Кингисепп и Дундич

М.Лобанова: Здравствуйте, дорогие друзья! В студии радио «Град Петров» Марина Лобанова и историк Кирилл Михайлович Александров. Мы продолжаем говорить о топонимике Санкт-Петербурга, такой топонимике, которую не хотелось бы связывать именно с Санкт-Петербургом. Когда наш город был Ленинградом, это звучало естественно, все было к одному, хотя не подходило, собственно, к тому, чем наш город является на самом деле. 20 лет в этом году исполняется, как Санкт-Петербург вернул себе свое подлинное имя, и вот к этому юбилею все-таки город подходит с огромным количеством топонимов, имен – тех ран на своем теле, которые показывают на те его страдания, которые он пережил в 20-м веке. Хотелось бы, чтобы они исцелялись. Сегодня будет очередной топоним, имя, человек, которого не хотелось бы увековечивать на теле города, который называется именем святого апостола Петра.
Здравствуйте, Кирилл Михайлович!

К.Александров: Здравствуйте, Марина Николаевна! Здравствуйте, уважаемые радиослушатели!

М.Лобанова: Говорить мы сегодня будем… Знаете, человек-пароход, человек-город. Но это страшно, когда какой-то человек, который собой представляет личность отрицательную, становится целым городом. Город Кингисепп. Мы привыкли, что на окраинах Санкт-Петербурга много названий с какими-то финскими, эстонскими корнями, нам кажется, что это так естественно звучит…

К.Александров: Более того, многие даже думают, не знают, что это Ямбург, а как и в ситуации с Бела Куном, думают, что Кингисепп это не человек, а это какое-то такое название финно-угорское, связанное с этой местностью. А на самом деле мне очень радостно и приятно, что Вы в качестве персонажа, о котором мы будем сегодня говорить, избрали Виктора Эдуардовича Кингисеппа, потому что совсем недавно на одном из интернет-сайтов я прочитал такую пафосную статью в защиту этого человека, в его память, где он был назван советским Че Геварой даже. Напомню, что Эрнесто Че Гевара – это южно-американский революционер, символ революции социалистической в Южной Америке в 50-60-е годы не только на Кубе, но и в Боливии, некоторых других странах, и его считают таким образцом бескомпромиссного борца-революционера за идеалы человечества, его всемирное счастье, который воевал в разных странах. Вот и Кингисеппа называют Че Геварой, борцом за социалистические преобразования в разных странах и на разных территориях, который связал свою жизнь с революционной Россией, советской. Чтим его память в Советском Союзе, в первую очередь, как человека, который создал коммунистическую партию Эстонии. Казалось бы, такая маленькая республика… Напоминаю, что Эстонская республика образовалась после Первой мировой войны и революции, в результате всех этих процессов, бывшая Эстляндская губерния Российской Империи, такое маленькое государственное образование, такой маленький народ. Но даже у этого народа, в этой маленькой республике, в этом маленьком государственном образовании должна была быть свой коммунистическая партия. И вот как раз основателем ее был Виктор Эдуардович Кингисепп.
Родился он в 1888 году, погиб в 22-м году, ему было 34 года, но за 34 года своей жизни короткой этот персонаж совершил массу дел благодаря которым его имя было увековечено таким образом в советской топонимии. Он родился на острове Эзель, эстонское название Сааремаа, в Аренсбурге, в семье рабочего. И, в общем-то, уже во время первой русской революции 1905-1907 годов, соответственно, в возрасте 17-18 лет, то есть, будучи практически юношей еще, он вступил в социал-демократическое движение, примкнул к фракции большевиков в рядах российской социал-демократической рабочей партии. Причем интересно, что он учился, продолжал учиться, получил высшее образование – он окончил не много не мало Петроградский университет как раз в 1917 году. Соответственно, после Февральской революции стал одним из активных участников революционного движения. Он был, в частности, например, заместителем председателя военно-революционного комитета Эстляндского края. Что такое военно-революционные комитеты? Военно-революционный комитет – это такой специальный орган, еще их называли революционные комитеты, или сокращено ревкомы. Они в массовом порядке стали создаваться в октябре 17-го года, и дальше в ноябре 17-го года, при местных советах, создавались они большевиками как технические штабные органы по подготовке переворотов и захвата местной власти от имени советов. Но по существу это были технические органы. Революционные комитеты, которыми руководили большевики, фактически совершали партийные перевороты, прикрывая, маскируя эти перевороты на местах, захват власти на местах именем Советов, как бы выполнявших волю трудящегося населения. Зачастую эти ревкомы создавались для того, особенно в том случае они создавались, если в самом Совете были конфликты между большевиками, с одной стороны, и представителями других социалистических партий: меньшевиков, эсеров, которые не одобряли вот этой ленинской узурпации и, соответственно, требовали либо созыва Учредительного собрания, либо какой-то иной демократической процедуры. Ревкомы становились таким техническим штабом. В последних числах октября 17-го года, почти одновременно с захватом власти большевиками в Петрограде и на фоне боев, которые происходят в этих числах в Москве, Кингисепп захватывает власть в Эстляндской губернии, главный губернский город Ревель вот-вот должен был стать столицей Эстляндии. Он становится одним из руководителей вот это самой советской Эстонии, создает отряды вооруженные большевистские, на которые советская власть должна опираться. Тут большевики заключают с немцами Брестский мир, немецкие войска оккупируют Эстонию и, соответственно, Кингисепп, как и многие другие иностранные коммунисты, бегут в Советскую Россию. Это касалось и эстонцев, и латышей, и финских коммунистов, которые бежали в Советскую Россию после победы белых на территории Финляндии в своей гражданской войне.
И здесь с весны-лета 18-го года начинается стремительный карьерный взлет товарища Кингисеппа. Он участвовал в создании Красной армии, был членом ВЦИК (Всероссийского центрального исполнительного комитета), который как бы был исполнительным органом власти в перерыве между съездами Советов, хотя уже в 18-м году было очевидно, что Советы – это просто ширма, которая скрывает диктатуру одной партии, ее партийных комитетов по всей вертикали власти. Но главная работа товарища Кингисеппа ждала в Верховном трибунале ВЦИК и, соответственно, во Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем и преступлениями по должности. В частности, например, он входил в особо следственную комиссию по делу левых эсеров – эту партию большевики решили распустить и прекратить ее существование, что и было сделано в июне 18-го года. С этого месяца советская власть окончательно принимает черты однопартийной диктатуры, а левых эсеров обвиняют в покушении на советскую власть. И вот наконец таким образом товарищ Кингисепп активно начинает строить свою карьеру и свою жизнь в советских карательных органах, то есть фактически он один из организаторов красного террора, который отныне принимает официальные черты ярко выраженные характера уже государственной политики, после известного декрета о красном терроре 5 сентября 18-го года. А осенью 18-го года Первая мировая война заканчивается, немцы из Прибалтики уходя, и, соответственно, в конце осени 18-го года войска Красной армии вступают в Эстонию, провозглашают в Нарве, первым пограничном городе, эстляндскую трудовую коммуну. Кингисепп, соответственно, возглавляет, что совершенно правильно, опираясь на свой богатый приобретенный опыт, органы внутренних дел этой самой эстляндской трудовой коммуны. До 19-го года, примерно, грубо говоря, половину Эстонии контролировали красные эстонцы и большевики, которые им помогали, И на подконтрольных территориях Кингисепп и его сотоварищи творят совершенно страшные дела, то есть, в принципе, все то, что мы называем красным террором, то есть убийства людей по социальному признаку: истребление предпринимателей, духовенства, в данном случае, не только православные были уничтожены, но там были протестанты, лютеране, в первую очередь, убийства бывших офицеров и все тех, кто потенциально, в принципе, может по каким-то признакам социальным быть опасен для советской власти. Весь этот процесс инициируется и управляется товарищем Кингисеппом. При этом многие подвалы его комиссий в Тарту, например, фотографировались немцами и использовались в пропаганде, было, что фотографировать. Но в конце концов советская власть в Эстонии в тот момент потерпела поражение, большевики оставили Эстонию, отчасти в этом была и заслуга русских добровольческих отрядов. Эстония стала независимым государством. Но Кингисепп был человеком не робкого десятка, мужественным, и остался в Эстонии на подпольной работе, как один из руководителей, в запрещенной подпольной коммунистической партии Эстонии. И хотя Эстония стала независимым государством, отношения, которые регулировались советской Россией народными договорами специальными, соглашениями, тем не менее эстонские коммунисты вели, естественно, подпольную работу, имели свою секцию в Коминтерне даже, как в штабе мировой революции в коммунистическом интернационале в Москве. И в этой деятельности Кингисепп принимал самое активное участие, то есть – чем они занимались? – готовили восстановление советской власти в Эстонии, надеялись, что это произойдет. Действительно, в середине 20-х годов такая попытка была предпринята, правда, была очень быстро и вовремя подавлена местными силами.
А судьба самого Кингисеппа сложилась достаточно закономерно. Весной 22-го года он был арестован в Эстонии и 4 мая 1922 года его расстреляли как человека, виновного в совершении против обывателей массовых преступлений, как одного из руководителей подпольной организации, действовавшей по заданию другого государства из-за границы, имевшей штаб зарубежного подчинения, имеется в виду Коминтерн. Ну и гибель товарища Кингисеппа была, конечно, оплакана и обставлена очень пропагандистски и ярко в советской России. Понятно, что переименовать никакой город на территории независимой еще Эстонской республики в Кингисепп большевики не могли, поэтому они переименовали в том же 22-м году русский город Ямбург в город Кингисепп.

М.Лобанова: А Кингисепп в Ямбурге-то и не был, может быть…

К.Александров: Я не знаю, был он там или нет. Это пограничный город, формально он мог там быть. Но интересно, что уже после Второй мировой войны, когда в конце 40-х годов были подавлены последние эстонские сопротивления советский власти в Эстонии, Эстония стала уже неотъемлемой частью нерушимого, как тогда казалось, Советского Союза, в начале 50-х годов, по-моему, до смерти Сталина даже еще, город Аренсбург, в котором он родился, тоже в Кингисепп переименовали. То есть у нас было два Кингисеппа, второй меньше знают. Понятно, что, когда Эстония опять стала независимой, эстонцы сразу же вернули исторические название, а Ямбург, соответственно, остался Кингисеппом и, к сожалению, остается таковым до сегодняшнего дня, потому что, в общем, есть все основания считать, что Виктор Эдуардович Кингисепп такая эстонская разновидность товарища Бела Куна.
Еще раз подчеркиваю, что, безусловно, можно постоянно говорить о том, что гражданская война сопровождалась жестокостями с обеих сторон. Можно говорить о том, что это был острый социальный конфликт, но я думаю, что если бы те люди, которые защищают сохранение вот этого названия за Ямбургом, сами видели плоды деятельности реальной Кингисеппа на территории советской части Эстонии, они бы ужаснулись. Причем, опять что интересно и имеет своеобразное значение – ведь, собственно говоря, главную-то часть своих злодеяний Кингисепп совершил в Эстонии, которая является независимым государством. Почему именем его называется город на территории Российской Федерации? С точки зрения логики формальной, это совершеннейший абсурд. Но, конечно, с точки зрения исторической, нравственной город ас таким названием, пункта населенного с таким названием быть не должно.

М.Лобанова: Действительно, узнав жизнь товарища Кингисеппа, вряд ли захочешь в городе Кингисеппе жить. Но самое-то страшное, действительно, что это не просто город построенный и так названный, может быть, никто бы не захотел ехать или как-то очень бы переживал свое там вынужденное проживание. Но ведь это город Ямбург, вот в чем дело. И поскольку каждому имени, которое мы видим на карте, которое становится не просто персонажем истории, становится местом нашего проживания, это нас касается. Даже объяснять, по-моему, не нужно, что это наше, мы делаем это своими руками. К каждому имени нужно все-таки прибавлять, чтобы оно не становилось ни с чем не связанным. Что-то такое Кингисепп. Это не что-то такое, а это кто такой. Что этот человек сделал, что он олицетворяет своей судьбой, своей жизнью, своим жизненным выбором, своими поступками, своими принципами. И в конце концов, почему именно в честь него взяли и назвали город Ямбург. Это вот такой мученик революции. И вот в честь этого мученика революции, как и интернационального такого мирового пожара мы здесь назвали наш город. Но Вы сказали потрясающую вещь, она должна людей просто, мне кажется, как-то жестоко потрясти – мы здесь пропагандируем, на территории нашей страны символизируем агрессивную политику России на международной арене. Террорист, который совершал во имя мировой революции…

К.Александров: …преступление против граждан другого государства, – его именем называют город на территории России.

М.Лобанова: Очень странно, будут ли нас уважать другие страны, другие народы…

К.Александров: Эстония хотя бы…

М.Лобанова: Да любая другая страна.

К.Александров: Я не уверен, что другие страны знают, кто такой Кингисепп, а в Эстонии, конечно, знают и помнят.

М.Лобанова: В любом случае, даже если он искренне считал свои цели благими, – всякий может заблуждаться, вот прожил такую жизнь, – но что он делал? – совершал убийства…

К.Александров: Проблема именно в том, что мы руководствуемся христианской этикой.

М.Лобанова: Это остается фактом. Вспомню ту фразу, которую я приводила в прошлых программах, изречение древних, изречение латинское «Имя – это судьба». Имя уже что-то предвещает. Но поскольку я женщина, аллегория для женщины: решающим шагом в жизни является замужество, когда она берет чье-то имя, связывает с кем-то свою судьбу. Мы тоже связываем свою судьбу, когда такие имена берем, чтобы жить вместе с ними.
У нас еще остается минут 10-12 до конца программы, и мы можем взять еще какую-нибудь улицу. Кингисепп – это город, город Ямбург по-настоящему, Кингисеппское шоссе. Какую-то, может, небольшую улицу.

К.Александров: Ну вот Дундича. Давайте поговорим об Олеко Дундиче. Тем более, что в отличии от Кингисеппа, этот человек был абсолютно романтизирован в советском кинематографе, был снят такой фильм, очень яркий для своего времени, запоминающийся, «Олеко Дундич» – он так и назывался. Причем у него разные имена, он себя называл Иваном, в литературе имя Олеко чаще всего встречается. Официально его имя было Тома Дундич, это хорватский крестьянин, он родился в Далмации, стал одним из самых известных воинов-интернационалистов, сражавшихся за советскую власть, и, в общем-то, погибшим очень рано. Ему не было 24 лет, когда он уже погиб. Человек это был действительно храбрый, бесспорно совершенно, но храбрость сама по себе не является достоинством, добродетелью, ибо связаны с Олеко Дундичем были не романтические события. Хотя жизнь его бесспорно могла бы служить в какой-то другой стране сюжетом для кинобоевика.
Будучи мальчиком еще, в 11-12 лет он, как и многие крестьяне с Балкан, уехал в Северо-Американские Соединенные Штаты, работал погонщиком скота, и в Южной Америке жил. По существу его основная профессия – это ковбой, коровий пастух, великолепный совершенно наездник, ездил верхом он блестяще. В 14-м году он вернулся домой, ему было, соответственно, лет 18. Началась великая война – Первая мировая. Он служил с чине унтер-офицера в австро-венгерской армии, служил очень хорошо, и, соответственно, воевал против сербов и против русских. Но в 1916 году во время знаменитой Луцко-Черновицкой битвы, которую у нас еще называют Брусиловским прорывом, в конце мая – начале июня 1916 года, Дундич попал в русский плен, таким образом, связал свою судьбу с Россией. Он решил – уже тут трудно мотивы определить – сражаться в рядах славянских частей на стороне Русской императорской армии, вступил в знаменитую первую сербскую добровольческую дивизию – она была сформирована из славян, по большей части сербов, которые желали сражаться против австро-венгерской монархии на стороне русского православного царя. Дундич окончил даже школу прапорщиков в России, до Октябрьского переворота, и заслужил производство в Первый офицерский чин. Но, если все-таки большинство вот таких офицеров, славян, на русской службе заслуживших производство в офицеры, остались верны и русской идее, и русской армии, – можно вспомнить, например, штабс-капитана Александра Рудольфовича Трушновича, кстати, сослуживца Дундича по Первой сербской дивизии, еще каких-то офицеров, – то Дундич решил связать свою судьбу с революцией – я думаю, что здесь была исключительно такая яркость социальных лозунгов. И осенью 17-го года прапорщик Дундич становится бойцом и, соответственно, сразу одним из полевых командиров в частях красной гвардии.
Он с самого начала служил у такого Сиверса, тоже бывшего офицера, который перешел на сторону большевиков, и уже зимой 17-18 года участвовал в первых боях на юго-западе России. С весны 18-го года сражался Дундич в рядах красных партизан, причем командовал партизанским отрядом на Украине. Потом стал кавалеристом очень известным, участвовал в репрессиях против донского казачества, когда расказачивание в 19-м году началось. И вот с осени 18-го года начинается пик карьеры Дундича в рядах Красной кавалерии, причем у него бывали и конфликты, его даже пытались из Красной армии исключить – федерация иностранных коммунистов, – потому что он переманивал бойцов-иностранцев в свой собственный отряд, обещая им повышенное денежное содержание. В 10-й Красной армии служил Дундич в должности командира батальона, потом в 19-м году перешел в Донскую Кавказскую дивизию Буденного, соответственно, лично был с Семеном Михайловичем знаком, выполнял его особые поручения, и связал свою судьбу с Первой конной армией Буденного. Он участвовал в боях против Донской армии, опять-таки, второй раз, уже в 19-м году, в репрессиях против донского казачества. В том числе, например, в станице Великокняжеская, это знаменитые бои весны 19-го года, когда красные пытались сдержать наступление конницы Врангеля. Дундич, по свидетельствам советских историков, зарубил 116 донских казаков, в том числе более 20 офицеров. А был он очень хорошим храбрым кавалеристом, великолепно фехтовал – все это чистая правда. Вел себя так, я бы сказал, совершенно самозабвенно в боях за революцию.
Уже позднее, когда Буденный давал интервью одной из своих газет, он говорил: «Их много таких, Дундичей, и в моем корпусе, и в других все они отличные боевики». О Дундиче уже тогда складывались истории, которые очень быстро напоминали легенды и потом вошли в часть советского мифа о гражданской войне. Например, о том, что он бросил гранату в штаб генерала Шкуро в Воронеже, захватил знамя сотни кубанских казаков, захватил группу казаков, которые ловили рыбу для генерала – этого не было. Но вел себя действительно храбро, самозабвенно, ничего нельзя сказать, и честно, искренне сражался за ту самую власть, которая обрекала все донское казачество на уничтожение, на истребление. В общем-то, Дундич разделял весь путь Первой конной армии, так, например, когда зимой 20-го года, когда коннармейцы устроили погром в Ростове-на-Дону, Дундич в этом, на самом деле, участвовал. Участвовал в установлении советской власти на Кубани на Северном Кавказе. Потом после начала советско-польской войны, весной 20-го года, Первая конная армия Буденного была отправлена на польский фронт. В бою под Ровно в 20-м году с поляками, или с белополяками, как тогда говорили, Дундич погиб, будучи, я подчеркиваю, совсем молодым человеком, 23-24 года ему было.
Его уже потом, позднее, советские историки-мифотворцы мифологизировали, превратили в такую яркую фигуру, вот именно как раз среди тех бойцов-интернационалистов, которые в очень значительной степени способствовали победе Красной армии. И вот несколько улиц в новостройках Ленинграда, на юге Ленинграда, были названы в честь интернационалистов, деятелей революционного движения – они были гражданами других стран и помогали устанавливать советскую власть не только у себя на родине, но и в нашей стране, в России – Георгий Димитров, там же за Димитровым недалеко Ярослав Гашек есть, вот как раз параллельно улице Гашека улица Олеко Дундича была так названа в честь вот этого буденновского кавалериста знаменитого, который вошел в историю, в первую очередь, как храбрый кавалерист Первой конной армии Буденного, в то же самое время человек, усилиями и действиями которого, в общем-то, по существу, на гибель обрекалось целое сословие в России, такое как донское казачество. Понятно, что Дундич казаков на дух не переносил, ненавидел и считал врагами. Но для нас, я еще раз подчеркиваю, это воин, действиями которого истреблялось так или иначе целое сословие в исторической краткосрочной перспективе. И опять-таки, мы говорим о христианском подходе, в христианском осмыслении. Ну и что вот этот хорват может дать исторической России? Почему память о нем должна сохраняться в названии одной из петербургских улиц, если, например, у нас нет улиц Гумилева Николая Степановича или Николая Васильевича Кривошеина. Да даже, например, тех донцов, которые были врагами, предположим, Дундича, которые внесли колоссальный вклад в участии России в великой войне, Первой мировой войне.

