Латышские стрелки. Часть 1

М.Лобанова: Здравствуйте, дорогие друзья! В цикле программ, посвященных современной топонимии Санкт-Петербурга, мы продолжаем рассказ о тех именах на карте нашего города, которые нашему городу не соответствуют, от которых нам надо бы, наверное, отказаться, чтобы на их месте смогли появиться те имена, которые наш город отражают, не то, чтобы с лучшей стороны, а может быть, они дали бы нам возможность стаьь лучше в будущем.
Сегодня мы будем говорить об улице Латышских стрелков. Знаете, я как-то не была в этом районе, я удивилась, что у нас в принципе такая улица есть. Мало того, что она у нас есть, она очень большая. Она проходит от метро Ладожский вокзал до метро Проспект Большевиков практически, чуть-чуть не доходя, это Малая Охта, правый берег Невы. Мы говорили об улицах, которые не так далеко находятся: Дыбенко, Антонова-Овсеенко – мы говорили об этих улицах, здесь и проспект Большевиков у нас есть, и Товарищеский проспект, и проспект Солидарности, и улица Коллонтай, и улица Ворошилова – вот буквально все эти персонажи наших программ. И улица Латышских стрелков – о ней мы будем говорить с историком Кириллом Михайловичем Александровым. Здравствуйте, Кирилл Михайлович!

К.Александров: Здравствуйте, Марина Николаевна! Здравствуйте, уважаемые радиослушатели!

М.Лобанова: Меня больше всего поразило в этой улице, улице Латышских стрелков, что она получила это имя в 1976 году.

К.Александров: В этом нет ничего удивительного. Примерно в те же годы или чуть раньше и улица Белы Куна, о которой мы говорили, тоже получила свое название, в Купчино. Речь идет о новостройке, о новостройке конца 60-х – начала 70-х годов, и поскольку весь этот микрорайон, о котором Вы говорите, улицы, площади, проспекты носят имена специфические – деятелей революционной эпохи, большевистской партии, гражданской войны, – то и Латышским стрелкам здесь нашлось свое место. Но вот на что я хочу обратить Ваше внимание. В годы гражданской войны на стороне красной армии воевало достаточно много иностранцев: латышей, китайцев, мадьяр, венгров, сербов, хорватов, немцев и т.д. Они все получили общее название – интернационалисты, воины-интернационалисты. Красные эстонцы были, эстонская красная дивизия, которая осенью 19-го года защищала Москву от белых вместе с латышскими стрелками, на направлении, где действовали ударные силы добровольческой армии, отборные части генерала Кутепова. Было их числом примерно 250-300 тысяч человек. Вот эти интернационалисты…, у нас обычно говорят, что интервенты помогали. В наших программах о Деникине мы говорили о том, что на самом деле представления о какой-то масштабной иностранной интервенции союзников в годы гражданской войны очень преувеличены. А то, что, по существу, такие же «интервенты» сражались на стороне Ленина и Троцкого, об этом известно гораздо меньше, но тем не менее вклад их был колоссальным в победу большевиков в гражданской войне.

М.Лобанова: Можно сказать, решающим.

К.Александров: Я бы… все-таки я считаю, что субъективных решающих факторов не было, но из субъективных факторов, которые предопределили победу ленинцев в части иностранных добровольцев вот этих, в первую очередь, они выполняли карательные функции. Подавление антибольшевистских восстаний в тылу большевиков это дело их рук, в первую очередь. Потом мне хочется сказать, что только латышские стрелки удостоились в том микрорайоне, о котором идет речь, подобного рода упоминания и наименования. Ни улицы Красных китайцев, ни улицы Красных эстонцев, ни каких иных прочих венгров, хорватов нету. Но вот латышские стрелки, безусловно, есть, то есть, видимо их роль была настолько исключительна на общем фоне, что они удостоились вот этой улицы. И здесь мне хочется обратить Ваше внимание на то, что это повод для серьезного разговора, тем более, я думаю, что здесь речь может выйти даже за рамки традиционного разговора о топонимии, вообще поговорить о том, что же это были за латышские стрелки, откуда они взялись, сколько их было, чем они, собственно, прославились.

М.Лобанова: Давайте, в общем-то, и раскроем эту тайну: откуда взялись и кто они были.

К.Александров: Мне бы хотелось начать с одной цитаты малоизвестной. Латышский публицист, который во время Первой мировой войны был военным корреспондентом при латышских национальных частях, Ян Парейтис, в своей книге «Легендарные пути стрелков» писал: «После падения в Риге большевистской Октябрьской революции и вторжения немцев в феврале 18-го года в Лифляндию всюду широкую Россию наводнили латышские стрелки. Восемь испытанных в боях полков держали в своей власти страну. Достаточно было одной роты, даже меньшего подразделения, чтобы власть оказалась в руках стрелков, их боялись все, им подчинялись города, села, местечки. Они никому не уступали дороги. Шапка на затылок, с раскрытым воротом на груди, с винтовкой, повешенной на груди прикладом вверх, – так они колесили по России от края до края, сметая тех, кто становился на их пути. Латышские стрелки были везде: в городах, селах, станицах; на фронтах: северном, южном и западном. Стрелковые батальоны и роты призывались туда, где угрожали опасности и мятежи». В общем-то, любой человек может задаться вопросом: не преувеличивает ли латыш, описывая действия своих соотечественников? Сколько их было? В общем-то, их было не так уж мало, всего было 19 латышских полков: 17 стрелковых и 2 конных. Примерно 150 орудий у них было – появились они не в связи с русской революцией, об этом будет идти сейчас речь – примерно где-то что-то такое 40 тысяч активных штыков.

М.Лобанова: Огромная сила.

К.Александров: Понимаете, дело не в том, что это огромная сила в стране, где нет регулярной армии, которая находится в хаосе революционной смуты. Дело в том, что латышские стрелки периода революции и гражданской войны, также как и военнослужащие 6 армейского корпуса СС латышского в годы Второй мировой войны, – там 2 дивизии было латышских сформировано из жителей оккупированной Латвии – отличались очень высокой боеспособностью и очень высокой трезвостью. То есть когда Ленин избрал латышских стрелков в качестве охраны Смольного, а потом Кремля, после переезда советского правительства в Москву, он выбрал лучших из военнослужащих революции, которые были. Они отличались очень высокой дисциплиной, самоотверженностью, храбростью, бесспорно совершенно, и хорошими боевыми качествами, физической подготовкой, то есть они дисциплинированы были, стрелять хорошо умели, и в отличие от матросов Балтийского флота, красноармейцев, солдат вот этих деградировавших, полков старой русской армии, они отличались очень высокой степенью трезвости.

М.Лобанова: Значит, они за что-то воевали. Все-таки откуда они взялись? Почему они стали за Ленина воевать?

К.Александров: Я бы еще одну цитату привел. В 1929 году, когда очередной этап революции в стране наступил, – я имею в виду сталинскую коллективизацию, – опять возникла ситуация практически состояния гражданской войны, отмечается, соответственно, осенью 29-го года 12-я годовщина октябрьского переворота. К этому моменту уже октябрьский переворот официально называется Октябрьской революцией. И опять в пропаганде советской, которая уже подчинена новой цели: натравливание города на деревню, пропагандистского обеспечения вот этого всероссийского раскрестьянинования страны, вновь возникает мотив латышских стрелков. Дата не круглая – 12-я годовщина революции, не 10-я, не 15-я, но осень 29-го года. Страна опять на грани гражданской войны. Семен Михайлович Буденный пишет поздравление латышским стрелкам, в котором он заявляет: «Дни, когда шла борьба не на жизнь, а на смерть международной российской контрреволюции в боях гражданской войны, я всегда вижу вас на передовых постах, в самых опасных и важнейших местах сражений, в которых решалась судьба пролетарской революции. С небывалой в истории отвагой, с несокрушимой железной силой вы защитили завоевания Октябрьской революции», Позднее уже латышский историк Андерсонс в своем фундаментальном труде «История Латвии» пишет: «Их победы в известной степени решили судьбу не только прибалтийских стран, но и судьбу всего мира». Я даже напомню, что, в общем-то, главнокомандующим Красной армии был Иоаким Вацетис, тоже латыш по национальности, одним из первых главнокомандующим Красной армии. Хотя, конечно, когда возникла идея формирования латышских национальных частей в составе Русской императорской армии, никто не мог предполагать, чем это все закончится.
Возникла эта идея весной 1915 года, когда немцы решили перенести тяжесть боевых действий на восточный фронт в годы Первой мировой войны, и одновременно возникла идея формирования в составе Русской армии национальных частей. В общем-то, эта идея даже уже в первые недели Первой мировой войны, еще в 14-м году была актуальна, достаточно вспомнить создание знаменитой Кавказской туземной конной дивизии, которой командовал великий князь Михаил Александрович, и мы об этом соединении даже рассказывали в каких-то наших программах. Несколько студентов Рижского политехнического института обратились к латышам, которые были депутатами IV Государственной думы, с такой инициативой, что, дескать, рижское студенчество хочет получить разрешение от Верховного командования Русской армии на создание своих национальных частей. Немедленно об этом было доложено Верховному главнокомандующему Русской императорской армии, которым в этот момент был великий князь Николай Николаевич младший, и эта инициатива была встречена довольно позитивно. Разрешили формировать латышские части в неограниченном количестве. Уже в апреле 2 батальона из латышей участвовали в отражении немецкого наступления на Митаву. Ну, и газеты, которые выходили на латышском языке, все пестрели объявлениями: собирайтесь под латышские флаги для защиты своей Родины от немецкого врага. В общем-то, я бы сказал, что тема была вполне звучащая, имела большой резонанс, потому что отношения между латышами и немцами были далеко не лучшие. Как ни странно, понимаете, у нас Прибалтику всегда воспринимают как единый анклав – это далеко не так. Эстонцы традиционно ориентировались всегда на Финляндию и Швецию. То, что мы называем Латвией, исторически это была территория, которая германизировалась немецкими рыцарями, там как раз получалось, что элита вся немецкая, а крестьянство латышское. Ну, и соответственно, Литва это такой брак поневоле с Польшей традиционно, по расчету, вернее, исторический. В Риге выходили разные газеты латышские, в Петрограде. И вот достаточно быстро, с июля 15-го года, эти части стали создаваться, было сформировано 8 латышских батальонов сначала, примерно, по 600-800 бойцов в каждом. Но они стали довольно быстро расти, потому что из регулярных частей Русской армии в них стали откомандировывать военнослужащих, солдат и офицеров, которые были латышами по национальности. Довольно быстро было сформировано две бригады, батальоны были развернуты, 8 батальонов, 8 полков. И где-то уже их было порядка 38 тысяч солдат и 1тысячи офицеров плюс еще запасной латышский полк, в котором проходило подготовку более 10 тысяч новобранцев.

М.Лобанова: В Первой мировой войне они приняли участие?

К.Александров: Они приняли участие, причем очень хорошо. Качественно достаточно.

М.Лобанова: А что же случилось в 17-м году?

К.Александров: Они воевали в Курляндии вместе с сибирскими стрелками. Немцы в полосе Северного фронта, где они воевали, неоднократно пытались наступать. До Февральской революции Ригу взять так им и не удалось. Это произошло уже только в период деградации и разложения Русской армии после февраля 17-го года.

М.Лобанова: В 17-м году что же произошло с этими замечательными латышами, которые под такие хорошие лозунги пошли служить?

К.Александров: Произошло то, что кризис у стрелков начинает развиваться одновременно с кризисом в Русской армии, то есть после февраля 17-го года. Они достаточно быстро попали под влияние революционных пропагандистов. Приказ № 1, который фактически нанес страшный удар по основам воинской дисциплины, изданный исполкомом Петроградского совета в дни февральской революции, был воспринят латышскими стрелками восторженно. Ну, а в апреле-мае 17-го года, как и в других воинских частях среди стрелков развернулась большевистская пропаганда, причем довольно много латышей вступили в большевистскую партию. Этим, кстати, объясняется значительный успех большевистской пропаганды среди латышей. Если, например, к концу марта 17-го года вряд ли было больше 800 членов большевистской партии среди латышских военнослужащих, то к лету 17-го года их уже было почти 2000 человек. Этот процесс продолжался, большевистская пропаганда очень и очень падала на подготовленную почву.
Тут нужно обратить внимание на социальный состав. Кто, собственно в этих частях служил, кто записывался добровольцем в этот своеобразный латышский легион Русской армии в 15-16 году? В первой массе своей это была безземельная беднота латышская, батраки, которым война Первая мировая давала шанс, во-первых, удовлетворить свой патриотический порыв, а во-вторых, социализироваться, занять какое-то более выгодное место, не смотря на то, что это было связано с рисками для личной жизни. Теперь большевики обещают латышским стрелкам, во-первых, немедленный мир. Во-вторых, и это очень существенно, раздел земли Латвии после окончания войны. Для батрацкой среды это очень завлекательный момент. Учитывая то, что крупными собственниками земель в Латвии были традиционно очень многие немцы, одно накладывалось на другое. Ну и самое главное, понятно, ликвидация буржуев, всеобщее благо социальное, короче, добро пожаловать в социалистический рай, который обещает Ленин уже после возвращения из эмиграции.

М.Лобанова: Как они проявили себя в революции? Что они делали для утверждения большевизма в России?

К.Александров: Я бы не сказал о том, что все латышские стрелки, которые были в период от февраля к октябрю, были готовы поддерживать Ленина. Дело в том, что большая часть латышских офицеров, например, не рядовых унтер-офицеров, а офицерского состава, рассматривали Ленина как агента Германии, и, в общем, их эмоции были вполне определенными. Но большевистская пропаганда, доходчивая, примитивная и завлекательная, действовала в основном, конечно, на рядовую массу. Итак, если отвечать на Ваш вопрос, я говорил, что 22 августа 17-го года в результате кризиса в армии, который наступил после провала последнего наступления Керенского и немцы перешли к активным боевым действиям, – главным их союзником была, безусловно, деморализация и разложение армии, во многом под влиянием большевистской пропаганды, – они занимают Ригу. Командир 2-й латышской бригады, в этот момент уже большевиком был, примкнул к партии, полковник Вацетис, после Февральской революции, и соответственно, он довольно успешно начинает склонять командиров своей бригады на ленинскую сторону. В октябре 17-го года, во второй половине октября, когда начинается ползучий октябрьский переворот, в 20-х числах в Петрограде, после 25-26 октября в Москве, латышские стрелки в последних числах октября и начале ноября захватывают важные пункты населенные, там устанавливают власть местных революционных комитетов.
За неделю до Октябрьского переворота 17-го года Исполнительный комитет латышских стрелков, исполнительный орган, который полностью контролировали большевики, принял призыв Ленина прислать для охраны Смольного института, где размещался центр революционного комитета большевистской партии, отряд латышских стрелков. Соответственно, около 100 латышей, примерно по 10-15 человек от каждого полка, были отправлены в Петроград в составе вот этого сводного отряда. Потом еще появился один латышский отряд, он насчитывал порядка 250 человек, это была личная охрана Ленина и его окружения, а также, что самое главное, именно латышские стрелки, присланные с фронта в Петроград, – в общем, их получается, порядка 350-400 человек к концу ноября 17-го года (первые, самые сложные недели после большевистского переворота) – несли охрану арестованных контрреволюционеров. ВЧК еще не была создана, но была так называемая 75-я комната в Смольном, в которой они содержались. Их охрану несли именно латыши. Уже в ноябре 2500 латышских стрелков, в последних числах ноября, прибывают (это 6-й тукумский латышский полк был) по требованию Ленина в Петроград, и они уже берут под свою охрану все крупные правительственные сооружения, объекты, захваченный государственный банк, телеграф и прочее. Когда состоялись выборы в Учредительное собрание, под контролем большевиков проводившееся, но все-таки отличавшееся каким-то свободным волеизъявлением, то в латышских стрелках, действительно, 95-96% проголосовали за ленинскую партию, за большевиков.
Латыши участвовали и в разгоне Учредительного собрания в январе 1918 года и, соответственно, в создании рабоче-крестьянской Красной армии. Причем если для создания Красной армии предыдущие старые полки расформировывались, Русской армии, то латышские полки в нее влились довольно организованно. Американский историк пишет: «После ноябрьской революции восемь латышских полков, почти как один человек, перешли к большевикам». Таким образом, с самого начала истории Красной армии, с самого начала гражданской войны латышские стрелки, в количестве около 40 тысяч человек, превращаются в такую надежную отборную гвардию, преторианскую гвардию Ленина и Троцкого.
Зимой 18-го года вся добровольческая армия генералов Алексеева и Корнилова насчитывала 3-4 тысячи человек на юге России, ну можно еще добавить тысячи полторы-две казаков и партизан донских, которые защищали территорию Дона от большевиков. Латыши отправляются и на Дон, уже в январе 18-го года. В середине января, 3-й курляндский латышский стрелковый полк и еще один конный отряд латышский тоже прибывает на Дон. Начинается гражданская война. Когда во второй половине января 18-го года она приобретает разрастающийся ползучий характер, ударной силой со стороны большевиков являются латыши. Мы говорили когда о судьбе генерала Корнилова, Деникина, об уходе добровольцев в Ледяной поход – вот как раз оттесняют добровольческую армию в степь и занимают Ростов именно стрелки 3-го тукумского латышского полка. Начинается их активное участие в истории гражданской войны, и все это довольно тесно связано с именем одного из организаторов вооруженных сил советской России, о нем вообще не очень, кстати, много писали в советское время Якове Вацетисе, или Иоаким Вацетис его иногда называли. Это был кадровый офицер старой русской армии, причем офицер службы генерального штаба, с хорошим образованием, который был одним из первых идейных военных специалистов, перешедших на службу республики Советов. Вацетис в начале был начальником оперативного революционного штаба в Могилеве зимой 18-го года, а потом уже, когда в апреле 18-го была создана латышская стрелковая советская дивизия, то как раз Иоаким Иоакимович Вацетис и стал ее начальником.
В пределах советской России в этот момент оказалось достаточно много беженцев, которые избежали оккупации немецкой в годы Первой мировой войны. Кроме того были латышские диаспоры достаточно большие в Петрограде, Москве, Одессе, Минске, Ростове-на-Дону. И где-то примерно среди них – это были сотни тысяч человек – было сто тысяч рабочих промышленных предприятий. Это был прекрасный резерв для пополнения латышских частей, их можно было призывать в войска, что Троцкий и Вацетис успешно и делали. Вацетис был командиром вот этой дивизии до осени 18-го года, потом его сменил латыш Петерсонс, а Вацетис получил новое высокое назначение. Перечень латышских частей, которые формировались уже на территории советской России, очень длинный: это мелкие, средние, крупные отряды, которые сыграли колоссальную роль в установлении советской власти в провинции и в борьбе с силами контрреволюции в 18-м году. Таким образом, к концу 18-го года примерно где-то около 40-45 тысяч латышей довольно активно участвовали в установлении советской власти. И здесь я бы еще, конечно, подчеркнул и то, что это была одна из самых больших национальных групп, представленная в центральном аппарате Всероссийской чрезвычайной комиссии, то есть они еще и карательные функции выполняли. Многие из них были активными создателями, инициаторами карательных органов коммунистической партии. В первую очередь, Мартина Лациса можно назвать, образ которого даже в кинофильмах советского времени был запечатлен, достаточно вспомнить известный фильм «Адъютант его превосходительства» 60-х годов.
Наверное, первая главная слава печальная, которую стяжали латышские стрелки, это – жестокое подавление национального антибольшевистского Ярославского восстания 1918 года, о котором, я думаю, в следующей программе рассказать.

М.Лобанова: Да, давайте об этом в следующей программе расскажем. А сейчас мы сделаем перерыв, и об улице Латышских стрелков, знаете, я как-то не бывала на этой улице никогда, не привелось, вот неприятно было бы ступать ногами по этой улице. Она даже названия иного не имела никогда, это еще хуже. По другой улице идешь и думаешь: все-таки это вот такая улица, Марата – но все-таки Николаевская, хотя обидно, старое название убито, да еще дано совершенно несоответствующее. Об этом мы тоже говорили. А вот здесь еще печальней, это ведь тоже Петербург – не надо об этом забывать. Когда мы говорим, что улицы и не имели другого названия – а и очень плохо, это тоже Петербург, там живут петербуржцы, мы с вами там живем, там будут жить наши дети. И здесь хочется небольшую ремарку сказать: мы очень часто, когда говорим о событиях трагических в истории нашей страны, ищем, кто же виноват в том, что нам стало так плохо. Почему пришли плохие большевики, устроили террор, убивали священников, какие-то с ними пришли другие национальности, смотрят, сколько там такой национальности, сколько такой. Самые зверства творили какие-то китайцы-палачи и т.д. Во-первых, это было не совсем так, потому что революцию творили все-таки русские люди, а вот эти группы, которые просто в ней поучаствовали, в нашем плохом деле, которое мы сотворили. Пришли просто присоединиться к этому безобразию. И давайте опять же вспомним, что улицу Латышскими стрелками назвали мы, в своем городе. Мы сами, и не так давно. Вот это очень о многом говорит, и о том, что произошло в 17-м и после. А что произошло после 17-го года, в том числе с участием латышских стрелков, – в следующей программе.