«Господь нам дал новомучеников, чтобы мы сделали какие-то выводы»

Программа Марины Лобановой

«Встреча»

Гость: протоиерей Владимир Сорокин

Тема: новомученики и исповедники, новости работы комиссии по канонизации Санкт-Петербургской епархии

Эфир: 28 января и 4 февраля 2023 г.

АУДИО

Протоиерей Владимир Сорокин:

2022 год, действительно, был год очень знаменательный, столетие Петроградского процесса 1922 года – это очень важная дата, мы к ней готовились, все так или иначе готовились, собственно говоря, вся наша Церковь, потому что 100 лет, которые прошли, они были наполнены очень разными событиями, и разными, я бы сказал, людьми. Но особенно выделялся вот этот процесс в 1922 году, когда 87 священно- и церковно- служителей были привлечены по вопросу изъятия церковных ценностей. И вот в этот год 100-летия Петроградского процесса мы (у меня есть помощница Екатерина Михайловна Карловская) сумели всё-таки расшифровать допросы, судебные допросы, потому что до сих пор «Дело» об этом процессе 1922 г. в ФСБ не афишировалось, его нельзя было переснять, его и сейчас, кстати, нельзя, нельзя просить вам дать доступ к нему, потому что оно уже обветшало, бумага стареет и оно уже ветхое. Но в своё время секретарем нашей комиссии по канонизации была Лидия Ивановна Соколова, и она, Царство ей Небесное, сумела тогда как-то, мы как-то вместе с ней договорились с руководством… тогда как-то еще можно было договариваться, вот сейчас уже практически невозможно, и мы сумели переснять «Дело» и у нас сохранилась эта версия, эта копия. И теперь с большими трудами, очень тяжёлая работа, потому что, прежде всего, некачественная была съёмка, а, кроме того, это 1922 год, там же и рукописи, и машинопись, но благодаря труду и усидчивости Екатерины Михайловны удалось почти 200 страниц расшифровать.

И мы поставили цель расшифровать полные тексты допросов, вопросов-ответов, с самого начала до самого конца, тех, кто причислен к лику святых из этих 87 человек: вот митрополит Вениамин, Юрий Петрович Новицкий, Шеин, Ковшаров, дальше отец Михаил Союзов – наш настоятель, отец Михаил Чельцов. Вот шесть человек, мы их расшифровали. Это было очень тяжело, мы два года занимались этим. Но зато на сегодняшний день это является первоисточником по этому делу. А одно дело, когда историки пишут или там кто-то воспоминания свои по этому делу (ведь есть всё-таки литература и воспоминания есть некоторых участников, вот, я знаю, есть адвоката воспоминания, другие…), а это вот вопрос-ответ, полностью. И, как я полагаю, в то время власти, и особенно вот эти органы правоохранительные, они думали и были уверены, мне кажется, они были уверены, иначе бы они так не поступили, что этот процесс поможет им народное почитание или, скажем так, народную преданность Церкви, духовенству… что через этот процесс народ увидит «суть» и перейдёт на их сторону. Они же изымали и мощи для того, чтобы показать, как они тогда называли, «неправду Церкви».

…

И также думали с этим процессом, поэтому он был стенографистками запротоколирован. В этом, я вам скажу, великое счастье наше и великое благо, потому что мы теперь имеем с вами вот этот первоисточник. Мы это разместили в интернете, у нас это есть на нашем сайте, сайте собора. Об отце Михаиле Союзове, нашем настоятеле, мы тоже полностью всё привели, его и биографию, и расшифровку из «Дела» 1922 года. И в отношении вот этих всех святых наших всё расшифровано, теперь историку не нужно где-то искать, открывайте наш сайт, открывайте эти виртуальные выставки и пользуйтесь вот этими первоисточниками. Вот на это у нас 2 года ушло, для того чтобы это создать, и то – не успели к августу месяцу, мы разместили это всё где-то в ноябре.

…

И вот теперь, когда мы с вами имеем вот этот первоисточник, действительно, когда читаешь, это очень интересно, эпоха, прежде всего, раскрывается, люди раскрываются. Тот же Юрий Петрович Новицкий, у него очень длительный был допрос, потому что он был главным. Владыку Вениамина, конечно, главным считали, но как раз Юрий Петрович – он же был для них наиболее грамотный, юрист. И там все вопросы и все его ответы. И можно видеть и чувствовать, какое отношение было и самих осуждённых, и к ним. Начинаешь понимать. Там, конечно, всё дело было в письме Ленина, который написал перед этим, что нужно как можно больше священников репрессировать, расстрелять, вот это известное письмо. А все как раз отвечали очень спокойно, без всяких таких, знаете, скандалов, что ли, надрывов каких-то.

Но вот, если говорить о двадцать втором годе, о столетии, я считаю, что теперь мы создали условия, при которых можно объективно, что называется, обсуждать. И, действительно, там встают вопросы, прежде всего: почему это произошло? Для меня лично, я когда всё это читаю в оригинале, вот эти источники, встаёт, конечно, вопрос, почему же это произошло в России, на Святой Руси? 1922 год, уже, правда, советская власть, тогда они только что уголовный кодекс приняли. Но всё-таки много вопросов встаёт. Но проникаешься глубоким чувством уважения к этим людям, потому что смотришь, как они спокойно, уверенно и чётко отстаивали церковную позицию. Как они все дружно пытались защищать владыку митрополита Вениамина, потому что за ним стояла Церковь. И вот в этом отношении, я считаю, что это год, который явился таким свидетельством борьбы. У меня такое впечатление, что большевики, и тогда уже советская власть, они были уверены, что этот процесс «перекодирует» людей, переориентирует их и люди массой пойдут за ними. Ничего подобного. И они после этого ни на одном процессе уже не стенографировали, стенографистов не ставили, ни один процесс потом нигде не фиксировался. Потом уже, в тридцатые годы, мы наблюдаем по «делам», я же много этим занимаюсь, видно, как следователи там что-то подменяли, соображали там… – чувствуется это. Но именно этот процесс – он обнажил и раскрыл настоящее положение дел с Церковью. Действительно, большевики хотели и думали, что Церковь можно просто так дискредитировать и вывести ее из общественного сознания. Этого не получилось.

…

И позиция владыки митрополита, и потом всего духовенства, и вообще позиция Церкви была: мы хотим пожертвовать на голод, мы хотим помочь голодающим. Святейший патриарх Тихон обращался ко всему миру: помогите, голодает Россия. И владыка в своих посланиях писал, что, пожалуйста, собирайте… А к властям обращались: дайте нам возможность войти в ту комиссию, которая будет всё это собирать, распределять, и дайте нам возможность видеть и знать, что это действительно идёт на помощь голодающим. А власть сказала: не имеете права. Это – наше. А вы, мол, агитируете народ… И митрополиту пытались, ему инкриминировали и за это и расстреляли, что он якобы своими призывами к пожертвованию игнорировал этот декрет, и, таким образом, как бы призывал массу к неповиновению властям. Но это, вот когда вы читаете эти все протоколы, то вы видите, что это неправда просто. И послания, с которыми он тогда обращался, это было совсем по-другому. Но, во всяком случае, такая была драка, что ли, борьба… за влияние на массы, большевикам тогда нужно было как-то массы привлечь. И, главное, чего они боялись, они это чувствовали, и так оно и было: люди Церкви доверяли. И люди хотели помогать. А власть увидела это, что инициатива переходит к Церкви, к верующим людям. Они всячески пытались всё это дискредитировать. Это дело интересно рассматривать… вот судебный процесс идёт в одном ключе, идёт, так сказать, перетягивание каната, а в печати, в газетах в это время идёт такая оголтелая пропаганда, такая клевета, такие нападки на Церковь! Печать тогда очень агрессивно настроена была. А Церковь отвечала в лице своих представителей, священников и самого митрополита, спокойно, чётко, ясно. Вот Юрий Петрович как юрист всё это по полочкам раскладывал.

…

Гонения преследовали цель, конечно, убрать Церковь как конкурента. В этом ведь вся проблема всей советской власти, сколько она была, вот 70 или 80 лет. В этом, я считаю, в этом большая ошибка коммунистов, что они не терпели альтернативы.

…

Кого сажали, кого расстреливали, кого репрессировали – они действовали, нагоняя страх на людей. А церковные представители… Там же всё-таки, в Петербурге, они собрали главных настоятелей, главных людей таких грамотных, проповедников, богословов, даже простых мирян, которые присутствуют на этом процессе… Они ведь все со знанием, с ответственностью… и без агрессии. Не было агрессии. То, что власть пыталась представить, что там на таком-то приходе где-то кого-то избили… Один или два случая было. Но на самом деле Церковь как раз в лице священнослужителей хотела, чтобы было всё это как пожертвование. Готовы были отдать.

…

Но церковные люди, верующие люди хотели, чтобы святыня оставалась святыней, даже тогда, когда её берут и переплавляют. Люди не хотели, чтобы святыни оказывались потом в разных руках, по разному к ним могли относиться, и вот это вызывало у людей, у простых людей, боязнь и даже какое-то желание защитить. Вот в нашем Князь-Владимирском соборе, как рассказывает отец Михаил Союзов на суде, а там же были представители власти… пришла бумага о том, что придёт комиссия у вас изымать вещи, подготовьте. Всё, отец Михаил подготовил, всё по списку, вынесли на паперть, на амвон. А при этом требовали, чтобы в храме никого не было, но всё равно дверь была открыта, и какая-то часть людей присутствовала, и начали возмущаться, что это от нас отбирают. И даже дети начали из этих корзин что-то вытаскивать, на которых отец Михаил, как он говорит, я их оберегал, просто сидел на них, но часть взяли… потом принесли, правда. Но главное, что, действительно, комиссия пришла и сказала: мы при такой ситуации не будем брать, сделайте так, чтобы народ был спокоен. Отец Михаил к прихожанам обращался. Это же не то, знаете, чтобы обратиться к людям, которые спокойны… и уверены, что те вещи, которые у вас возьмут, куда-то отнесут на доброе дело, а стали звучать выкрики, как написано в документах, что вот, у нас забирают, неизвестно куда… В общем, возмущение было какое-то. Это естественно, нормальная реакция у верующих людей была, они же чувствовали, что это их достояние…

…

И вот отец Михаил Чельцов, умница был всё-таки, грамотный человек был, … вот его книга «Записки смертника», вот ее почитать очень полезно современному человеку, и вот он задумался, где-то там под конец своих записок, он пишет, когда уже объявили смертный приговор… он пишет: мне умирать не страшно, но мне не понятно, я задумываюсь, а за что я умираю, за что меня расстреливают? За веру? Нет. За ценности. Зачем было собирать эти ценности? Чтобы теперь нас тут расстреливали? … Для него это был вопрос. Он говорит: мне жаль, что я за ценности должен пострадать, хотя вера – для меня самое дорогое. Ну вот, он написал, задумывался об этом, на меня это производит и сегодня глубокое впечатление.

…

Вот эти слова отца Михаила как исповедника – я их однажды привёл (в этом же двадцать втором году были же всякие мероприятия, и семинары, и конференции… меня приглашали многие, и я участвовал в некоторых) в одной такой конференции, где в основном молодые  были историки, представители Церкви… и вот разбирали, как в каждой епархии, как в какой области изымались эти ценности, потому что эти же события прошли по всей стране. И я привёл слова отца Михаила Чельцова. И говорю: вот процесс этот заставляет нас всё-таки подумать, вот один из участников процесса, отец Михаил Чельцов, написал… и я зачитал этот самый текст. И как вы думаете, как мы должны воспринимать это сегодня? Вот как вы думаете? И так в основном затихло всё, а потом один монах, начальствующий, говорит: «Это слабость святого». Я был поражен. «Это слабость святого, это неправильно, сегодня этим руководствоваться нельзя. Сегодня нужно строить храмы, деньги жертвуют наши богатые, и храмы должны быть у нас в красоте, потому это величие православия». Я, вы знаете, я поразился. Современные молодые люди, церковные, они усвоили тезис, что православие – это вот всё это величие… Да, я согласен, красота. Но вот я думаю, что вот этот процесс 1922 года – его Господь нам дал, чтобы мы сделали какие-то выводы.

…

Я ведь прожил всё-таки всю советскую эпоху, я прекрасно эту эпоху знаю и знаю не понаслышке, а по собственному опыту, и я на этом процессе для себя тоже сделал вывод. Всё-таки, мне кажется, мы правы были, вот это наше поколение, которое с митрополитом Никодимом было связано, вот с этим периодом. Понимаете ли, настоящее православное сознание – оно не стремится противопоставить себя кому-то, оно стремится всё время сделать ситуацию, чтобы можно было сопоставить. Одно дело, когда вы противопоставляете и говорите, что вот там такие-сякие, а мы не такие… или наоборот: мы вот такие, они вот такие. Противопоставление – оно людей разводит, а сопоставление помогает людям оценивать.

…

Я усвоил себе тезис и теперь у меня жизненное кредо: искать не противопоставления, с любой властью, какой бы она ни была, а сделать так, чтобы верующий человек отличался таким образом жизни, чтобы можно было сопоставить – вот это коммунист, а вот это верующий человек. И потом я нашёл себе подтверждение в Священном Писании, слова пророка Давида: «Ты испытал нас, Боже, переплавил нас, как переплавляют серебро». Я понимаю, человек постоянно находится в испытаниях, в трудностях, которые Господь попускает, и если он в результате делает из этого правильные выводы, то он не озлобляется, не ищет врагов. Вообще искать врагов – это последнее дело, это так и умрёшь в поисках врагов и проклятиях. А сопоставление, испытание – это великое благо.

…

…

И вот в течение всего процесса 1922 г. со стороны этих людей не было никакого желания ни скандалить, ни как-то противопоставлять себя.

…

И вот в этом отношении как раз нужно каким-то образом нам научиться… Я говорю,это  была самая большая ошибка советской власти, что она не потерпела и не согласилась иметь себе альтернативу. А мы бы таким образом взаимообогащали друг друга. А когда противопоставляют друг другу – обедняют друг друга. … Советская власть ведь специально сделала процесс 1922 года показательным и зафиксировала его, и слава Богу, я очень благодарен, что они тогда это сделали, потому что мы сейчас имеем возможность это читать.

…

Полностью слушайте в АУДИО.