«И тут им открыли глаза: это не для помощи голодающим»

Программа Марины Лобановой

«Возвращение в Петербург»

Тема: мученик Юрий Новицкий, передача четвертая

Гости: Иван Васильевич Петров, Никита Владимирович Гольцов

Эфир: 11 июля 2022 г.

АУДИО

 

Иван Петров:

Вы упомянули 1927 год. Вот 1927 год и появился потому, что в 1922 году был Петроградский процесс и похожие с ним процессы, и в Москве, и процесс в Иваново-Вознесенске после изъятия церковных ценностей в Шуе. И вот те меры по устрашению духовенства, епископата, которые проходили в 1922 году, они и привели к тем плодам, которые произойдут в 1927 году в связи со знаменитой Декларацией митрополита Сергия.

И с чего мы начинали разговор – это тоже одна из задач нашей передачи – понять, почему именно Новицкий?  Советская власть не могла не ликвидировать Новицкого. Это символ, во многом, вот той общественной жизни церкви, которая была. Гораздо проще бороться с отдельными епископами, тем более консервативными, обвиняя «князей церкви» условно в монархизме, в поддержке контрреволюционных сил. А здесь у власти появляется возможность очернить, а потом и уничтожить, вот эти широкие общественные силы, которые участвовали в церковной жизни в 1922 году. Поэтому прямое следствие: 1927 год – прямое следствие из Петроградского процесса, из его результатов. В данном случае Новицкий был той фигурой, которую должна была ликвидировать Советская власть большевистская, согласно логике того процесса, для этого он и создавался.

…

 

Если мы говорим о голоде в Поволжье, то это настолько обширная тема, это даже не одна передача в рамках радио «Град Петров», вот я могу сказать, что меня лично и тревожит, и что мне не нравится как человеку, интересующемуся российской историей, что у нас за последние годы, ни в 21, ни в 22 году, каких-то крупных мероприятий, посвященных голоду – не было. Складывается такое впечатление, что хотят его забыть, не проанализировать причины этого голода. Я не скрою, некоторые действия советской власти все-таки какое-то освещение получили, и довольно справедливое, допустим, Кронштадтское восстание 1921 года – его все-таки упоминали, и в средствах массовой информации, и конференции проходили. А с голодом такого не случилось. Не знаю, в чем причина.

…

По подсчетам современных исследователей – называется цифра в 13 миллионов человек, которые голодали. То есть это десятая часть населения РСФСР. И здесь надо учитывать, что голод в Поволжье – это голод в хлебном регионе. Самарская губерния, территория нынешнего Татарстана, в одном, например, Чистопольском кантоне Татарстана голодало единовременно больше 270 тысяч человек. И огромное количество голодало там и детей до 16 лет, если мы берем территорию Елабуги нынешней и окрестные территории, то голодающих детей там было более 62 тысяч человек. То есть если мы попытаемся как-то осмыслить эти цифры с учетом общего числа населения, то это все равно очень большая цифра.

Интересно, что советская печать, Советская власть не замалчивала эти факты, и в 21-22 году в передовице газет большевистских они писали о голоде, обвиняли, безусловно, в нем неурожай 1921 года. Заявлялось, что 40% лучшей посевной площади поразила засуха и 30% населения голодало. И после признания факта голода основной призыв был к самим согражданам – всячески голодающим помогать. Интересно отметить, что собственные ошибки, а причины голода, я все-таки думаю, что это та тема, которую мы сегодня оставим за скобками, потому что здесь есть несколько концепций, все-таки надо понимать, что это событие Гражданской войны. Также отдельный вопрос тоже, я думаю, который требует особого рассмотрения – это помощь голодающим. Помощь, которая была оказана и АРА (Американской администрацией помощи), и попытка общественных организаций, в том числе церковных, и призыв патриарха Тихона помощи голодающим –  была очень важной. Почему здесь важно понимать контекст? Ведь условно и политики, и общественные организации зарубежные не готовы были помогать большевикам, у них не было уверенности, что то продовольствие и денежные средства, которые будут направлены в Советскую Россию, они пойдут условно на нужды голодающих, а не на нужды революции. И в данном случае, если мы посмотрим периодическую печать советскую, то она особо заостряла внимание на те страны, которые не оказывали помощь Советской России в той ситуации. Например, приводился пример Финляндии, которая только обрела свою независимость, и говорилось всячески, что Финляндия не помогает. Понятное дело, что тогда была продолжающаяся война на территории нынешней Карелии, и Финляндия всячески пыталась отразить опасность повторения событий в Советской России. Еще один здесь важный пример: постоянно заострялось внимание в печати, что католики, лютеране, христиане других конфессий – не активно помогают Советской России голодающей. Более того, впоследствии эти тезисы, в особенности с февраля 1922 года, будут повторять и будущее обновленческие лидеры, тот же отец Александр Введенский, он во многом с этого начнет: указывая, что в Америке, условно, христиане чуть ли не зерном, пшеницей топят печи, а здесь, на территории Советской России, голод, и собратья во Христе нам, в данном случае, не помогают.

И опасность советскими властями была сразу очень хорошо понята: если общественные силы, бывшие политические деятели либерально-демократического крыла и Православная Церковь смогут привлечь в Россию вот эту помощь общественных организаций, политиков и религиозных организаций, то Советская власть распишется в своей некомпетентности в той сложной для себя ситуации. Поэтому необходимо было максимально этот процесс централизовать и использовать его для идеологической борьбы, в том числе, и в первую очередь, для борьбы со своим последним противником, я в данном случае имею в виду Православную Церковь.

Но то, что сами факты и ужасы этого голода не замалчивались – мы можем открыть любую газету того времени и там есть факты подтвержденного каннибализма, которые были на территории Поволжья, то есть это страшный голод, он не идет ни в какое сравнение с «царь-голодом» XIX столетия и другими событиями. Голод в России был, был и в царское время, мы не можем этого отрицать. Но когда голод проходит на территории именно Поволжья… И в таких огромных масштабах… То здесь, в любом случае, даже у неспециалиста определенные выводы о политике государственной приходят на ум.

…

 

 

Подходя к истории Петроградского процесса, тоже здесь важно понимать контекст событий. События в Петрограде были чуть ли не самыми острыми и значимость им придавалась, потому что Петроград – ключевой город, и для революции, соответственно, и впоследствии для идеологии революции. И, с другой стороны, давно историками это говорится, что расстрел и финал Петроградского процесса – это прощупывание почвы для понимания того, можно ли это будет провернуть и для патриарха Тихона.

Еще один важный момент, который надо понимать, ведь эти эксцессы по всей России возникали в ходе кампании по изъятию церковных ценностей. Режиссировать, действительно, хотели, не только дьявольски, но с того момента, например, существовало предложение Льва Троцкого, в феврале 1922 года, чтобы в Москву направить делегацию голодающих крестьян, которая потребует изымать церковные ценности. Конечно, это всё должны были делать большевики не своими руками, а как бы оформлять это в ответ на народные запросы, что народ сам требует бороться с «церковными излишками».

 

 

Еще до событий в Петрограде, если мы вспомним, события в Шуе в марте 1922 года. Казалось бы, Иваново-Вознесенск, наоборот, тоже территория всегда рабочая, пролетарская, и в этом небольшом и сейчас городке народ выходит на главную площадь города и противодействует изъятию церковных ценностей, в результате чего 4 человека погибают. Если мы посмотрим на социальный состав тех людей, которые выходили, это были и рабочие, и крестьяне. То есть это как раз были те люди, на кого и ориентировалась априори советская власть. Это впоследствии уже – во время суда надо было показать, что репрессируют организованную группу, во главе которой стоят бывшие монархисты и духовенство. Как, например, священномученик Павел Светозаров, настоятель Воскресенского собора, который был репрессирован в Шуе. И в Шую тоже приезжали представители советской власти, и военные из Москвы.

 

 

То же самое, если мы посмотрим на Петроград, основное сопротивление оказывали, допустим, рабочие Путиловского завода. Это сейчас показано в новых исследованиях, что на защиту Путиловского храма встали рабочие. Да, пытались это объяснить, что это «неправильные», условно, рабочие, те, кто сотрудничал, скажем так, «с капиталом», с властями до революции. Но сам по себе факт, что в рабочих районах происходит противодействие изъятию церковных ценностей –  он о многом говорит.

То же самое – толпы собирались у московских храмов, иногда от 2 до 3 тысяч человек могло стихийно собраться. Более того, потом власти поняли, что некоторые группы верующих, зная, когда будет изъятие церковных ценностей, они фактически курсировали между храмами и вставали на защиту той или иной церкви. И власти приходилось изыскивать новые силы, в том числе военные силы, для того, чтобы этот процесс каким-то образом купировать.

Безусловно, события в Петрограде, где такие разные храмы и такие разные прихожане вставали на защиту церковных ценностей, на защиту своего прихода (это и церковь Спаса на Сенной, это и соборы, и упомянутый мной Путиловский храм), когда в комиссию по изъятию входили не местные рабочие, допустим, если Путиловский храм мы берем – то рабочие завода «Треугольник». То есть, в данном случае, необходимо было как-то разделить массу пролетарскую по вопросу об изъятии церковных ценностей. И, безусловно, надо было как-то Советским властям на происходящие эксцессы отвечать. Найти тех людей, которые были якобы виновны в этом противодействии изъятию церковных ценностей. И легче всего это было объяснить, привязав существующим тогда в Петрограде Обществом приходов православных. То есть здесь вполне традиционная уже, которая станет традиционной, линия поиска вот такой вот организации, а, тем более, оно реально существовало, в отличие от «дел» тридцатых годов, с помощью которой можно, и которую можно будет обвинить в организации вот этого противодействия.

 

…

 

 

Никита Гольцов:

Безусловно, Общество православных приходов Петрограда его губернии на тот момент в контексте епархиальной жизни было единственной организацией, которая была связана со всеми сторонами епархиальной жизни. Единственной организацией, которую можно было обвинить как некий контрреволюционный штаб, из которого шли все мнимые директивы по поводу сопротивления Декрету об изъятии церковных ценностей.

Но абсурдность всего этого обвинения заключается в том, что Общество, напротив, изначально заняло позицию подчинения Декрету, при некоторых условиях. И я думаю, что об этом стоит сказать подробнее. Вообще о том, как церковные круги Петрограда, в частности, отреагировали на вышедший 23 февраля 1922 года Декрет об изъятии церковных ценностей. А я напомню, что весь год, предшествовавший выходу этого Декрета, патриарх Тихон стремился всеми силами к тому, чтобы церковь пришла на помощь голодающим. Но власть не давала ему эту возможность. И вот когда 23 февраля выходит этот Декрет, вскоре, уже 28 февраля, патриарх Тихон выпускает Послание. И надо сказать, что в этом Послании он выразил довольно-таки бескомпромиссное отношение к этому Декрету. Принудительное изъятие церковных ценностей он сразу отверг. Но допустил добровольное пожертвование, и то – лишь тех предметов, которые не употребляются в богослужении. То есть это были подвески на иконах, мелкий лом и прочие незначительные вещи.

Но однозначной позиции на вопрос о том, как смотреть на этот Декрет, не было. И надо тут иметь в виду, что наши архиереи, и патриарх Тихон, и митрополит Вениамин, они все-таки проходили свое становление, и личностное, и архиерейское, в совершенно иной парадигме церковно-государственных отношений. Перед ними эти вопросы не стояли. И тут, к 1922 году, они оказались уже совершенно зрелыми людьми, с большим опытом управления епархиального, и как реагировать на эти новые вызовы – было не совсем понятно. Потому что, в общем-то, была понятна общая направленность политики Советской власти – она антирелигиозна. Но какой будет следующий шаг и к чему может привести та или иная реакция на то или иное действие большевиков – было непонятно. И нужно было действовать осторожно, потому что это могло быть чревато последствиями, репрессиями.

 

 

И митрополит Вениамин, что примечательно, занял по этому вопросу другую позицию и несколько разошелся с патриархом. Главная особенность позиции владыки Вениамина была в том, что он рассматривал вопрос использования церковных ценностей для помощи голодающим именно в ключе добровольного пожертвования. По большому счету, в своем послании от 5 марта, реагируя на Декрет, он сказал: мы готовы отдать всё, в том числе вплоть до священных сосудов, если патриарх благословит, при условии, что это будет не принудительное изъятие, а добровольное пожертвование с нашей стороны. Как потом он говорил на судебном процессе, цель бы тем самым была достигнута та же самая – мы бы помогли ровно тем же количеством церковных ценностей, только это был бы акт не принудительного изъятия, который рассматривается церковью как кощунственный, антиканонический, а это было бы, напротив, добровольное пожертвование, такая акция со стороны церкви, которая как-то сплотила бы христианский дух, что мы поможем голодающим.

И Юрий Петрович Новицкий по этому поводу, опять же, говоря о том, что единой позиции в церкви не было, занял другую точку зрения. Он считал, что не нужно власти выставлять какие-то условия, не нужно с ними сейчас пытаться как-то торговаться, потому что это чревато последствиями, а нужно исполнить Декрет, но, по возможности, наладить конструктивный диалог с местными властями, чтобы реализация этого Декрета прошла максимально безболезненно. И Юрий Петрович ездил даже в Москву, и в беседе с патриархом Тихоном доказывал ему свою точку зрения, которую, кстати говоря, разделяло и Общество православных приходов, что отдать можно всё, вплоть до священных сосудов. А дальше вопрос будет о том, чтобы договориться с властями, чтобы максимально безболезненно провести это и, по возможности, избежать тех жестких мер полного изъятия, которые подразумевал Декрет. И вся деятельность Новицкого в контексте кампании по изъятию церковных ценностей в Петрограде весной 1922 года свелась, во-первых, к помощи голодающим в рамках дозволенного властями, а, во-вторых, к налаживанию по возможности конструктивного диалога между представителями Советской власти и митрополитом Вениамином.

 

 

Юрий Петрович Новицкий вместе с профессором Егоровым, который проходил по Петроградскому процессу как свидетель, но потом был сделан представителями трибунала обвиняемым, они вместе ходили 10 марта 1922 года в Губфинотдел на заседание комиссии помощи голодающим, где пытались обсудить детали соглашения, как конкретно будет реализовываться в Петрограде Декрет об изъятии церковных ценностей. И они со своей стороны пытались предложить ряд правил, определяющих какой-то порядок, например, чтобы миряне не имели права входить в алтарь, чтобы никто не имел права неосвященными руками касаться священных предметов, употребляемых в богослужении… И, в общем-то, петроградские власти были более лояльны, чем центр, чем Москва.

6 марта в беседе с митрополитом Вениамином власти Петрограда согласились на его условия, которые он выдвинул в своем Послании. Но когда Новицкий и Егоров 10 марта пришли в Смольный, то выяснилось, что позиция властей уже совершенно иная. Они не хотят обсуждать вопрос в ключе налаживания какого-то диалога. Они сказали, что у нас есть Декрет и мы должны его реализовать согласно букве Декрета. Это входило в вопиющее противоречие со всем тем, что за четыре дня до этого обсуждалось теми же властями с митрополитом Вениамином. И, конечно, встает вопрос: а почему взгляд властей за несколько дней кардинально изменился? И здесь исследователи полагают, что была дана определенная директива из центра, из Москвы. Москва как бы открыла петроградским властям глаза на истинную цель кампании по изъятию церковных ценностей. Что никакой диалог невозможен. Это не для помощи голодающим, это для борьбы с церковью. И никакие условия вырабатывать нельзя. И поэтому когда Новицкий и Егоров как представители митрополита Вениамина через четыре дня после его беседы в Смольном вернулись туда, им уже сказали, что никакие условия невозможны, мы будем реализовывать Декрет так, как это предписано высшими властями.

 

 

Прозвучала четвертая часть.

 

Полностью слушайте в АУДИО.

 

 

См. также: