История петербургских кладбищ

Лада Елецкая: Добрый день. У нас в гостях Татьяна Александровна Трефилова, автор курса лекций «Православный Петербург», который читается на подворье Оптиной пустыни. И вместе с ней мы начинаем цикл лекций, посвященных истории санкт-петербургских кладбищ. Сегодня прозвучит первый обзорный рассказ. Пожалуйста, Татьяна Александровна.

Татьяна Трефилова: Там, где живут люди, всегда есть кладбища. Люди хоронят своих близких, приходят к ним на могилу. И в России всегда, вплоть до отделения Церкви от государства, кладбища являлись в первую очередь учреждениями церковными. Все особенности их жизни и устройства определяли понятия религиозные. Многовековая православная традиция придавала духовный смысл обряду погребения, поминовения и ухода за могилой. Кладбища всегда ограждались забором и охранялись как нива Божия, где посеяны семена для жизни вечной. На месте кладбищ запрещалось строительство, запрещалось выгуливать скот, запрещалось распахивать землю. В первые годы существования Санкт-Петербурга кладбищ как таковых в городе не было. Усопших хоронили в ограде приходских церквей. Cтарым кладбищем в Петербурге считается кладбище при Сампсониевском соборе, там и до нынешних времен сохранились некоторые захоронения. Хоронили так же у Андреевского собора на Васильевском острове, хоронили у церкви Благовещения Пресвятой Богородицы на Васильевском острове, и там еще до начала двадцатого века сохранялись могильные плиты. Но еще при жизни императора Петра Первого был издан Указ, согласно которому было запрещено хоронить в ограде приходских церквей, и хоронить нужно было на специально для того отведенных местах. Кладбища до революции охранялись законом. В девятнадцатом веке было введено в России кладбищенское законодательство, предусматривавшее суровое наказания за осквернение могил, за воровство на кладбище. По Уложению о наказаниях 1845 года разрытие могилы каралось десятью годами каторжных работ, повреждение надгробий – от четырех до восьми лет каторжных работ, кража на кладбище – один год тюрьмы. Запрещалось так же ездить по кладбищу на велосипеде, ходить с собаками, петь песни, устраивать игры. В девятнадцатом веке было введено семь кладбищенских разрядов. Когда я сама впервые узнала о кладбищенских разрядах, первая реакция моя была недоумение – какие могут быть разряды на кладбищах, разряды для усопших. Но потом, по мере того, как я ближе знакомилась с историей кладбищ в Санкт-Петербурге, я поняла, что это мера совершенно разумная и необходимая, она способствовала сохранению и поддержанию порядка на наших кладбищах. Было установлено семь разрядов кладбищенских. Первый разряд был самый дорогой, самый хороший, и «похоронить по первому разряду» – это всегда означало похоронить дорого. Захоронение в первом разряде стоило двести рублей. Первый разряд был всегда около церкви, около кладбищенского храма. Практически все наши кладбища имели свои храмы для отпевания усопших и молитвы о них. Первый разряд – это разряд, по которому хоронили людей известных, богатых, заслуженных. Как правило, священников всегда хоронили у храма. На дальних участках были дешевые разряды. Так, если первый разряд стоил двести рублей, то пятый разряд стоил уже пять рублей, шестой стоил пятьдесят копеек, и седьмой разряд был бесплатный. Там хоронили людей, умерших в тюрьмах, в больницах и нищих. При кладбищах всегда были сторожа, на ночь кладбища закрывались. Сторожа поочередно с могильщиками обходили кладбище дозором. Перед закрытием кладбища дежурный сторож обычно ударял в чугунную колотушку, предлагая посетителям покинуть кладбище. Отдельно совершенно существовали в Петербурге кладбища для самоубийц. Как вы знаете, самоубийство является очень тяжелым грехом для христианина, и поэтому нередко им отказывали даже в церковном погребении. Обычно самоубийц хоронили за оградами кладбища, на специально для того отведенных указанных местах. Такие места для погребения самоубийц стихийно сложились на острове Голодай, на другой стороне реки Смоленки. Обычно к самоубийцам приравнивались и люди, опоившие себя вином, и государственные казненные преступники. Поэтому не случайно, что декабристов похоронили не на кладбище, а похоронили отдельно на указанных местах, предназначенных для захоронения самоубийц. В первой половине девятнадцатого века был принят закон, который говорит о том, что самоубийц дозволяется хоронить на православных кладбищах, в том случае, если было свидетельство врача о том, что человек при жизни был душевно болен, нездоров, и покончил собой в состоянии душевной болезни, и если было свидетельство священника, что человек этот при жизни своей исповедовался и причащался Святых Христовых Таин. В начале двадцатого века в России стали выходить справочные издания, посвященные истории русских кладбищ. Была задумана целая серия изданий под названием «Русский некрополь». В 1908 году вышел трехтомный «Московский некрополь». В 1913 году вышел четырехтомный «Петербургский некрополь» под покровительством Великого князя Николая Михайловича, который был историком, и при непосредственном участии в составлении Владимира Ивановича Саитова (он так и называется – справочник Саитова), где в алфавитном порядке перечислены все люди, погребенные на кладбищах Санкт-Петербурга. В 1913 году вышел этот справочник – в последний год благополучия России. Была проведена большая исследовательская работа, когда Владимир Иванович Саитов, профессор, член-корреспондент Академии Наук, вместе со своими учениками предпринял натурное обследование кладбищ Петербурга, когда они ходили по кладбищам с блокнотиками и вручную переписывали все то, что удалось прочитать, что сохранилось на могильных плитах, на могильных памятниках. Эти сведения потом переписывались, была составлена картотека, вручную, без использования компьютеров, как нам сейчас было бы удобнее, и было составлено четыре тома «Петербургского некрополя», где все погребенные на Петербургских кладбищах стоят в алфавитном порядке. Если у вас есть знакомые или родственники, о месте погребения которых вы не знаете, но можете лишь предположить, что они погребены в Петербурге, то советую вам, безусловно, обратиться к справочнику Владимира Ивановича Саитова «Петербургский некрополь». Там представлено и собрано много эпитафий, написанных на кладбищах Санкт-Петербурга. Но вскоре произошла революционная катастрофа, и отношение к кладбищам резко изменилось. В период потрясений традиционный уклад жизни был разрушен, потомки перестали посещать могилы своих предков. Нужно сказать, что это есть симптом заболевания духовного. О смерти старались забыть в годы советской власти. Старались забыть, не думать, не вспоминать и не готовиться, хотя Русская Православная Церковь за ежедневным богослужением напоминает нам о «христианской кончине живота нашего». Каждый день дьякон произносит в храме молитвенную ектенью: «Христианския кончины живота нашего, безболезненны, непостыдны, мирны и доброго ответа на Страшнем Судищи Христовом у Господа просим». Святые отцы говорят нам о том же, что каждый день, прожитый нами на земле, день, в который мы не готовились к своей смерти, прожит нами зря. После Октябрьской революции стремительно изменились представления о неприкосновенности могил. Вскрытие святых мощей приобрело всероссийский размах, и то, что раньше наказывалось законом, происходило с одобрения властей. Должность кладбищенского старосты сменила должностью кладбищенского комиссара. Грабежи и осквернения могил стали следствием вседозволенности и атеистической пропаганды. За первые годы революции и Гражданской войны население Петербурга уменьшилось втрое. Голод, террор, эмиграция. Многие могилы остались без родственного ухода и присмотра. Кладбища поступили в ведение комиссаров, а не священников. Кладбища стали закрываться, на их месте предполагалось устроить парки культуры и отдыха. Считалось, что социалистическому Ленинграду не нужно так много кладбищ, которые занимают так много земли. Кладбища лучше закрыть, а использовать их как парки культуры и отдыха, а все надгробия, представляющие исторический интерес, перенести в некрополь Александро-Невской Лавры. Под этим предлогом были уничтожены в Петербурге многие кладбища. Полностью исчезло с лица нашего города крупнейшее Митрофаньевское кладбище, о нем напоминает нам лишь Митрофаньевское шоссе, проходящее от Варшавского вокзала. Удивительно, что Громовское старообрядческое кладбище каким-то чудом уцелело. Так же о Митрофаньевском кладбище могут вспомнить наши современники, по телевизору посмотрев сериал «Петербургские тайны», где все эти страшные события, как похоронили живую девушку, происходили именно на Митрофаньевском кладбище, а вот где это Митрофаньевское кладбище, не все могут ответить на этот вопрос. Полностью было уничтожено Фарфоровское кладбище, полностью уничтожено кладбище Троице-Сергиевой пустыни, красивейшее кладбище не только нашего города, но и всей России, полностью уничтожено католическое кладбище на Выборгской стороне, также полностью уничтожили и Малоохтинское православное кладбище, и что удивительно, Малоохтинское старообрядческое кладбище опять же каким-то чудом уцелело. И вот эта участь уничтожения кладбищ Санкт-Петербурга ждала и другие кладбища города, но этому помешала война. Нужно сказать, что в годы советской власти практиковались такие вот перенесения надгробий в музей городской скульптуры в некрополь без перезахоронения останков. Часто бывало так, что музей городской скульптуры интересовал лишь надгробный памятник как произведение искусства. Памятники переносили в музей, а могилы людей, похороненных под ними, утрачивались навсегда. И до сих пор, как вы знаете, наверное, в алтаре храма Благовещенской усыпальницы Александро-Невской Лавры, которая до сих пор не передана Церкви, стоит памятник, принесенный со Смоленского армянского кладбища, памятник семье Лазаревых. И так же практиковалось в годы советской власти так называемое вторичное использование надгробных памятников, когда имя похороненного здесь человека закрашивалось, стиралось, соскабливалось, и на этом месте писалось имя другого, нового владельца этого памятника. Крест на могиле усопшего всегда на Руси ставился не для украшения могилы, а для обозначения того, что здесь погребен христианин, и о делах человека усопшего обычно не было принято писать на его могиле. Раньше на могиле писали имя усопшего человека, и часто писали просто «раб Божий». На могилах многих монахов даже не писали иногда имен, просто «усопшие рабы Божие». Но в восемнадцатом веке пришла в Россию традиция эпитафии, когда на могилах усопших людей стали подробно писать обстоятельства их жизни и сочинять стихи. Появился такой даже такой жанр поэзии – надгробные эпитафии. Эпитафии писали многие русские поэты: эпитафии писал Пушкин, Жуковский, Сумароков, Лермонтов. И вот четырехтомник Владимира Ивановича Саитова дает нам представление о характере эпитафий, написанных на могилах петербуржцев. Самой известной эпитафией, наверное, является эпитафия, которую многие, наверно, видели на Лазаревском кладбище Александро-Невской Лавры. Автором этой эпитафии считается поэт Сумароков. Эпитафия эта всем известна.

Прохожий, ты идешь, но ляжешь, как и я.
Присядь и отдохни на камне у меня,
Сорви былиночку и вспомни о судьбе.
Я дома, ты – в гостях. Подумай о себе.

Нужно сказать, что очень многие эпитафии начинаются со слова «прохожий», потому что все мы живущие, по сути дела, прохожие по этой жизни. И эпитафии обращаются от лица умершего человека к живому, ныне проходящему по этому кладбищу. И как я сказала, многие эпитафии начинаются со слова «прохожий», я собрала вместе некоторые эпитафии, которые начинаются одним словом, обращенным к нам.

Прохожий, я приплыл к пристанищу надежну,
К нему имеют все дорогу неизбежну.
Старайтесь жизнь свою тако провождать,
Чтоб не страшилися в сем порте приставать.

* * *

Посетитель мой любезный
Прими от гроба моего глас слезный
И молись за мя ко милостивому Богу,
Да обрящу в День Судный милость Его многу.

* * *

Прохожий, бодрыми ногами
И я ходил здесь меж гробами,
Читая надписи вокруг,
Как ты сейчас мою читаешь.
Намек мой понимаешь?
Прощай же, до свиданья, друг.

Некоторые эпитафии, наоборот, не начинаются, а заканчиваются обращением к прохожим. Вот одна эпитафия со Смоленского православного кладбища.

Нет доброй матери, жены примерной нет,
Томившись целый год от тяжкого недуга,
Как тихий луч она угасла в цвете лет
Прохожий, пожалей несчастного супруга.

Но особое, наверное, место занимают эпитафии, написанные на могилах младенцев. Смерть ребенка – это большая трагедия для человека, и даже христианину пережить ее всегда трудно, и поэтому очень многие младенческие эпитафии содержат в себе и слова утешения.

Спи, любезный сын, спокойно,
На заре сон сладок, мил.
Время полдня очень знойно,
Вечер хладен и уныл.

* * *

Цветок, не расцветший в юдоли земной,
В раю расцветешь ты под Божьей росой.

* * *

Как утром на цветах весенняя роса,
Ее душа на сей земле блеснула,
С улыбкою на Божий мир взглянула,
И вознеслась к себе на небеса.

А вот эпитафия, написанная на могиле пятнадцатилетней девочки, княжны Львовой. Она скончалась в пятнадцать лет, и в эпитафию включены ее последние слова, сказанные ею при жизни. Это одна из любимых мною эпитафий.

Под сенью райских древ княжна здесь Львова
Она в пятнадцать лет зреть Горний мир готова.
Последние слова ей веры дух внушал:
«Я стражду, но Христос и более страдал».

И дай нам Бог каждому из нас, как эта пятнадцатилетняя княжна Львова, быть готовыми зреть Горний мир. А вот еще одна эпитафия, написанная отцом, на могилу своей одиннадцатилетней дочери Маруси.

Спишь ли ты, Маруся, или так лежится?
Встань и полюбуйся, что вокруг творится.
«Встала бы, нет воли, тесный дом мой прочен,
Выход на свет Божий крепко заколочен».
Спи, дитя, едва ли стоит просыпаться,
На людское горе сердцу надрываться.
Наша жизнь земная, право, не завидна.
Спи, дитя родное, суждено так видно.

Многие люди еще при жизни своей писали эпитафии сами себе, заботились о месте собственного упокоения. Была такая традиция, что люди к смерти готовились. Готовились и духовным образом, и совершенно материальным. Заказывали нередко и уже покупали место на кладбище, заказывали художнику, архитектору проект своего могильного надгробия, и писали себе стихи. Вот одна автоэпитафия со Смоленского православного кладбища.

О, человек, я жизнь прожил –
Что мог, все сделал я для ада,
И, не боясь греха, грешил,
На жизнь греха не бросив взгляда.
Хотел бы я свой путь начать
Иною жизнью, жизнью новой,
Но заколочен гроб сосновый,
И на устах моих печать.

А вот еще одна эпитафия, по сути дела, надгробные стихи, тоже с кладбищ нашего города, которой мне бы и хотелось закончить нашу сегодняшнюю первую беседу.

Хорошо умереть без страданий и муки
С чистым сердцем, с спокойной душой,
И с минутой таинственной жизни разлуки
Не жалеть ничего за собой.
Хорошо умереть, когда кончена страда,
Когда выполнен жизни урок.
Хорошо умереть, догорев, как лампада,
Доцвести, как осенний цветок.

Лада Елецкая: Спасибо, Татьяна Александровна. Напомню, что с нами была Татьяна Александровна Трефилова, автор курса лекций «Православный Петербург», который читается на подворье Оптиной пустыни, и прозвучал первый обзорный рассказ из цикла, посвященного истории санкт-петербургских кладбищ.