«Мы обязательно построим храм на Левашовском мемориальном кладбище»

 

Программа Александра Крупинина

«Неделя»

Гость:  протоиерей Владимир Сорокин

Прямой эфир 23 октября 2016 г.

АУДИО + ТЕКСТ

 

Александр Крупинин: У нас в гостях настоятель Князь-Владимирского собора Санкт-Петербурга протоиерей Владимир Сорокин. Наверное, нам надо начать с того, что 17 октября – тезоименитство митрополита Владимира. И Вы, отец Владимир, вместе с ним присутствовали в этот день в соборе Владимирской иконы Божией Матери? Я хотел спросить Вас, поскольку мы сейчас лишены возможности часто видеть владыку Владимира, а наше радио своим возникновением и всей своей деятельностью в течение многих лет связано с ним,  и хотелось бы узнать, как его здоровье, как он себя чувствует?

 

Протоиерей Владимир Сорокин: Для меня владыка Владимир (Котляров) – это эпоха. Восемьдесят семь лет человеку. Таких людей, как владыка Владимир, осталось очень мало, это люди, прожившие эпоху, причем какую эпоху – ХХ век, какие годы! Все ведь было при нем, с его участием: и в детстве он рос, как он рассказывает, в семье дьякона, и какие лишения они переживали, как переезжали с места на место. Я его помню преподавателем: я поступил  в нашу Духовную академию в 1961 году, и какое это время было… У нас профессор Осипов был, по Ветхому Завету, он отрекся от Церкви.

 

Александр Крупинин: Это такое время борьбы с религией было. Я помню, был еще совсем ребенком маленьким, как он выступал по телевизору.

 

Протоиерей Владимир Сорокин: Да, доказывал, что я вот отказался, потому что в Церкви неправда, а язык у него был подвешен, он так активно выступал. Теперь уже понятно, что его заставили отречься, потому что у него семейные обстоятельства были сложные. Он читал Ветхий Завет, и читал хорошо. Он ушел, и кафедра осталась без преподавателя. И отец Владимир уже в наш курс пришел после Осипова, молодой, без достаточного опыта, а читать нужно после профессора, да еще с таким ореолом. Время накладывает свои символы. Вот в то время, советское, когда я учился в семинарии, тогда было очень важно доказать, что Иисус Христос существовал как историческая личность. Раньше еще, во время революции стоял вопрос: есть Бог или нет Бога. Вот тогда боролись, и если почитать книги воспоминаний об обновленце Александре Введенском, то и для него это был принципиальный вопрос, который ему приходилось доказывать: есть Бог или нет?

 

Александр Крупинин:  Я первый раз слышу, что Осипова заставили, что у него какие-то были обстоятельства. Он не по собственной воле?

 

Протоиерей Владимир Сорокин: Нет. У него была непростая ситуация: он жил в Эстонии, Тартуский университет кончал, там рукоположился, и писал (перо у него было хорошо настроено) всякие антисоветские тексты и даже стихи. А потом, когда настала война, он оказался на территории Советского Союза, жена его с детьми уехала в Америку. А он человек общительный, достаточно талантливый (даже впоследствии, как лектор-атеист), какое-то время в Перми находился. А потом его владыка Григорий взял его в академию. На самом деле он был талантливым человеком. Тогда Хрущев объявил, что покажет нам последнего попа  по телевизору, как музейную редкость, и он действительно закрывал храмы, и нужно было, чтобы кто-то выступил изнутри. И следственные органы предъявили  Осипову ультиматум: или ты выступаешь и разносишь все это в пух и прах, или – за решетку. Вот твои материалы, ты писал против советской власти.

 

Александр Крупинин:  За эти статьи антисоветские.

 

Протоиерей Владимир Сорокин: Да. И он не выдержал. Потому что у него было желание семью завести, от этого очень страдал, ну и …

 

Александр Крупинин:  Он не был рукоположен?

 

Протоиерей Владимир Сорокин: Нет, он протоиерей был, с крестом ходил. А потом Синод во главе со Святейшим Патриархом  Алексием I вынес постановление, что он от Церкви отлучается, по апостолу Иоанну Богослову «ушли от нас, не будучи нашими». Осипов очень обиделся, что Церковь с ним так поступила, он себя сравнивал с Толстым («как Толстому анафема, так и мне»), большой шум был. Он написал письмо в «Правду», его поддержали, и была полная уверенность, что с Церковью действительно хотят по-настоящему покончить. Но не удалось. И вот на этом фоне (возвращаясь к владыке Владимиру), молодой преподаватель пришел к нам в аудиторию, а мы в Духовной академии уже со знаниями, не такие запуганные, нас было 30 человек, и начинал свои  лекции с исторических доказательств жизни Иисуса Христа и других библейских событий, и он вызвал у нас доверие к себе. Его потом отправили в Иерусалим на послушание, а потом в Женеве был. Вообще, владыка Владимир – это действительно целая эпоха. Его направляла Церковь туда (а это было уже время митрополита Никодима), где требовалось решить какие-то важные проблемы.

 

Александр Крупинин:  Уже в качестве епископа.

 

Протоиерей Владимир Сорокин:  Да, будучи епископом, он и в Берлине был, когда там сложно было, и в Сибири, и в других местах,  Но у него всегда была своя позиция, свое мнение. Человек своей эпохи. Я всегда прихожу на его День ангела, потому что мне дорого то, что он стоял на своем, и Господь меня с ним свел, я с ним служил и в Воронеже, и здесь, всячески пытался ему помогать и понимать. И сейчас я очень рад, что его Господь поддерживает, дает возможность молодому поколению как-то увидеть такой образец служения, потому что очень мало таких людей, очень быстро сменилось поколение в Церкви, после Перестройки очень быстро стали умножаться храмы.

 

Вопрос слушателя: В следующем году мы будем отмечать 100-летие событий 1917 года в России, и Рождественские чтения будут проходить в рамках темы  «1917-2017. Уроки столетия». А каковы, по-вашему,  уроки столетия, готовы ли мы их осмыслить и усвоили ли мы эти уроки или наступаем на те же грабли? И как обстоит дело с возведением храма на Левашовском мемориальном кладбище?

 

Протоиерей Владимир Сорокин: А что мы будем отмечать в 2017 году, столетие чего –  революции, бунта, смуты, переворота?

 

Александр Крупинин:  Каждый свое будет отмечать.

 

Протоиерей Владимир Сорокин:  Если каждый свое, то какие уроки каждый будет извлекать?

 

Александр Крупинин:  Абсолютно разные.

 

Протоиерей Владимир Сорокин:  Для меня вопрос: что мы будем отмечать? Я сейчас хочу переиздать мартиролог, изданный в 2003 году, куда мы включили 2,5 тысячи пострадавших православных, полтысячи католиков, полтысячи лютеран, мусульман, евреев, буддистов – всех, кто пострадал. Прошло 15 лет, и мы открыли еще 2,5 тысячи пострадавших православных, мне прислали дополнительные списки из синагоги, от старообрядцев, лютеран, католиков – то есть, процесс идет. В новом переиздании мартиролога я хотел бы написать «посвящается 100-летию» – а чего?

 

Александр Крупинин: Катастрофы.

 

Протоиерей Владимир Сорокин:  Кого ни спрошу, у всех разное мнение, а это значит, что у нас нет единого подхода.

 

Александр Крупинин: Конечно.

 

Протоиерей Владимир Сорокин: У каждого свое определение. И я из этого делаю вывод: у нас уроки у каждого свои, что ли? Вот нужно строить храм в Левашово, дело затянулось, потому что много согласований. Мы хотим все-таки построить там храм-символ, чтобы это было уникальное творение.

 

Александр Крупинин: То есть переносить туда часовню Новомучеников отказались?

 

Протоиерей Владимир Сорокин: А она не умещается. Нам выделили 72 метра, это совсем мало. Но я хотел бы, чтобы была заложена какая-то идея. Вот я обсуждал с архитекторами идею построить храм в виде сердца или храм в виде зажженной свечи, но надо сделать что-то такое, уникальное. А в мартиролог войдет, наверное, тысяч шесть людей, доказанных, пофамильно доказанных, с фотографией и биографией репрессированного человека. Это издание на основании работы в архивах ФСБ, идет у нас серьезная работа, причем уже несколько лет, и у нас не отвлеченное понятие об этих жертвах. Вот если Федор Михайлович Достоевский говорил о слезинке ребенка, за которую перед Богом будем отвечать, то 6 или 7 тысяч только у нас, на Северо-Западе, и большинство из них лежат в Левашово, сорок семь тысяч там лежит. Анатолий Яковлевич Разумов уже 13 книг издал, и там тоже указаны фамилия, имя, отчество, учитель, врач, рабочий, писатель – всех расстреливали. Священники там и монахи. Нужно сделать такое что-то, чтобы не размером (у нас всего 72 м), а содержанием, точным символом стало бы. И построить его  не на деньги какого-нибудь нефтемагната, которому деньги девать некуда, а соборно, всем миром, чтобы это событие, эти страдания, которые мы пережили, чтобы они как-то людей вовлекли в переживания, чтобы это было соборно.

 

Александр Крупинин: Надо конкурс объявить архитектурный.

 

Протоиерей Владимир Сорокин: Не знаю. У меня есть сомнения насчет конкурса. Процесс согласования возможности строительства часовни на Левашовском мемориальном кладбище сейчас на последней стадии. Теперь уже осталось согласовать проект.

 

Вопрос слушателя: Я дважды была на Левашовском кладбище, я так рыдала, там такая тоска страшная. Мы все выросли без отцов, в холод и голод. Хочется, чтобы все-таки свет был, потому что там так мрачно, настолько тяжело душе. А хочется, чтобы мы знали, что люди отдали свои жизни, что их уничтожили несправедливо, но Божий свет всегда есть и будет с нами. Надо построить что-то радостное, в виде пламени, чтобы этот храм нес свет.  

 

Протоиерей Владимир Сорокин: Я как раз хочу сказать, что в это воскресенье, 30 октября, в День памяти политических репрессий, мы отправляемся на Левашовское кладбище автобусом от Князь-Владимирского собора в 12 часов. Там будет возложение венков, мы там отслужим литию, начнем поминать имена. Кто желает, пожалуйста, звоните нам в канцелярию собора, записывайтесь. Я с Вами согласен. Если на Левашовском кладбище быть только с мыслью о том, что там лежат только одни репрессированные (действительно там жертвы многие лежат), и не думать о том, что это время тоже явило нам и святых людей, и мучеников, из них Господь прославил многих, и их страдания все-таки были не напрасны. А вот говорили об уроках истории ХХ века: так вот, уроки в том, чтобы не доходить до такого состояния, когда людей сотнями, тысячами уничтожали. Вот это один из уроков, и мы будем строить там обязательно храм, такой, какой должен нести свет в нашу историю, в нашу жизнь. У нас в соборе есть сайт, называется «Левашовская Голгофа», на нем мы размещаем сведения о пострадавших священно-  и церковнослужителях.

 

Вопрос слушателя: Состоялся визит в Великобританию Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, и он совершил освящение нового надгробия митрополита Антония Сурожского. Владыка Антоний в своих книгах говорит о духовной жизни на очень простом языке, а у нас проходит множество многообразных мероприятий, встреч, конференций, на которых не чувствуешь, что приобщаешься к духовной жизни. Не напоминает ли это какую-то общественную организацию? Еще вопрос: может ли митрополит Антоний войти в патрологическую науку?

 

Протоиерей Владимир Сорокин:  Не совсем понял, почему обсуждать труды митрополита Антония – значит превращаться в общественную организацию (светское учреждение).

 

Александр Крупинин:  Я так понял, имеется в виду, что у нас чаще не духовность, не проповедь, а научного типа обсуждения больше идут.

 

Протоиерей Владимир Сорокин:  Визит Святейшего Патриарха Кирилла в Великобританию высветил серьезную историческую линию – 300 лет православного присутствия в Великобритании, и наш храм там никогда не закрывался. А самая большая страница в истории православия в Великобритании связана с митрополитом Антонием.

 

Александр Крупинин:  Вы были знакомы с ним?

 

Протоиерей Владимир Сорокин:  Я знаком с ним. Он был в академии, он столько раз читал нам лекции, потом, когда я был настоятелем Никольского собора, он приезжал и служил, проповедовал. Такой скромный человек. У нас принято считать, что патрология – это учение о святых отцах, а потом, говорят, что всё сошло на нет. Я думаю, что в Церкви так не бывает, потом и у нас в России были свои святые и подвижники. И сейчас я смотрю на владыку Антония как на продолжателя этой патрологической традиции. И что меня удивляет: митрополит Антоний не кончал ни одной академии, у него нет богословского образования, он был врач, грамотный человек, занимался самообразованием, много читал. Его богословие больше опирается на опыт, на практику. Поэтому он так близок современному человеку: он не просто повторяет мысли святых отцов, а он их пропускает через себя, через свою практику, свой опыт и уже потом дает современному человеку рекомендации, советы. А это как раз и является продолжением святоотеческой традиции. Владыка Антоний всегда говорил очень простым, доходчивым языком, и богословские истины он выражал на современном языке, это очень важно. Святейший Патриарх Кирилл, кстати,  преподавал у нас одно время патрологию, в Духовной академии, и всегда настаивал, что Святых отцов нужно не просто перечитывать, а делать так, чтобы они были доступны, понятны и помогали вам развиваться, не стоять на месте. У владыки Антония есть свои богословские позиции, я думаю, что он является живым свидетелем, продолжателем этой патрологической традиции, так же, как преподобный Силуан Афонский и другие, которых Церковь воспринимает как подвижников ХХ века.

Многие ставили вопрос и ставят, чтобы владыку Антония причислить к лику святых. Я не сомневаюсь, что в будущем, если Господу будет угодно, то его Господь и прославит. Но есть такое в Церкви понятие, как рецепция (принятие). Если народ воспринимает его сегодня, и завтра будет так воспринимать, и через 10 лет будет воспринимать и на него ориентироваться и его словами руководствоваться  в своей жизни, то ясно, что Господь его возведет и укажет нам, что он достоин того, чтобы он был образцом и нашим не только хранителем традиций, но еще и продолжателем этого великого служения. Но сейчас еще не так много времени прошло, рано. Должно пройти одно или два поколения.

 

Александр Крупинин: Но ведь никакой  необходимости в этом нет, чтобы обязательно его канонизировать срочно.

 

Протоиерей Владимир Сорокин:  Да. Ксения Блаженная ждала 100 лет.

 

Александр Крупинин:  Но мы же можем молиться ему, если мы считаем его святым.

 

Протоиерей Владимир Сорокин: Да. Ксении Блаженной молились и служили в часовне больше ста лет, а у отца Иоанна Кронштадского сколько лет было до его канонизации, да и у других. В Церкви канонизация – это не просто когда есть решение Синода или соответствующей комиссии, а самое главное – восприятие, жизненное значение. Если он действительно является таким помощником в разрешении трудных вопросов духовной жизни, и его книги действительно помогают, помогает его пример – я считаю, что он самый достойный на сегодняшний день, во всяком случае, из архиереев. Я однажды был в Лондоне, заходил в этот собор, который сейчас отреставрировали, возобновили: скромный собор такой был, и владыка там встречал меня в таком подрясничке скромном, мы с ним попили чайку. Он на меня произвел впечатление: такой очень простой, доходчивый монах, никакой ни митрополит с вами беседует. Вот когда не чувствуешь у человека вот этого сана, высоты положения, это же очень помогает людям.

 

Александр Крупинин: У них там служба была не такая, как у нас? Архиерейским чином там не служилось, там служилось иерейским чином.

 

Протоиерей Владимир Сорокин: А у них возможностей таких не было. Там была очень скромная община, кроме того, он не любил этой пышности, торжественности, да и необходимости там такой нет. Там община очень узкая, плотная, как семья. Разве в семье отец ведет себя так, чтобы все чувствовали, что он такой авторитет? Когда семейные отношения, то уже одно это человеку помогает быть вместе со всеми. Я с Вами согласен, что он великий человек, но время должно пройти, Господь все испытывает на прочность через время. Я думаю, что для Великобритании это очень положительный вариант.

 

Александр Крупинин: Раз зашла речь о владыке Антонии: вышла книга его бесед, посвященных красоте и уродству. Приезжал отец Алексей Уминский из Москвы (тоже известный проповедник), и смысл в том, что красота воспринимается не как эстетический факт, а как  богословский, то есть для восприятия красоты необходима аскеза. Как Вы смотрите на это?

 

Протоиерей Владимир Сорокин:  Я считаю, что для того, чтобы воспринимать красоту, нужно иметь внутреннее какое-то наполнение, духовное убеждение. Например, красивая картина или красивая музыка: одному кажется, что она действительно красива, а другой может считать по-другому. Красота имеет более глубокий духовный смысл. Чтобы правильно оценить свое положение, например, перед иконой Владимирской Божией Матери: красивая икона, замечательная, ясно, что эта красота вам помогает, но вы цените эту икону из-за того, что вы внутренне, духовно понимаете, что вы обращаетесь с молитвой,  для вас это не просто красивая форма, а главное – что там есть содержание. И значение имеет образование: если в школе учат только форме, а не воспитывают внутреннюю, душевную, духовную красоту, этого недостаточно. У меня есть свой опыт. У меня были в академии профессора, наши преподаватели: Михаил Филаретович Русаков, Лев Николаевич Парисский, отец Михаил Сперанский, Георгий Миролюбов – старое  поколение, дореволюционное. Отец Михаил Духовную академию окончил где-то в 1911 году, Лев Николаевич Парисский – старый человек. Вот заходил в аудиторию Михаил Филаретович Русаков, у него часы на цепочке, подтянутый такой. И само это поколение, которое впитало в себя эту духовную часть, форму, которую они давали (она не была такая сложная или серьезная), но на меня это производило очень глубокое впечатление, я ведь вырос в деревне, а когда попал в Духовную академию, я увидел это поколение людей, которые несут определенную внутреннюю духовную красоту, культуру. А сейчас я что-то мало замечаю людей, у которых внутреннее благородство, что они чувствуют эту красоту  и что эта красота ими руководит. Вот у владыки Антония как раз  внутреннее его наполнение, внутренняя реакция на какие-то вещи – она простая, но вместе с тем очень понятная, жизненная. Вот эту разницу я сейчас чувствую. Я благодарен Богу, что при том поколении я все это как-то впитал и почувствовал.

Текст: Н.М. Лукьянова