«Изучать Библию – величайшее наслаждение и величайшая духовная польза»

Передача из архива радио «Град Петров»

Беседа с архимандритом Ианнуарием (Ивлиевым)

Тема: язык библейского текста

АУДИО (запись сделана в 2006 году)

ТЕКСТ – Ольга Качаева

— Что такое «сакральный» или «священный» применительно к тексту Библии?

— Слово сакральный можно перевести как священный, сакральный предмет или какое-либо сакральное понятие, это то, что принадлежит Богу, то есть изъято из земного и полностью возвышено до небес. Сакральный священный предмет возлагали на алтарь для того, чтобы показать, что это дар Богу, изъятый из земного общения. И в этом смысле, говоря о священном тексте (а мы ведь текст так и называем – священный текст, Священное Писание), надо внимательно и здраво разобраться в том, что же такое «сакральный» или «священный» применительно к тексту Библии.

Если мы будем говорить о языке как таковом, даже в лингвистическом смысле, то мы должны учесть следующее обстоятельство. Приведем такой пример. Мусульмане имеют свой священный текст. Это Коран, который был продиктован Богом с небес, по верованию мусульман, пророку Мухаммеду. Продиктован и записан на арабском языке того времени, того языкового пространства, в котором жил и действовал пророк Мухаммед. Для любого последователя Ислама это Слово Божие. Причем Слово Божие, непосредственно сказанное Богом и данное в Откровении пророку Мухаммеду. Здесь нельзя изменить ни одной буквы, это слово Божие, спасительное слово. Любому благочестивому мусульманину положено почитать слово Божие, и ни в коем случае нельзя подвергать критике. Это само собой разумеется. А теперь сравним с этим Священное Писание христиан. А еще лучше задумается над таким вопросом. Что мы, христиане, понимаем под словом Божиим? Откройте первую страницу, первые стихи Евангелия от Иоанна. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Богом было это Слово». И что же это за слово? Оно воплотилось. В ком? В Иисусе Христе. Для христиан Слово Божие – это Слово Божие, воплощенное в личности Богочеловека Иисуса Христа. Это живая Богочеловеческая Личность. Не какое-то лингвистическое «слово», не какая-то книга, не какой-то текст, а это живое Слово Божие.

В Послании апостола Павла к Евреям в первых его строчках мы читаем: «Бог, многократно и многообразно говоривший издревле отцам в пророках, в последние дни сии говорил нам в Сыне, Которого поставил наследником всего, чрез Которого и веки сотворил» (Евр.1:1-2). То есть в Иисусе Христе. Если точнее перевести на русский язык, будет звучать так: «Бог, который по частям и самыми разными способами говоривший отцам через пророков, в последние дни сии всё сказал нам в Сыне». То есть это Слово первоначально было частичным текстом, а теперь это Слово живое, слово живое от Бога. А что такое слово? Слово – это способ коммуникации, средство, благодаря которому я как личность познаю другую личность. Мы общаемся посредством слова. Так вот, Бога мы можем узнать, только увидев, прочувствовав, полюбив Иисуса Христа как подлинное Слово Божие.

Что же касается текста, священного христианского текста, то оно вовсе не похоже на Коран по типу. Ибо не оно спасительно само по себе, вот это записанное слово, спасительна для нас личность Иисуса Христа. Вот наш Спаситель. А вовсе не какая-то книга или записанное произнесенное слово. И когда мы говорим о Писании как Слове Божием, то мы должны всегда четко сознавать как христиане, что Священное Писание — это всего лишь свидетельство о том единственном и подлинном, и спасительном Слове Божием, которое для нас есть Господь наш Иисус Христос. В Ветхом Завете это свидетельство ветхозаветных отцов, пророков, праотцев. Это предварительные, предваряющие и пророческие свидетельства о грядущем Слове. В Новом Завете это свидетельство об уже явившемся Слове Божием. Но это всего лишь свидетельство о Нем.

Теперь я хотел бы рассмотреть этот вопрос с чисто лингвистической точки зрения. Евангелия содержат очень много изречений, притч, поучений Господа Иисуса Христа, Его слов, которые, конечно, непосредственно восходят к Нему. Пусть они со временем несколько трансформировались в Предании, но все же восходят к Нему. Посмотрите: много ли мы знаем слов Иисуса Христа, произнесенных Им на Его родном языке? А какой Его родной язык был? Ведь не русский же, конечно. И даже не греческий, на котором написано Евангелие. Родным языком Иисуса Христа был арамейский, на котором Он говорил со своим окружением. И по-арамейски до нас дошло всего лишь несколько слов Господа. Например, «талифа, куми» — «девица, встань!» (Мк.5:41). Или знаменитые слова, сказанные Иисусом на Кресте: «Элои, Элои! лэмáсавахфани́?» то есть: Господи, Господи! Почто Ты Меня оставил? (Мк.15:34). Но это всего лишь несколько изречений. В основном же до нас дошли уже переводы Его слов. А мы-то пользуемся переводами переводов Его слов. То есть сказать, что именно этот текст в его материальном языковом составе неприкосновенен, мы ни в коем случае не можем. Он уже с самого начала был прикосновенен. И в этом — глубочайший смысл. Потому что, как утверждает нам христианское учение, мы имеем доступ к Богу. И, некогда враги Божии, во Христе мы стали друзьями, сынами и дочерями Божиими. Мы имеем непосредственный доступ к Богу. Вот у мусульман все опосредовано через текст. И так же было у иудеев, и остается до сих пор. Мы же во Христе непосредственно имеем доступ к Богу. Почему древние христиане все назывались святыми. Потому что они уже изъяты из земли и принадлежат Богу.

— Является ли прикосновенный текст, много раз переведенный, сакральным?

— Еще раз подчеркиваю, он сакрален и священен лишь в той мере, в которой он свидетельствует об истинном Слове Божием. Всё, что относится к христианству, сакрально и священно. Здесь даже можно сказать, что древнее понятие сакральности как чего-то неприкосновенного для нас земных, снимается! Потому что мы сами уже освящены. Вот в чем дело.

— Текст – это язык. Следовательно, язык сакрален?

— Я хотел бы напомнить о замечательном христианском догмате, утвержденном на 4-м Вселенском Соборе. Это так называемый христологический догмат, который утверждает о том, что в Иисусе Христе мы имеем и Бога, и совершенного Человека. И та, и другая природы, божественная и человеческая, таинственным, чудесным, непостижимым образом неслитно, неизменно пребывают в Иисусе Христе. Следовательно, и всё, что относится к Нему, в том числе, и свидетельства о Нем, должны нести отблеск этого христианского догмата о Богочеловечности. А теперь задумаемся. Если мы говорим о том, что Иисус Христос таинственным образом в Своем воплощении был и совершенным Богом, и совершенным Человеком, то подумаем о Его, так сказать, материальном составе как просто человека. Совершенного, безгрешного, но несущего на Себе следствие всех наших грехов. И Он понес на Себе все наши грехи. А какие следствия наших грехов? Наши немощи — наша ограниченность в пространстве, во времени, наша нищета, наши бессонные ночи, наши скорби, наши недоразумения, наши искушения. Это всё следствия нашей греховности. Он, Христос, понес все это на Себе даже до самой смерти. И если Он это понес на Себе, то тем более слова о Нем, свидетельства о Нем могут нести человеческие немощи. Хотя они священны, так же, как и Он был священен. В этом-то и тайна.

Что же касается языка, то какой язык мы должны считать неприкосновенным или священным? Русский, на котором мы читаем Евангелие, или греческий, или арамейский, или латинский, или еврейский? Нет, мы должны считать священным саму суть, содержание, которое нам сообщает Евангелие.

— То есть сакрально отношение?

— Конечно, наше отношение должно быть благоговейным, любовным, изучающим. Но при этом здравомыслящим, понимающим, что и текст на себе несет все человеческие немощи человеческих свидетельств. Как Сам Господь нес на Себе все человеческие немощи нас всех. А текст несет на себе немощи и авторов (что-то они знали, что-то не знали, тут могли чуть-чуть ошибиться, там могли чуть-чуть неточно сказать). Тут они говорили на одном языке, а переводчики передают нам на другом языке. Все это следствие человеческих немощей. Мы же не знаем ангельского языка. Увы!

— Вы говорили, что сакральный — это изъятый из обычной жизни. Я считаю, что церковно-славянский язык является безусловно сакральным языком. На нем наши предки не говорили, это был исключительно язык богослужения. Принято считать, что в мире всего четыре языка являются сакральными: иврит, древнегреческий, латынь и церковно-славянский языки.

— Что касается четырех языков, которые Вы упомянули как священные языки — эта католическая доктрина средних веков существовала некоторое время. Вы же понимаете, что это чистая схоластика, просто в Риме тогда еще не успели признать, скажем, древнегрузинский перевод, который был гораздо древнее, чем церковнославянский, или древнеармянский. Это все не так важно. Слишком схоластично. Язык не может быть сакральным в принципе. Мы можем на том или ином языке произносить сакральные вещи.

— Имеется в виду язык как лингвистическое явление.

Что касается церковно-славянского языка — это великий феномен в истории и библеистики, и славянской культуры. Язык, на котором молится до сих пор Церковь, и, по-видимому, будет молиться еще очень-очень-очень долго. Это язык, который сформировал фактически наш русский современный язык литературный. Так что достоинств у этого языка масса. Но сказать, что этот язык священен, а вот чукотский язык, видите ли, не священен, потому что он не церковно-славянский – это, конечно, противоречит всему смыслу и сути христианства как такового, как универсальности. И вообще говоря, такая ограниченность национальная, характерная, скажем, для Ветхого Завета, и для современного иудейства, мне лично она претит.

— Буквальное понимание сакрального текста, текста Библии, текста Нового Завета возможно?

— Когда мы смотрим на текст Священного Писания, будь то Ветхого Завета или Нового Завета, мы видим, что это гигантская книга, которая состоит из множества книг. И каждая из этих книг частенько состоит из отдельных частей, написанных в различных жанрах. При этом мы должны учесть, что Библия писалась на протяжении как минимум тысячи лет и охватывает собой огромный период истории. В нем мы находим множество лингвистических слоёв, культурных слоёв. Это страшно интересное явление со всех, со всех точек зрения. Изучать Библию — это величайшее наслаждение и величайшая польза духовная. Так вот, нужно, конечно, обращать внимание на жанр. Мы как-то привыкли в миру, в своей светской обычной жизни понимать жанр и относиться к жанру как к должному. Роман мы никогда не примем за математическую теорему, а математическую теорему за пословицу, а пословицу за сказку, а сказку за анекдот. В Священном Писании, в т.ч. в Новом Завете, который мне ближе по моей специальности, в Евангелиях мы находим и притчи, и исторические сообщения, законодательные изречения, изречения премудрости, молитвы, гимны, наконец, так называемые мессианские истории. Изучением и определением жанров Евангелий занимались многие ученые в 20 веке. На мессианских историях я бы хотел остановиться подробнее. Посмотрим начало Евангелия от Матфея. «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова. Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его» (Мф.1:1-2).  И т.д., и т.д. И в 17-й стихе  1-й главы Евангелия от Матфея говорится: «Итак всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов» (Мф.1:17). На этом рассказ о земном происхождении Иисуса Христа завершается. Что такое перед нами? Какое-то метрическое свидетельство или родословная справка? Конечно, нет. Является ли это историческим свидетельством? Да, безусловно. То, что Иисус Христос жил на земле, мы знаем. То, что Он родился, мы знаем. То, что Он произошел из рода Давида, мы знаем. Но ведь не в этом же смысл всего этого отрывка! Это всё и без того известно каждому человеку. Вы поглядите: здесь же каждое слово – золото! Вот хотя бы возьмём эти «четырнадцать … четырнадцать … четырнадцать». К чему бы это? Если вы хорошенько разберётесь в этом тексте, вы увидите, что это мессианская история. Потому что евангелисту с самого начала, с первого же слова своего Евангелия важно что? По-русски это звучит так: Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова. Почитайте по-славянски: Книга родства Иисуса Христа. А если по-гречески? Библос генесеос по-гречески – это то, что у нас называется Книга Бытия, на самом деле Книга Происхождения, но у нас перевод «Книга Бытия». Первая книга Библии — это Книга Бытия. И первая книга Нового Завета начинается словами «Книга Бытия», нового бытия, бытия в Иисусе Христе открывшегося. Это уже важно. К сожалению, в переводе всё это от нас исчезает.

Но вернемся к этим «четырнадцати»… Ведь евангелисту Матфею важно показать, что в Иисусе Христе мы имеем сына Давидова. Сыном Давидовым иудео-христиане того времени называли Мессию, Христа, Спасителя. Так вот, Он сын Давидов. А Давид, если вы напишете по-еврейски, три буквы всего, т.к. в еврейском языке нет гласных. И каждая буква обозначает число (как и в церковно-славянском, как и в греческом). 4+6+4=14. Любой иудео-христианин того времени, когда жил евангелист Матфей, и те христиане,  которым он писал своё Евангелие, знали, что 14 – это Давид. Так вот: «Давид … Давид … Давид». Что он хочет сказать? Сын Давидов. В начале своего Евангелия.

Это всего лишь кроха того, что можно сказать об этих первых строчках.

Или возьмите вы евангелиста Марка. Начало его Евангелия – Крещение.

То, что Иисус Христос пришел к Иоанну в Иудею и крестился на Иордане, это ясно каждому. Тут доказывать не надо. Но ведь эти три строчечки, которые сообщает нам об этом евангелист Марк – это же целый богословский трактат! Это же не просто фотография, это даже не прекрасная картина Иванова! Это — богословская икона. И при этом я хочу заметить, что очень часто евангельские тексты представляют собой такие литературные текстовые иконы. Чем икона отличается от портрета или фотографии? Портрет или фотография нам изображают, как всё происходило, материю происходившего. А икона изображает – да, историческое событие или историческую личность, но не как таковую в её фактографии, а смысл того, что стояло за событием или за личностью. Икона изображает — что происходило. Никому же из нас в голову не придет осуждать иконописца, который изображает апостола Павла всегда с мечём в руке. Мы не будем говорить в таком случае, что иконописец лгал, не бегал на самом деле апостол Павел по Риму или Иерусалиму с мечом. Но мы прекрасно понимаем богословскую символику, богословский язык иконы. Но ведь часто к тексту написанному мы не прилагаем вот того, что прилагаем к иконе. «И глас был с небес: Ты Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мк.1:11). Заметьте, любой иконописец, чтобы изобразить суть, использует канон – существующий уже образец, пример, как символ. Даже мы в своей бытовой речи, когда встречаем какого-нибудь очень умного человека, говорим: «Да он же Эйнштейн!». Эйнштейн для нас уже символ, канонический  символ изобретательности и ума. Вот то же самое было в древности и с иконописцами, и с евангельскими повествованиями. За каждым словом здесь стоит символ. «Ты Сын Мой Возлюбленный» и Человек. Это мы сегодня, плохо знающие Библию, не понимаем, что это такое. Но ведь сыном возлюбленным Библия называет только Исаака, сына Авраама, принесенного в жертву. Значит, «Возлюбленный Сын» свидетельствует о жертвенности. Это символ жертвенности. Теперь, «Ты Сын Мой» — это же цитата из 2-го псалма, который всегда считался мессианским псалмом. «Сын Мой еси Ты. Аз днесь родих Тя» — говорит нам 2-й Псалом. И все, и древние иудеи, и древние христиане, это считали пророчеством о Мессии. Но какого Мессию ожидали иудеи? Они ожидали национального спасителя, который придет с мечём, который будет победителем, поразит язычников, истребит грешников и возвеличит праведный иудейский народ. Не такой Спаситель пришёл – говорит нам голос с Небес. Это жертвенный Спаситель. Не тот, который будет убивать грешников, а тот, который погибнет за грешников. Вот ведь о чём здесь речь.

«В Котором Моё благоволение» — а это цитата из пророка Исаии. Эти слова относятся к Рабу Господню, к Агнцу Божию, Который отдал Себя за грехи мира. Здесь каждое слово -золото, каждое слово — иконный символ. Это не описание того, как произошло, какая травка росла на Иордане, какой ногою Господь ступил в речку и как на Него вода пролилась или как Он погрузился. Здесь описывается: что же такое для нас означает Крещение. И так надо относиться к очень многим евангельским словам. У нас часто воспринимают слишком примитивно, слишком буквально.

— Значит, не стоит буквально понимать Евангелие. Прежде, чем читать Евангелие, необходимо проштудировать справочную литературу и примечания.

— Многое, очень многое надо понимать и буквально. Но ко всему необходимо подходить именно здраво, здравомысленно. Надо изучать всё это. Справочного материала – великое обилие. Но мы косные, мы ленивые, мы не любопытные. Нам кажется, что мы открыли Евангелие, прочитали и все сразу поняли. Ничего-то мы не поняли. Это же сложнейшие тексты, которые отчасти, конечно, обладают силой, энергией непосредственного воздействия. Но чем больше ты изучаешь, тем сильнее и любишь этот текст. И тем сильнее он на тебя действует.

— Немаловажным аспектом является стилистика языка.

— При чтении Библии помимо жанра, на который обязательно надо обращать внимание (не надо путать гимн с историей, историю с пословицей, пословицу с притчей), мы должны, конечно, очень здраво относиться к стилю. Приблизительно 70 — 100 лет назад библеисты стали делать такой эксперимент. Они стали переводить речи Иисуса Христа, евангельские речи, с греческого языка, на котором написано Евангелие, на Его родной арамейский язык. И, о чудо, вдруг оказалось, что и по-гречески это часто звучит изумительно красиво, а на арамейском это засверкало такими красками, что впору за голову схватиться и сказать: о чудо! Вы знаете, речи Иисуса поэтичны, легко запоминающиеся, яркие, иногда шокирующие и тем самым приковывающие к себе внимание. Это очень интересное занятие – разбирать эти тексты на Его родном языке. Да даже и когда мы читаем Евангелие по-русски, мы замечаем эту яркость, образность изречений. Предположим, все мы прекрасно чувствуем гиперболичность языка Господа, характерную для ближневосточной поэтики как таковой. Преувеличения какие-то, которые заставляют нас обратить особое внимание.

Вспомним, например, поучение Иисуса Христа в 7-й главе Евангелия от Матфея, это конец Нагорной проповеди. «Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или, как скажешь брату твоему: «дай, я выну сучок (там буквально – соринка) из глаза твоего»; а вот, в твоем глазе бревно?» (Мф.7:3-4). Смотрите, какая яркая гипербола.

А вот, например, место, которое вызывает недоумение часто у читателей. «Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Лк.14:26). Ну, понятно же, что в данном случае мы имеем дело с риторическим преувеличением, гиперболой, столь характерной для Палестины того времени. Ведь Господь вовсе не хочет  здесь сказать, что Он хочет увеличить ненависть в этом мире. А всего лишь излагает принцип (в такой несколько шокирующей манере) … Этот принцип о чем говорит? Если человек хочет следовать за Иисусом Христом, то он должен быть готов к выбору. Либо естественные привязанности, либо привязанность и любовь к Богу, к Истине. А вовсе не ненависть здесь проповедуется. И подобных примеров мы можем указать бесконечно много.

А сколько поэзии в речах Иисуса Христа или в речах апостолов! Мы ее не замечаем очень часто просто потому, что поэзия вообще трудно переводима. Приведу какой-нибудь пример. Скажем, апостол Павел в своем Послании к Римлянам, как и в других посланиях, когда он хочет высказать какую-то особо важную для него и, как ему представляется, особо важную для его слушателей или читателей мысль, он её облекает в поэтическую форму, которая легко запоминается и исполнена определенных рифм, часто примитивных рифм, какой-то ритмики, игры слов. Например, Послание к Римлянам, глава 12, стих 3. Если вы читаете по-русски, то вы и не замечаете ничего особенного. «По данной мне благодати, всякому из вас говорю: не думайте о себе более, нежели должно думать; но думайте скромно, по мере веры, какую каждому Бог уделил» (Рим.12:3). Ах, какое великое поучение! И разве нужна особая благодать, чтобы сказать «будьте скромненькими». Да это и каждый из нас может сказать. А теперь послушайте, как это звучит у Павла на том языке, на котором он писал, т.е. на греческом. … Это совсем по-другому звучит. Потому что здесь очень легкая рифма, важная для Павла, потому что запоминается. Здесь все полно игры слов и выражена одна из важнейших мыслей в поучениях апостола Павла, что в нашем переводе абсолютно не видно. Увы, увы, увы. И таких примеров мы можем привести огромное множество.

— Есть ли у Вас особо любимые части в Новом Завете?

— Вообще человек по-настоящему любит то, чем он серьёзно занимается, то, чему он уделил много времени, то, чему он отдал много сил. Это естественно. Конечно, помимо какой-то ещё природной предрасположенности или харизматической предрасположенности, нужно ещё занятия, и изучение, и труд. Я больше всего занимался … в силу того, что я преподаю в Духовной академии и семинарии (вот уже 25 лет) преимущественно Послания апостола Павла и Апокалипсис. Вот эти два раздела Нового Завета… не потому, что они лучше или важнее других – там всё важно! Просто мне ближе, потому что это я, можно сказать, лучше знаю.