О платных агентах мирового капитализма

Протоиерей Александр Степанов

Вступительное слово к циклу передач по книге А. Кестлера «Слепящая тьма»

Эфир 4 октября 2020 г., 14.00

АУДИО + ТЕКСТ

Протоиерей Александр Степанов:

В ближайшие 2 недели в нашем эфире в рубрике «Литературные чтения» будут звучать главы из романа Артура Кестлера «Слепящая тьма». Мне хотелось бы сказать несколько слов об этой книге. Она, с одной стороны, об античеловеческой, антихристианской, в своей глубине, сущности советского эксперимента, с другой – о покаянии и духовном прозрении на пороге смерти. Главный герой книги – большевик, соратник Ленина, «профессиональный революционер», герой Гражданской войны и один из лидеров советского государства 20-30-х годов. Вот как сам автор описывает своего героя в послесловии к роману:

Это большевик из «старой гвардии», по складу ума — сколок с Бухарина, по внешности и характеру — синтез Троцкого с Радеком. Я долго не знал, как назову его. Фамилия Рубашов возникла непроизвольно, я понятия не имел, с кем она связана, а сразу же принял ее, думаю, потому, что она напоминала мне вышитую русскую рубашку, в которой я любил покрасоваться [в России] по воскресеньям.

Этот еще не старый человек, пятидесяти с небольшим лет, фигурант Большого Московского процесса 1938 г., ожидает в одиночной камере расстрела. Как проходит следствие? Почему он послушно оговаривает себя на процессе, называя себя «платным агентом мирового капитализма»? Что вспоминает, о чем думает и что открывается герою в последние дни его земного бытия? Книга об этом. Текст поражает своей убедительностью. И это не случайно. Его автор, австрийский писатель А.Кестлер начинает работу над романом в 1938 г. (по горячим следам) и заканчивает в 1940-м. В 38-м г. автору всего (символично) 33 года. К этому моменту он сам уже прошел путь, в чем-то сходный с его героем. В 1931 г., в 26 лет он вступает в КПГ (к этому времени он уже заметный в Европе левый журналист, принявший участие, напр., в экспедиции на Северный полюс на знаменитом дирижабле «Граф Цеппелин»). В середине 30-х он проводит год в СССР, знакомится со многими видными деятелями Советского государства, в частности, с Н.И.Бухариным. В 37-м Кестлер устремляется в Испанию, где разгорается Гражданская война. Он дважды посещает страну, естественно, поддерживает республиканцев, ну и второй его визит логически заканчивается арестом. Франкисты приговаривают его к расстрелу за шпионаж. Пять месяцев Кестлер проводит в камере смертников, откуда периодически выводят на расстрел его сокамерников. За него долго и упорно борются международные организации, которым чудом удается его освободить, обменяв на франкистского летчика. В 38 году он оказывается на свободе и первое, что он читает – стенограммы Большого Московского Процесса над «Правотроцкистским блоком», по которому проходит 21 человек, многие из которых были его личными знакомыми. Главные фигуранты – Н.Бухарин и А.Рыков. Эти события вызывают шок у 33-летнего Кестлера. Вот что он сам пишет об этом:

«Почему старые большевики — руководители и герои революции, так часто игравшие со смертью, что сами называли себя «покойниками на каникулах», — почему, спрашивается, они признавали этот кошмарный бред, леденящий кровь? Если даже не принимать в расчет тех, кто, как Радек, просто-напросто спасал шкуру, тех, кто был деморализован, как Зиновьев, тех, кто надеялся выгородить родных, как, например, Каменев, по слухам, страстно любивший своего сына, то ведь были же среди них и «стальные» — люди типа Бухарина, Пятакова, Мрачковского, Смирнова и других, с десятками лет революционного стажа, ветераны царских тюрем и ссылок, и вот их патетически-безоглядное отречение от себя представлялось необъяснимым…»

Эти размышления и привели Кестлера к написанию романа-исследования, в котором он пытается разобраться во внутренней логике и мотивах действий как старых большевиков, так и их палачей. Восьмилетняя погруженность в дела мирового интернационала, личное знакомство со многими партийцами в разных странах, наконец упомянутый личный экзистенциальный опыт жизни на грани смерти помогают автору создать картину необыкновенной силы и убедительности. Тогда же, в 38 году, Кестлер полностью разочаровывается в советском эксперименте и в целом в левых идеях и раз и навсегда порывает с Компартией.

Через несколько лет после выхода книги (это произошло в Лондоне в 1940 г.) Кестлеру попадаются мемуары некого Вальтера Кривицкого, высокопоставленного советского разведчика, порвавшего со Сталиным, и близко знавшего сотрудников и следователей НКВД, готовивших Московские процессы. Со слов этих следователей Кривицкий описывает, как им удавалось сломить сопротивление своих жертв. Сравнивая свидетельства Кривицкого с собственным художественным вымыслом, Кестлер пишет:

«Читая, я испытывал болезненное ощущение, называемое психиатрами deja vu. Сходство с первым допросом было совершенно поразительное. Дело не в идентичности логики следователей — она неудивительна, ибо и действительность, и роман определялись одним и тем же кругом представлений и фактов. Поражало совпадение деталей: в обоих случаях в начале допроса всплывали воспоминания о гражданской войне, причем следователь в то время был подчиненным подследственного; в обоих случаях один из них был тяжело ранен в ногу; наконец, в обоих случаях следователя тоже ликвидировали. Мне казалось, что действительность в призрачных образах сублимировала непреложные данности моего воображения…».

Автор «Слепящей тьмы» (или «Тьмы в полдень», так называется книга в английском варианте) – не христианин, и не апеллирует к христианству, но тема морали и глубочайшей аморальности, положенной в основу ленинской «партии нового типа», звучит в книге постоянным неутихающим рефреном. Следователь, ведущий дело главного героя, его бывший соратник по революционной борьбе и подчиненный в годы Гражданской войны, напоминает ему их общее понимание морали (цитата):

«На свете существуют две морали, и они диаметрально противоположны друг другу. Христианская, или гуманистическая, мораль объявляет каждую личность священной и утверждает, что законы арифметических действий никак нельзя применять к человеческим жизням. Революционная мораль однозначно доказывает, что общественная польза — коллективная цель — полностью оправдывает любые средства и не только допускает, но решительно требует, чтобы каждая отдельно взятая личность безоговорочно подчинилась всему обществу, а это значит, что, если понадобится, ее без колебаний принесут в жертву или даже сделают подопытным кроликом. Христианская мораль запрещает вивисекцию, революционная — допускает и постоянно использует».

Отдельный человек, человеческая личность ничего не значат в том грандиозном эксперименте, который был вполне сознательно поставлен большевиками в нашей стране. Это были очень неглупые люди, и они прекрасно понимали, что они делают. Главный герой, как и некоторые его соратники из реальной жизни, постепенно приходили к частичному отрезвлению (они, напр., были против насильственной коллективизации и разгрома крестьянства, против форсированной индустриализации, выступали против жесткой диктатуры и единовластия Вождя народов и т.п.). Но они оказались в абсолютном меньшинстве; партийный курс, определенный Первым (так называли Сталина в высших партийных кругах в 30-е годы) оставался неколебимым и последовательным, а тех, кто пытался его смягчить и хоть сколько-то очеловечить ждала неминуемая расправа.

Вот маленький отрывок из диалога Рубашова с его следователем Ивановым:

«Нынешнее поколение полностью обескровлено, оно — буквально — превратилось в массу немой, умирающей плоти. Таковы последствия нашей последовательности. Ты вот говорил о вивисекторской морали. И, знаешь, мне иногда представляется, что мы, ради нашего великого эксперимента, содрали с подопытных кроликов кожу и гоним их кнутами в светлое будущее…
— Ну и что? — беззаботно спросил Иванов. — Неужели тебе это не кажется прекрасным? Ведь ничего подобного еще не было в Истории. Мы сдираем с человечества старую шкуру, чтобы впоследствии дать ему новую. Занятие не для слабонервных, правильно, — но тебя-то оно в свое время вдохновляло. А теперь ты жеманишься, как старая дева».

Этот и подобные диалоги, размышления Рубашова в его дневнике, которых много в романе, не выдуманы автором. Эти разговоры широко велись в партийной среде того времени, автор слышал их, да и сам участвовал и, вероятно, какое-то время вполне разделял и одобрял такой взгляд на человека и общественную жизнь Бастиона Революции, рассматривая его как необходимое условие на пути к общему благу, светлому будущему.

Кто-то сказал, что «тот, кто в молодости не был коммунистом, не имеет сердца, кто остается им в старости – не имеет ума». А.Кестлер все понял уже в 33 года и написал свою книгу о духовном пробуждении человека, который на пороге смерти осознал нечто главное, ради чего человек призван в этот мир. Жизнь прошла мимо главного героя. Гекатомбы жертв, принесенных им и его соратниками, оказались напрасны. Собственная жизнь оказалась служением ложным богам и привела к полному самоопустошению. Вспоминая уже прошедший процесс, главный герой задает себе риторический вопрос:

Почему Государственный Обвинитель не спросил его: «Подсудимый, что вам известно о вечности?» Ему нечего было бы ответить — вот где источник его виновности. Может ли быть что-нибудь серьезней?

И все же, как ни трагичен такой итог, как не горько осознать, что ты растратил великий дар жизни не просто впустую, но творя зло под видом добра, найти в себе силы признать это, посмотреть правде в глаза, несравненно выше и достойнее, чем пребывать в бессмыслице неведения и неосознанности.

Это итог жизни человека, а не животного в образе человека. Нет, главный герой не пришел к Богу, но он хотя бы почувствовал дыхание Вечности. Это тоже не мало. Как ни парадоксально, финал книги напомнил мне финал «Мастера и Маргариты»: «Он не заслужил света, он заслужил покой».

Читая книгу Кестлера, можно поразиться актуальности многих его мыслей, перед нами стоят во многом те же проблемы, а это значит, что трагический опыт нашей недавней истории так и не был как следует осмыслен и пережит.

Может быть, роман Артура Кестлера «Слепящая тьма» поможет кому-то из нас в этом мучительном, но спасительном процессе, просветлив и обострив наше духовное зрение.