«Пастырский час»
Программу ведет протоиерей Александр Рябков
Прямой эфир 21 декабря 2017 г., 20:30
Спасение души не должно быть чем-то отвлеченным, но и, конечно, не должно быть только нацелено на земной и плотской результат и выгоду. Обретение счастья в духовности оборачивается приобретением радости как преддверия блаженства. Каждая душа желает блаженства, или, другими словами, настоящего блага. Но потерявшая правильный ориентир и сбитая с пути воля часто ошибается в своем поиске счастья. Принимает за счастье совсем не то, что может дать радость, но то, что несет впоследствии горечь и разочарование. Исходя из евангельских слов Господа о скрытом внутри человека Царствии Божием, можем понять, что и счастье находится там же. Перед человеком стоит задача вернуться к себе настоящему, а не создавать внутри хорошее настроение, присовокупляя к этому еще и внешнее доброе поведение.
Эмиль Мишель Сиоран об этом писал: «В надежде на восстановление сил Гоголь отправился в Назарет и маялся там скукой, как на российском вокзале. Именно это происходит с каждым из нас, когда мы пытаемся найти во внешнем мире то, что может существовать только в нас самих». В действительности требуется не замыкание в себе или поиск себя во внешнем мире, но необходимо овладение собой, то есть внутренним человеком, через очищение себя духовной жизнью и приобщением ко Христу.
Блез Паскаль писал, что простой поиск счастья только внутри нас или только вовне нас не даст результата. Ибо счастье в Боге, а, значит, и вне нас, и внутри нас одновременно.
В этом ключе совсем по-другому понимается известное выражение про бегство от мира. Христианство не призывает пренебрегать или даже ненавидеть творение, но призывает избегать греха и даже ненавидеть его. Бесстрастие в христианском понимании не есть безразличие или побег из реальности в мир фантазий и грез. Такое искаженное бегство от мира происходит и происходило в еретических учениях, которые исповедовали или пантеизм, или дуализм. Православие через бесстрастие позволяет сделать душу причастной Личному Богу, открывающемуся миру в Благодати Своей. Если христиане смешивали в своем сознании Божественную Сущность и Его энергии, тогда в их религиозной практике и начинали преобладать пантеизм или дуализм, а также совершенное разделение души и тела или смешение их. В христианстве отказ от греха не осуществляется как уход в пустые мечтания и отказ от ответственности за себя и ближнего. Христианин – сотрудник Бога по воссозданию гармонии, нарушенной грехом.
Святой Григорий Палама говорил: «Господь пришел в мир не уничтожить попорченное, но воссоздать создание Своих рук». Человек-христианин всегда трезвый соучастник дела Божия, а не опьяненный гордыней оккультист, убежавший от повседневности и достигший в эзотерике мнимого вознесения над профанами.
Отец Думитру Станилоэ в своей книге «Аскетика и мистика» писал: «Аскетическая борьба со страстями, последовательно осуществляемая человеком, совершается не механически, но осмысленно. Благодаря этому пути ум достигает ступени, где познает первоосновы творения. По достижении этого этапа уму доступны не только первопричины бытия, которые превышают в своем статусе физические причины последовательного развития творения, но он достигает единого и цельного мистического ведения бытия. Это понимание первооснов ценно не само по себе, но как фаза целенаправленного восхождения по лестнице аскезы к безусловной встрече с Господом. Эта встреча совершается на последнем этапе этого восхождения, и она не есть что-то иррациональное, но нечто имеющее под собой основание. Она не есть состояние, достигнутое парализованностью разума и игнорированием познавательного осмысления явлений, но результат, полученный только после всех необходимо пройденных этапов, открывающий полнейшее познание понятий и причин вещей, что возводит личность к высшей силе и подлинной жизни».
Духовная жизнь не анестезия, но терапия для души. Исцеление личности совершается последовательно, начиная с Крещения. Уже в самом этом таинстве наряду со смысловой символикой возрождения присутствует и тема смерти. Смерть для греха и умерщвление самого греха есть необходимые инструменты для сохранения души от вечной смерти. И само Крещение предполагает покаяние, и последующая жизнь не оставляет такое важное духовное лекарство как плач о грехах. Совершившееся Крещение не исключает невидимой брани и никакое ложное прекраснодушие, как плод рассудочности и мечтательности, не занимает ее места в жизни христианина. Из всего этого рождается смирение, которое само по себе есть двигатель молитвы, сопрягающей душу с Богом.
Отец Думитру Станилоэ по поводу этой суровой последовательности духовной жизни писал: «Аскеза, как путь для самого строгого, дисциплинированного и трудолюбивого разума в получении им самого полного знания причинности вещей, доказывает, что в жизни с Богом для достижения единения с Ним невозможно достичь этой цели, пропустив последовательное прохождение первых этапов и ступеней восхождения. Результат приходит только посредством усвоения всех условий, предшествующих этому окончательному озарению, потому что только так человеческий дух делает своим выбором окончательное и безоговорочное единение со Святым Духом, что неразрывно связанно с высшей возможностью для человека сделаться сосудом понимания всего сверхчеловеческого.
Из текста отца Думитру можно сделать вывод, что Бог есть Высшая Причина и Источник оснований всех вещей. «Ум, который поднимается во время единения с Господом к созерцанию непосредственно Этой Первоосновы, Этого Разума, Этого Логоса, заложенного изначально в творение, должен быть подготовлен к пониманию этого Первоисточника (живота или рождающего чрева) всех основ, причин и предлогов, посредством как можно большего знания об этих тварных вещах, ибо ум хоть и прикасается к более чем безграничным сферам, но встречается с божественным мраком, который неизбежно полагает предел дальнейшего познания».
От человека в восхождении к Богу требуется смирение, и с каждым духовным шагом оно должно в человеке разрастаться. В толковой Библии под редакцией профессора-библеиста Александра Лопухина есть прекрасные строки о царе и пророке Давиде: «Человек же, питая постоянную и твердую веру в Бога, оказывая Ему послушание и воспитывая в себе «дух смиренный и сердце сокрушенно», тем самым включает себя в область Его великих обетований. Таким образом Давид по своим воззрениям был эстет, умеющий найти, указать и оценить красоту там, где холодный ум видит только ряд обыкновенных явлений, предметов и мыслей».
Из вышесказанного ясно вытекает мысль о том, что искать Бога и познавать Его надо в повседневности, пренебрегать этим нельзя. Созерцание вечности неизбежно связано с образами внешнего мира и жизни. В этом человеку помогает церковность и религиозность, какими бы избитыми и заношенными не казались нам эти слова.
Эмиль Мишель Сиоран писал: «Религия как внутренний спор – это единственный способ пробиться, прорваться сквозь покров видимости, отделяющей от сути».
Григорий Сковорода о таком прорыве, осуществленном через аскезу и мистику духовной жизни писал: «Ты видел доселе одну стену болванеющей внешности. Теперь подними очи свои, если они озарены духом истины, и глянь на нее. Ты видел одну только тьму. Теперь уже видишь свет. Всего ты видишь теперь по двое: две воды, две земли. И вся тварь теперь у тебя на две части разделена. Но кто тебя разделил? Бог… Когда ты усмотрел новым оком и истинным Бога, тогда ты уже все в Нем, как в источнике, как в зерцале увидел то, что всегда в Нем было, а ты никогда не видел. И что самое есть древнейшее, то для тебя, нового зрителя, новое есть, потому что тебя на сердце не всходило… Итак, ты теперь видишь двое: старое и новое, явное и тайное».
Никодим Святогорец в своей «Невидимой брани» об этой духовной работе писал, что нам, видя вещи мира, должно отделять в помыслах своих, что есть в них чувственного, от того, что есть в них от творческого Духа Божественного. Делая это, надо помыслить, что невозможно, чтоб тот или иной предмет внешнего мира сам от себя имел свое бытие и свойства, но, наоборот, что все это есть в нем дело Бога, Который невидимою силою Своею дает ему это бытие и эту доброкачественность и красоту. Святой Никодим писал: «Затем надо перенеси такие помышления и на все другие видимые вещи и возрадоваться сердцем, что один Бог есть причина и начало столь разнообразных, столь великих и столь дивных совершенств, открывающихся в творении, – что Сам Он в безмерности совмещает в Себе всевозможные совершенства и что эти совершенства, видимые в тварях, суть не что иное, как слабое отражение и тень беспредельных Божиих совершенств».
Спасение души справедливо связывают с добрыми делами. Но что такое «добрые дела»? И что значит «творить добрые дела»?
Чехов как-то писал брату Николаю: «Недостаток же у тебя только один. В нем и твоя ложная почва, и твое горе, и твой катар кишок. Это – твоя невоспитанность». Чехов обличал брата в том, что тот начинал много дел и ни одного не закончил.
Хотя это была, наверное, просто суетность, о которой много говорили и писали святые отцы. Святые – лучшие знатоки человеческой души. У иеромонаха Парфения Киевского это хорошо озвучено в его известной молитве: «Господи, не попусти, чтобы суетность, самолюбие, чувственность, нерадение, гнев господствовали надо мною и похищали меня у любви Твоей. Отними от меня праздность духа, погубляющую время; суетность мыслей, мешающих Твоему присутствию».
У древнего армянского подвижника Григора Нарекаци описание этого душевного «катара кишок» выглядит так: «Не дай мне Боже страдать от родовых мук и не родить. Скорбеть и не прослезиться, затуманиться и не пролиться дождем, идти вперед и не достигнуть, приносить жертву, но не сжигать ее, увидеть Тебя и уйти с пустыми руками».