интересными книгами, касающимися, прежде всего, конечно, богословия, современной церковной мысли, а также святоотеческого наследия и его осмысления какими-то известными лицами, которых нам не мешало бы почитать. Но также мы не обходим вниманием и какие-то книги по истории, вот недавно большое впечатление на меня произвела передача, которая посвящена дневникам Ковалевского. Кому интересно –она размещена на сайте в рубрике «Книжное обозрение», обязательно послушайте, и, при случае, почитайте эту книгу, поинтересуйтесь ею, пожалуйста, и вообще этой темой. История церкви и в то же время церковная мысль, всё вместе, сегодня почти такая же книга, но, пожалуй, во всех этих пунктах она максимально достигает какой-то остроты: и богословие, и история церкви, и разные церковные течения, и осмысление святоотеческого наследия видными современными православными учеными. Вот это всё – в этой очень интересной книге.

И я бы хотела сказать, что как раз Институт Богословия и философии приглашает прийти на курсы богословские, поэтому, если вы хотите осмысленно читать такие книги, о которых обычно рассказывает наша передача, если вы хотите изучать эти предметы, о которых в этих книгах написано – приходите в Институт Богословия и философии на курсы богословия, а также на курсы истории и теории христианской культуры. То есть, научно говоря, это курс Теологии и курс Культурологии. Вот как раз замечательно, что на этих курсах преподает автор нашей программы Константин Андреевич Махлак, у него есть и общие курсы, богословские, а есть и спецкурсы. Например, спецкурс «Экклезиология», по мотивам которого в свое время мы делали цикл радиопередач «Экклезиология. История православного учения о Церкви». Сейчас его можно скачать на Сервисе скачиваний. Но вот начинается новый учебный сезон, и можно пойти изучать эти курсы и заниматься на этих спецкурсах вживую, что наша программа, конечно же, и рекомендует сделать.

Константин Андреевич, расскажите, что за книгу вы нам сегодня предлагаете рассмотреть в нашей передаче.

 

Константин Махлак:

Это издание писем, переписка протопресвитера Александр Шмеман с протоиереем Георгием Флоровским. Письма охватывают период с 1947 по 1955 год, книга издана в Свято-Тихоновском гуманитарном университете в 2019 году. Подготовка текстов, публикация и комментарий Павла Гаврилюка. Книга представляет собой собрание писем – это всё очень интересно, эпистолярный жанр в истории мысли играет весьма важную роль, можно вспомнить письма Платона, можно вспомнить написанные значительно позднее письма Монтеня…

 

Марина Лобанова:

А помните, как вы интересно рассказывали о переписке трех святителей – Василия Великого, Григория Богослова, Григория Нисского – мне показалось, что это просто очень современное чтение. А ведь сколько сотен лет прошло. И переписка православных богословов читается как часть их святоотеческого наследия. Но она очень личная при этом, человеческая.

 

Константин Махлак:

Есть письма, по которым мы можем судить о каких-то биографических событиях, важных в жизни святых отцов, это всегда интересно, поскольку редко они пишут о себе, но сам эпистолярный жанр требует каких-то заметок по текущей жизни, по текущей церковной ситуации, в этом смысле письма – крайне любопытный источник, где сочетается элемент биографический и серьёзные размышления, теологические и философские. В этом смысле письма – это уникальный материал, уникальный источник.

Мы здесь имеем переписку Александра Шмемана и Георгия Флоровского. Ну, стоит себе представить, что это, конечно, середина XX века, 47-55 годы, конечно, до конца XX века, в общем, люди писали друг другу письма, и в начале XXI века, но сейчас мы всё реже и реже обращаемся к этому жанру. Уж не знаю, насколько можно вообще публиковать, например, переписку, которая существует в сети, иногда это оживленные, интересные обсуждения. Наверное, это как-то будет сохраняться, в каких-то формах это можно будет потомкам читать, к этим мыслям возвращаться, то есть мы сейчас живём в уникальной ситуации, когда такой радикальный перелом происходит вообще в интеллектуальной жизни.

 

Марина Лобанова:

Прочитала сегодня у одного уважаемого мной генеалога, это женщина, она сказала, что наши внуки будут иметь технологии для осуществления генеалогического поиска по тому, как их бабушки-дедушки оставляли комментарии в разных социальных сетях. «Они вас нагуглят, я это обещаю», – написала она. Поэтому, мы все оставляем след.

 

Константин Махлак:

С письмами всё значительно проще, переписки сохраняются, сохраняются в архивах, в личных архивах. И, надо сказать, что Павел Гаврилюк сделал большую работу, сопоставив письма Флоровского и Шмемана, воссоздав, тем самым, их взаимоотношения, достаточно интересные, надо сказать. В общем, от писем что можно ожидать? Конечно, многого, о чём мы и говорили, но, всё-таки, куда меньше, чем, скажем, от каких-то статей, монографий и серьезных работ. Но в данном случае, несмотря на то, что большое количество писем или большая часть каждого письма посвящена вещам относительно обыденным, в них есть и богословские, и интересные философские размышления, и  с точки зрения истории эмиграции интересные мысли. Но даже при этом сами эти письма, их не так уж и много, если их последовательно читать, как предлагается составителям, то перед нами открывается такая нетривиальная интрига взаимоотношений этих двух знаменитых людей.

И отец Георгий Флоровский – это выдающийся, конечно, богослов XX века, общепризнанный, и не только в православном мире, но и вообще в христианском мире очень известный. Его книга «Пути русского богословия», написанная, правда, ещё до войны, в 1937 году она вышла первым изданием – это выдающееся произведение, посвящённое отечественной интеллектуальной и культурной в целом традиции, потому что он, говоря о богословии, затрагивает огромный круг проблем, вопросов, тем, связанных с литературой, с культурой, с искусством. Сама личность отца Георгия очень интересна.

И, конечно, отца Александра Шмемана, я думаю, не нужно специально представлять, его труды общеизвестны, прежде всего по православному богослужению, и, в особенности, очень многих потрясшее «Дневники» отца Александра Шмемана, они, конечно, теперь дополнены оказываются его письмами, его перепиской с Флоровским.

Все эти письма приходятся на период с 47 по 55 год совершенно неслучайно, поскольку это время такого жизненного перелома в судьбе отца Александра Шмемана.

…

Интересны эти письма еще и с точки зрения языка, то есть вот на каком языке говорили представители русской эмиграции в середине XX века, как в их письмах, а письма написаны по-русски, с некоторыми вкраплениями, поздние письма, уже 55 года, Шмеман писал по-английски, видимо, в этом сказывалось уже охлаждение в их отношениях, что Шмеман перешёл на такой совершенно деловой, официальный тон. Но так они русские. И вот сама ткань языковая очень любопытна, поскольку в ней сочетается русская речь с французскими вкраплениями, есть слова, которые, видимо, были в обиходе русской эмиграции, которые, скажем, в обыденность современной речи у нас сейчас практически не используются, много французских слов, на русский манер переделанных, есть англицизмы и американизмы…  Благодаря этой многоязычности русской эмиграции возникают какие-то дополнительные измерения, то есть для того, чтобы что-то подчеркнуть, своё отношение, например, к какому-то событию или лицу, вот вставляется, скажем, французское или английское слово.

 

Марина Лобанова:

Но вот Шмеман родился в 21 году (в этом году мы отмечаем его 100-летие), а Флоровский старше Шмемана почти на 30 лет, то есть он всё-таки человек Российской империи. Они на одном языке говорят?

 

Константин Махлак:

Я думаю, что да. Надо сказать, что Флоровский тоже покинул Россию молодым человеком, он, в общем, только успел окончить Одесский Императорский университет и оказался в эмиграции, то есть, по сути дела, церковные, богословские интересы Флоровского сформировались уже в эмиграции. Он же совсем другим собирался заниматься, совсем иначе видел свою академическую карьеру, занимался он русской философией, предмет его научного интереса – Герцен Александр Иванович.

 

Марина Лобанова:

А стал патрологом. Вот это зигзаг.

 

Константин Махлак:

Да. Просто ему предложили читать эти курсы, он стал их изучать и одновременно их читать в том же Свято-Сергиевском институте ещё до войны.

 

 

Марина Лобанова:

И вот они обсуждают проблему вообще православного образования, богословского, научного, высшего образования – каким оно должно быть? И в этой ситуации кризиса два великих богослова и великих профессора обсуждают это. Но вот такого читателя  простого, как я, меня поразили две вещи: во-первых, постоянная бедность, бедность, бедность. Когда мы читаем «институт», «академия», «профессор», «преподаватель», нам кажется, что у человека как-то всё хорошо. А потом, когда мы читаем, что чтобы чуть-чуть на жизнь заработать Шмеман выступает на радио… (это вот что на радио «Град Петров» каждый день после «Пастырского часа» звучит, это делалось Шмеманом просто потому, что жить было не на что).

 

Константин Махлак:

Послевоенная Европа, уж точно Франция, не роскошествовала. И сами французы, не говоря уже о русских эмигрантах. В Америке, конечно, ситуация была получше, но тоже… И надо сказать, что вообще православное образование в этих двух учебных заведениях, в семинарии Свято-Владимирской под Нью-Йорком и в Свято-Сергиевском институте в Париже, существовало в значительной степени на пожертвования. На пожертвования разных экуменических организаций, прежде всего протестантских.

 

Марина Лобанова:

Это меня тоже поразило. Просто практически финансировали протестанты православное образование русское.

 

Константин Махлак:

Кстати, Павел Гаврилюк интересную здесь составил калькуляцию, сколько вообще кто получал. Скажем, в месяц тот же Шмеман, который был преподавателем, и преподавательская его ставка составляла 150 долларов в месяц, это, как тут же пишет Гаврилюк, значительно ниже, чем средняя ставка преподавателя в Америке, то есть понятно, что это было очень недостаточно для пропитания семьи из 4 человек.

 

Марина Лобанова:

И второе, что меня поразило, это необычайная человечность этих образов. Никакого занафталинивания, никакого забронзовения, это очень… простые люди нельзя сказать, всё-таки они великие люди, конечно, для церкви прежде всего, для богословия, но очень человечные образы, с огромным количеством трудностей в характере. А вас что поразило в этой книге?

 

Константин Махлак:

Я вот как раз говорил об интриге, что есть интрига. И в начале, в общем, переписку не всегда интересно читать, даже значительных людей, часто значительные люди в своих письмах обсуждают вещи малоинтересные и вовсе незначительные. Здесь тоже, может быть, наши слушатели ожидают увидеть какие-то богословские вопросы, философские обсуждения, учитывая творчество Флоровского и Шмемана, можно подумать, что они обсуждают какие-то богословские и философские сюжеты. Это есть. Это есть, но эта тема не доминирует. А интрига в том, что как раз Шмеман собирается уехать из Европы и перебраться в Америку, то есть ему нужно закончить преподавание и обучение (он ещё защищал докторскую диссертацию) со Свято-Сергиевским богословским институтом, где на него руководство возлагало некоторые надежды, что он придёт на смену уже стареющим профессорам-основателям (Карташову, Зеньковскому…). И Шмеману нужно порвать со своей alma mater, где он и учился, где он преподавал, и, в общем, сроднился с этим учебным заведением. То есть Шмеман готовится покинуть свою среду…

 

Марина Лобанова:

И еще: очень резкие люди, Шмеман и Флоровский, категоричные.

 

Константин Махлак:

В данном случае, что называется, они нашли друг друга.

 

Марина Лобанова:

Вспоминаются мемуары отца Василия Зеньковского, которые также в нашей программе «Книжное обозрение» были предметом обсуждения. Мне казалось, что та категоричность, которую совершенно никто не ожидал от отца Василия Зеньковского, она скорее умиляет, располагает к открытости… Но это его мемуары, это он от первого лица. А здесь они друг другу пишут – и как они бывают категоричны и резки.

 

Константин Махлак:

Более осторожно пишет молодой Шмеман, а Флоровский – иногда просто желчный.

 

Марина Лобанова:

А на портрете у него такое ангельский образ, у отца Георгия. Да, неожиданно.

 

Константин Махлак:

Да, характер у него был тяжёлый. И характер, и его представления о том, как должно всё быть устроено в богословском институте, в православном богословии, это вообще отдельная история. Об этом – в конце.

…

Все письма – о том, как Шмеман собирается переехать в Америку, то есть к Флоровскому, и как Флоровский на этом настаивает. И вот уже в конце мы видим, что когда Шмеман, наконец, приезжает, оказалось, что они не могут вместе, то есть они в рамках одного учебного заведения оказались несовместимы.

…

Я бы не стал говорить, что они «не сошлись характерами», у них действительно было разное представление, убеждение – о том, каким должно быть богословское образование, православное высшее учебное заведение. И скорее взгляды и убеждения влияли на их характер, чем наоборот.

