«Молиться Богу о полной перемене своего ума»

«Пастырский час»

Протоиерей Александр Рябков

Прямой эфир 27 октября 2016 г., 20:30

АУДИО + ТЕКСТ

Вопросы слушателей:

— Православие изучается в школе только в 4 классе? И нет ли у Церкви желания, чтобы и в старших классах изучали религию?

— Англиканская Церковь рукополагает женщин нетрадиционной ориентации. Эта Церковь явно себя показывает грехом. Разве Богу нужна такая Церковь?

— Как вы считаете, можно ли совмещать служение в Церкви дьяконом или священником и естественнонаучные исследования?

— Нужна ли Богу наша любовь, если Он Вседовольный, Всеблаженный и Сам ни в чем не нуждается?

— Расскажите о святом Димитрии Солунском.

— У вас очень возвышенно всё это звучит, а ведь очень просто и  ясно сказано: вера без дел мертва. Если нет дел, значит, не будет и веры. На «Пастырском часе» мало уделяется внимания делам. Слишком много возлагается на Бога, слишком много просится у Него. А ведь человек очень многое должен сделать со своей стороны.

— Как относиться к разномыслию священников в вопросе Таинства Причастия: одни говорят о материальном пресуществлении, другие учат духовному пониманию этого Таинства.

Протоиерей Александр Рябков: «Богословствование ни к чему нас не приведет, а благочестие приведет к истинному богословию. Кто молится – тот и богослов, по слову святого Григория Богослова».

Протоиерей Александр Рябков:

Мы необходимо задаемся вопросом, в чем философия христианства и особенность его мировоззрения. Святой Кирилл Философ, просветитель славян, писал: «Философия – это знание божественных и человеческих вещей, насколько человек может приблизиться к Богу, потому что через деятельность мы учимся быть по образу и подобию своего Творца». Приблизиться к Богу нам мешают наши страсти и производные из них грехи. Как побороть страсти? Ключевым понятием в этой борьбе является вера. И не только вера в Бога как по-настоящему существующее абсолютное бытие, но вера в то, что мое бытие может быть настоящим только в единстве с этим Абсолютным Бытием. И тогда молитва, обращенная к Богу, заключается не только в просьбе о помощи побороть страсти, но в просьбе полностью заменить во мне страстную жизнь на жизнь благодатную.

Молитва –  не просьба о помощи побороть страсти, но просьба полностью заменить во мне страстную жизнь на жизнь благодатную.

Когда мы просим помощи победить страсти, мы часто хотим избавиться от последствий их в нашей жизни, но не избавиться полностью от них. И к этой установке примешивается еще и желание иметь на своем счету заслуги в деле своего спасения. Мы как бы внутри себя соглашаемся, что Бог нам, конечно, помогает, но вот хорошим стал именно я сам. В духовном плане это ощущение есть внутреннее бесплодие и духовная бессмысленность. Когда же во главу угла полагается не желание преуспеть, как это принято в миру, а желание соединиться с Богом, тогда человек в этом стремлении приобретает бескомпромиссность и бескорыстность. Человек всем умом понимает, что жизнь, непричастная Богу или связанная с Ним лишь внешне, в обряде – неполноценна, и он начинает молиться Богу о полной перемене своего ума, души и чувств.

Молиться Богу о полной перемене своего ума, души и чувств.

Здесь не менее важна уверенность в том, что земные радости не могут дать ощущения полноценности бытия. И потому человек становится готовым к тому, что Бог для полного единения души человека с Духом Божиим может кардинально изменить внешнюю жизнь человека. Человек в своем духовном порыве перерождения даже сам просит у Бога, чтобы Он вынул из него душу и, очистив ее, как Он сам знает, вложил бы ее в него новой, чистой и пронизанной благодатью. Это образное описание может показаться диким, но оно не противоречит словам Писания, предписывающим нам быть «совершенными как совершенен Отец наш Небесный и быть святыми как Он свят». Мф  5. 48. 1, Пет. 1. 15.

И ведь действительно, в акте перерождения человек призывается отсечь многое, к чему он привык и с чем сросся. «И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки её и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» Мф 5:29-30. А слова Господа Иисуса Никодиму о необходимости нового рождения разве менее требовательны? Мы уже  привыкли эти слова воспринимать как словесный прообраз Крещения и потому почти удивляемся обескураженности Никодима. Но эти слова не про привычный обряд, который стал уже почти просто семейным праздником, а о болезненной перемене жизни, которую мы осуществляем на протяжении всего земного бытия.  Но сам я сделать ничего не смогу с собой и, более того, если сделаю сам, то впаду в сатанинскую гордыню, и потому прошу Бога, чтобы Он взял мою душу в крепкие Свои объятия и не отпускал ее на распутия греха.

Эти слова не о церковном обряде, а о болезненной перемене жизни.

Более радикально эта тема раскрывается в повседневных молитвословиях. Процитируем слова из Канона умилительного ко Господу нашему Иисусу Христу. «Христе Иисусе, ко страху Твоему, вопию, пригвозди мя, о Иисусе мой, и окорми ныне ко пристанищу благоотишному, яко да, Иисусе мой щедре, пою Ти спасаемый: благословен еси, Боже отец наших»! Человек просит Бога не просто о том, чтобы Он его соединил с Собою, но именно пригвоздил. Здесь, в этом слове объявляется о готовности на многое ради этого соединения. Но готовность эта связанна с абсолютной уверенностью, что это безусловное единство дарует человеку благое и тихое пристанище. И здесь нет упоминания о том, что это пристанище будет дано только после биологической смерти тела. Процесс спасения еще не завершен, но человек, который спасается, уже предвкушает плоды вечной жизни и восклицает: «Благословен еси, Боже отец наших»! Вот в этом и заключается бескомпромиссность и сжигание мостов.

«Благословен еси, Боже отец наших»! Вот в этом и заключается бескомпромиссность и сжигание мостов.

Назад дороги не просто нет, назад поворачивать и невозможно, и не хочется. Бытие, которое в православной традиции понимается только как действие, влечет  только вперед и только к Богу. Сказать, что это пригвождение пройдет совсем безболезненно, нельзя. Но и боль эта тоже будет исцеляющей. Страдающий телом не грешит, говорит апостол. И можно добавить, что всякие страдание и скорбь в первую очередь разворачивают духовный взор к Вечности и обновляют душу. Эта скорбь будет понесена ради Бога и Любви Его. «Скорбь – главная пища любви; и всякая любовь, которая не питается хотя бы немного чистою скорбью, умирает», – писал  Метерлинк. Не стоит бояться этого крестного пути и голгофского восхождения.

У Э.М. Сиорана в дневнике есть записи: «Беспредельна мощь человека, способного к отказу от себя. Сущность человека – это самопожертвование». А.Ф. Лосев как-то сказал: «Если ты молишься, если ты любишь, если ты страдаешь, то ты человек».  А блаженный Августин говорил: «Где любовь, там нет страдания, а если оно есть, его любишь».

«Сущность человека – это самопожертвование».

Чтобы лучше понять христианские добродетели смирение, кротость и терпение, добавим к ним несколько разъясняющих эпитетов. Говоря о смирении, мы говорим не о безысходной покорности, а о благородном умиротворении и возвышенной отстраненности от суеты. Кротость же соединяется с духовной крепостью личности, а безграничное терпение выражается в целеустремленной готовности к самопожертвованию.

Смирение, кротость, терпение означают готовность к самопожертвованию.

Мы молимся: «Ублажи, Господи, благоволением Твоим Сиона, и да созиждутся стены Иерусалимския». О чем мы здесь просим? Неужели мы связываем свое счастье с восстановлением крепости Сион и окружавших ее цитаделей? Иерусалим – символ царства и благополучия, которое это царство обеспечивает. И в этом смысле мы молимся о воссоздании крепости нашего духа и ограждении нашей души от поползновения к распаду.  То есть мы молимся о восстановлении себя как дома Божьего, где пришедший в нас Бог может сотворить обитель и Своим присутствием дать нам ощутить благополучие Царства Божьего.

Мы ведем войну с грехом. Но как-то странно ее ведем и результата особого не видим. Дело в том, что в войне, в ее привычном мирском понимании, всегда есть перемирия, враг становится неожиданно другом, хотя и вероломным. Но ведь нельзя воевать без передышки. Вот потому «на нашем фронте без перемен».

Христианство радикально и требовательно.

И вот что о духовной и невидимой брани пишет С.И. Фудель, это почти рецепт, суть его, как бы противоречиво это не звучало, не в борьбе, а в побеге к Богу:  «Борьба духа есть постоянный уход от постоянно подступающего зла, в какой бы врубелевский маскарад это демонское зло ни наряжалось. Уход и есть уход, движение по пути, странничество, и в этом своем смысле духовное странничество, т.е. богоискательство, присуще всем этапам веры. Оно есть побег от зла».

Часто христианскую жизнь пытаются исчерпать нравственностью, благотворительностью или миссионерством. И большой упор делается на то, чтобы эти понятия были чрезвычайно заметны. Но все это лишь производное из христианской жизни. И их заметность не является доказательством высокой качественности духовности того или другого христианина. Ключевым в понятии Жизни Христианской является сама Жизнь. «Воскресе Христос, и жизнь жительствует»! Каждый год мы слышим эти лаконичные слова св. Иоанна Златоустого.

Речь здесь идет о полноте жизни и переживание вхождения этой полноты в нас. Христос –  Путь, Истина, и Жизнь. Полнота Жизни проявляется не в частных деяниях, а сначала в ощущении внутренней глубокой потребности в Боге и теснейшей связи с Ним. Вхождение Бога в глубину личности человека и переполненность ее Его присутствием порождает подлинную нравственность, беззаветную благотворительность и искреннее миссионерство. Вытесняется вся надуманность и искусственность из человеческой деятельности и тем достигается духовная действительность предпринимаемых усилий. Они, вероятно, не смогут дать количественного, но при этом формального охвата большого множества индивидуумов. Но тот, кого коснется подлинная реальность подвижничества, получает настоящую возможность  обновиться от этой встречи с глубокой и пламенеющей верой. И у этого настоящего духовного горения не может быть никакого выгорания, которое так часто сейчас поминается не только в церковных, но и в светских кругах.

Часто христианскую жизнь пытаются исчерпать нравственностью, благотворительностью или миссионерством.

Что такое полнота Жизни в духовном смысле этого выражения? Суть этой полноты трудно описать рационально. Но если попытаться это сделать, то речь может идти о согласованности человеческих сил и энергий. В человеке, причастном Богу как Жизни, начинают гармонично взаимодействовать органические и личностные стороны его существа. Это единство сил, противоположное их разобщенности (которая есть бессилие и паралич души), и есть подлинная Свобода. В этом и только в этом становится понятен пасхальный тропарь о победе Жизни над смертью. В этом становятся понятны и слова «Воскресе Христос, и мертвый ни един во гробе».

Так созидается Единство Святой Церкви как цельное единство целеустремленных к Богу в своем целомудрии личностей.

Внутренняя гармония влечет за собой поиск гармонии с другими представителями человеческого общества. Так созидается Единство Святой Церкви как цельное единство целеустремленных к Богу в своем целомудрии личностей.

Мы понимаем, что речь идет не о воскресших на Пасху мертвецах. Главное – это воскрешение души. Русские классики прекрасно описали то состояние человека, когда он может быть «живыми мощами» или «живым трупом». Речь идет о Вечной Жизни или о вечной смерти. Вечная Жизнь – это Радость. Мы привыкли считать, что смерть – это одномоментное физическое умирание. Но с душой все не так.  Вечная смерть – это тоска, печаль, отчаяние. Богооставленность протяженностью в вечность.

«Ад – это запрещение молиться» (Э.М.Сиоран).