«Лучший способ профилактики насилия и вообще неадекватного поведения в семейной жизни – это умение правильно выражать чувства»

Программа Александра Крупинина

«Неделя»

Прямой эфир 27 декабря 2015 г.

Александр Крупинин:

По традиции, начнем с события, в котором участвовал наш приглашенный гость. Вы ездили в Уфу по вопросам «Супружеских встреч», что там происходило?

Протоиерей Александр Дягилев:

Поездка в Уфу связана с тем, что Отдел внешних церковных связей был приглашен Социальным отделом Уфимской епархии помочь им организовать семинар, посвященный помощи семьям в кризисе. Изначально тема семинара была заявлена как «профилактика насилия в семье», должен был туда поехать отец Андрей Лоргус из Москвы, но поскольку он не мог, то пригласили меня. Я честно сказал, что я не специалист в области насилия, поэтому тема была несколько изменена на «помощь семьям в кризисе», потому что насилие – это, как правило, следствие кризиса семейных отношений. Поэтому надо заниматься, прежде всего, профилактикой отношений. Причины кризиса – это сильные неприятные чувства, которые человек не в состоянии правильно, адекватно выразить и пережить. Поскольку там знают, что я занимаюсь «Супружескими встречами», меня пригласили. И для меня это была, с одной стороны, возможность рассказать клирикам и социальным работникам храмов о методиках «Супружеских встреч». С другой стороны, это была возможность понять, чем они живут. Меня расстроило то, что клирики приходили с утра, где-то часик сидели, а потом начинали один за другим уходить. Хотя люди, которые оставались, прежде всего, социальные работники, женщины, благодарили, говорили, что им было очень интересно, что всё это очень актуально.

Если брать саму тематику, то чувства не являются грехом, потому что человек чувствует то, что он чувствует, от него это не зависит, это первичная реакция его организма. Но чувства нуждаются в том, чтобы их выражать. Если их не выражать, то они имеют свойство накапливаться и сублимироваться в одно чувство под названием «гнев», причем гнев не как одно из чувств, а уже как некое состояние, когда человека начинает злить и раздражать все, что угодно. И тогда уже не понятно, в какой момент жизни это может вызвать внезапный всплеск агрессии.

Лучший способ профилактики насилия и вообще неадекватного поведения в семейной жизни – это умение правильно выражать чувства. Потому что косвенное выражение чувств: удары, насилие, шантаж, угрозы – практически всегда являются формой греха. Поэтому обучение правильному выражению чувств – это не только профилактика насилия, а это – путь духовной жизни, способ ухода от греха. Правильно выражать свои чувства нужно примерно так: «я чувствую (назвать, что), когда (описать ситуацию без слова «ты»), можно добавить «когда то-то и то-то» и объяснить, почему. На эту тему у нас был семинар, были практические задания, очень интересные. Я надеюсь, что тем, кто там был, это поможет в их работе, плюс, может быть, будут приглашения на проведение «Супружеских встреч» в Уфе, ведь интерес был большой.

Александр Крупинин:

Будем надеяться, что «Супружеские встречи» распространятся по всем епархиям. Следующий вопрос – епархиальное собрание в Москве, и среди прочих вопросов стоял вопрос о том, что миряне не хотят духовно окормляться в своих приходах, а ищут каких-то старцев, ездят куда-то далеко в монастыри, и что необходимо, чтобы они поняли, что нужно окормляться в своем приходе, главное – это приходский священник, а не какой-то старец, потому что в приходе знают всех людей, и так далее. Почему так получается? Понятно, что есть желание к какому-то волшебнику попасть, который все проблемы решит, скажет как жить. Но ведь чего-то, может быть, и приходский священник не дает из того, что требуется?

Протоиерей Александр Дягилев:

Есть Евангельские слова: «нет пророка в своем отечестве». И бывает, что в каком-то храме служит замечательный батюшка, к нему съезжаются со всей России, а его собственные прихожане его недолюбливают, критикуют и удивляются: он же обычный священник, и чего вы тут ездите все? Да, существует некое представление, что там, за морями, за лесами (чем дальше, тем лучше) есть святое место, где живут святые старцы и они действительно прозорливы, и все знают, и все скажут. Сохранился еще некий отблеск святости, который бросают на насельников монастыря история этого монастыря, святость тех, кто жил там когда-то: Оптина пустынь, Афонские монастыри и многие другие. Мы читаем жития  Сергия Радонежского, Серафима Саровского и устремляемся в Дивеево, в Троице-Сергиеву лавру, в Оптину пустынь в надежде, что там такие же старцы проживают и сейчас. Но мы попадаем к человеку, которого не знаем (может быть, нам кто-то порекомендовал подойти к такому-то батюшке), и иногда вместо пастыря попадешь к лжепастырю. Потому что у людей есть такое представление, что святые – они не такие, как мы, они какие-то особые и, соответственно, чем более неадекватно себя ведет человек, тем больше (в глазах некоторых людей) он начинает восприниматься за святого, за юродивого. А вторая проблема: что мешает находить полноту духовного окормления у себя на приходе, помимо предубеждения, что святые где-то там, а не здесь?

К сожалению, очень часто у батюшек на приходе (когда-то они поступали в семинарию, горели верой, желали послужить Господу и ближнему, самоотверженно, жертвенно), начинается (не у всех) «выгорание». Когда той ревности уже нет, когда готовности вскочить в три часа ночи, чтобы бежать причащать умирающего, уже нет, при этом ты всегда можешь оправдать свои действия ссылками на те или иные каноны, обстоятельства. Здесь вопрос внутреннего горения: есть оно или нет? Готов ли человек развиваться, стремиться узнавать что-то новое, или он считает, что он рукоположен в священный сан и достиг всего? Тем более, что приходского священника часто заваливают приходской рутиной, и жизнь батюшки – вот я свое отслужил, свою зарплату получил, какие-то денежки за требы получил, освятил крестики-иконочки, а когда ты последний раз открывал Иоанна Златоуста и читал (не для того, чтобы подготовиться к проповеди), а просто для себя, чтобы совершенствоваться? Знаю, что многие перестают не то что правила молитвенные читать, а вообще молиться, заменяя это службой (вот я отслужил, я и помолился). Нет в Евангелии заповеди «прочитай правило любой ценой», но хочешь ли ты общаться с Богом? Или это твоя профессия? Эта беда касается очень многих священников, и в результате он ходит в храм, как на работу, это его повинность. И чему он может научить, какие дать духовные советы, будет ли он вникать в проблемы своих прихожан? Дать совет: молись – и Господь откроет?

И поэтому тот факт, что наши же прихожане начинают искать духовного совета, утешения «где-то там» – это признак того, что в нашей приходской жизни не все в порядке. А цель моя, как священника – помочь людям. Например, задача любой матери – не носить всю жизнь ребеночка на руках и кормить его грудью, а сделать так, чтобы он встал на ноги, научился ходить самостоятельно, кушать не только мамино молоко, в конце концов, принимать самостоятельные и ответственные решения. То же самое относится и к духовной жизни, пастырскому окормлению: моя задача не принимать всю жизнь за моих прихожан решения на все случаи их жизни и быть батюшкой на телефоне, который готов всегда ответить на любой вопрос, а быть тем человеком, который научит их принимать ответственные решения перед лицом Божиим самостоятельно.

Александр Крупинин:

Да, но люди часто хотят переложить ответственность.

Протоиерей Александр Дягилев:

Да, и начинают ездить по монастырям. А некоторые из монашествующих начинают давать конкретные советы: ты женись, ты не женись, а ты – в монастырь! Я как священник могу дать рекомендации, но и я могу ошибаться.

Александр Крупинин:

Нам еще надо обсудить одну тему, все равно нам ее не обойти: Священный Синод соединил Отдел по связям Церкви и общества и Информационный отдел, и в результате отец Всеволод Чаплин оказался не у дел. Действительно, некоторые его высказывания вызывали недоумение, у нас были вопросы и от слушателей по поводу разных его высказываний, звучавших в новостях церковной жизни.

Протоиерей Александр Дягилев:

Я в своей жизни имел опыт общения с дипломатами. И общаясь с ними, я понял, в чем сложность работы дипломата. Дипломат – это тот человек, который говорит не то, что он сам, быть может, думает на ту или иную тему, но он (когда он при исполнении) представляет свое государство и он обязан говорить официальное мнение своего государства, причем говорить так, чтобы это было максимально убедительно, порой даже находить аргументы, потому что ему сообщают официальное мнение, а аргументов не сообщают. Причем, если заметно, что он нервничает, что он сам не верит в то, что говорит, то это плохой дипломат. Профессионал в дипломатии должен уметь это делать так, как надо. Тем не менее, иногда некоторые дипломаты идут на то, чтобы доводить до какого-то абсурда то, что они утверждают, то есть чрезмерно ревностно защищают какую-то точку зрения, настолько ревностно, что становится видно, что что-то не то происходит. Отец Всеволод Чаплин много лет проработал ОВЦС, а по сути это церковная дипломатия. Иногда бывает, что дипломату специально дают задание сделать некий вброс, чтобы проверить реакцию: как отреагирует общественное мнение или конкретный человек на этот вброс. Может быть, ему доставался такой тяжкий крест делать такие информационные вбросы, с которыми сам же он не был согласен. Я допускаю такой вариант.

Александр Крупинин:

Меня интересует такой вопрос: все, о чем говорил отец Всеволод Чаплин, никогда не касалось вероучительных вопросов, того, чем занимается Церковь: спасение души, Царство Небесное и так далее. А касалось вопросов социально-политических, геополитических – вопросов, по  которым Церковь, как таковая, может и не иметь своего мнения. В Церкви сосуществуют люди с совершенно разными мнениями на этот счет, и могут сосуществовать, ничего в этом такого страшного нет. Нужно ли вообще чтобы кто-то высказывался от имени Церкви по вопросам войны в Сирии, в Украине или еще чего-то? Или вот высказывается отец Всеволод Чаплин и это всего лишь мнение конкретного человека. А так получается, что в Церкви есть какой-то голос, который почему-то мы должны считать, что это голос Церкви, а что значит – голос Церкви?

Протоиерей Александр Дягилев:

Это его личное мнение, хотя это мнение авторитетнейшего человека, безусловно.

Александр Крупинин:

Так это же мы, слушатели, те, к кому адресовано высказывание, мы и решаем сами для себя – авторитетный он для нас человек или нет.

Протоиерей Александр Дягилев: Главное – это все-таки вероучение, понимание того, Кто такой Иисус Христос, что Он делал на этой земле и что Он нам заповедал делать дальше. Для нас, христиан, это главный вопрос. А вопросы отношения с государством – здесь даже мнения святых могут расходиться на эту тему, и не факт, что их мнение равно мнению Иисуса Христа. С моей точки зрения, понятно, что с первого по четвертый  век Церковь находилась, в основном, в условиях гонений, и Церковь была Церковью, а государство – государством. С четвертого века началась другая парадигма, когда стало происходить сращивание Церкви и государства. Государство стало себя воспринимать как корпус Церкви (Византийская Империя) и это продолжалось с Византийской и Российской имперской традицией вплоть до революции 1917 года (Февральской революции). И в головах эта идея до сих пор сидит: что мы должны быть при государстве, рядом с государством, некой частью государственной машины, и должны давать идеологически-нравственную оценку тем или иным государственным поступкам. Эта парадигма продлилась две тысячи лет. И вдруг, в течение ХХ века, Господь Бог смел с лица земли все православные монархии, все православные империи.

Александр Крупинин:

Не только православные.

Протоиерей Александр Дягилев:

Не только, но некоторые инославные сохранились, а православных не осталось – ни одной монархии, ни одного монарха. Но многие живут надеждой на то, что, ладно, его нет, но когда-нибудь он появится. И есть вера в грядущего императора, которая иногда даже затеняет веру в Самого Иисуса Христа, такое есть у нас в Церкви. А, с другой стороны, не воля ли это Божия: в конце концов, в Церкви постараться понять и принять, что «Царство Мое – не от мира сего». И, быть может, мы сейчас впервые неким вмешательством Господним находимся в условиях, когда Церкви нужно научиться быть самостоятельной. И пускай государства идут своими путями, а мы, верующие люди, идем своим путем. Опять-таки: возможно ли это, в принципе, быть и в государстве и вне государства одновременно? Одно дело, когда мы здесь рассуждаем на эту тему, сидя в студии, а другое дело: как оно в жизни? Это сложный вопрос. Но, с моей точки зрения, Церковь вступает в качественно новую парадигму и здесь наше церковное руководство, с одной стороны, говорит, что мы сейчас находимся в ситуации небывалой свободы, и это правда. А, с другой стороны, как этой свободой пользоваться, потому что подспудно эта попытка все равно «разостлаться ковром» перед государственной машиной у Церкви остается. Часто ли наши церковные руководители могут сказать слово «нет» тем или иным, православным по вероисповеданию, главам администраций разного уровня, вплоть до президента? Всегда ли Церковь должна благословлять поступки власть имущих, как когда-то в Византии, да и у нас в России – благословляла и оправдывала все поступки императоров? Непростой вопрос.

Александр Крупинин:

Все равно, его надо решать, так или иначе, придется решать.

Протоиерей Александр Дягилев:

Придется, Господь будет нас ставить в такие условия.

Александр Крупинин:

Может быть, несколько слов по поводу включения в наш православный календарь польского священномученика Максима Горлицкого.

Протоиерей Александр Дягилев:

Польша, понятно, католическая страна, но Восточная Польша (г.Белосток и его окрестности), а также самый Запад Польши, город Вроцлав – это два православных анклава. Сейчас Польская Православная Церковь автокефальная, возглавляет ее блаженнейший митрополит Варшавский и всей Польши Савва. Польская Православная Церковь чувствует себя как уважаемая, авторитетная религиозная организация, с которой считаются. Да, она – Церковь религиозного меньшинства, но уважаемая религиозная конфессия. Отец Максим пострадал в годы Первой Мировой войны от австро-венгров.

Александр Крупинин: Его расстреляли 6 сентября 1914 года.

Протоиерей Александр Дягилев:

Только-только началась Первая Мировая война. Соответственно, человек, который из католичества (пусть даже и восточного обряда, из греко-католиков, униатов) перешел в православие, воспринимался как прорусский человек, по сути, «русский шпион». И тогда, и, отчасти, сейчас, это есть и у нас, и там: кто не православный – тот не русский, кто не католик – тот не поляк. Некая связь национальной идентичности, религиозной и государственной: раз ты православный, значит, ты москаль, «русский шпион».

Александр Крупинин:

Тем более, что война началась там.

Протоиерей Александр Дягилев: Да. Я сильно подозреваю, что австро-венгры  вряд ли бы стали таким образом поступать: под угрозой силы принуждать принять Унию, а за отказ – расстреливать, если бы не война. С одной стороны, он жертва войны. И расстреляли его все-таки, скорее всего, именно в связи с тем, что воспринимали как прорусского агента. Но, с другой стороны, мы видим, что человека поставили перед конкретным выбором: способ сохранения жизни – это отречение от православной веры. Вполне может быть, что он был лояльным верноподданным кайзера Франца и вовсе не собирался служить императору Николаю. Может быть, как священник, он даже благословлял своих прихожан, которых призывали на линию фронта, воевать на стороне Австро-Венгрии. Но его расстреляли именно за отказ принятия Унии, за отказ отступления от Православия. Поэтому канонизация уместна и справедлива: человек действительно пострадал за свою веру. Но это еще и повод задуматься о том, что, к сожалению, здесь, на земле, порой очень тесно, может быть, слишком тесно бывают связаны понятия Церковь-народ-этнос-государство.

Текст: Н.М. Лукьянова