 

Марина Лобанова:

Ну, вот процитирую Флоровского: здесь приводятся его слова, что «нам недостаточно одной только профессиональной школы для обучения нескольких священнослужителей, которые умели бы только служить службы, исполнять требы, нам недостаточно только одних ремесленников, нам требуются не те, кто способны на одну лишь рутину, нам нужны пророки». Завышенные требования у Флоровского? «Нам требуется школа пророков» – такую планку он задал.

 

Константин Махлак:

Это какое-то официальное его выступление, то есть, конечно, слишком оно пафосно.

 

Марина Лобанова:

Меня поразило в этих словах, что он совершенно не разделял науку, когда человек сидит и корпит (а это реально нужно учиться в два раза дольше, чем обычно, чтобы быть специалистом по древним отцам, это и языки, и контекст времени, и переводы, и вот эта вот богословская тонкость мысли, и её современное восприятие, это очень много нужно учиться, и, ну скажем прямо, служить священником просто некогда, то есть нужно разделять – одно дело священника, другое дело – учёный, потому что вместе просто не сможет физически человек это делать), и Флоровский совершенно не разделяет огонь веры, пророческий дар, огненное миссионерство –  с этой глубокой наукой. Для него именно глубокая наука будет обладать всем этим? Ну, то есть, мы бы сказали, что это тоже невозможно. Какой образ у нас учёного? Это скучный человек, который медленно говорит умные, никому непонятные, занудные вещи, вот и всё. А посмотрите, кто такой популярист? Популяризатор.  Ему, чаще всего, некогда заниматься серьезной наукой, он прочитал несколько хороших книг и пересказывает их, пользуясь своим актерским даром, красиво пересказывает – вот разница. Мне кажется, Шмеман был реалистом, а Флоровский перфекционистом.

 

Константин Махлак:

Здесь нужно оценивать их вклад. И, как ни странно, их научные пути – они в чем-то похожи. Дело в том, что и Флоровский… он ведь после вот этой большой книги 37 года ничего подобного не создал. Ну да, статьи, да, отмеченные общественностью научной работы… И, тоже, Шмеман – это, конечно, блестящий популяризатор, его заслуги как учёного очень скромны. В этом плане это такой порыв, это императив, но императив, к которому они сами в полной мере оказались не готовы, не смогли его исполнить, стать действительно теми, кто им представлялся образцом, идеалом православного, христианского учёного.

 

Марина Лобанова:

Знаете, как говорят, «мы карлики на плечах гигантов». Вот это всё гиганты – Флоровский, Шмеман, и гиганты они по сравнению с нами. Так что это великие, конечно, люди, и очень интересно их читать, про них читать. Спасибо составителю, составитель, автор предисловия – церковный историк, православной богослов Павел Гаврилюк. Книга вышла не так давно, в 19 году. Называется она «Протопресвитер Александр Шмеман.  Протоиерей Георгий Флоровский. Письма 1947-1955 годов». Спасибо вам, Константин Андреевич, что вы рассказали об этой книге. А я также поделюсь интересной и актуальной информацией: в Институте Богословия и философии читается спецкурс по Шмеману! Но там есть также и основные курсы – это православное богословие, курс патрологии, это история христианской культуры, мировой и русской, это курс Культурологии доктора наук Петра Александровича Сапронова, это, конечно, очень-очень значимое явление для современной жизни. Образование для православных людей – богословское (теологическое), философское, культурологическое – это продолжение традиций русского православного образования, о которых мы сегодня и говорили.

 

Константин Махлак:

Да, и продолжение традиций, и наступление на те же грабли – и то, и то.

 

Марина Лобанова:

Да,  тогда и про наше время кто-то потом сделает передачи, разные «обозрения», и напишет свои исследования. Будем же достойны нашего времени. Смотрите, что еще, мне кажется, для нас необычная черта в наших сегодняшних героях: они всерьез берут на себя, да, берут на себя ответственность за то, какой будет церковь, каким будет православие, каким будет богословие. Если бы каждый христианин считал так же, брал ответственность на себя, то, конечно, прежде всего, искал возможности получать образование, в данном случае есть возможность просто дополнительного высшего образования – православного, но высшего, во всех смыслах этого слова.

 

См. также: