«И ведая той чин многие архиереи, оставя превысочайший чин архиерейства, снисходят в монашество»

Совместная программа радио «Град Петров» и Санкт-Петербургского Института истории РАН

«Архивная история»

Гость: Никита Викторович Башнин, кандидат исторических наук, доцент, старший научный сотрудник Санкт-Петербургского Института истории РАН

Тема: «Часа ради смертнаго…»

Эфир: 27 ноября 2023 г.

АУДИО

Никита Башнин:

«Часа ради смертнаго…» – этой цитатой из завещания, предсмертного распоряжения Вологодского архиепископа Маркела озаглавим тему нашей сегодняшней передачи. Речь будет идти о документах, которые возникали незадолго до смерти владык и вскоре после того, как они умирали. Дело в том, что в допетровской Руси смерть архиепископа была принципиальным, важным событием, поскольку власть в регионах представляли собой два человека: светскую власть представлял воевода, а церковную власть представлял собой епископ, архиепископ или митрополит. И вот когда владыка, иерарх умирал, то требовалось очень много усилий для того, чтобы перестроить и восстановить жизнь в епархии, в большом регионе. А для того, чтобы похоронить владыку, нужно было провести отпевание, службу, как это всё полагается, с участием другого иерарха, который должен был приехать из соседней епархии. Но в допетровское время (да ещё, в общем-то, и долго после Петра) движение по просторам нашей большой страны было очень медленным, и в связи с этим возникает ряд нюансов, связанных, скажем так, с антропологией, с тем, как распоряжаться телом владыки архиепископа, как его сохранить. Не всегда, конечно, документы дают ответы на все вопросы, но вот, тем не менее, в ряде случаев мною были найдены источники, связанные с тем, как переживал это один из вологодских архиепископов. Речь будет идти об архиепископе Симоне, который обращался к патриарху Иоасафу с некоторыми вопросами. Здесь нужно, конечно, сказать о том, что вообще Симон был интеллектуально образован, развит, активно интересовался самыми разными вопросами в современных ему реалиях. Он знал, конечно, и о предыдущих вологодских владыках. И была ещё одна особенность для этого иерарха, совершенно человеческая – он часто болел. Часто болел, чувствовал себя плохо, и об этом известно из разных документов: то он в Москву не мог поехать, то он лежал долго, и покупали там какие-то медикаменты. Поэтому он периодически задумывался о своей смерти и о том, что с этим делать, что будет делать его окружение. И он постарался максимально проинструктировать тех людей, которые были рядом с ним. Он задавал вот такой сложный вопрос к вышестоящим иерархам.  Патриарху Иоасафу он писал:

«А по нашему, государь, обыкновенному чину преселившагося архиерея от жизни сея труп его не предан бывает земли многое время, покамест послан будет для погребения с Москвы или ис которово граду архиерей, и, будучи поверх земли, осмердеет. И ведая той чин многие архиереи, оставя превысочайший чин архиерейства, снисходят в монашество, еже и Вологодский преже бывший преосвященный архиепископ Маркел того ради сотворил. И о сем аз грубый зело смущаюся и душею скорблю, ожидая от частых своих недуг незамедленно смерти. …да не будет чин архиерейства во уничижении от многаго времяни в трупном осмердении, во время погребения душевнаго блеванием повреждения».

Вот из этой цитаты видно, что архиепископ Симон, занимая высокий чин, пост, он переживает о том, как будет выглядеть его тело после смерти, и, соответственно, пытается добиться ответов от других иерархов, чтобы ему разрешили уйти с кафедры незадолго до смерти, вернуться в обычный монашеский чин и быть погребённым без промедления, практически сразу же.

Этот текст относится к 1670-м годам.

…

Неслучайно была развита и поминальная практика, и вот мы знаем, что есть и синодики, кормовые книги, вкладные книги. То есть, можно сказать, что от мала до велика и от самого низшего чина (бобыля, крестьянина, холопа) до самого высшего чина (иерархи, патриархи, цари) – все заботились о своих душах, то есть, что я имею в виду, все предполагали, все знали, что они умрут, и поэтому делали вклады в монастыри, в монастырях обязательно поминали, записывали эти имена, эти роды в синодики. И встречаются порой поразительные вот такие вещи, когда в небольших монастырях до 10 тысяч человек мы находим, находим имена около 10 тысяч человек, то есть, грубо говоря, вся крестьянская округа, да и не только крестьянская, периодически посещала этот монастырь – делались записи. И вот монастыри на Руси, которых были сотни, они, можно сказать, освящали своим присутствием, помогали преодолеть вот этот барьер перехода от жизни к смерти. А в священных текстах существовали толкования, связанные с третьим, девятым, сороковым днём…

Это документ из архива Вологодского архиерейского дома. Ещё в XIX веке Павел Иванович Савваитов, такой известный и учёный, и краевед, и знаток Севера, привёз эти документы из Вологды в Петербург, и вот часть этого собрания, акты Савваитова, собственно, или Вологодские просто акты, они хранятся в Архиве Санкт-Петербургского Института истории Российской академии наук, это документы с XVI по начало XVIII века. Они содержат переписку, в основном связанную больше с такими бытовыми, хозяйственными вопросами, но среди них появляются, иногда встречаются вот именно такие документы, связанные с перепиской церковного иерарха, в данном случае Симона. Что вообще не совсем типично, потому что, вот если мы возьмём и последующих Вологодских иерархов, и предыдущих, Маркела, а последующих – это Гавриил будет, то у них вот мне не попадалось среди, можно сказать, сотен просмотренных документов, вот таких вот рассуждений. Вот они особо не задумывались об этом, хотя, естественно, и тот, и другой умер. И после Маркела, который был архиепископом перед Симоном, тоже остались документы, связанные с последними днями его жизни. И Маркела как раз и упоминает Симон, что Маркел перед смертью надеялся, что не произойдёт вот этого длительного прощания с телом.

…

Для того, чтобы расстаться с епископским саном, должны быть санкции других иерархов. Именно об этом и просил архиепископ Симон, и об этом же просил Маркел. И вот судя по оставшимся документам от Маркела, ему разрешили (и там, кстати, адресовано Алексею Михайловичу это письмо, грамота) снять свой сан епископский и уйти в Соловецкий монастырь как монаху, но он не успел это сделать, потому что буквально через несколько дней после того, как появилась вот эта грамота, он умирает. И он хотел, в последних своих распоряжениях, чтобы остаться в Спасо-Прилуцком монастыре, чтобы, если он умирает, то его похоронили бы в Спасо-Прилуцком монастыре рядом с Вологдой. Но поскольку распоряжений дальнейших не последовало, здесь вот дальше такая некоторая загадка. Потому что дети боярские отправляются весной 1663 года… вот в марте эта смерть и в марте же дети боярские, то есть служащие архиепископа, отправляются через таящие снега и готовящиеся к половодью реки в Москву. И не успевают вовремя добраться до Москвы и получить новые грамоты, получить вот это разрешение. А, соответственно, тело Маркела – оно ждёт. Каким-то образом сохраняется, видимо, был устроен ледник, может быть, как-то ещё. И, находясь в Ярославле, те же дети боярские пишут, что нам из этого города не уехать, никто не хочет ехать в Москву, потому что сейчас будет распутица, и если ты уедешь в Москву, то обратно ты не вернёшься. И ямщики отказываются туда ехать, и поэтому происходит промедление. Это уже апрель. То есть в марте он умирает, в этот же день они едут, когда он умер, а в апреле происходит эта переписка… и в течение уже, получается, месяца тело Маркела находится в Вологде непогребенным.

Согласно документам, только 29 апреля 1663 года к приезду митрополита Ростовского и Ярославского Ионы купили свежую рыбу, а 1 мая состоялась уже покупка к столу, то есть, получается, только 1 мая из Ростова Великого прибыл митрополит Иона – для того, чтобы отпеть Маркела, а Маркел умер 22 марта 1663 года. Иона отпел Маркела, состоялось прощание, согласно документам – шуба была подарена из вещей Маркела Ионе. Но на этом не закончилось… Потому что дальше, согласно его завещанию и согласно пожеланиям, его нужно было доставить на Соловки. А почему Соловки? Потому что Маркел принял постриг в Соловецком монастыре, долгое время был связан с Соловецким монастырём и уже из Соловков он стал Вологодским владыкой.

Тело Маркела доставили на Соловки только 5 июня 1663 года. С точки зрения науки, физиологии – это загадка, как это было сделано. Может быть, предстоит ещё понять, изучить, как сохраняли тело.

…

Соловецкий архимандрит Варфоломей отписал царю Алексею Михайловичу о том, что тело Маркела прибыло. Я процитирую:

«В нынешнем, Государь, в 7171 году, июня в 5-й день, в Соловецкий монастырь привезли тело твоего государева богомольца, бывшаго Преосвященнаго Маркелла, Архиепископа Вологодскаго и Белоозерскаго: и я богомолец твой со священницы и диаконы, и с братиею, со кресты вышед встретили на морской пристани, и принесли в Соборную церковь, и надгробная над ним совершили, и погребли в часовне, где опочивает Чудотворец Герман. А от преставления его до того времени, как ныне привезен к нам в монастырь, одиннадцать недель; а тело его ничем же рушимо, и лице светло, дух же исходит от тела его добровонен».

Вот такая цитата из грамоты. Насколько она соответствует действительности – это вопрос, конечно, дискуссионный, и здесь должна быть научная критика и исследования. … Вполне возможно, что, действительно, тело Маркела доставили в Соловецкий монастырь в порядке.

…

Вот этот термин «осмердение» как раз употреблял архиепископ Симон, который был после Маркела, и вот он-то как раз считал, что тело осмердеет, и прежде всего он писал про себя. Здесь, конечно, тоже сложно… Но вот он писал именно про себя, рассуждая о том, что тело осмердеет, и вот он боялся, что его тело будет смердеть. Но он боялся, видимо, всё-таки не сам за себя, а, скорее, за статус церкви. … То есть Симон, практически, можно сказать, был уверен в том, что начнётся процесс разложения, и от тела будет неприятно пахнуть. И вот он хотел этого избежать.

До нас дошел черновик завещания архиепископа Симона:

«Егда благоволит ми Господь Богу жизнь сию кончати и того же часа труп мой, скутав по обычаю якоже подобает, проводити в соборную церковь Премудрости Слова Божия и предати земли под храмом или пределом великого во пророцех Иоанна Предтечи за дверми южными подле правые стены со отпетием канона, что за единоумершаго, или понахидою немедленно того же дни или много во вторый день. А по обыкновенному нашему обычаю и чину града Москвы трупу моему поверх земли не быти, да не будет чин архиерейства во уничижении от многаго времяни трупнаго осмердения и во время погребения блеванием душевнаго повреждения. А о совершенном надгробном пении и по скутании моем в землю, как великий государь и святейший отец наш патриарх и весь преосвященнейший собор благоволят».

…

Здесь что любопытно, что Симон писал вот эти документы… и ему, собственно, разрешили совершить такие похороны – буквально на следующий день, чтобы не было никакого вреда архиерейскому чину, сану, – но, тем не менее, он пережил всех людей, которые ему это разрешили. И он действительно ушёл с Вологодского престола владычного и ушёл в монастырь, Спасо-Прилуцкий монастырь, там прожил ещё несколько месяцев и уже там спокойно и скончался, и, собственно, избежал вот этой ситуации, когда тело бы смердело. А то, что касается Маркела, то, по-моему, в 2000-х годах или в самом конце 1990-х Маркел был причислен к лику Соловецких святых. То есть, видимо, как раз эту ситуацию восприняли как подводящую к святости. … И Маркел действительно вёл праведный образ жизни.

…

Во многих духовных грамотах мы встречаем пожелания о месте своего захоронения. … Про вкладные грамоты, исходившие порой от совершенно обычного крестьянина, который делал вклад в монастырь – коровья кожа, сани и рубль денег. И вот он делает этот небольшой вклад, и прямо в этой вкладной грамоте записывается, что, когда он постареет, – его покоить, поить и кормить при монастыре и похоронить там. То есть, говоря современным языком, монастырь выполнял функции вот такого дома престарелых. А многие, уходя в монастырь перед концом жизни и делая какие-то вклады, потом ещё некоторые время (кто-то 2-3 года, кто-то, может быть, 10 лет) ещё были в монастырях и часто поддерживали отношения с родственниками. И вот так вот складывались отношения монастыря и целых родов. Пополнялись этими вкладами – монастырская утварь пополнялась, а взамен монастырь поминал этих людей. И на территории большинства монастырей – очень большие кладбища, захоронения как богатых, так и бедных людей.

…

И согласно завещанию Маркела, и согласно завещанию Симона, и других иерархов, – они свои келейные деньги (очень там приличные такие суммы, несколько сотен рублей, а для того времени сотня рублей – это много) завещали раздать бедным на похоронах. То есть на похоронах эти деньги раздавали – священникам, которые будут на отпевании, нищим… И вот архиепископ Симон… Были так называемые кредиты тоже в то время. И вот архиерейский дом выдавал кредиты по кабалам, это денежные кабалы. Кредиты были беспроцентные, тем не менее, ряд крестьян всё-таки не могли отдать эти кредиты. И там с течением десятилетий накапливались приличные суммы. Так вот, он прощает все эти долги буквально всем крестьянам епархии. Все, кто были заёмщиками – и там тоже огромная сумма, около тысячи рублей, тогда как бюджет Вологодской епархии был около трех тысяч рублей. И архиерей перед смертью гасит этот долг из своих келейных денег. Здесь вспоминается, конечно, Ключевский и его рассказ о благотворительности в Московской Руси.

…

См. также: