Программа Александра Крупинина
«Неделя»
Гость: иерей Димитрий Симонов
Прямой эфир 22 января 2017 г., 16:30
АУДИО + ТЕКСТ
Александр Крупинин: У нас сегодня первая передача после праздника Крещения Господня, и всегда этот праздник вызывает массу всяких вопросов: как его праздновать, что церковно, что нецерковно, в чем смысл этого праздника. Может быть, несколько слов об этом, хотя праздник уже прошел.
Иерей Димитрий Симонов: Этот праздник и замечательный и уникальный. Я хотел бы обратить внимание на традицию Древней Церкви: если наши слушатели бывали на богослужениях в сочельник на литургии и на вечерней службе накануне и Крещения и Рождества, то они могли заметить, что они очень похожи. Это был в Древней Церкви один день, один праздник, и в этом есть некоторый смысл, потому что Богоявление – это как рождение Богомладенца, так и выход Христа на проповедь. Что происходит в момент, когда Господь принимает омовение в Иордане (которое у нас еще называется Крещением, или, по-гречески, «баптизма»)? Он получает помазание Святым Духом, то есть помазание на мессианское служение по своей человеческой природе, и это тоже Богоявление, потому что звучит голос Отца. С одной стороны, Господь открывает Себя как Троицу, с другой – это как раз благословение на мессианство, помазание на пророческое, на царское служение. То есть, то помазание, которое получил Давид от пророка Самуила. В данном случае Сам Отец Сына помазует благодатью Святого Духа, чтобы Он вышел на проповедь и совершил Свое служение Мессии. И это такая отправная точка Евангельских событий, это очень важная веха в спасении людей, именно поэтому праздник очень торжественный.
Богоявление – это личный праздник каждого человека.
У нас тоже эта связь сохранилась благодаря святкам, мы как будто переходим из одного праздника в другой. И нужно сказать, что, к сожалению, для многих богословие праздника остается немножко за скобками. Ведь, по сути, Богоявление – это личный праздник каждого человека, потому что Бог открылся для него, открылся в Своей любви, в Своей заботе, в Своем явлении как человек. И в Рождестве, и при Крещении от Иоанна в Иордане Бог являет Себя спасающим, и начало пути, начало спасения, которое совершается – это, конечно, личный праздник каждого христианина, потому что мы, по сути, отмечаем те события, которые раскрывают для нас Царство нашего Небесного Отца. И когда начинаешь размышлять о богословии этих событий, обращаешься к молитвенным текстам, то бесспорно, видишь впереди сияющую Пасху (как бы уже аллюзия идет к Пасхальным событиям, к спасению, совершенному на Кресте), и здесь такое внутреннее торжество не может не посетить каждого христианина.
Конечно, очень важно литургически отмечать это событие. Традиции Церкви были призваны вдохновить и расширить понимание этого праздника, и через освящение воды охватить разные сферы жизни человека. Потому что человек, через освященную воду, которая наполнена Божией благодатью, освящается, освящает жилища, освящает все в своей жизни. Все вокруг себя может освятить человек, начиная от скотины в сельской местности и трактора, и заканчивая в городской местности автомобилем и своей квартирой – все, что только может быть. И нередко, к сожалению, люди отвлекаются от основного смысла на что-то второстепенное. Мне очень нравятся паремии, которые читаются на освящение воды, особенно вторая паремия из пророка Исайи, она звучит просто удивительно по своему содержанию, она столько открывает нам о Боге, заставляет задуматься о многом, и в этот момент, как искушение, часто случается какая-то возня (люди уже «на низком старте» стоят воды набрать), и как-то мимо проходят все эти тексты, и это всегда бывает какой-то маленькой трагедией. Эти тексты оказываются не услышанными, не актуальными, потому что главная цель – набрать воды. При этом в тот же день вечером, когда ажиотаж проходит, на вечерней службе в день Богоявления совершенно спокойно можно прийти и набрать воды.
Александр Крупинин: Я тоже никогда не понимал необходимости именно в этот момент набирать воду.
Иерей Димитрий Симонов: Это какой-то страх, что чего-то не достанется.
Александр Крупинин: С советских времен.
Иерей Димитрий Симонов: Во всех храмах освящают воду в достаточном количестве, и обычно есть дежурные священники, которые готовы в этот день совершить новый чин освящения, если вода закончится.
Мне очень понравилась новость про Тихвинский храм Божией Матери на проспекте Науки, эта миссионерская акция, когда людям рассказывают – что для чего и как. У нас в университетском храме (храм домовый) очереди большой не бывает. Но когда я служил в храме Богоявления на Гутуевском острове, там народу много приходит, ведь это еще и храмовый праздник. И там по благословению настоятеля разные миссионерские у нас были опыты: организовывали лекцию о святой воде, и в сильный мороз разносили людям в очереди горячий чай (заваривали в одноразовых стаканчиках), постоянно был священник, который готов был пообщаться, организовывали в этот день активное приходское консультирование, и очень многие люди шли на диалог. Самое важное в такие дни – это выходить на диалог с людьми, проповедовать, рассказывать, иначе люди просто набирают воду и уходят с каким-то своим пониманием, без этой радостной вести, что Бог совершил: что это не день освященной воды, а день явленной Божией благодати, Божией любви. В этот день Бог Себя открыл совершенно по-новому. А завал, который мы устроили своими грехами, вдруг раздвинулся именно потому, что Бог пришел сюда нас спасать.
Александр Крупинин: И, как бы окунаясь в Иорданские воды, освятил этим самым все естество, всю природу.
Иерей Димитрий Симонов: Да, здесь такой символ: Иисус идет в воду Иордана не имея на Себе никакого греха, и те грехи, которые омывали люди в Иордане при крещении Иоанном Крестителем, Он как будто их берет на Себя, грехи мира. Об этом говорит Евангелие от Иоанна. Это очень важный момент, и людям надо рассказывать об этом. Даже если люди приходят с какими-то довольно абстрактными представлениями, подчас языческими – одна из первоочередных задач Церкви в этот день этих людей встречать и благовествовать, рассказывать им, объяснять. Было бы здорово, если бы на приходах в такие дни была бы возможность дарить Евангелие.
Александр Крупинин: Но тогда уже нельзя не коснуться вопроса об омовении. Это ведь тоже освящение человека? Если священник освятил прорубь и люди туда окунаются – это тоже они как бы себя освящают святой водой?
Иерей Димитрий Симонов: Да, но традиционно прорубь-то освящали потому, что не было таких емкостей достаточных. Поэтому нормально, что ходили «на Иордань», и литургическая традиция – это когда Иордань непосредственно освящают, и поэтому ходили. Сейчас уже есть всякого рода емкости: цистерны, баки, которые можно в храме освятить, а в Средние века таких емкостей не устраивали, понятно, что все шли к реке.
Александр Крупинин: То есть это окунание тоже как бы имеет смысл: ну, окропили себя святой водой, окунулись.
Иерей Димитрий Симонов: Да, это так, здесь нет ничего плохого. Там была некоторая проблема, и об этом еще до Октябрьского переворота в некоторых церковных изданиях активно делали замечания. В частности, «Настольная книга священнослужителя» – там прямо есть указания разъяснять народу по поводу крещенских купаний. Дело в том, что существовало такое суеверие: после святочного расслабления, когда люди и гадали, и позволяли себе лишнего с алкоголем и прочим, в народе появилось такое мнение, что надо после всех грехов святочных пойти и окунуться в купели, чтобы все это смыть. Здесь, конечно, есть противоречия с богословием освящения воды и с пониманием таинства исповеди. Именно поэтому рекомендовалось разъяснять людям и не преувеличивать значения этих окунаний в прорубь.
Даже в пространство Церкви проникает такая цивилизационная штамповка: одинаковые кружки у всех в домах, одинаковые стулья и одинаковая утварь во всех храмах.
Александр Крупинин: В Феодоровском соборе открылась творческая студия, мне очень интересна вся эта деятельность. Вы же хорошо знаете Феодоровский собор и часто там бываете?
Иерей Димитрий Симонов: Да, мне понравилась сама идея творческой студии христианского искусства. Когда люди совершают паломничества к святыням Древней Церкви и на Святой Земле, и в Италии, и в Греции, в Турции, в Северной Африке, где сохранилось немало остатков византийского наследия, то в каких-то музеях можно видеть, какие в разных местах были мастера, некоторое разнообразие. В современном мире очень большой недостаток, что даже в пространство Церкви подчас проникает такая цивилизационная штамповка: одинаковые кружки у всех в домах, одинаковые стулья и одинаковая утварь во всех храмах. Это маленькая трагедия времени. Понятно, что в Советском Союзе существовать каким-то мастерским было очень сложно. В 90-е годы в какой-то момент открылось одновременно много храмов, и там было не до изысков, надо было просто утилитарно решить вопрос, куда наливать святую воду и с чем ходить на крестный ход. А сейчас уже новый этап начинается, и это особенно видно по выставкам-ярмаркам, когда приходят разные мастерские, они могут быть маленькими, кто-то опирается на образцы древнерусского искусства, кто-то вдохновляется синодальным периодом, кто-то византийским, кто-то наследием чуть ли не персидских христиан византийского периода. И такое разнообразие очень замечательно, оно, бесспорно, преломляется сквозь взгляд современных художников, церковных людей, и в такие моменты часто происходит диалог между духовенством и художниками. Потому что художник имеет свой взгляд на то, что он сделал, а священник может возразить, что это, конечно, красиво, но оно совершенно неудобно в использовании. Мне кажется, чем больше будет таких начинаний, чем больше будет возможностей у современных православных христиан как-то проявлять свои творческие способности, тем интересней и разнообразней будет наша церковная жизнь. Ведь талантливые иконописцы свой опыт духовной жизни вкладывали в написание иконы, например, святой Андрей Рублев. Это богословие и этот опыт жизни во Христе, который передавался таким образом, бесспорно, ценен, причем на всех уровнях, начиная от архитекторов и заканчивая человеком, который изготавливает лампадки. Феодоровский собор в этом смысле делает прогрессивный шаг вперед, потому что там есть нижний храм, который очень напоминает византийскую церковь VI века, и уже традиционный русский верхний храм. Такое совмещение очень интересно, и человек может получить вдохновение, погрузившись в ту или иную атмосферу. И для современных художников, ремесленников – это возможность внести свой вклад в развитие церковной жизни.
Но Евангелие нас учит честности признаться: мы были здесь неправы. И в этом смысл смирения.
Александр Крупинин: Сейчас переходим совсем к другому вопросу. Начавшийся год – это год 100-летия событий 1917 года. И у нас есть высказывание о том, что нужно заканчивать дискуссии. Почему происходят споры? Вот прошло сто лет со времен Октябрьского переворота, вообще нельзя так разделять – октябрьский, февральский – это один процесс был, который развивался в течение этого года. Почему до сих пор спорят? Давайте обсудим мнение о том, что такие споры являются контрпродуктивными, они разделяют людей.
Иерей Димитрий Симонов: Эта фраза мне очень понравилась: «задача в том, чтобы не искажая историю, передать потомкам стремление к сохранению мира». Это принципиально важно – не искажая историю. Нельзя делать каких-то подтасовок, перегибать палку, сглаживать острые углы искусственно. Вещи нужно называть своими именами. Мне кажется, что правда поможет, и в этом смысле я согласен, потому что как только начинается искажение истории, тут же начинается мифотворчество, просто губительное, и есть большая опасность увлечения героизмом, иллюзиями, и немало этому способствует идеологизация. Для большинства людей, которые выросли в Советском Союзе, очень сложно признать, что многие годы говорили, что это так, а этого мы не знали, это от нас скрывали. И всегда людям очень сложно признавать факт того, что мы были неправы. Но Евангелие нас учит честности (и в этом смысл смирения во многом) признаться: мы были здесь неправы. Или наоборот, мы здесь были правы, но нас не услышали. Для того, чтобы научиться сохранять этот мир, нам нужно научиться понимать, исследовать эти исторические моменты. Вообще, люди очень склонны кидаться в крайности, и крайности всегда губительны. Только просвещение может помочь, и живой диалог, умение принимать позицию другого, просто понимать, что мир важнее, чем вражда, что мы не сможем на вражде построить никакого будущего, но дать правильную оценку нужно. Нужно поставить диагноз. Мне кажется примером может быть Германия: после Второй мировой войны нацизму в Германии дали строгую оценку, переосмысление произошло, были сделаны выводы. Очень интересно посмотреть на опыт США, очень серьезного разделения после гражданской войны в ХIХ веке: Север-Юг, противостояние.
Возникает путаница Родины и государства.
Александр Крупинин: Хотя, говорят, до сих пор ни в одном южном городе в Штатах не увидишь улицу Линкольна, до сих пор осталось это разделение, оно, конечно, не выходит на передний план, но в менталитете сохраняется.
Иерей Димитрий Симонов: Да, но при этом есть осознание единой страны, единой идеи, есть единые ценности. Я хорошо помню фильмы, посвященные гражданской войне, умение в современных Соединенных Штатах снять фильм о гражданской войне так, чтобы показать и ошибки, и положительные, и отрицательные стороны и той и другой стороны. Это фильмы «Боги и генералы», «Геттисберг». В США осмысление этого прошлого произошло.
Для Церкви очень важно нести свою миротворческую функцию, но при этом зло называть злом, никогда не бояться, иначе нравственного назидания не получится.
Александр Крупинин: Знаете, почему, мне кажется, в Америке это сделать возможно, а у нас это сделать пока невозможно? Потому что все эти споры, которые ведутся на исторические темы (необязательно о революции, но и о войне, и об Иване Грозном) – они касаются одного вопроса, который как бы неявно присутствует в этих спорах, и, может быть, даже те, кто спорит, не отдают себе отчета, что спор-то идет вокруг этого вопроса. Вопрос заключается в том, что первично: человек или государство? То есть, существует человек ради государства или государство ради человека? Мне кажется, все эти споры сводятся, в конечном счете, вот к этому. Если в Америке этот вопрос, в общем-то, решен, что все-таки человек первичен, то у нас этот вопрос не решен, и очень многие люди не готовы сказать, что человек важнее, чем государственные интересы, человек важнее, чем государство. И государство, конечно, заинтересовано в том, чтобы считалось, что интересы государства важнее, чем интересы человека, оно всячески это навязывает. И роль общества именно в том заключается, чтобы осмыслить это и не поддаваться этому, и противостоять этому подходу.
Какое-то время назад я понял, что не нужно ждать, чтобы на нас кто-то смотрел снизу вверх. И мы не должны ни на кого смотреть снизу вверх. И не нужно ни на кого смотреть сверху вниз. Всегда нужно смотреть на одном уровне.
Иерей Димитрий Симонов: Мне кажется, что вопрос не о первостепенности человека или государства, а периодически возникает путаница Родины и государства. Когда я, например, критически отзывался о гражданской войне, коллективизации, то я нередко слышал в свой адрес упрек, что я Родину не люблю. Это всегда спутанные понятия, потому что не нужно нивелировать эту разницу между Родиной и государством. Моя Родина – это моя Родина, а государство, которое в этот момент – это другое, и я могу быть не согласен с этими идеями, которые оно мне предлагает, могу их не разделять, но это не значит, что я не люблю Родину. У нас патриотизм всегда исключительно с государством ассоциируют. Мне кажется, для Церкви очень важно в этом контексте нести свою миротворческую функцию, но при этом зло называть злом, никогда не бояться, иначе нравственного назидания не получится. А уметь воспитывать такое рыцарское отношение к оппоненту, не стесняться признавать свою неправоту, свои ошибки, но не доводить эту полемику до абсурда, потому что, если сейчас мы будем тратить силы на такой принцип «давайте не будем об этом, давайте все помиримся, обнимемся»…
Только Евангелие могло вдохновить человека на понимание личности как ценности самой по себе.
Александр Крупинин: Вопрос, о котором я говорил – он же не решен. И пока он не будет решен, мы не можем помириться. А он должен решиться в головах самих людей, сверху не может решиться.
Иерей Димитрий Симонов: Очень тяжело, потому что даже в 90-е годы в какой-то момент произошла другая крайность, когда стали ругать все советское и хвалить все заграничное. Нужно просто избегать крайностей: наше все плохое, и опять пошли разговоры о том, что это все не нужно, ни к чему. Потому что на самом деле (даже обидно становится), создается впечатление, что у нас история государства и история страны существовала примерно с 1914-1915 года, раньше ничего не было. Как будто все самые главные события случились в последние 100 лет.
Тот факт, что перед законом все раны – это же именно Библейское вдохновение.
Александр Крупинин: Чем ближе, тем, конечно, все это более кровоточит.
Иерей Димитрий Симонов: Да. Но если мы лучше будем знать историю, смотреть, признавать какую-то разницу, дискутировать, внимательно слушать друг друга, должна быть какая-то культура диалога, которой нам не хватает. Хотя, возвращаясь к теме «гражданин или личность», «Родина или государство», здесь, может быть, в целом общество немножко растерялось, и нужно правильно поставить акценты, нужно помочь. Вопрос – кто и на каком уровне долен это делать?
Вопрос слушателя: Хочу немножко обобщить вашу тему. Вот такой уж удел нашего Отечества: мы спасали и тех, и этих, и так, и эдак. Скажите, пожалуйста, а что нам еще надо? Разве надо каяться перед кем-то? Перед Богом – конечно. Что же на нас так дурно смотрят? Едва ли кто ни благодарен нам: и Франция, и все. И все страны мира вообще-то должны смотреть на нас снизу вверх. Между прочим, новый президент Америки вообще-то такой же позиции.
Александр Крупинин: Тоже очередной миф, что мы лучше всех.
В 90-е поговорили, поругали одних, поругали других, а не произошло, как сказал слушатель, покаяния. Мне всегда сложно размышлять о всенародном покаянии, потому что покаяние может быть только личным. Но не произошло того, что в греческом языке означает «метанойя» – изменения ума, то есть изменения отношения.
Иерей Димитрий Симонов: Какое-то время назад я понял, что не нужно ждать ни от кого, чтобы на нас кто-то смотрел снизу вверх, и мы не должны ни на кого смотреть снизу вверх. И не нужно ни на кого смотреть сверху вниз. Всегда нужно смотреть на одном уровне, должен быть диалог, бессмысленно «бодаться» по каким-то проблематикам: кто-то скажет «мы спасли Европу от татаро-монгольского ига, собой закрыли», а кто-то скажет в ответ «Европа вам присылала гуманитарную помощь в 90-е годы», и примерно на таком уровне полемика будет развиваться. Мне кажется, не нужно ждать, что будут на нас как-то смотреть. Для чего нам это нужно, чтобы на нас смотрели снизу вверх? Это просто не по-христиански. Нужно, чтобы все люди смотрели друг на друга не свысока. Ведь и наша конституция, и другие конституции – все, которые есть в постхристианском мире – это во многом конституции, сформированные влиянием Евангелия. Весь европейский гуманизм сформирован под влиянием, бесспорно, Евангелия, потому что только Евангелие могло вдохновить человека на понимание личности как ценности самой по себе. Такого восприятия человека на Древнем Востоке просто невозможно было достигнуть, да и в некоторых современных обществах на нашей планете мы не найдем такого отношения к человеку. Когда человеческая личность самоценна, неважно какой человек, хороший или плохой, здоровый или больной, мужчина или женщина, богатый или бедный. Тот факт, что перед законом все раны – это же именно Библейское вдохновение. Именно Бог создает человека по образу и подобию Своему, а, значит, не важно, какой человек, он в очах Господних важен. И подобное восприятие мира: ближнего, дальнего – должно быть таким. Должен быть диалог, возможно несогласие по каким-то вопросам, но это несогласие не должно превращаться в ненависть, вражду. Это Евангельское наследие мы должны сохранить, ценить и не уходить от этих ценностей, потому что, как только мы отказываемся от Евангельских приоритетов, мы лишаем себя Божьей помощи, Божьего заступничества. И тогда мы можем впасть в любое безумие.
Историю действительно нужно знать, делать выводы, оценку давать.
Вопрос слушателя: До 1917 года, плохо или хорошо, но жили по Евангелию, не в полной гармонии, но направление было выработано правильно. А когда уничтожалось крестьянство, тогда напрашивается такой ответ, как Вы и сказали: если Родина пошла против Христа, я пойду против Родины (это где-то я читал). Есть такое выражение, оно как раз и напрашивается: государство или человек, человек или государство. То есть, вот это страшное время, когда Патриарх Тихон анафеме предал большевизм, потом Собор Новомучеников был прославлен. Вот последний пример с Германией Вы привели правильно, надо и нам сказать, что большевизм – это преступление перед человечеством. Но это не говорится, отсюда и примирение – это как Бога с дьяволом примирить, белое с красным. Вот я был в Алапаевске, там улица преподобномученицы Елисаветы пересекается с Советской улицей, тот герой белыми расстрелян, а здесь в шахте погибли. И знаки топонимики на 90% советскими остаются, и кто-то это прямо держит в такой потенции, отсюда какое-то идет возмущение. Не то что там с Запада взято, а просто в самой стране мы не можем выработать нравственные понятия для самих себя. Это касается и верующих, и неверующих, атеистов. Отсюда – весь мир плохой, как сейчас сказала слушательница, снизу на нас надо смотреть, потому что мы освободители Латвии, Литвы и всей Европы. До границы мы освобождали, а после границы мы уже были захватчиками, и трудно сказать, лучше мы были фашистов или нет. Покаяние должен сам народ понести, но сверху сдерживается все это. Это видно, сдерживается и не дается: закрываются архивы, не скажи этого, не скажи того… И ложный патриотизм отсюда. А мы хотим вернуть советский строй, явно хотим вернуть…
Будучи солью земли, мы должны быть такой лакмусовой бумажкой, мы должны сопротивляться злу и не дать этому злу царствовать в мире.
Иерей Димитрий Симонов: Спасибо. Со многим, что Вы говорили, я бы согласился, но мое возражение вызывает то, что якобы до Октябрьского переворота 1917 года все было хорошо, жили худо-бедно – по Евангелию. На самом деле, одна из трагедий именно в том, что был какой-то острый недостаток чего-то важного, был недостаток миссии, хотя многие священники, такие, как священномученик Вениамин Петроградский, очень много внимания уделяли просвещению. Об этом много говорили на соборе 1917 — 1918-го года, что Церкви нужно поменять свое отношение к просветительской работе, усилить ее, потому что внешнее обрядоверие оставалось, а внутренняя жизнь во Христе как будто угасала. Это – свидетельства пастырей той эпохи, начала ХХ века. Нельзя сказать, что было все замечательно до 1917 года.
Александр Крупинин: Если бы все было так замечательно, то с чего бы случилась революция?
Иерей Димитрий Симонов: Да, были свои коллапсы, были у всех исторические ошибки, и здесь тоже нужно иметь мужество признаться в том, что они были. Особенно, когда читаешь книги на эту тему, видно, какой раздрай был в головах у людей. В воспоминаниях митрополита Евлогия (Георгиевского), когда я их читал, мне казалось, что я читаю про нашу современность (я читал это в 90-е годы), очень похоже. С другой стороны, серьезной дискуссии так и не случилось на тему исторических персон, потому что в 90-е поговорили, поругали одних, поругали других, а не произошло, как сказал слушатель, покаяния. Мне всегда сложно размышлять о всенародном покаянии, потому что покаяние может быть только личным. Но не произошло того, что в греческом языке означает «метанойя» – изменения ума, то есть изменения отношения. Ведь были немцы вдохновлены Адольфом Гитлером, называли его вождем, фюрером, было такое массовое вдохновение, и многие же потом в ужасе отворачивались от этого. Мне очень нравится Дитрих Бонхёффер, замечательный немецкий пастор, который был убит в застенках Гестапо, который пытался сопротивляться. У него есть такая удивительная мысль: «когда приходили за евреями, мы молчали, когда приходили за коммунистами, мы молчали, а когда пришли за нами, за нас уже заступиться было некому». И это сказал человек, который поначалу даже симпатизировал каким-то националистическим настроениям, а потом он понял, куда они приведут Германию. Мне кажется, это изменение сознания произошло в Германии: тех, кого возвеличивали, называли героями, потом все-таки назвали преступниками, и был Нюренбергский процесс, который зло назвал злом. У нас этого не случилось.
Сонм Новомучеников и трагичный опыт Русской Православной Церкви в ХХ веке должен поддерживать нас, вдохновлять именно на честность, на правду.
Александр Крупинин: Здесь небольшая разница в том, что Германия проиграла войну, и там находились оккупационные войска, поэтому гораздо проще было.
Иерей Димитрий Симонов: Я соглашусь, в этом плане действительно проще было. Но для нас очень важно не просто любоваться собственным величием, размерами на географической карте, но, как и сказано было в нашем дайджесте новостей, изучать историю. Ее действительно нужно знать, делать выводы, оценку давать. Я, как священник, не могу признать удачной эпоху исключительно по количеству метров железной дороги, проложенной к ХIХ веку, или сколько было выплавлено какого-нибудь никеля или цинка к ХХ веку. Ценности будут совершенно иные, ценности будут Евангельские: как люди относятся к человеку, насколько милосердие является доминантой в обществе. Я в этом смысле очень люблю произведение братьев Вайнеров «Эра милосердия». Фраза, которую там произносит Жеглов «милосердие – это поповское слово», очень показательная, не может человек забывать о милосердии. Как только он забывает о милосердии, он теряет что-то человеческое. Для нас, для христиан, для Церкви важно, что вот в такие сложные моменты мы должны помнить слова Христа, которыми Он начинает Нагорную проповедь: вы – соль земли, и если соль потеряет свою силу, то она становится никчемной. Будучи солью земли, мы должны быть такой лакмусовой бумажкой, мы должны сопротивляться злу и не дать этому злу царствовать в мире. Именно поэтому должны даваться какие-то исторические оценки. Тем более, что у нас за плечами сонм Новомучеников и трагичный опыт Русской Православной Церкви в ХХ веке, и он нас должен поддерживать, вдохновлять именно на честность, на правду. Историческую правду, которая, я уверен, поможет настроить какой-то диалог, потому что недавно один мой знакомый священник поделился, что он разговаривал на встрече с представителями культуры, политики, и когда он стал говорить о Новомучениках, многие с интересом и удивлением слушали, а потом в личной беседе признавались ему, что они ничего этого не знали.
Соль земли – в том ее и смысл, что ее мало.
Александр Крупинин: Конечно, все это так, но я боюсь, что здесь вопрос не в незнание упирается, а именно в то, как построено мировоззрение человека. И сколько истинных христиан у нас в стране? Вы говорите: мы, христиане, должны то-то и то-то, все это правильно. Сколько христиан у нас? И христиане ли определяют суть процессов, которые проходят сейчас и проходили тогда?
Не быть равнодушными к злу и не бояться называть зло злом.
Иерей Димитрий Симонов: Мне как раз кажется, что соль земли – в том ее и смысл, что ее мало. Я не хотел бы показаться каким-то близоруким идеалистом, но я знаю, что изменить мир я точно не могу, я могу только попробовать изменить себя и постараться изменить мир тех, кто рядом со мной. И не только размышлять о милосердии, но проявлять его к окружающим. А когда происходит какое-то зло, я не должен закрывать глаза, я не должен быть равнодушными к злу и не бояться называть зло злом.
Текст: Н.М. Лукьянова