М.Лобанова: Да, и очень важно то, что это огромное топонимическое наследие вот этих героев революции, героев революционной борьбы несет огромное воспитательное значение. Это ведь не просто так: есть и все. Это все равно очень сильно влияет, и кроме того, мы, ныне живущие петербуржцы несем за это прямую ответственность, потому что это наш город, наши улицы, на которых мы живем, и, в общем-то, от нас очень много зависит, с какими именами мы связываем свою жизнь, по каким улицам мы водим своих детей, своих внуков, рассказываем как куда пройти. Мы постоянно называем эти имена, как бы вспоминаем, и еще раз вспоминаем их, обращаясь к их памяти. И это, на самом деле, страшно, вот если вдуматься – это страшно. И действительно, если мы говорим о каком-то примирении с историей, чтобы уравновесить в исторической памяти две стороны, допустим, белых и красных или добра и зла, даже этого нет. Мы в большинстве случаев, в большинстве мест все равно живет с какими-то воспоминаниями, спокойно и равнодушно на это взирая, того зла, которые эти люди принесли нашей стране, и нашему народу, и тоже с этим каким-то образом миримся. И действительно, еще раз хочется вспомнить карту, на которую смотрит Бог, и что он там видит, и видит имена, с которыми мы связываем свою жизнь. Очень часто в своих разговорах православные говорят, что Бог свободен, дух дышит, где хочет. Вдумайтесь, захочет ли дух дышать на тех улицах, которые носят имена Ленина, Хо Ши Мина, Белы Куна, Дыбенко, Кингисеппа и т.д. и т.д. Мне кажется, что вряд ли.
В следующих программах мы продолжим разговор на эту тему. Давайте знакомиться с теми именами, биографиями, с которыми мы связываем свою жизнь в этом городе Санкт-Петербурге. Передачу вела Марина Лобанова. В студии был историк Кирилл Михайлович Александров. До свидания.