Молитва – это разговор с Богом?

«Пастырский час»

Программу ведет протоиерей Александр Рябков

Прямой эфир 16 июня 2016 г., 20:30

Для всех нас обычно молитвенное делание проявляется в прочитывании молитв из молитвослова.  Мы часто повторяем фразу «молитва – это разговор с Богом». Но в нашей жизни редко встречается такой разговор, когда скорость словоизвержения не позволяет даже немного прикоснуться нашему сознанию к смыслу вылетающих из наших уст слов. Когда мы говорим с собеседником о чем-то важном или тем более печальном, наш разговор неспешен и даже медлителен. Такая беседа полна перерывов, воздыханий и даже слез. В молитве мы повторяем слова святых о бедственном состоянии нашей души, но повторяем их в темпе автоматически стреляющего пулемета.

Надо признать печальный факт, что молитва по молитвослову очень часто у современных христиан теряет смысл. Она превращается из диалога с Богом и со своей душой в тяжелую повинность. Причина этого в том, что теряется осознание молитвенного правила, как  единственного времени, когда можно оторваться от земли и по настоящему ощутить себя принадлежащим другому миру. Время, уделённое продолжительной молитве по молитвослову – это отдушина для души.  В этот временной промежуток человек ничего не должен миру, он может считать себя совершенно свободным от него. Печально, что мы не всегда понимаем молитвенное правило, как способ освобождения от суеты земного коловращения. Если воспринимать время молитвы по молитвослову утром или вечером как дарованную нам возможность побыть наедине с самим собой, тогда молитва пойдет и не будет нам в тягость. Душа освобождается от порабощенности времени с его желаниями и стремлениями. Приобщенная Вечности душа радостно познает все вещи – в Боге. Она их  видит как бы обновленными или заново сотворенными. Душа заново познает все земное и познает его в совершенстве. В освященном молитвой времени душа поднимается к небу и небо спускается к душе. Всякое земное ожидание прекращается, душа по-настоящему насыщается Вечностью. Сознание не просто богословствует, но разум и душа вместе приобщаются богомыслию. Осуществляется истинное богословие, несвязанное с отвлеченными умозрениями и интеллектуальными спекуляциями. Жизни возвращается смысл. Исцеляется наше внутреннее бытие. Ведь подчинившись житейской суете и обманчивым земным сластям человек смешивается с бессловесным творением. Молитвенный же труд возвращает человеку богоподобие, возвышая его над прахом, с которым смешалась его личность.

Творить молитву надо не так, как будто выполняешь обет, закон или предписание. В таком случае каждодневное повторяющееся чтение молитвенного правила превращается отрезок длинного и утомительного пути. Цель пути в этом однообразном чередовании теряется, так как ее заслонило наше усилие. Молитву правильно понимать не как путь или часть пути, а, наоборот, как остановку нашей человеческой деятельности.

Молитва есть завершение или даже прекращение действий нашей индивидуальности. В молитве большее значение и место занимает Бог, а не человек и его свойства. Молитва всегда перелом в потоке жизни. Это  суд человека над самим собой. Человек ставит себя перед Правдой Божией, и не находит праведности в самом себе. Вывод из этого один – поиск единства с Богом и Его Святостью. Здесь перед нами встает важный вопрос о значении человеческого усилия в молитве и аскезе. Кратко говоря, усилие не должно превращаться в безумное насилие. Отказ от чего-либо в подвиге воздержания – это отказ от лишнего, ненужного или даже бессмысленного. Если же осуществляется отказ от желанного, дорогого или горячо любимого – это может выглядеть как подвиг, но радости и покоя этот подвиг не принесет.

Воздержание – это, в первую очередь, борьба с грехом и греховной привязанностью. Довольно пошло считать, что отречение от плотских удовольствий, достигнутое нами чрезвычайным усилием – это наша «сверхдолжная заслуга» перед Богом. Еще более пошло считать, что за этот подвиг Бог должен с нами расплатиться земным благополучием и местом в Раю. Воздержание – не просто отсечение лишнего, но отказ от всего чуждого человеку. Говоря об осторожности применения насилия над собой, мы говорим, в большей степени, не о насилии над плотью, а о насилии над сознанием. Нельзя и невозможно прикинуться ненавидящим что-либо греховное, если это что-то греховное на самом деле любишь больше и сильнее всего на свете. Для сопротивления греху в теле необходимо вести эту борьбу в уме, в душе и сердце. Апостол Павел так писал: «Плотские помышления суть вражда против Бога» (Рим 8,7). Но здесь, несмотря на предостережения от превращения усилия в насилие, надо всегда помнить о необходимости сохранять железную решимость в следовании за Христом.

Осмысленный взгляд надо иметь и на молитву. Молитва нами творится не потому, что так надо, что это кем-то предписано. Молитва присутствует в нашей жизни потому, что она желанна и необходима. Вот эта желанность и требует вдумчивого осмысления, которое надо провести каждому христианину, вступившему в противостояние со страстями.  Избавляться от груза страстей вряд ли возможно, предварительно не вынеся своей страстной жизни суда на покаянной молитве.

Во время молитвы развивается то озарение, которое время от времени подается от Бога каждому человеку. Но это озарение мы часто не замечаем и даже им пренебрегаем. Бывают моменты, когда человек вдруг ясно видит, что его жизнь страшно похожа на  безумные метания отравленного ядом. Признав это, человек начинает молиться Христу как единственному Врачу. Эта молитва продолжается, подпитываемая желанием все большего и большего исцеления. Она подкрепляется осознанной необходимостью быть насколько возможно ближе к Врачу, чтобы избегнуть повторного мысленного отравления, духовного заболевания или душевной травмы. Начинает приходить понимание, что молитва и есть самый настоящий Рай. Рай – это место, где присутствует мир, покой, ясность мышления и душевное равновесие. Молитва – это место и время, откуда изгнаны страстные желания и всяческие тревоги. Таким образом,  молитва переходит на течение времени всей нашей жизни. Молитва делает нашу жизнь. Но и наша жизнь делает нашу молитву. Мы прекрасно понимаем, что если на протяжении дня нас переполняли обида, зависть или осуждение, то нам не удастся встать на молитву, как ни в чем не бывало. Но если мы не сумели покаянно оценить эти свои поступки на молитве вечером, завтра эти вчерашние грехи перерастут в ненависть, злорадство и клевету. Из этого следует простой вывод: молитва и жизнь неразделимы.

Мы молимся молитвами святых. Но кто такой святой и что такое его жизнь? Подвиг святого, а особенно – мученика, ставит сознание светского человека в тупик. Он разрешается для него тоже лишь в светских категориях. Как земная идея становится важнее личности для политического борца или солдата, так и идея верности своему выбору становится важнее жизни для мученика. Но страдания мирского героя все же отличаются от исповедничества страстотерпца или подвига преподобного. Еще апостол Павел писал, что желал бы разрешиться от тела и быть со Христом. Захваченность личности христианина Христом и Его Благодатью оставляет далеко позади привязанность к телесным формам и его индивидуальные устремления. Личность мученика или преподобного преображается и заполняется переживанием вечности с Богом. Все сказанное одинаково относится к подвигу праведных мирян, блаженных или Христа ради юродивых.

Человек не статичная вещь или субстанция. Человек – это психологический процесс, который может быть обозначен как событие. Но этот процесс не направлен в никуда. У этого движения есть цель и предел. Эта цель и предел – Бог. Поэтому Человек – не просто событие. Человек – это со-Бытие. Со-Бытие с Богом. И это достигается не просто согласием называться христианином и согласием с ценностью христианского учения и закона. Это достигается не внешним исполнением предписаний. Но достигается это принятием заповедей внутрь личности, то есть превращения их из внешних сведений в способ бытия и сознания личности. Заповеди претворяются, таким образом, в личный уникальный опыт жизни, который и преображает бытие. Если жизнь человека не становится со-Бытием с Богом, тогда она превращается в череду разрозненных событий, зачастую лишенных смысла.

Мы всегда настаиваем, что духовная жизнь чрезвычайно трудна. Но, честно говоря, мы просто не до конца возлюбили Бога, и через это пребываем в болезненном состоянии. Мы обвиняем Бога снова и снова в том, что Он не помогает нам спасаться. Но помогаем ли мы Ему спасать нас? И если мы даже просим о помощи, хотим ли мы, чтобы привычная жизнь наша изменилась? Можно ли о нас сказать, что мы алчем и жаждем правды в смысле праведной жизни нашей души, очищенной от греховной коросты? Может, в нас и нет еще этого расположения к благодатности жизни? Может, в нас нет и томительного голода к общению с Богом? Тогда, осознавая этот изъян, надо для начала молиться о даровании этой жажды и алчбы. А уже с приходом этой тяги к Вечности – двигаться дальше, через молитву и воздержание, к единству с Богом.