«Где искусство и техника равноправны»

«Время Эрмитажа»

Временная выставка «Напольные часы Жана-Пьера Латца. К завершению реставрации»

Эфир 16 июня 2018, 14.30

Сегодня наша передача будет посвящена сразу двум темам, которые мы периодически затрагиваем в рассказах об эрмитажных коллекциях и внутренней работе музея – это часы и реставрация. Все это соединяется вместе в лаборатории научной реставрации часов и музыкальных механизмов.

Дело в том, что во дворце Меншикова в течение всего лета будет открыта небольшая временная выставка, посвященная завершению реставрации французских напольных часов Жана-Пьера Латца. Особенностью этой выставки является то, что корпус часов и механизм представлены отдельно, чтобы можно было показать то, что в собранных часах увидеть невозможно. Уже после завершения выставки часы в собранном и работающем виде вернутся на экспозицию.

На открытии выставки к собравшимся гостям обратилась Светлана Борисовна Адаксина, главный хранитель Государственного Эрмитажа:

«У нас сегодня открывается не совсем обычная выставка. Мы уже привыкли к тому, что мы открываем реставрационные выставки как завершение проектов реставрации, мы привыкли к серии выставок «Возвращенные шедевры» по результатам реставрационных работ, но сегодня у нас выставка, которая показывает части экспоната, сердце экспоната. В часах, как мы с вами знаем, самое главное не только красивая внешняя оболочка, но и сердце, начинка. И вот эти вот удивительные вещи, которые находятся внутри, которые мы обычно не видим, сегодня показывает лаборатория реставрации часов и музыкальных механизмов Государственного Эрмитажа. Куратор этой маленькой, но очень интересной выставки, Михаил Петрович Гурьев.

Я хочу сказать несколько слов об удивительной лаборатории часов и музыкальных механизмов. Эта лаборатория не очень давно в масштабах Эрмитажа создана, но у них в запасе уже потрясающее количество возрожденных шедевров, и это та лаборатория, которая заставляет быть живыми музейные экспонаты. У нас сейчас ходят все наши часы благодаря золотым рукам реставраторов этой лаборатории.

Сегодня мы посмотрим на этот удивительный предмет, и я предлагаю, чтобы не я о нем рассказывала, а главный герой этого события, заведующий лабораторией, лауреат Государственной премии Михаил Петрович Гурьев».

Михали Петрович Гурьев:

«В первую очередь наверно надо сказать спасибо сотрудникам, принимавшим участие в реставрации. Часы вещь сложная, комплексная. И когда их делают, когда их изготавливают, там очень много людей участвует. И в нашем реставрационном проекте мы тесно и плодотворно сотрудничали с лабораторией реставрации мебели, которая занималась реставрацией корпуса, и с лабораторией реставрации живописи, которые помогали нам с реставрацией циферблата. Естественно, и все сотрудники нашей лаборатории. Потому что когда мы делаем сложный проект, в этом участвует практически весь состав. Мы советуемся, мы ругаемся, мы спорим, и, в конечном счете, получается то, что вы видите. Отдельное спасибо сотрудникам экспозиционного отдела. Мне очень понравилось то, как это выглядит, и я надеюсь, что этот опыт нам пригодится в будущем.

Идея выставки появилась уже в ходе работы, потому что с какого-то момента стало понятно, что то, что мы нашли интересного, непонятного, необычного в проекте, это все останется только в наших головах, если мы просто вернем работающую вещь на экспозицию. И вот появлялась первая за 23 года работы сольная, так сказать, наша выставка, но я думаю, что она будет не последней.

Хотел я еще отметить, что Эрмитаж – очень интересное место. Это энциклопедический музей. В нем есть все от археологии до ультрасовременного искусства. И в нем есть место для истории техники. Потому что есть два отдельных мира: есть мир художественной культуры, есть мир технической культуры, и они редко пересекаются. И, наверное, часы одна из немногих областей, где это слияние происходит. И эти наши объекты, часы, мы стараемся показать, что в них присутствуют именно две составляющих — искусство и техника равноправно. В результате это приводит к тому, что в залы музея возвращается механическая жизнь, которая была присуща им в XVIII-XIX веках, и которая, кстати, в очень не многих музея до сих пор есть. Короче, нам нравится наша работа, и я благодарю вас за то, что вы пришли».

Часовая коллекция Эрмитажа самая богатая в России и одна из лучших в мире. В музейном пространстве, организованном, главным образом, для визуального восприятия, работающие часы с двигающимися стрелками циферблата, тикающим механизмом, мелодичным позвякиванием колокольчиков или торжественным боем вносят дополнительную акустическую составляющую. В одной из наших программ, посвященных часам, Светлана Борисовна дала очень точное определение этим удивительным предметам – «живые экспонаты». И директор Эрмитажа Михаил Борисович также всегда с гордостью отмечает, что в Эрмитаже все часы работают. Они непременно напоминают о себе посетителям в том или ином зале. Главный хранитель Эрмитажа Светлана Борисовна Адаксина продолжает рассказ:

«Это часы западные, работы XVIII века, давно не ходили очень, и благодаря работе лаборатории в них вдохнули в жизнь. На самом деле прелесть заключается в том, что эта лаборатория делает живыми экспонаты, которые просто статичные, они могут просто где-то стоят, а у нас все часы ходят.

Последняя прекрасная история, связанная со 100-летием революции, когда в Белой столовой часы-Носорог, которые не ходили 100 лет и были по легенде остановлены во время ареста Временного правительства, их же завели, и они пошли, и это тоже благодаря рукам Михаила Петровича и его лаборатории. Лаборатория, которая смотрит на реставрацию эрмитажных экспонатов с философской точки зрения – жизнь идет, продолжается, все должно работать. Это иногда вступает в противоречие с хранителями. Потому что хранителям кажется, если это не двигается, маятники не ходят, стрелки стоят, то это сохранится лучше, механизм не стирается. И у нас это постоянное противоречие, как с этим быть: часы должны все время ходить, или механизм должен стоять в рабочем состоянии, но не быть заведенным, чтобы последующие поколения посмотрели, как делали в XVIII-XIX веке. Так что этот момент, он все время как-то решается.

 — А вы, как главный хранитель, к какой точке зрения склоняетесь?

Я думаю, что все, что может работать, должно работать.

—  Есть ли какая-то программа, что делать с часами, которые хранятся в фондах и неисправны, может быть только детали какие-то от них, что делать с такими часами? Например, мебель может всегда быть представлена в интерьере. Часы тоже можно почти в любом интерьере показать, но в то же время это технический механизм, и может быть, это уже какая-то отдельная экспозиция. Т.е. есть ли какая-то концепция, как представлять часы?

Как правило, часы так эффектно выглядят, у них корпус красивый, как раз то, о чем говорил Михаил Петрович – сочетание техники и искусства, что они конечно являются деталями интерьера в Зимнем дворце, безусловно. Мы не всегда знаем, где стояли те или иные часы. Мы стараемся, конечно, насколько это возможно, выяснить по гравюрам, по акварелям. Если нам удается выяснить, какие часы в каком помещении стояли, мы стараемся их там выставить. Эти часы предполагается вернуть на экспозицию в тот зал, в котором они когда-то стояли – на втором этаже на выставке западноевропейской живописи. Как распорядится ими хранитель уже в таком виде после реставрации, я сейчас сказать не могу, но думаю, что они займут достойное место.

Многие часы, которые у нас есть в коллекции, не стояли никогда в Зимнем дворце. В 20-е годы очень много появилось в нашей коллекции предметов из национализированных дворцов. Мы их сохранили, они стоят в фондах и составляют их часть, потому что любой музей это и все-таки фонды тоже, а не только постоянная экспозиция. Если в музее нет фондов, значит это галерея или выставочный зал. И они тогда живут своей жизнью на временных выставках, мы имеем возможность использовать их в том или ином нашем выставочном пространстве.

Иногда мы устраиваем выставки и в РХЦ «Старая Деревня». Сейчас там у нас появились такие долгосрочные полупостоянные экспозиции, в частности, целый зал в РХЦ, который повторяет выставку 2014 года немного в меньшем масштабе о музейных витринах, и там прекрасно поместились бы и отреставрированные часы… Кстати, это хорошая идея, мы подумаем над этим!».

В создании часов участвовали самые разные мастера – не только часовых дел, но и художники, скульпторы, резчики по дереву, мебельные мастера. Поэтому и реставрация таких памятников требует участия специалистов самых разных областей. Но сердце часов и их душа это часовой механизм. Без него часы мертвы. О работе над представленным экспонатом рассказывает заведующий лабораторией научной реставрации часов и музыкальных механизмов, куратор выставки Михаил Петрович Гурьев:

«Эти часы, наверно, в первую очередь интересны тем, что мы имеем случай восстановления статус-кво. Т.е. в этом корпусе, красивом барочном корпусе, стоял чужой механизм. Во французском корпусе был английский механизм, и первая наша мысль, первая наша задача и первое наше движение было восстановить эту историческую справедливость и вернуть французский механизм во французский корпус. Это первое.

Второе. Если вы сравните фотографии до и после, которые представлены рядом, то вы увидите, что появилась подставка нижняя черная. Она воссоздана по образцам. И дверцы по-другому крепятся. Это не то, чтобы такие жизненно важные узлы, но это возвращение к авторскому виду, к авторской конструкции. И мы стараемся всегда максимально возможно это проделать. Хотя бы для того, чтобы посетители полностью представляли себе именно авторский вариант, авторский замысел. Еще чисто эксплуатационный момент про эту подставку. Она выполнена так, что дубовый каркас корпуса опирается на нее, а вот эти красивые бронзовые лапы фактически висят в воздухе, иначе вся эта конструкция начинает расползаться под весом. Часы тяжелые, примерно 130 кг, и конструкция не рассчитана на такой вариант.

В фонды Эрмитажа эти часы пришли из реквизированных коллекций после революции уже, и отчасти с этим может быть связано, что механизм там чужой стоял. Один из наиболее возможных вариантов объяснения в том заключается, что в 30-е годы, когда вещи приходили в Эрмитаж, их распределяли по принципу материальному, т.е. дерево шло в мебель, а металл шел в металл. Соответственно вынимали механизмы из корпусов. А потом уж, когда, видимо, в какой-то момент решили поставить, ну, поставили, то, что подошло. И этот французский механизм, который мы уже поставили, настолько удачно вписался в корпус, в конструкцию, что мы процентов на восемьдесят уверены, что он родной. Это с одной стороны. А с другой, ведь эти вещи всегда были сборными. Т.е. мебельщик заказывал часовщику механизм, и в любом случае это разные авторы. Были установленные схемы, традиционный расчеты колес с тем, чтобы часы ходили положенное время и с положенной точностью, а мебельщик уже указывал, обозначал размеры циферблата, расход гирь, длину маятника.

На самом деле в хранении довольно много механизмов-сирот, и подбор и определение было существенно важным этапом работы. В механизме были отсутствующие детали. Потом всегда, когда он попадает с полки на верстак, всегда встает вопрос чистки, регулировки, исправления поломок. Маятник тоже был подобран. Он отдельно лежал. Т.е. много такой кропотливой будничной работы. И много работы, которая проходит по разряду открытий. И мы специально попросили организовать выставку, чтобы показать то, что потом будет неочевидно.

Эти открытия я уже перечислял, т.е. переделки не только по механизму, но и утраты и переделки по корпусу. Например, та дверца на фронтальной части, о которой я говори вначале, она изначально, когда мы получили, висела на большой петле. Эта петля, как мы подумали и поняли, это дверная петля. Здесь дверца стоит на шипах и просто вываливается вперед, это более ранняя авторская конструкция. Потом на каком-то этапе эти шипы обломались деревянные, и решили сделать так, как удобнее. А так она просто встает на шипы, захлопывается и замком держится. Не сразу это стало очевидно, но когда мы поняли, то решили переделать назад.

Потом у верхней фигуры утрачен лук. Очевидно, что фигурка держала в руках лук, но, поскольку, у нас нет точного изображения, мы это восстанавливать не стали. Т.е. в чем мы уверены, восстанавливаем, чего мы не знаем, оставляем на будущее.

В механизме необычно то, что у него маятник впереди. Обычно маятник сзади вешается, тогда его удобно снимать и ставить. А здесь он получается между циферблатом и собственно механизмом, поэтому чтобы его снять, надо снимать стрелки и циферблат. Вот французы так изощрились, зато он хорошо виден в окне дверцы. И у них одна гиря. Стандартно в напольных часах две гири – одна ход, другая бой. Здесь они решили бой сделать с пружиной. Технологически это сложнее. Тем не менее, для французских часов напольных это довольно характерно. Логика? Ну, над этим надо еще подумать. Работа как реставрационный проект, мы считаем, закончена, а голова всегда должна работать».

Как мы уже отметили, возвращали часы к жизни специалисты нескольких лабораторий Эрмитажа. Все вместе они составляют Отдел научной реставрации и консервации Государственного Эрмитажа, который вполне сопоставим с огромным научно-исследовательским институтом по сложности проводимых исследований, подготовительных работ и уровню мастерства. Эрмитажная музейная реставрация одна из лучших в мире, но в силу специфики этого мастерства работа реставраторов не должна затмевать имя автора памятника, всегда оставаться как бы в тени. Поэтому подобные выставки, посвященные завершению реставрационных работ, предоставляют нам уникальную возможность и оценить сложность этих работ, и выразить благодарностью за возращение того или иного памятника истории и искусства.

Временная выставка «Напольные часы Жана-Пьера Латца. К завершению реставрации» открыта во дворце Меншикова до 2 сентября 2018 года.

Аудио, фото – Екатерина Степанова.