«Сталкиваясь с настоящим произведением искусства, человек меняется». Музыкант Андрей Решетин о своем фестивале EARLYMUSIC

Программа Марины Михайловой

«Культурная реакция»

Музыкант Андрей Решетин о своем фестивале EARLYMUSIC

10 декабря 2011 г.

ТЕКСТ

М.Михайлова: Здравствуйте, дорогие слушатели! С вами радио «Град Петров», программа «Культурная реакция» и ее ведущая Марина Михайлова. И сегодня нашим с вами собеседником будет музыкант Андрей Решетин. Здравствуйте, Андрей!

А.Решетин: Добрый вечер!

М.Михайлова: Сегодня мы пригласили Вас в качестве организатора и художественного руководителя фестиваля «Early Music». Это удивительное событие, и оно происходит уже не первый год . И этот фестиваль многие петербуржцы уже знают, но мне бы хотелось Вам расспросить о идее фестиваля.

А.Решетин: C одной стороны, самый первый слой понимания этой идеи – просто чтобы звучала старинная музыка в том виде, как она была написана, насколько нам сегодня возможно это знать. Второй «слой» более глубокий: возрождая старинную музыку, мы удлиняем свою историческую память, и как на рыболовный крючочек за наживку музыки вытягиваем из забвения какую-то историческую реальность, от нас давно ушедшую, но вместе с тем настолько дорогую, что без нее просто непонятно и жить-то как? Касается это прежде всего русского XVIII века, касается это не только художественной реальности, но и каких-то героев, которые не должны быть забыты, но вместе с тем сегодня они забыты.
И тут уместно привести в качестве примера один из концертов нашего фестиваля. Этот концерт состоялся в особняке Державина и назывался он «Кантемир Дмитрий и Антиох». Мы знаем Кантемировский мост в Петербурге, мы знаем метро «Кантемировская» в Москве, мы знаем даже Кантемировскую дивизию, и кто-то даже помнит, что был такой поэт Антиох Кантемир. На самом деле я думаю, что память места имеет отношение к его отцу, Дмитрию Константиновичу Кантемиру, который был одним из важнейших людей в России начала XVIII века, как для российской культуры, так и для культуры Османской империи, и для Европы, для европейской культуры. Это человек, соединявший в себе три эти вектора, и неслучайно поэтому среди его детей были такие великолепные поэты, как Антиох Дмитриевич, великий поэт земли русской, с которого многое что началось. И на нашем фестивале звучит музыка Дмитрия Кантемира. Это турецкая музыка, османская музыка в исполнении турецкого ансамбля «Голден Хорн». А также звучит музыка русского барокко времен Анны Иоанновны, послом которой в Лондоне, а затем в Париже был Антиох Дмитриевич. И что для нас особенно важно – звучат литературные произведения Антиоха Кантемира, может быть, Ломоносова, это более позднее время, елизаветинское барокко уже. И эти произведения у нас звучат в аутентичной фонетике русского XVIII века с положенными тогда барочными жестами, которые будет ставить Клаус Абромайт. И мы думаем, что это будет первый шаг, если Бог даст, в возрождении русского театра XVIII века, в том, что касается комедии, трагедии. Если мы поймем, как звучал русский язык того времени, в чем была его сила и выразительность, то есть проделаем ту работу относительно русского языка, которую мы уже проделали в музыке, что нам позволило вернуть из забытья огромное количество музыкальных произведений, и не только нам, не только ансамблю «Солисты Екатерины Великой», но и вообще этому движению аутентичных музыкантов, то вернется и русская литература того времени.

М.Михайлова: Да, и подлинное звучание этой русской поэзии. На прошлом фестивале у Вас были замечательные гости из Франции.

А.Решетин: Да, они дальше всех ушли в этом. До этого, на одиннадцатом фестивале, английская поэзия была представлена точно так же. Эндрю Лоуренс Кинг, лучший барочный арфист на сегодняшний день, играл паваны и гальярды и читал стихи времен Елизаветы Первой. И так звучала и музыка, и поэзия того времени.

Концерт в Державинском особняке был построен на сопоставлении культур, Турции и России в данном случае. И еще один концерт, построенный на сопоставлении культур, – «Аристократы Запада и Востока». Аристократы Запада: в исполнении блестящего современного итальянского клавесиниста Франческо Черра прозвучала музыка разных дворов – испанского, английского, разных немецких княжеств, французского, разумеется. Одно из предназначений фестиваля – создавать возможность нового музыкального опыта, и вот впервые Генеральное консульство Кореи в Санкт-Петербурге представило корейскую аристократическую музыкальную традицию. Это музыка саньджо, это корейские инструменты. Музыка саньджо возникла в глубине корейской народной культуры, и постепенно возникла традиция исполнения народной музыки на аристократических инструментах. Это в точности как у нас менуэт – придворный танец, а до того он был пейзанским танцем, но когда стал исполняться на аристократических инструментах, и сам стал аристократическим танцем. Это то, что касается музыкальной культуры саньджо. Конечно, здесь есть фигура умолчания – помимо тех резонансов, которые возникают от соприкосновения двух этих культур, европейской и восточной, не побоюсь этого слова, китайской, потому что Корея входила в китайский мир, так же, как много культур создавало европейское культурное пространство. Корея – это часть китайского культурного мира в те времена, невозможно даже провести границу между корейской музыкой и китайской пентатоникой, это и китайские инструменты, и китайские учителя, и китайские мастера, но при этом существует и двенадцатитоновая своя система, со своими обозначениями тонов, и эта же система присутствует потом и в Японии. То есть одновременно две шкалы существуют, это очень интересно. Фигурой умолчания этого концерта является идея аристократизма, она может быть такая, как мы ее знаем, как она сформировалась в Европе, а может быть другая, как она была в Корее. Но только она не может быть такой, как ее сейчас пытаются представить здесь, в России. Потому что аристократы, прежде всего, в любой культуре, это те, кто не жалея сил, не жалея себя и своих семей, вкладывал в страну, не тот, кто брал и уносил куда-то, как хомячки за щечками, а тот, кто вкладывал, вкладывал, вкладывал. Главное – это идея служения.

М.Михайлова: Да, это хорошая тема. Вот мы с Вами говорим, в том числе, и о русском языке, и интересно отметить, что сейчас регулярно меняется прилагательное «элитарный» на «элитный», потому что «элитарный» – это то, что как раз свойственно элите, которая чувствует ответственность, готова служить, для которой идея служения отечеству – это стержень жизни. А «элитный» – этот тот, кого хорошо вскормили. И вот чаще всего такие «хомячки» и называют все вокруг себя «элитным».

А.Решетин: Конечно, не может быть никакой культуры без аристократии, без этого фундамента. И, конечно, в России это существует, но как ни странно, в России это сейчас существует в «андеграундном» виде. Вот математик Перельман отказывается от миллионов – это и есть действие русского аристократа, это и есть то самое. Нужно совсем другое. И, конечно, когда все вокруг поставлено на «правильный хапок», то о чем здесь говорить?

М.Михайлова: Как я понимаю, одна из задач Вашего фестиваля, духовная задача как раз и заключается в том, чтобы открыть некое пространство, которое возможно освоить человеку только путем внутреннего усилия, творческого, интеллектуального.

А.Решетин: Сейчас, как мне кажется, уже назрела такая ситуация в России среди тех людей, у которых есть деньги, которые могут распоряжаться деньгами, и эти люди сейчас очень близки к тому, чтобы реализовывать какие-то совершенно другие потребности – потребность оставить след, потребность что-то создать, что-то оставить после себя. Особенно кризис, который сделал очевидным: сегодня ты богат, а завтра нет, это стало всем очевидно, что все летает вверх-вниз, и мне кажется, он еще более провоцирует к более глубокому пониманию того, зачем тебе дана эта сила и что ты можешь с этим сделать. Во всяком случае скажу, что у нас на фестивале присутствуют три частных мецената, двое из которых пожелали остаться неизвестными, но при этом все русские программы, все русские музыканты финансируются исключительно за их счет. И есть госпожа Елена Хайнц, которая финансирует такие концерты, как выступление Филиппа Ярусски или Густава Леонхардта.
Надо сказать обязательно, что Густав Леонхардт – удивительный человек. Он когда-то начал всю старинную музыку. Это была очень узкая компания – Леонхардт, Арнонкур, Брюген, братья Кёйкены, Альфред Деллер – первый английский контратенор в ХХ веке. Из тех, кто еще в живых, пожалуй, Густав Леонхардт остался настолько бескомпромиссным, что несмотря на свой почтенный возраст – а он родился в 1928 году – он продолжает расти как музыкант. Он делается все лучше и лучше, хотя, казалось бы, достиг совершенства уже к своим сорока годам. Абсолютного совершенства. Уже был королем в мире исполнителей. И, конечно, шанс услышать подобного музыканта уникален. И никогда не знаешь, приедет ли он еще раз или нет.

Мы пытаемся все время создавать возможность какого-то нового музыкального опыта для нашего слушателя. Но этот опыт должен быть правильно разбавлен чем-то знакомым. Эта пропорция, нахождение этой пропорции входит в том числе в обязанности художественного руководителя фестиваля.

Есть одна история, когда будущий император Павел, желая пригласить на танец Нелидову, просит, чтобы прозвучало «что-то красивое», и его приближенный подходит к музыкантам и спрашивает их: «Что же можно сыграть красивое для будущего императора?» И сам же им говорит: «А вы можете сыграть что-нибудь из музыки 40-х годов?» Это значит – аллеманды, сарабанды, что-то «по-настоящему красивое». Это оставалось в культурной памяти…

М.Михайлова: Андрей, я бы хотела еще спросить об этом удивительном дне фестиваля, когда целый ряд удивительных событий прошел в Гатчине.

А.Решетин: Есть такая идея, есть несколько форматов, которые мы ищем помимо классических концертов. Это академический жанр, очень устоявшийся, но который, как многое, был придуман в страшные годы Французской революции и как-то закрепился. А на самом деле хочется какой-то другой музыкальной жизни, коль скоро мы пытаемся поднимать и возрождать что-то большее, чем просто музыку, то идея помещать музыку в какое-то правильное историческое пространство просто витает в воздухе. И поехать в Гатчину, которую мы так мало знаем, и провести в Гатчине целый день со старинной музыкой, гулять по дворцу, гулять по парку и при этом все время возвращаться на какие-то концерты в разные залы дворца.. Например, концерт ансамбля «Солисты Екатерины Великой» в Собственном садике императора Павла. Мы на балкончике играем музыку Гатчины собственно, музыку времени Екатерины, музыку времени Павла и музыку начала царствования Александра Павловича. Этот концерт – это неизвестный XVIII век в портретах: русские аристократы и те композиторы и музыканты, которые посвящали им свою музыку. То есть история, собственно, о Гатчине, о том времени.

Концерт ансамбля «Музика Петрополитана» «Путешествие по Европе» создан в память о том путешествии, которое предприняли Мария Феодоровна и Павел Петрович в свое время. Ансамбль «Музика Петрополитана» это самый прославленный, самый знаменитый российский ансамбль старинной музыки. И еще одно выступление в Гатчине – комедия делл’арте с музыкой Люлли и немножко Рамо, барочные танцы, которые поставил Клаус Абромайт со своим ансамблем «Барочный балет Анджолини».
Еще один интересный, неформальный ракурс у фестиваля – это тоже новый формат, в котором мы хотим двигаться. Это лекции с музыкой.

М.Михайлова: Мне кажется, это как раз замысел замечательный, когда музыка становится таким магическим кристаллом, через который ты видишь целостное пространство, культурное пространство прошлого. Это очень интересно.
Я заметила, что Вы вообще любите создавать некий фестивальный образ жизни. То есть не просто быстро примчаться с работы на концерт, отслушать его и убежать домой. Вы стараетесь устроить целый день, насыщенный и музыкальными, и историческими впечатлениями – побыть в одном петербургском дворце или особняке, походить по нему, послушать музыку, потом пройтись по Петербургу до другого дворца, и там тоже ждет нечто интересное.

А.Решетин: Да, есть такое давнишнее желание, и никогда не удавалось его осуществить – банально из-за отсутствия достаточного количества финансирования: сделать какой-нибудь день на фестивале как самостоятельное произведение искусства, который бы остался навсегда в памяти человека, который в этот день вошел. Очень большое желание, есть у нас и понимание, как это можно сделать, но пока мы делаем что-то в приближении к тому, что считаем своим идеалом, и вполне достижимым идеалом, но достаточно дорогим. И как хотелось бы, например, плыть из одного места концерта в другому на кораблике, и еще попутно куда-то заплывать и что-то слушать, и что-то дегустировать. Все это можно сделать, но фестиваль не имеет под собой какой-то серьезной финансовой базы, и все, что происходит, происходит скорее как чудо. И мы радуемся тому, что мы делаем это так, как нам Бог дает. И, конечно, стараемся делать все, от нас зависящее, чтобы получалось хорошо.

М.Михайлова: Да, действительно, фестиваль существует в режиме какого-то чуда, это чувствуется.

А.Решетин: Опыт 14 лет говорит, что фестиваль всегда очень трудно «разогнать», то есть его в начале надо толкнуть – прямо как поезд вагончики толкает. Поэтому мы стремимся первое событие, первый концерт делать очень сильным и впечатляющим, и привлекательным. А какие-то вещи у фестиваля образуются сами собой. Мы стараемся приглашать самых лучших музыкантов, которые только есть в Европе, да и не только в Европе. А у них, конечно, очень жесткое расписание, и время проведения фестиваля – это как правило мы подстраиваемся под тех или иных музыкантов, которых мы хотим пригласить. И сама собой начинает образовываться какая-то форма фестиваля, которой мы только помогаем образоваться, когда ее сами разглядим. Вот такой день XIV фестиваля, который мы назвали «Апофеоз барокко», это два концерта – «Мнимый больной» Мольера с музыкой Шарпантье, с барочными танцами, с барочными жестами, с французским языком, каким он был в конце 17 века. А после этого концерта мы вышли из Капеллы, перешли Большую Конюшенную улицу, и в финской церкви Св.Марии, бывшем «Доме природы», на великолепном новом органе для нас играл Густав Леонхардт. Часовой концерт Густава Леонхардта, патриарха всей старинной музыки. Это его первый концерт на органе в Петербурге.

И я хотел бы продолжить по поводу наших лекций-концертов.

М.Михайлова: Да, и меня очень интригует лекция о садах. Почему сады?

А.Решетин: Да, эту лекцию читает Михаил Серебряный, и солисты ансамбля «Пратум Интегрум» играют ту музыку, которая писалась в том числе и для того, чтобы она исполнялась на плэнере, в садах. Все это безумно интересно. А есть лекция-концерт «Аллегория и Некрополь», на этом концерте звучала музыка петербургского ансамбля «Праттика Терца», они подготовили целую программу с музыкой lamento, а это такой жанр особенный. Это очень красивая музыка, одна из самых красивых в истории. И нельзя забывать, что к этому жанру относится очень многое. Реквием Моцарта – это тоже lamento. Или Чакона Баха – есть такая версия, что и это тоже lamento, на смерть его первой жены написанное. И опять же сюда входит и такой особый жанр католический le?ons du tenebre Куперена и Шарпантье, фантастический жанр – «уроки тьмы», или «уроки во тьме», или «чтение во тьме», так это можно перевести. Это читается или поется на Страстной неделе, начиная с Четверга.

М.Михайлова: Да, такие скорбные размышления.

А.Решетин: Да, и есть там плач пророка Иеремии об Иерусалиме. И это тоже то самое lamento. А лекция-концерт «Аллегория и геральдика» – это музыка, посвященная одному из старых наших родов. Это музыка, которая писалась для Шереметевых. Потому что на гербе у Шереметевых замечательные слова: «Бог сохраняет все». И, действительно, Господь их сохранил.

М.Михайлова: Да, Ахматова очень любила эти слова, и она их и к себе тоже относила, живя в Шереметевском дворце, в Фонтанном доме.

А.Решетин: Да, конечно, и у Бродского это стихи, посвященные Ахматовой: «Бог сохраняет все, особенно слова прощенья и любви, как собственный Свой голос».

М.Михайлова: Да, это так. Действительно, Бог сохраняет все, и это удивительно, что мы сегодня способны как-то приоткрывать другие времена.

А.Решетин: Да, действительно, мы живем в такие времена, что нам приоткрываются какие-то вещи, казалось бы, давно забытые. Кстати, все лекции-концерты проходили в Музее истории религии, целая неделя лекций-концертов. Это совершенно особый формат – рассказы с музыкой, назовем их так, когда можно послушать какие-то интересные вещи, посмотреть интересные слайды и послушать очень хорошую музыку, которая создает совершенно определенную атмосферу. И среди этих лекций одна лекция совершенно удивительная, лекция, она же концерт, и, наоборот, концерт, он же лекция, и все это называется «Восточный орнамент». Это лекция, посвященная традиции мугама, и там звучал азербайджанский тар и мугамы, и было рассказано о мугаме. И для нас принципиально важно понимать эти совершенно другие музыкальные системы и сопоставлять с тем, что есть у нас. Для того, чтобы лучше понимать самих себя и лучше знать, как все в мире устроено. В противовес этому – другой концерт, который назывался «Европейский орнамент», это два выдающихся, замечательных молодых скрипача, Рикардо Минази, итальянец, и Дмитрий Сеньковский, москвич, которые очень много играют вместе, и они на этом концерте соревновались в технике барочных итальянских украшений.
Нужно сказать, что мугам – это такая детально разработанная музыкальная система, это такая глобальная вещь, которая должна присутствовать внутри нашей культуры обязательно. Вообще, мне кажется, сейчас стоит такая задача – строить двери из одной культуры в другую. Если эти двери и окна будут – то и свежий воздух будет. А свежий воздух должен быть, если мы хотим остаться по-настоящему большой культурой. Мы должны многое в себя впустить, потому что всем известный глобализм основан на попсе. Ведь любую радиопрограмму (за исключением, естественно, радио «Град Петров») можно включить – и всюду звучит примерно одна и та же музыка, которая направлена на очень узкий спектр человеческих потребностей в звучащем материале. И поэтому надо делать все, чтобы в нашу культуру проникали другие культуры, чтобы у нас вырабатывалось к этому отношение, чтобы мы это «переваривали», усваивали, считали знакомым, считали своим. Потому у нас звучит и японская классическая музыка хогаку.

Вспомним еще один концерт ансамбля «Праттум Интегрум» с музыкой, посвященной моменту перехода от стиля к стилю, от галантного, или то, что в изобразительном искусстве мы называем рококо, но в музыке нет рокайльных признаков, поэтому музыка этого времени относится к галантному стилю, и вот здесь – момент перехода от галантного стиля к классицизму. От Карла Филиппа Эманнуила Баха к Гайдну, скажем так. И аналогичный посвященный стилям концерт, особенно интересный всем, кто учит своих детей игре на фортепиано или сам играет на фортепиано – это концерт, посвященный истории этого инструмента. Назывался концерт «Инструменты-соперники», и речь шла о клавесине. Первое отделение – это клавесинная музыка, и хаммер-клавир, это первое фортепиано, для которых писали и Гайдн, и Моцарт, и юный Бетховен. На хаммер-клавире играл Юрий Борисович Любимов, человек, который начинал всю старинную клавирную музыку здесь, в России, великий музыкант, к которому мы все с огромным почтением относимся. А в первом отделении выступала Ольга Мартынова, великолепная московская клавесинистка.

И пора сказать о двух концертах, которые образовали арку – открытие и закрытие фестиваля. Открытие фестиваля – это «Коллегиум Вокале Гент», оркестр, хор и солисты под управлением Филиппа Херревегге, это национальное достояние Бельгии. Это невероятный дирижер, в России нет дирижеров подобного уровня. Они исполняли Си-минорную мессу Баха.

А закрытие фестиваля – это было выступление Филиппа Ярусски, невероятного французского контратенора, с такой двусмысленной российской фамилией – «ярусский». И наш ансамбль «Солисты Екатерины Великой» сопровождал его выступление. Первое отделение – духовная музыка, Бибер и кантата Вивальди «Nisi Dominus» на текст 126 псалма. Второе отделение составляли оперные шедевры Вивальди, в которых Ярусски просто несравненный.

М.Михайлова: Вы говорили, что для Вас чрезвычайно важно открывать двери в другие культуры. И Вы сказали о том, что это некоторое противоядие, противодействие унылому и однообразному уравниванию всего со всем. То есть получается, что Ваша логика, если я ее правильно поняла, заключается в том, что чем более пристально и доброжелательно я смотрю на другого, на того, кто не похож на меня; с кем я разделен временем или пространством, тем больше я остаюсь самим собой.

А.Решетин: Тут есть две позиции. Первая позиция очень простая и понятная – очень часто ключ от нас самих находится в другом. Очень часто ключ от нас самих находится, например, в другом человеке. И мы убеждаемся в этом на протяжении всей нашей жизни. Но ведь то же самое происходит с культурами; и каждая культура растет из своего горшка, и корень ее спрятан, и он никак не должен контактировать ни с кем, потому что он живет в осознании своей исключительности и своего первенства. Зато, если из этого корня что-то произрастает, то плод достается всем. Ведь трудно представить нашу культуру, например, без музыки Баха или без музыки Моцарта, или без Шекспира, или без Перселла и так далее. То есть плод достается всем.

Более сложный ответ на этот вопрос заключается в том, кто есть мы. Нам наши предки оставили огромную страну, великую империю. И эта империя до сих пор недосотворена. И она недосотворена именно с точки зрения культуры, потому что нашим самым большим богатством является вовсе не нефть, не газ, не полезные ископаемые и даже не леса и не то, что плавает в морях и океанах, омывающих нашу страну. Самое наше большое богатство – это то, что наша страна населена многими народами и многими культурами. И каждый из этих народов имеет свое самоосознание, свою культуру, в которой невероятный генетический запас. И вот из этого надо ткать единый ковер, в котором очень много цветов, и он очень красив. В этом отношении, говоря на эту, действительно, сложную тему, тему, которую необходимо осознать, но которую очень мало кто осознает, мы пользуемся аллегорией сада. Дело в том, что сад – это и есть перекресток культур. Во всех культурах идея сада означает одно и то же; во всех культурах, во всех религиях сад предполагает гармонию с собой и гармонию со всем миром. Это во-первых. А, во-вторых, это максимальное разнообразие. И вот эта идея сада как перекрестка культур существует на нашем фестивале уже несколько лет. Мы, например, благодаря нашему сотрудничеству с Голландским институтом, представили творчество Марии Сибиллы Мериан, удивительной художницы 17-начала 18 века. Это коллекция ее картинок – разные дивные цветочки, разные дивные жучки и птички. Она много путешествовала по миру, все зарисовывала. И таким образом идея сада особенно ярко проявилась.

М.Михайлова: Да, эта идея всегда присутствовала на Ваших фестивалях.

А.Решетин: Для тех, кто не знает, что значит early music, можно сказать, что это – старинная музыка, музыка Cредневековья, Ренессанса, барокко и классицизма в ее аутентичном виде, ее подлинном виде. То есть эта музыка звучит на фестивале так, как она звучала в свое время – на тех инструментах, в той же манере.

М.Михайлова: Андрей, как же началось Ваше увлечение этой музыкой?

А.Решетин: Это очень важный вопрос, потому что все это началось в 1982-м году, на мансарде в начале Акселя для меня, а потом Феликса Равдоникаса. Феликс Равдоникас – основоположник early music здесь, в России. Он сделал все первые инструменты, он сделал первые переводы старых трактатов. И, к сожалению, должен сказать, что 11 августа 2011 года Феликс скончался, перешел в мир иной. И то, что сейчас продолжается на нашем фестивале, это началось не на пустом месте. Это началось благодаря каким-то удивительным людям, которые жили в Петербурге, людям, которые жили не по глупым и жестоким принципам нынешнего времени, а по человеческим принципам, по евангельским принципам, не побоюсь сказать даже так высоко об этом. И наш фестиваль является продолжением их жизни. Мы просто пытаемся быть достойными тех людей, которые все это начинали, которые здесь жили и творили до нас. И вообще в преемственности и заключен весь смысл.
Что же касается моей работы за границей – мне приходится в последние годы отказываться и от этого, и, что гораздо обиднее, от игры на скрипке, потому что у фестиваля нет директора, и все держится на мне и моей единственной помощнице. Пока Бог не дал нам нового директора, и нужно всем этим заниматься и быть здесь, никуда не уезжая. Потому что поездки за границу связаны с устройством персональной судьбы, а фестиваль – это что-то более важное.

Надо сказать, что мы мало ориентируемся на те формы, которые сейчас существуют в современной культурной жизни. Мы делаем какие-то вещи, которые нам представляются необходимыми и логичными. Потому мы, например, вводим в программу фестиваля лекции. Так, фестивальный день в Ораниенбауме включил в себя не только музыку времен Петра Третьего, времен Елизаветы – это первые итальянцы, которые работали в России, которые строили здесь музыкальную жизнь. И естественно, говоря об этих итальянцах, вспомнить, как все это начиналось. И вот в этот день состоялась великолепная лекция моего друга, геральдиста Михаила Медведева, посвященная Франциску Санти. Это первый российский геральдист, который, собственно, создал российскую геральдику. Например, герб Петербурга – это его произведение. У этого человека все было, когда он жил и работал в Европе, но он почему-то поехал в Россию, ему хотелось большего простора – и простор он этот получил, попав в ссылку в Сибирь. Он отбывал ее где-то даже за Якутском, по тем временам это совершенно непредставимо. Судьба совершенно удивительная. Он уже при Елизавете вернулся в Петербург, к жене, которая его дождалась. У него было много детей, и один из его сыновей, генерал, участвовал в войне 1812 года. И это была удивительная лекция. Потому лекции – это неотъемлемая часть фестиваля, все эти лекции наши слушатели и друзья нашего фестиваля могут найти на нашем сайте www.earlymusic.ru. Кстати, там же вы можете послушать и все наши концерты.

Помимо этого у фестиваля существует альманах, где всегда присутствуют чрезвычайно интересные статьи и, конечно, описания концертов и исполнителей. И не только статьи о музыке, потому что все-таки основная идея нашего фестиваля – через забытую музыку вынимать контекст забытого времени.

Я больше всего занимаюсь музыкой барокко, и нам всем страшно не хватает – у нас есть, например, очень хорошие барочные скрипачи, есть вообще хорошие барочные инструменталисты, если не в Петербурге, то в Москве, во всяком случае. Но нет хороших певцов, нет хороших барочных певцов. Но выясняется, что нет и ренессансных певцов – как это выяснилось? Мы провели мастер-классы Пола Ваневиля, создателя ансамбля «Уэльгас». А что такое вокальная музыка Ренессанса? Это Палестрина, Орландо Лассо, Гийом де Машо и множество других фамилий. И то, что они отсутствуют в нашей культуре, делает ее настолько же беднее, как если бы мы вычеркнули из нашей культуры Леонардо да Винчи, Рафаэля, Микеланджело, Боттичелли, Тинторетто и так далее. А в музыке у нас этого практически не существует – и это при том, что этот пласт вовсю цветет в Европе. И мы попытались провести в Петербурге такие мастер-классы, это был сложный эксперимент, сложный опыт, который показал, что нужно нам вообще возвращаться к самым началам, к самым истокам – а именно к григорианике. И нужно что-то придумывать, чтобы у нас появлялось григорианское пение, с этого нужно начинать, с давней, средневековой традиции. При этом нужно понимать, что григорианское пение было, согласно легенде, создано папой Григорием Первым, он умер в самом начале VII века, то есть до разделения Церквей. И это значит, что это наша общая христианская музыкальная традиция. И вот нам очень помог новый настоятель костела во имя святой Екатерины на Невском проспекте отец Иакинф Дестивель, который сам занимался григорианским пением. И с ним мы сначала вели переговоры, чтобы к нам приехал хор монастыря Салем. Пока это не удалось, но мы познакомились с доминиканской традицией григорианского пения, благодаря отцу Андре Гузу, самому известному и почтенному в современном мире знатоку и исследователю григорианики. И мастер-классы, и концерт в храме святой Екатерины Александрийской еще раз напомнили, что не стоит все внимание наше уделять только оперной классике XIX века и стилю бельканто. Не всем это дано и не у всех к этому душа лежит. И, конечно, если здесь у нас возникнет хороший коллектив, который мог бы петь григорианику, это откроет огромные возможности и будет иметь огромное значение для нашей культуры. Скажу такую обидную вещь: вряд ли сегодня найдется хоть один хоровой коллектив, даже церковный хор, который способен по-настоящему спеть «Свете тихий», который способен вынуть из этой музыки то, что в ней заложено, – ту красоту и невероятную Божественную гармонию. И надо к этому идти. Ведь через те вокальные традиции, слуховые традиции от Верди до Свиридова, которыми располагают наши церковные хоры, невозможно прийти к своему собственному наследию. А григорианика – это часть нашего общего христианского наследия, тем более, что там накоплен такой потенциал Духа. И это сейчас очень востребовано на Западе. Нужно понимать, что культуры обогащают друг друга. Можно как угодно относиться к лютеранству, как к какой-то ереси, но когда мы слушаем музыку Баха, у нас не возникает никаких мыслей на этот счет. Это для нас просто невероятное духовное откровение, к которому мы припадаем и пьем. То же самое и григорианика. Это просто должно быть в нашей культуре. И если в Европе это научились делать хорошо, то нам сам Бог велел этому научиться.
Хорошо бы нам самим понять, кто есть мы.

М.Михайлова: Андрей, мне бы хотелось Вам задать такой вопрос. Все-таки уже много лет Вы проходили через эту и радость, и труд, и проблемы. Что Вы ждете от своих фестивалей?

А.Решетин: Мы ждем – самое главное, чтоб фестиваль состоялся. Ведь любой фестиваль – это произведение искусства. Мы его строим как законченное, имеющее свою идею и свою форму произведение искусства. Сталкиваясь с настоящим произведением искусства, особенно с таким, которое соткано из усилий, и мастерства, и талантов очень многих людей, человек, попав в орбиту настоящего произведения искусства, меняется. И вот собственно это и есть фестиваль, и ничего другого мы не ждем. Это точно так же, как написать новую картину или выучить новую сонату – и вот устроить новый фестиваль. И его пространством является Петербург. Причем Петербург видимый, реальный, сегодняшний – и Петербург невидимый, реальный и вечный.

М.Михайлова: Вот Вы произносили слово «событие», когда говорили о фестивале, и хотя это банальность некоторая филологическая, но тем не менее, «событие» – это «со-бытие», это ситуация, когда разные личности открываются навстречу друг другу.

А.Решетин: Да, если говорит о со-бытии, фестиваль это как раз очень интенсивное пространство для этого явления. Почему? Приведу банальный пример. Вот делают этот фестиваль два человека – я да моя помощница Катя. Мы оба музыканты, и очевидно не обладаем никакими выдающимися менеджерскими или директорскими свойствами, но тем не менее фестиваль происходит. И мы с изумлением замечаем, что это не оттого, что мы как-то здорово делаем свое дело, нет, мы как раз делаем его с огромным количеством ошибок и накладок, но можно сказать такую удивительную вещь – мы чувствуем, что есть у нас помощники, некие силы, которые делают этот фестиваль. Ощущение, что много ангелов трудится вместе с нами, на земле через две пары рук. И Андрюша Пенюгин, с которым мы вместе играем, друг и соратник, который всегда помогает – так что, через три пары рук, вернее. И удивительное ощущение присутствия этих ангельских сил, дух захватывает от этого.

М.Михайлова: А я хочу сказать о своем опыте участия в прошлом фестивале. Это замечательно, что ваш фестиваль происходит в сентябре. Потому что это месяц созревания плодов, и к тому же сентябрь – это время очень тяжелое, начало учебного года, начало церковного года. За лето все как-то немножко поразболтались, но когда слушаешь много хорошей музыки и находишься среди хороших людей, потому что к вам много хороших людей приезжает как исполнители и много хороших людей приходит на ваши концерты. Это очень настраивает на нужный лад. В прошлом году я ходила на все концерты с чувством великой радости, и потом у меня было какое-то, можно сказать, правильное расположение души очень долго. За что я Вам, Андрей, приношу большую благодарность.

А.Решетин: Как это хорошо. Но это даже не нам, потому что, повторюсь, что занимаясь много лет фестивалем, я понимаю, что он происходит только потому, что он, видимо, очень нужен. Очень много людей, которым очень нужен этот фестиваль. Причем они действительно это осознают где-то ближе к сентябрю. И вот это общее желание и, не побоюсь этого слова, любовь к фестивалю – это каким-то волшебным образом и делает этот фестиваль возможным. Потому что уж никак не наши малопрофессиональные усилия. Нам, только нам никогда было бы не поднять такое.

Передачи о музыке на Сервисе скачиваний

Удобно скачивать — легко помогать радио в сборе средств на вещание.