Мистический символизм Ареопагитского корпуса

Программа Артема Гравина

«Исследования и исследователи»

Цикл «Символ в античной философии и богословии раннего христианства»

Гость: Дмитрий Сергеевич Курдыбайло

Тема: мистический символизм Ареопагитского корпуса

Эфир: 26 января 2023 г.

АУДИО

Программа посвящена Ареопагитскому корпусу, понятию неподобного символа, символическим иерургии и теургии, а также проблеме христианизации языческой метафизики императором Юлианом.

Дмитрий Курдыбайло:

В литургическом контексте «символ» включается в триаду священнодействие – символ – богодействие. Теургия («богодействие») может обозначать, во-первых, в самом общем смысле, «благолепное действие Бога» в нас (напр., воссияние божественного света, сообщение теургического знания); во-вторых, восприятие Сыном Божиим человеческой природы и все деяния Его земной жизни, в особенности же события Тайной вечери – «мужественная теургия Иисуса»; в-третьих, преложение евхаристических Даров и, возможно, освящение символов в других таинствах.

Последние два значения объединяются в евхаристическом контексте благодаря структуре анафоры: освящение Даров предваряется воспоминанием Тайной вечери, когда иерарх (иерей) воспевает «…священные теургии Иисуса в божественнейшем о нас промысле», после чего «…он переходит к их символическому священнодействию». Вместе это составляет необходимое условие для осуществления теургии – действия Бога, которое «показывается посредством священнейших символов». Литургический символ выступает своеобразным «местом встречи» иерургии и теургии – иерарх необходимым образом подготавливает вещественный предмет и призывает Бога, освящающего предмет и делающего его способным свидетельствовать о совершившейся теургии.

Если в литургическом контексте символ и теургия связаны функционально, то в отношении библейских символов и, соответственно, теургии «общей» (осияние божественных светов, подание «теургического знания») буквальных указаний на их возможную связь в тексте Ареопагитского корпуса не обнаруживается. Но отмеченные выше употребления термина символ в перечислениях позволяют утверждать, что поскольку «символом» обозначается преимущественно такой вещественный предмет, который манифестирует божественное действие или свойство (в отличие от природных сил и свойств ангелов или человеческой души), то и библейские символы также могут мыслиться как par excellence теургические.

К понятиям символа и теургии тесно примыкают божественные имена, но об их взаимном соотношении судить можно лишь по нескольким намёкам. Прежде всего, это III глава трактата «О мистическом богословии», где сопоставляются три трактата: «Богословские очерки», «О божественных именах» и «Символическое богословие». Ареопагит поясняет, что объём каждого из произведений пропорционален разнообразию и множественности его предмета. Разнообразие же и множественность нарастают по мере отдаления от Бога в Его «плодотворных исхождениях» в иное. Следовательно, «Символическое богословие» объёмнее всех, потому что мир символов наиболее разнообразен, а сами символы наиболее материальны. Вспомним, что основным содержанием этого трактата должны быть «чаши», «престолы» и т.п. – вещественные неодушевлённые предметы в библейском контексте. Следующая ступень на пути к умному миру – «бестелесные божественные имена» и, наконец, предмет «Богословских очерков» – то, «…что принадлежит собственно катафатическому богословию: почему божественная и благая Природа называется единственной, почему тройственной, что в ней именуется Отцовством и Сыновством, прояснению чего служит богословие Духа» и т.д. – совокупность рационально выраженных догматов христианского вероучения. Вершиной же восхождения оказывается апофатика трактата «О мистическом богословии», которой свойственно «не малословие, но совершенная бессловесность и неразумение» – действительно, этот трактат самый короткий из четырёх, дошедших до нас.

Наряду с подчинённым положением символов относительно догматов катафатического богословия, Ареопагит утверждает и следующее: «…богословское учение двояко: одно – неизреченно и таинственно, другое – явленно и постижимо; одно символическое и ведущее к таинствам, другое философское и аподиктическое; так что в слове соплетено с выразимым невыразимое. Одно убеждает и делает связной истину говоримого, другое же действует и утверждает в Боге ненаучимыми тайноводствами».

См. также: