Комментарии «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви». Раздел III «Церковь и государство».
(Прот. Александр Степанов, прот. Георгий Митрофанов, священник Игорь Поляков, священник Константин Пархоменко)

прот. Георгий Митрофанов: Наша первая беседа будет посвящена разделу, который является одним из первых в «Социальной доктрине РПЦ», одним из наиболее разработанных и, что особенно важно, одним из наиболее актуальных для широких слоев той части церковного народа, которая стремится осознанно воспринимать жизнь нашей Церкви. Этот раздел называется «Церковь и государство». Весьма показательно то, что данный раздел является одним из основных в «Социальной доктрине» Церкви. Для этого есть ряд очень серьезных оснований.
Прежде всего, весь исторический опыт России, опыт истории РПЦ свидетельствует о том, что государство занимало в истории нашей страны и в истории Церкви очень важное положение. В церковной жизни государство проявляло себя по-разному. На разных этапах истории роль государства была или созидательной, или разрушительной, но она всегда была весьма значительной. Последний период истории РПЦ был чреват целенаправленной политикой гонений государства по отношению к Церкви и очень показательно то, что для многих церковных людей тема роли государства в церковной жизни представляется сейчас весьма актуальной. Кроме того, есть еще одно субъективное условие, которое нельзя не отметить, и которое имели в виду составители «Социальной доктрины». К сожалению, сознание очень многих православных христиан сегодня является сознанием постсоветским, сознанием, сформировавшимся в условиях, когда государство играло чрезвычайно большую роль в жизни общества. И многим из них представляется невозможным размышлять о жизни Церкви вне контекста отношений Церкви и государства. Это очень актуальная, я бы сказал, очень больная для многих тема нашей церковной жизни. Именно поэтому наш разговор о «Социальной доктрине», в которой, на мой взгляд, тема Церкви и государства не сможет считаться главной, мы все-таки начинаем с темы церковно-государственных отношений.
Третий раздел «Церковь и государство» не просто очень хорошо разработан, в нем присутствуют достаточно глубокие богословские обоснования понимания роли государства в церковной жизни, присутствует и пространный исторический экскурс. Но одним из важнейших постулатов, который данный раздел «Социальной доктрины» предлагает православным христианам для понимания сути государства, является положение о том, что Церковь и государство по сути своей являются институтами, непосредственно связанными земной историей, но в то же время разноприродными. «Во взаимоотношениях между Церковью и государством должно учитываться различие их природ», подчеркивается в «Социальной доктрине». А далее обращается внимание на то, что Церковь и государство не просто разноприродны, но государство является хотя и попущенным Богом институтом мировой истории, но, тем не менее, институтом ставшим возможным после грехопадения первозданного Адама, после того как творение Божие приобрело некий ущербный характер. В тексте «Социальной доктрины» это формулируется так: «Государство как необходимый элемент жизни в испорченном грехом мире, где личность и общество нуждаются в ограждении от опасных проявлений греха, благословляется Богом. В то же время необходимость государства вытекает не непосредственно из воли Божией о первозданном Адаме, но из последствий грехопадения и из согласия действий по ограничению господства греха в мире с Его волей.» Этот важный тезис, наверное, и следует рассмотреть сейчас специально — тезис о том, что, будучи результатом грехопадения, государство в мировой истории присутствует неизбежно, но в то же время является своеобразной несовершенной альтернативой власти Церкви, власти Бога над Его творением. Мне бы хотелось обратиться к моим собеседникам с предложением со своей стороны прокомментировать этот тезис «Социальной доктрины».

свящ. Игорь Поляков: То, что Церковь и государство имеют разную природу это совершенно очевидно. Однако отец Георгий, вы сказали, что этот раздел теоретически глубоко проработан, мне же видится один существенный недостаток. В этом разделе не определено что такое государство, государство в современном понимании. Ведь очень трудно говорить об отношениях Церкви и государства, ограничиваясь только представлением об их разноприродности, этого, мне кажется, недостаточно.
Современное представление о государстве в нашем плюралистическом мире таково, что государство это всего лишь совокупность выборных чиновников, которых если они плохо работают, следует переизбрать или уволить. Такова модель современного государства, а для того, чтобы говорить об отношениях Церкви и государства необходимо иметь в виду какую-то модель государства. Говорить же только о разноприродном составе Церкви и государства и обсуждать эту тему в таком измерении очень сложно.

прот. Георгий Митрофанов: Отец Игорь, о конкретных формах государственной жизни и о современном государстве в этом разделе говорится чуть дальше, и к этому вопросу мы перейдем в дальнейшем. Важно то, что вы приемлете этот, на мой взгляд, очевидный и основополагающий при христианском взгляде на государство тезис о разноприродности Церкви и государства. Это чрезвычайно важно, потому что, к сожалению, у нас сейчас нередко распространяется представление о том, что Церковь не может вообще существовать и мыслиться без государства, причем не просто без государства, а без конкретной формы государственности. В данном случае официальная доктрина подчеркивает, что так ставить вопрос нельзя — Церковь самодостаточна и только несовершенство мира делает для нее неизбежным построение каких-то отношений подчас с самыми различными формами государственности в том числе и с такими формами, о которых вы сейчас заговорили, несколько опережая последовательность нашей дискуссии.

прот. Александр Степанов: Я тоже разделяю естественный тезис о разноприродности Церкви и государства, ибо Церковь это богочеловеческий организм, а государство это чисто человеческое установление и тем более следствие человеческой немощи, следствие человеческого падения и необходимости как-то устроить жизнь человеческого общества в условиях падшего мира. Во-первых, в Ветхом Завете нет никаких указаний на то, что какая-то форма государства предпочтительнее другой. Есть констатация того, что первое ветхозаветное государство, которое упорядочивало жизнь ветхозаветного народа была монархия, но это лишь только потому что в то время, в той исторической ситуации другой формы государства не существовало, по крайней мере, среди народов, окружавших ветхозаветный народ, другой формы не было. Поэтому было избрано то, что являлось общим местом, общепринятой формой на тот момент.

прот. Георгий Митрофанов: Я бы хотел привести цитату из «Социальной доктрины», ибо вы сейчас дерзнули покуситься на устоявшиеся представления многих православных христиан, сказав, что монархия, которая была установлена в ветхозаветном Израиле, возникла в силу исторических обстоятельств. Для многих монархия представляется идеальной формой государственности. Что говорит по этому поводу «Социальная доктрина», ссылаясь на Ветхий Завет: «В древнем Израиле до периода Царств существовала единственная в истории подлинная теократия, то есть богоправление. Однако по мере удаления общества от послушания Богу как устроителю мирских дел люди начали задумываться о необходимости иметь земного властителя. Господь, принимая выбор людей и санкционируя новую форму правления, в то же время сожалеет об оставлении ими богоправления: «И сказал Господь Самуилу: послушай голоса народа во всем, что они говорят тебе; ибо не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними… Итак послушай голоса их; только представь им и объяви им права царя, который будет царствовать над ними» (1 Цар. 8. 7,9).
Таким образом, возникновение земного государства должно быть понимаемо не как изначально богоустановленная реальность, но как предоставление Богом людям возможности устроять свою общественную жизнь исходя из их свободного волеизъявления, с тем, чтобы таковое устроение, являющееся ответом на искаженную грехом земную реальность, помогало избежать еще большего греха через противодействие ему средствами мирской власти. Здесь мы видим подтверждение того тезиса, о котором мы говорили ранее, о том, что государство это несовершенная альтернатива Церковной власти, теократии. С другой стороны здесь действительно подчеркивается то, что принимается именно та форма власти, которая была у народов, окружавших ветхозаветный Израиль, причем народов языческих. Хотя мы знаем и о существовании другой формы языческого государства, демократии.
Я бы хотел подчеркнуть то, что изначально любое языческое государство выступает как государство, ведомое языческими богами. Это или земной царь, часто обоготворявшийся в языческих государствах — как это было в Китае, в Риме, в Египте. Или же это мнение народа, мнение свободного собрания граждан, действующего по принципу «глас народа — глас Божий». Опять таки перед нами восприятие государства как божественного института, установленного языческими богами, которые с точки зрения Церкви не могут восприниматься как подлинные боги. И вот предлагается такая же форма государственности, только благословленная единым и истинным Богом.

прот. Александр Степанов: Отец Георгий, как историк, что вы думаете, о том, знал ли ветхозаветный народ какую-нибудь другую форму государственного устройства у других народов кроме монархии? Была ли известна демократия?

прот. Георгий Митрофанов: Конечно, нет. Если бы это было так, то возможно судьба государственности в ветхозаветном Израиле пошла бы по другому пути. Для нас важно отметить следующее. Установление государства было отступлением от первоначально заданной всемогущим Господом для богоизбранного народа системы власти — власти теократической. Ему была дана возможность жить в Церкви и только Церковью, но он предпочел в земном, исполненном греха мире восполнить Церковь властью иного рода и это уже стало своеобразным отступлением от Бога. Не случайно один из пророков возвещал слова Господа богоизбранному народу: «Я дал тебе царя во гневе Моем, и отнял в негодовании Моем» (Ос 13,11). Это опять-таки подчеркнутое стремление показать то, что установление даже монархической формы правления, санкционированной свыше, представляет собой отступление от первозданного идеала Церкви.

о. Константин Пархоменко: Мне вспомнилась цитата из Послания к Диогнету анонимного автора, которое датируется II веком. Там как раз говорится о том, что христиане живут в государстве, занимают разные чины, исполняют обычные функции обыкновенного гражданина — «они живут в мире сем, но они не от мира сего». Это очень важная мысль, действительно, для настоящего христианина, для человека, живущего в Церкви, государством становится внутренний нравственный закон, согласие с волей Божественной, которое дается человеку в Церкви. Репрессивные, внешние структуры государства необходимы для падшего мира, для мира, который не хочет жить правильно, не хочет покоряться Богу. В мировой истории возникает несколько параллельных государственных структур: монархия, демократия, но все это, конечно, не соответствует изначальному Божественному замыслу.

прот. Георгий Митрофанов: Итак, государство, являясь результатом несовершенства этого мира, тем не менее, представляется Церкви необходимым атрибутом земного бытия человечества. В «Социальной доктрине» мы встречаем удивительно верное определение этого трезво понимаемого в своем несовершенстве государства, но одновременно и понимание государства как начала необходимого. «Церковь не только предписывает своим чадам повиноваться государственной власти, независимо от убеждений и вероисповедания ее носителей, но и молиться за нее, «дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте» (1 Тим. 2. 2). Одновременно христиане должны уклоняться от абсолютизации власти, от непризнания границ ее чисто земной, временной и преходящей ценности, обусловленной наличием в мире греха и необходимостью его сдерживания. По учению Церкви, сама власть также не вправе абсолютизировать себя, расширяя свои границы до полной автономии от Бога и установленного Им порядка вещей, что может привести к злоупотреблениям властью и даже к обожествлению властителей.»
К сожалению, для нас последние слова этого положения «Социальной доктрины» звучат более чем актуально, мы совсем недавно вышли из этого неоязыческого обожествления наших властителей, дай Бог, чтобы и нынешние наши властители не стали нами обожествляться, для чего, к сожалению, в нашем обществе всегда присутствуют предпосылки. Этот, звучаще несколько отвлеченно, тезис может быть весьма выразительно проиллюстрирован словами великого русского философа Владимира Соловьева, который очень четко определил меру государства с точки зрения церковного мировоззрения. Он писал о том, что государство не призвано создавать на земле рай, государство призвано лишь к тому, чтобы жизнь на земле не превратилась в ад. Это очень верное понимание того, что от государства Церковь может ожидать только очень немногого, очень малого соучастия себе в делах по преображению мира и общества. Сейчас это представление оказывается очень важным, но, к сожалению, не всегда достаточно осознанным.

прот. Александр Степанов: Говоря о разноприродности Церкви и государства, важно отметить те границы, на которые государство вследствие своей природы, должно ориентировать свои действия. Государству всегда, особенно тоталитарному, имперскому государству (например, Римской империи, хорошо нам знакомому Советскому государству) свойственно посягать на внутреннюю жизнь человека, на внутреннюю жизнь своих сограждан, контролировать и полностью подчинить ее себе. Внутренняя жизнь человека — это сфера деятельности Церкви, которая не навязывает, а принимает свободу и, принимая ее, направляет ее в спасительное русло. Государство же не имея санкции направлять человека к спасению, тем не менее, посягает на эту сферу и страшно деформирует, искажает, уродует человека. Это то, что мы наблюдали в течение советских лет, это понятно нам и близко. Важно отметить, что именно вследствие разноприродности Церкви и государства они должны удерживаться в своей сфере. Церковь не должна заниматься устройством политической жизни и устройством социального взаимодействия групп общества и т.д. Эти сферы должны быть очень ясно разграничены.

свящ. Игорь Поляков: «Социальная доктрина» говорит следующее: «Священное Писание призывает власть имущих использовать силу государства для ограничения зла и поддержки добра, в чем и видится нравственный смысл существования государства.» Мы говорили о разноприродности государства и Церкви и сейчас особенно наглядно проявляется разное понимание зла и разное понимание добра Церковью и государством. Примеров можно привести достаточно много — например, то засилье порнографии и зла, которое, как мы видим, не считается в государстве злом. Видите ли вы, отец Георгий, проблему в понимании добра и зла в этих разноприродных организмах, в Церкви и государстве? Ведь если есть разное понимание добра и зла, то естественно возникнут проблемы в соработничестве Церкви и государства, тем более что современный мир движется в сторону усиления своей разноприродности с Церковью.

прот. Георгий Митрофанов: Процитированный вами фрагмент «Социальной доктрины» по существу характеризует отношение Церкви к христианскому государству, которое она может призывать «использовать силу государства для ограничения зла и поддержки добра», ибо понимание добра и зла у христианского государства и христианской Церкви одни и те же.

свящ. Игорь Поляков: Теоретически это верно, но сейчас мы живем в другое время.

прот. Георгий Митрофанов: Сейчас для нас эта тема приобретает другой характер, об этом мы скажем чуть дальше, когда будем говорить о современной ситуации в церковно-государственных отношениях. Далее в тексте мы встречаем гораздо более актуальное для нашего времени пожелание Церкви относительно государства. Хочу подчеркнуть, что я невольно отвечаю и на высказывание отца Александра, цитируя этот фрагмент. Отец Александр, на мой взгляд, чересчур узко определил отличие Церкви от государства. Нельзя сказать, что государство не должно заниматься внутренним миром человека, иногда бывает так, что и государству приходится вторгаться в это из лучших побуждений и совершенно оправдано. В то же время Церковь не занимается только внутренней жизнью человека, Церковь представляет собой и социальную общность и культурную традицию, поэтому, мне кажется, что здесь речь идет не столько о вмешательстве во внутреннюю жизнь человека, сколько о характере этого вмешательства. Государство, как правило, внешним принуждением добивается решения своих задач, в том числе касающихся внутренней жизни человека, а Церковь наоборот апеллирует к свободному желанию человека стать лучше. Поэтому разграничить деятельность Церкви и государства гораздо важнее, чем попытаться заставить государство следовать церковным установлениям.
«Государство не должно вмешиваться в жизнь Церкви, в ее управление, вероучение, литургическую жизнь, духовническую практику и так далее, равно как и вообще в деятельность канонических церковных учреждений, за исключением тех сторон, которые предполагают деятельность в качестве юридического лица, неизбежно вступающего в соответствующие отношения с государством, его законодательством и властными органами. Церковь ожидает от государства уважения к ее каноническим нормам и иным внутренним установлениям.»
Сейчас вопрос стоит именно так — Церковь не вправе ожидать от государства активной помощи и тем более решения каких-то церковных задач средствами государственной власти. В настоящее время — и это вполне естественно связано с принципом свободы совести, который как бы мы к нему не относились, полагается в основу отношений Церкви и государства — стоит вопрос о том, чтобы Церковь сохранила свое право в условиях внешней свободы осуществлять свою деятельность так, как она считает возможным. Надеяться на то, что государство будет помогать Церкви в решении ее задач сейчас не приходится. В этой связи хотелось бы вернуться к конкретному иллюстративному историческому материалу, тем более что в данном разделе довольно выразительно представлена история взаимоотношений Церкви и государства в конкретные исторические эпохи. После того как Церковь Христова была явлена в этом мире взаимоотношения Церкви и государства вполне определенно укладывались в парадигму противостояния царства от мира сего (государство) и царства не от мира сего (Церковь). Первые три века земной истории христианской Церкви это период постоянных гонений со стороны государства, которые должны были привести к уничтожению Церкви, если бы не ее Божественный Основатель, который не попустил этому произойти. Тогда языческое государство попыталось войти в церковную жизнь, принять церковную жизнь, правильнее было бы сказать ввести церковную жизнь в русло своей государственной жизни. Результатом этого стало два опыта средневековой истории. Один опыт имел место в Византии, когда возникла очень утонченная, богословски продуманная теория симфонии властей, церковной и государственной. Эта теория скорее являла идеал, редко достижимый в реальной земной истории, она подчеркивала разноприродность Церкви и государства, но в условиях жесткой, почти деспотической власти византийского императора возможность союза Церкви и государства ставилась в зависимость от добровольного признания императором, наделенным огромной властью, воли Церкви, выраженной в волеизъявлении ее соборов, в мнениях ее патриархов. Далеко не всегда императоры свободно принимали волю Церкви, не редко бывало так, что они навязывали свою волю церковной иерархии.
Важно отметить то, что, в основу церковно-государственных отношений полагался, как это не парадоксально, чисто церковный принцип — добровольное приятие воли Церкви государством в лице государя. Можно сформулировать это так — это была удивительная попытка воцерковить государство, воцерковляя личность государя. Иной путь был на Западе, более действенный, но и более примитивный — теория двух мечей. Церковной иерархии вменялось в обязанность исполнять государственные функции, иметь свою государственную территорию, свою армию, утверждать силу и волю Церкви в земной истории посредством чисто государственных действий.
Оба опыта упомянуты в «Доктрине», оба они признаны в полной мере нереализованными в мировой истории. То, что произошло в нашей стране, где была предпринята попытка по крайней мере с конца XV века утвердить симфонию властей, — попытка впрочем, занимавшая не так уж много времени в нашей истории, всего лишь два века наше государство и наша Церковь старались ориентироваться на эту парадигму — все это привело в конечном итоге к разрешению взаимоотношений Церкви и государства посредством создания синодальной системы, превратившей Церковь в составную часть весьма быстро секуляризовавшегося государства.
Итак, стоит отметить следующее. Отдавая должное историческим заслугам монархии в истории Церкви, «Социальная Доктрина» отнюдь не считает монархию единственно возможной формой правления, приемлемой для Церкви. Более того, подводя итог развитию церковно-государственных отношений в истории православного мира «Социальная Доктрина» подчеркивает, что в современном православном мире мы уже нигде не встречаем православных монархий. Наоборот мы встречаем ситуацию, когда в ряде православных стран Церковь оказывается отделенной от государства, где-то остается государственной религией, но везде так или иначе присутствует секуляризованное общество, секуляризованное государство, определяющее свои отношения принципом свободы совести.
«Утверждение юридического принципа свободы совести свидетельствует об утрате обществом религиозных целей и ценностей, о массовой апостасии и фактической индифферентности к делу Церкви и к победе над грехом. Но этот принцип оказывается одним из средств существования Церкви в безрелигиозном мире, позволяющим ей иметь легальный статус в секулярном государстве и независимость от инаковерующих или неверующих слоев общества.»
Обратите внимание, здесь принцип свободы совести признается как не совершенный, но неизбежный, и православные христиане призываются к тому, чтобы в рамках именно этого принципа строить свои отношения с государственной властью. Очень важно отметить этот момент, потому что многим православным христианам сейчас свойственен предрассудок, согласно которому Церковь может жить только при одной форме государства, при православной монархии, а если православной монархии нет, то говорить о реальных перспективах церковной действительности не приходится, и начинаются размышления о том, что близок Антихрист, о том, что его царство уже наступило, и остается лишь ожидать, когда Бог помимо человека решит все проблемы, в том числе и проблемы церковно-государственных отношений.
«Социальная Доктрина» считает, что неправильно связывать перспективы деятельности Церкви с какими-то преходящими историческими формами государственной власти и смело обращается к современному положению вещей. Причем здесь, обратите внимание, дается конкретный перечень областей соработничества Церкви и государства в нынешний исторический период, который показывает как много точек пересечения существует между Церковью и государством, даже отделившим от себя Церковь, даже провозглашающем принцип свободы совести:
«а) миротворчество на международном, межэтническом и гражданском уровнях, содействие взаимопониманию и сотрудничеству между людьми, народами и государствами; б) забота о сохранении нравственности в обществе; в) духовное, культурное, нравственное и патриотическое образование и воспитание; г) дела милосердия и благотворительности, развитие совместных социальных программ; д) охрана, восстановление и развитие исторического и культурного наследия, включая заботу об охране памятников истории и культуры; е) диалог с органами государственной власти любых ветвей и уровней по вопросам, значимым для Церкви и общества, в том числе в связи с выработкой соответствующих законов, подзаконных актов, распоряжений и решений; ж) попечение о воинах и сотрудниках правоохранительных учреждений, их духовно-нравственное воспитание; з) труды по профилактике правонарушений, попечение о лицах, находящихся в местах лишения свободы; и) наука, включая гуманитарные исследования; к) здравоохранение; л) культура и творческая деятельность; м) работа церковных и светских средств массовой информации; н) деятельность по сохранению окружающей среды; о) экономическая деятельность на пользу Церкви, государства и общества; п) поддержка института семьи, материнства и детства; р) противодействие деятельности псевдорелигиозных структур, представляющих опасность для личности и общества.»
В то же время, несмотря на обилие общих сфер для соработничества Церкви и государства подчеркивается, что в ряде аспектов «церковные структуры не могут оказывать помощь государству, сотрудничать с ним». Это чрезвычайно важно после нашего недавнего опыта существования Церкви в условиях советского тоталитарного государства. Одной из таких сфер является: «политическая борьба, предвыборная агитация, кампании в поддержку тех или иных политических партий». К сожалению, многие наши священнослужители склонны к тому, чтобы поддерживать те или иные политические партии, тех или иных политических лидеров. «Доктрина» полагает подобного рода деятельности определенный предел.
«Ведение гражданской войны или агрессивной внешней войны; непосредственное участие в разведывательной и любой иной деятельности, требующей в соответствии с государственным законом сохранения тайны даже на исповеди и при докладе церковному Священноначалию.» Это очень важный тезис, имея в виду наше недавнее советское прошлое.

свящ. Игорь Поляков: Общий фон этого раздела довольно пессимистичный. Мне кажется, что в теме «Церковь и государство» можно найти более радужные моменты. Я начал с того, что мы не обладаем точным определением того, что есть государство. Еще раз повторю, что в современном представлении государство это совокупность чиновников. «Доктрина» провозглашает свободу совести для каждого члена государства. Христианский мир, Церковь как совокупность верующих христиан может использовать свободу совести для того чтобы влиять на государство, существенно христианизировать государство. Я думаю, что христиане должны это делать, во всяком случае, стремиться к этому. Почему раздел мне кажется пессимистическим? В «Доктрине» по пунктам перечислены сферы, в которых предполагается сотрудничество с государством, но мне бы хотелось добавить сюда то, что христиане могут улучшать государство.

свящ. Константин Пархоменко: Отец Георгий, скажите, опираясь на документы Собора можно ли говорить о том, что Собор формулирует идеальные принципы отношений Церкви и государства, модель отношений между Церковью и государством в современном секулярном обществе?

прот. Георгий Митрофанов: Отец Игорь справедливо сказал об определенном пессимистическом настрое, который присутствует в данных положениях, в частности в пунктах о возможном сотрудничестве. Говорить об идеальной системе церковно-государственных отношений, которая предлагалась бы здесь, не приходится. Но в «Социальной доктрине» есть раздел «Церковь и политика», в котором открывается перспектива иного рода.
Мы, так или иначе, воспринимаем современное секуляризованное государство как сообщество нанятых обществом чиновников для исполнения вполне определенных весьма узких функций, ибо тенденция современной государственной жизни заключается в том, что государство передает все большее число своих полномочий обществу — и в таком случае мы сталкиваемся с другой проблемой.
Церковь должна работать не столько с государством, сколько с обществом. Не случайно еще в середине XX века, находясь в изгнании, замечательный русский церковный историк и богослов А.Карташев писал о том, что в перспективе возникает необходимость и возможность воцерковления государственной жизни через воцерковление общества. Определяющим для Церкви становится диалог не с государем или государством, а с обществом в лице общественных организаций, которые берут на себя все большее количество функций. Условно говоря, это можно выразить так: если теория симфонии предполагала воцерковление государства через личность государя, то теперь речь идет о том, чтобы воцерковлять жизнь общества, которое становится все более и более самоуправляемым, через воцерковление его конкретных общественных деятелей, общественных организаций. Очень важно то, что в «Социальной доктрине» раздел «Церковь и государство» имеет восполнение в разделе «Церковь и политика». Но, пожалуй, самый пессимистичный аспект раздела «Церковь и государство» отец Игорь не назвал. Рассмотрим этот абзац.
«Церковь сохраняет лояльность государству, но выше требования лояльности стоит Божественная заповедь: совершать дело спасения людей в любых условиях и при любых обстоятельствах. Если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении. Христианин, следуя велению совести, может не исполнить повеления власти, понуждающего к тяжкому греху. В случае невозможности повиновения государственным законам и распоряжениям власти со стороны церковной Полноты, церковное Священноначалие по должном рассмотрении вопроса может предпринять следующие действия: вступить в прямой диалог с властью по возникшей проблеме; призвать народ применить механизмы народовластия для изменения законодательства или пересмотра решения власти; обратиться в международные инстанции и к мировому общественному мнению; обратиться к своим чадам с призывом к мирному гражданскому неповиновению.»
Это очень важный пункт «Социальной доктрины», который вызвал большую дискуссию и который звучит по-настоящему революционно. В нашем обществе уже выработался вполне определенный стереотип, что сформировавшаяся в условиях тоталитарного советского государственного строя церковная иерархия сейчас как и тогда видит успех своей деятельности в контакте с государственными чиновниками. Образ епархиального архиерея, стоящего рядом с местным губернатором и местным олигархом и принимающего при этом какого-нибудь высокопоставленного чиновника из Москвы, является своеобразным символом церковно-государственных отношений в настоящее время. Так вот «Социальная доктрина» предлагает отойти от этого вредного стереотипа, парализующего деятельность церковной иерархии. В качестве альтернативы дается возможность диалога с обществом даже в условиях противостояния тем или иным государственным начинаниям, которые оказываются направленными не просто во вред Церкви, а во вред нормальному развитию общества, которое представляется Церкви единственно возможным. Этот очень важный тезис, который исполнен некоторого пессимизма, сводим к одному, к наконец возникшему в нашей церковной иерархии четкому осознанию того, что государство часто идет вопреки воле Церкви в своих действиях, и того, что у Церкви должна быть нравственная обязанность обличать государство — это традиционный принцип печалования Церкви перед государственной властью — и даже апеллировать к народу, к обществу в таких случаях.
Это не является новым в церковной традиции, такая точка зрения была характерна преимущественно для западного средневекового богословия — допущение мысли о неповиновении неправому государю, которую мы теперь встречаем в новой форме, свидетельствующей о том, что Церковь может вступать в диалог с обществом помимо государственных структур. Это чрезвычайно важно, т.к. может пробудить инициативу церковного народа и церковной иерархии в этом отношении.

о. Константин Пархоменко: Отец Георгий, я однажды прочитал у кого-то из церковных историков такую мысль, которая меня потрясла. Он описывает ситуацию 20-х годов, печальную ситуацию, в которой оказалась Церковь. Он пишет, что столетиями подчиненная государству, зависящая от государства, не имеющая собственного голоса Церковь, привыкшая повиноваться, при наступлении большевизма тоже оказалась в растерянности. У многих иерархов сохранялась модель повиновения. Они воспринимали и Временное правительство, и большевистское правительство как органы власти, которым надо покоряться и подчиняться. Очень многое в церковной жизни было парализовано именно из-за этого комплекса подчинения государству. В советское время Церковь тоже была очень зависима от государства и если не стояла на коленях, то всегда вынуждена была следовать каким-то указаниям правительства. Освобождает ли обсуждаемый нами документ Церковь от такой зависимости, от подвластности государству? Говорит ли он о том, что Церковь должна осознавать себя отлично от государства, мыслить себя самостоятельно и работать в том направлении, чтобы не зависеть от государства?

прот. Георгий Митрофанов: Документ не может кардинально и быстро изменить реальную церковную политику. Когда в СМИ шла дискуссия по поводу возможности Церкви обращаться к населению в противостоянии с властью и призывать его к гражданскому неповиновению, один уже немолодой священник насмешливо сказал: «Напрасно государственные мужи считают, что наши церковные иерархи способны на такое, пускай они не волнуются, все останется на бумаге. Надо реально представлять себе нашу церковную иерархию.»
Я думаю, что в данном случае нужно говорить не о каком-то директивном указании, обращенном к церковной иерархии через этот документ. Речь идет о постепенном переосмыслении тех стереотипов, которые действительно часто заставляют нашу церковную иерархию искать себе союзников в лице местных чиновников с партийным прошлым, а не в лице общественных организаций, и движений, существующих в нашем обществе и способных быть более полезными в деле воцерковления народа, чем какие-нибудь директивы и меры того или иного государственного чиновника, чаще всего рассматривающего Церковь как институт, который должен заполнять некий вакуум.
Мне бы хотелось подвести некоторые итоги. Мы говорили лишь об одном разделе «Социальной доктрины», о разделе «Церковь и государство» и выводы, которые следуют из рассмотрения этого раздела, на мой взгляд, очень важны. Во-первых, «Доктрина» очень четко показывает различие онтологического статуса природы Церкви и государства. Более того, она подчеркивает то, что никогда государство не могло и не сможет выполнять те функции, которые должна выполнять Церковь. «Доктрина» отказывается от сакрализации не только государства вообще, но и тех или иных исторических форм государственности, что особенно важно уяснить многим современным православным христианам. Не только наши иерархи, но и миряне постоянно ищут путь к церковно-государственному союзу, чтобы поддержать церковную жизнь, забывая при этом, что Церковь — это царство не от мира сего, и в ней самой нужно черпать силы и вдохновение для исполнения своего христианского долга.
Отказываясь от какого бы то ни было церковно-государственного мифотворчества, которым, к сожалению, многие богословы грешили во все временна, «Социальная доктрина» трезво признает данность, сложившуюся в современном обществе: государство секуляризовано, общество во многом тоже, принцип свободы совести, предполагающий отделение Церкви от государства, постепенно утверждается во всем православном мире. Исходя из этого, нужно строить свою деятельность.
«Социальная доктрина» подчеркивает необходимость для Церкви дистанцироваться от тех или иных начинаний власти, избирательно принимая и благословляя те или иные государственные начинания. В этой связи показательно то, что, открывая перспективу диалога Церкви и общества, раздел о Церкви и государстве заканчивается таким очень важным тезисом: «Во избежание смешения церковных и государственных дел и для того, чтобы церковная власть не приобретала мирского характера, каноны возбраняют клирикам брать на себя участие в делах государственного управления. 81-е Апостольское правило гласит: «Не подобает епископу, или пресвитеру вдаватися в народныя управления, но неупустительно быти при делах церковных». О том же говорится и в 6-м Апостольском правиле, а также в 10-м правиле VII Вселенского Собора. В современном контексте данные положения касаются не только исполнения административных властных полномочий, но и участия в представительных органах власти.»