Возвращение в Петербург, беседа с прот. А.Степановым 25-05-2011
Текст: Марина Матвеева
М.Лобанова: Здравствуйте, дорогие друзья! У микрофона Марина Лобанова. Сегодня в программе «Возвращение в Петербург» главный редактор радио «Град Петров» протоиерей Александр Степанов. Отец Александр, здравствуйте!
Прот. А.Степанов: Здравствуйте, Марина!
М.Лобанова: Я надеюсь, что Вы сегодня обозначите позицию редакции радио в связи с началом цикла программ, посвященных современной топонимике и связанных с ним других инициатив радио: это и встречи со слушателями, и сбор подписей, и пресс-конференцию мы наметили, и на выставках, на мероприятиях мы просим людей проявлять свою активность, мы приглашаем волонтеров, приглашаем активных неравнодушных петербуржцев к отклику и к участию в этом проекте. И прежде всего хотелось бы узнать, отец Александр, в чем Вы видите смысл этого проекта, посвященного современной петербургской топонимике.
Прот. А.Степанов: Я вижу два таких важных аспекта, момента, по которым мы приняли решение о выпуске такого цикла. В принципе, уже давно эта идея у нас была, но приступили мы к ней, по ряду обстоятельств, сравнительно недавно, уже эти программы наши слушатели, я думаю, слышали в эфире. Действительно, была встреча на выставке «Пасхальный праздник», в которой я тоже должен был принимать участие, но к сожалению, из-за жутких пробок в тот день – совсем рядом был президент в Михайловском замке, и поэтому было перекрыто абсолютно все движение – я так и не смог прорваться. Но очень рад, что есть возможность на эту тему высказаться.
Первая причина, по которой, мне кажется, стоит об этом говорить, заключается в том, что одна из важнейших проблем и бед нашей сегодняшней жизни – это отсутствие у людей, у граждан, населения, не знаю как назовем, такой внятной идентификации: кто мы такие? Вот эта самоидентификация отдельного человека и общества в целом как страны, как народа играет очень важную роль, потому что человек должен вообще-то понимать – кто он, откуда он пришел, куда он идет. Конечно, здесь главный акцент приходится на историческое прошлое страны. Когда-то мы уже в наших программах обсуждали подобные вопросы, причем с людьми из разных стран. Я вот спрашивал, есть ли национальная идея во Франции, в Швейцарии и т.д., – и выясняется, что, как ни странно, есть, то есть люди имеют какую-то, ну пускай это называется: мифологема, но которая дает внятный ответ – кто мы. Для любой крупной страны, тем более имеющей определенные амбиции какие-то такие мировые, это очень важно. Наверное, все понимают, что сегодня в России вот такого ясного ответа у большинства людей нет. По крайней мере, этот ответ неоднозначный и точек зрения много разных. Что делает государство в этом случае, понимая, что вот нужно было бы такой ответ нам дать. А этот ответ дается в школе – самое главное, то, чему учат на уроках литературы, истории, национальной культуры в школе, вот то и есть национальная идея. Так вот сегодня мы видим, что государство в этой ситуации избрало как бы из всей нашей огромной тысячелетней истории практически одно событие, вот если мы по нашим праздникам посмотрим – праздники, которые посвящены исторической нашей памяти, что мы видим – вот практически День Победы, единственный праздник 9 мая.
М.Лобанова: Еще 4 ноября пытаются…
Прот. А.Степанов: 4 ноября, да, но он никому не понятен, и мало делается для того, чтобы какую-то внятность здесь иметь. Достаточно ли 9 мая для того, чтобы сформировать вообще представление, что мы за народ? Как будто бы до 1945 года вообще не существовало великой России, и единственное героическое, скажем, событие, которое произошло, – это победа в этой страшной войне. Я думаю, что этого абсолютно недостаточно. Вот именно с этим связано такое обилие исторических программ, скажем, у нас на радио. Все прекрасно понимают, что наше радио делает действительно много, больше, чем другие радиостанции, программ на исторические темы. Вот здесь надо просто, мне кажется, раскрывать глаза людям на то, в какой стране мы живем, наследниками чего мы являемся. Если с этой точки зрения посмотреть на проблему топонимики, то, естественно, это один из мощных инструментов формирования вот этого исторического сознания, исторической интуиции, которые, повторяю, совершенно необходимы, чтобы идти вперед. Мы должны иметь какой-то тыл, какую-то точку опоры, встав на которую можно что-то перевернуть в будущем, и вот если мы ее не имеем, то, соответственно, не можем и двинуться. А в оценке исторического прошлого, скажем, последнего столетия опять-таки мы видим полную такую разноголосицу, разброд и шатание в оценках того, что мы пережили в ХХ столетии. Кроме того, не очень внятно и отношение к тому, что было до этого периода, до Октябрьской революции. Я вижу, что все больше и больше опять становится людей, которые повторяют такие самые примитивные, очевидные и неразумные стереотипы о том, что до революции была страна, в которой бедность, несправедливость, угнетение крестьян и т.д. и т.д. Вся эта риторика советская, которая человеку, жившему в 1913, в 1914 году еще была абсолютно невнятна. Были, конечно, такие экстремистские партии вроде большевистской, которые делали свою политическую игру на подобных демагогических утверждениях, но это совсем не было мнение абсолютного, подавляющего большинства народа страны. Понятно, что история революции – это очень сложный процесс, о котором мы много говорим и сейчас об этом говорить не время, но тем не менее прояснение того, как мы оцениваем эту тысячелетнюю историю России до октябрьского переворота и как мы оцениваем сам этот переворот – это очень важный момент, именно для обретения точки опоры на будущее. Если мы взглянем, повторяю, на нашу топонимику, то увидим, что увековечивается и то и другое, причем для большинства людей, живущих сегодня, как одни, так и другие имена значат очень мало. Вот это, пожалуй, главная проблема, что мы истории не знаем и ходим по улицам, имеющим имена каких-то исторических деятелей, не зная, не интересуясь, не понимая, что это был за человек, какова была его роль в истории нашей страны. Поэтому то, что мы начали, это, в общем, еще одна попытка прояснения нашей истории и воспитания вот этого исторического чувства по отношению в нашему прошлому, для того чтобы двигаться в будущее.
Вторая причина заключается в том, что мне всегда хотелось, чтобы наше радио было или постепенно становилось, сразу так не бывает, не просто средством массовой информации, которое информирует, просвещает, что-то полезное, доброе, вечное сеет в народе. Но в нашей сегодняшней ситуации очень мало таких попыток консолидировать усилия людей в борьбе за что-то хорошее и доброе. Вот люди легко консолидируются по части, например, того, чтобы заработать денег или устроить преступную организацию для того, чтобы опять-таки получать деньги тем или иным способом. Вырастают всякие мафиозные структуры, которыми пронизывается вся наша жизнь. А вот люди, которые стремятся к чему-то хорошему, доброму, честному, благородному, достойному, к тому, чтобы образование в нашей стране было хорошее, культура, семья была, воспитание детей было нормальным, забота о стариках была и т.д., вот такие люди, они как-то хотели бы, чтобы были перемены, а собраться вместе и что-то сделать вместе в этом смысле – здесь большие сложности. Так вот, мне кажется, что православное радио могло бы стать таким консолидирующим центром, которое бы консолидировало, собирало и направляло усилия людей в этом направлении. Это совершенно не связано с политикой, это связано с нашей общественной жизнью, которая на самом деле, по моему убеждению, гораздо важнее, чем любая политика. Партии борются, сменяют друг друга, какие-то интриги – жизнь от этого не меняется. Это происходит как в каком-то кино, которое вся страна наблюдает с большим или меньшим интересом, но интерес этот все меньше, потому что никто не надеется, что в результате всех этих пертурбаций что-то реально в жизни может поменяться. А жизнь надо начинать строить, конечно, снизу. И вот здесь, мне кажется, что любая инициатива, которая бы с одной стороны была, с нашей точки зрения, абсолютно правильной, нравственной, оправданной, а с другой стороны могла бы объединить людей и дать им возможность вместе что-то попробовать делать, ну хотя бы собрать подписи, например, вступить в какой-то переговорный контакт с государственной властью – это само по себе хорошее воспитательное действие – поговорить с власть имущими. И окажется, что они, конечно, имеют свои какие-то взгляды, – совсем не обязательно люди какие-то недостойные, продажные, нет, у них будет своя аргументация, своя точка зрения. Здесь надо как-то очень конструктивно с ними говорить, в чем-то их убеждать – и очень может быть, что нам удастся что-то в этом смысле сделать. Мне кажется, что это полезно было бы по таким двум причинам. Поэтому я и инициировал этот цикл программ, который может быть одним из тех способов объединения людей и решения задач нашей национальной самоидентификации, которые мне кажутся важными.
М.Лобанова: У нас уже прошла первая выставка со слушателями, посвященная этому циклу программ, этому проекту, и я, честно говоря, удивилась, что слушатели в подавляющем большинстве поддерживают это начинание, с большой охотой откликаются, воодушевляются очень сильно, просят большего и говорят: почему так поздно и почему так мало, ведь можно и про много других каких-то вещей, почему Вы про памятники не говорите в том числе? Я сказала, что все начинается с чего-то. Но все-таки несмотря на то, что мы нашим слушателям, конечно, благодарны, что они приходят, откликаются, подписываются, конечно, нужно, чтобы намного больше было инициатив. Вообще проблема шире, чем слушатели нашего радио, чем православные жители Санкт-Петербурга. И поскольку действительно этот вопрос в целом общественно важный, я попробовала посмотреть: какие существуют ответы на такие же инициативы, какие существуют возражения. Причем возражения в виде устоявшихся шаблонных мнений, которые кочуют из головы в голову, из года в год повторяются теми же средствами массовой информации и как-то закосневают уже в этом противоречии. Я бы хотела, чтобы Вы, отец Александр, ответили на них как на вопросы. Ну вот, допустим, самое такое распространенное мнение. Понимаете, вот советские названия, Вы говорите – террористы, убийцы, душегубы, которые погубили тысячи людей, самым зверским образом инициировали смерть, в том числе священников, массовые расстрелы – но Вы понимаете, это тоже наша история, Вы же не можете вычеркнуть целую эпоху, Вы же не можете сказать, что этого не было. Это тоже было, поэтому все эти топонимы, все эти имена – Ленин, Сталин, Дзержинский, Володарский, Войков, Дыбенко – должны остаться на своих топонимических местах. Вот такое мнение существует.
Прот. А.Степанов: Топонимика, которая подразумевает в качестве топонимов имена тех или иных людей и деятелей, – это всегда выражение нашего отношения к нашим деятелям. Не называют улицы в честь каких-то убийц, уголовников и т.д., хотя это тоже часть нашей жизни, правда? Все-таки всегда в названии улицы, города, района, не знаю чего еще, фиксируется какое-то положительное восприятие человеком того или иного лица. Если говорить о конкретной исторической памяти ХХ века, то, естественно, если были палачи, то были и жертвы, были те люди, которые противостояли этому накату жестокости, зверства и такого, в общем, государственного бандитизма. Так вот наша задача – не только убрать имена тех людей, которые занимались подобными вещами, но увековечить, наоборот, память этого же периода, но в именах тех людей, которые этому противостояли, которые, может быть, пали жертвой этого. В то же время внесли какой-то очень серьезный вклад в жизнь нашей страны, в культуру ее. Я помню, как-то с Жоржем Нива, не помню уже что обсуждали, но во всяком случае, он вспомнил, что на улице, где он купил себе квартиру в Петербурге, висит доска о Мейерхольде. И он говорит: «Как жалко (там просто написано «В этом доме с такого по такой год жил Мейерхольд»), как жалко, что вся эта доска не заканчивается одной маленькой фразой «Расстрелян в 1937 году». Вот для молодого человека, который сегодня идет по улице, увидит эту памятную доску, наверное, он слышал что-то о таком театральном деятеле, не важно о ком, совершенно не факт, что он знает о том, что он закончил жизнь вот таким страшным образом. Речь идет об этом. Мы можем называть улицы нашего города именами людей, которые сделали много, не надо ходить далеко за примерами: деятели искусства, конечно, культуры, науки и, между прочим, чего вообще нет в нашем городе – это имена новомучеников, которые почему, собственно, не могли быть увековечены в названиях улиц. Серафим Чичагов тот же самый – человек, который был митрополитом Петроградским, а до этого он был военным человеком, служил в полку (рядом с Преображенским полком была артиллерийская бригада), написал ряд известных книг по медицине, написал книгу об артиллерии в русско-турецкую войну – человек много сделавший, который был главным деятелем прославления преподобного Серафима Саровского, можно сказать. Почему имя такого человека не могло быть увековечено в нашем городе? Но и многие другие, не только предстоятели Петербургской и Петроградской церквей, Вениамин Петроградский, но и замечательные священники и миряне, которые тоже положили свою жизнь за Церковь в эти страшные богоборческие годы. К этому, между прочим, призывает нас и последний Собор Русской Православной церкви – к тому, чтобы топонимика приходила в какое-то соответствие с христианскими нравственными нормами. И это тоже очень сильная воспитательная мера. Поэтому трагический период ХХ века из истории нашей страны абсолютно никуда не уйдет, но он получит совершенно другой окрас вот в этих иных названиях, будет видна трагедия этого периода, а не только фанфары побед и удач.
М.Лобанова: А вот, кстати, по поводу мемориальных досок: недавно в программе «Неделя» в прямом эфире обсуждалась новость – это открытие мемориальной доски Григорию Романову на улице Куйбышева, это улица Большая Дворянская, была открыта доска и это долго обсуждалось. Общественность и культурные деятели писали протесты, и вот звонит слушатель и на самом деле очень эмоционально в эфире говорит: «Как вы можете критиковать установку этой мемориальной доски? Вы понимаете, что Григорий Романов, он воевал на Ленинградском фронте, если бы не он – вас бы вообще сейчас не существовало». Вот как бы Вы ответили?
Прот. А.Степанов: Ну, Григорий Романов не был душегубом. Я прекрасно помню время, когда он занимал пост 1-го секретаря Ленинградского обкома. Но это была фигура, воспринимавшаяся, так сказать, анекдотически. Людей воевавших в то время было очень много, практически все мужчины призывного возраста, жившие в 1960–70-е годы, так или иначе прошли войну– поэтому это не было специально каким-то таким определяющим качеством человека. Сейчас действительно этих людей осталось очень мало. Во многом благодаря вот такой государственной политике постоянного обращения внимания к войне, к ветеранам и т.д., отношение к людям, прошедшим войну, оно действительно сегодня особое. А тогда это было обычно. Да большинство… как-то странно… а где ты был во время войны, если не был на фронте? Ну, или в тылу героически что-то делал. Во всяком случае, все воевали. Поэтому я прекрасно помню, это фигура, про которую много рассказывали анекдотов, про которую как-то говорили, что она особенно ничего не определяет. Он был довольно такой номинальный член политбюро. Я не претендую, что я знаю реальную раскладку политических сил в политбюро в те годы, какое там место занимал Романов, но в бытовом народном сознании он абсолютно не был кем-то, кто пользовался популярностью в народе, какой-то особой любовью, что-то такое сделал. Пускай даже это будет некоторая мифологема, но я не помню ни малейших намеков на то, что он был бы как-то интересен кому-то, поэтому я бы пожал плечами на установку такой мемориальной доски. Я думаю, что это в основном инспирировано опять-таки современными коммунистами, которые, пользуясь тем, что большинство людей уже плохо помнят те времена, а молодежь и вовсе не помнит, могут из такого малозначительного лица, типичного номенклатурного советского работника сделать фигуру сколько-то значимую, героическую, не знаю, придать какое-то значение.
М.Лобанова: К этой же теме можно подобрать и следующий вопрос, такое возражение, которое, кстати, как-то прозвучало от лиц, на самом деле принимающих решение по топонимам в Петербурге, от властей. Почему сейчас нельзя возвращать названия, убирать какие-то советские топонимы, даже если они противоречат нравственности. Потому что мы уважаем поколение ветеранов. Вот давайте подождем (прямо вот так и было сказано), пока они умрут, а потом новое поколение будет уже принимать решения, как им жить, на кого ориентироваться, с какими именами идти в будущее.
Прот. А.Степанов: В общем-то в этом есть определенный оттенок гуманности, конечно: люди, как бы они не жили, когда-то были молоды, были сильны, что-то делали, работали, чего-то добивались, они привыкли жить в определенной стране, в определенных условиях, в определенной системе координат, скажем так. И конечно, для любого человека, которому приходится уже в пожилом возрасте переживать какие-то радикальные перемены, это трудно. Эти перемены воспринимать достаточно трудно. Ну вот видите, если мы, опять-таки, откатимся на 100 лет назад и подумаем о ветеранах турецких каких-нибудь войн, японской войны и прочее, которые оказались вышвырнутыми из своих квартир, сосланными уже именно в старом, преклонном возрасте, у них отобрали все их ордена. Вот у моего деда, он был молодой человек, правда, у него отобрали Георгиевский крест, отобрали золотое оружие и т.д. – то, что он своей кровью получил в Первую мировую войну. И так поступали с большинством, то есть человек воевал, был офицером – это уже было достаточным основанием, чтобы его к стенке поставить. Кого-то и ставили, кого-то нет. Во всяком случае, если мы посмотрим, как эта власть обходилась с людьми старшего поколения, заслуженными, которые ни в чем не были собственно виноваты, то увидим гораздо более жестокие примеры. И вот теперь мы для того, чтобы упокоить старость тех людей, которые сегодня ориентируются, привыкли ориентироваться в своей жизни вот на тех самых злодеев как на личностей идеальных, положительных, во всяком случае… – что более безнравственно? Для меня это вопрос очень серьезный. С одной стороны, не хотелось бы повторять и поступать жестоко по отношению к старым людям, с другой стороны, прославляя имена тех, кто поступал таким образом и гораздо более жестоко, чем просто улицы переименовать… Если бы вся революция заключалась только в переименовании улиц и назвали бы их именами революционеров и все – было бы не так страшно. А главное, что растет следующее поколение, которое опять-таки… Ведь понимаете, сегодня очень многие люди были еще не старыми, когда начались перемены в нашей стране, 1980-е годы, скажем, но они уже достигли преклонных лет сегодня и все это время они продолжали каким-то образом воспитывать своих детей, своих внуков и т.д. Соответственно, формируется следующее поколение людей с примерно такими же взглядами, с такими же жизненными ориентирами. И если не предпринимать в какой-то момент, наконец, шагов по изменению вот этой внешней системы координат нравственных, этических, общественных, то мы будем все время воспроизводить одну и ту же систему, будут появляться новые ветераны, уже, так сказать, следующих поколений, которые тоже привыкли жить на улице пресловутого Бела Куна, или Дыбенко, или Крыленко.
М.Лобанова: Но вот к счастью, кстати, у нас большинство людей очень искренне отзываются на сбор подписей, в частности, даже старички, которые уже ручку еле в руках держат, меня это потрясает, петербуржцы, и какие-то старички, которые хотят волонтерами работать, это удивляет, потому что больше, на самом деле, какой-то важности ситуации в топонимике понимает почему-то старшее поколение…
Прот. А.Степанов: Я думаю, что те люди старшего поколения, которых реально коснулась жизнь железным перстом в ХХ веке, они очень хорошо понимают. К сожалению, я полагаю, что это не большинство, судя по тому, что я слышу и вижу в средствах массовой информации. У меня создается впечатление, что, конечно, старшее поколение более расположено к такой консервативной установке: не менять что-то, а наоборот, увековечивать то, что было – не важно, хорошее или плохое, это было и я к этому привык. Всегда в обществе меньше людей, которые живут, размышляя вообще о жизни, о своей жизни, о жизни общества, народа и т.д., а не живут какими-то штампами, стереотипами, клише, которые были усвоены в молодые годы, и он так идет по жизни вот с этими клише: это белое, это черное, и я ничего пересматривать не буду. Разумеется, подписывают, я думаю, те люди, которые тогда и сейчас продолжают жить активно по-настоящему, хотя бы просто осмысливая, что происходило, что происходит сейчас, и вот это есть подлинно жизнь.
М.Лобанова: Да, но это от возраста не зависит, в любом возрасте можно быть равнодушным человеком и неравнодушным тоже. В любом. Вот последний вопрос в завершение передачи, многого не успеваю спросить. Но все-таки еще говорят люди, которые, может быть, не живут, собственно такой воцерковленной жизнью, но что-то думают о Церкви и часто возникает такое возражение: ведь Церковь, она же должна учить миру, чтобы все любили друг друга, чтобы все дружили, никто не спорил, не враждовал. Ну, вот зачем вы сейчас говорите, что Бела Кун плохой, Дыбенко плохой, Ленин плохой, Сталин плохой. Все же готовы были вот-вот помириться, а вы опять начинаете. Разве Церковь не должна говорить, что мир в душе. Топонимы – да бог с ними, это же внешнее, ну хожу я по улице Белы Куна, ну и что? Церковь ведь должна учить чему-то высшему. Мы должны учить миру. Давайте прекратим эту гражданскую войну и заживем наконец хорошо.
Прот. А.Степанов: Это, действительно, очень расхожая точка зрения о роли Церкви, вообще о христианстве. Конечно, христианство – религия любви. Но если мы читаем Евангелие, мы там встречаем очень определенные слова самого Христа, например. Он говорит: «Не мир принес я, а меч». Не в том смысле, что Он принес войну, что Его замысел и цель была принести войну, но Его замысел был – отделить, отделить, как мечом, как апостол Павел говорит, разделяется мясо от костей – разделить ложь и истину, разделить добро и зло. И вот в этом прежде всего задача Церкви – быть свидетелем истины, свидетелем Божьей правды. Просто такое примиренчество всего со всем, нравственного и безнравственного, доброго и злого, жестокого и милосердного – это путь в никуда и христианство вовсе к этому никогда не призывало. Поэтому, я думаю, Церковь всегда должна прежде всего свидетельствовать о правде Божией на земле, что она если и не исполняется, то она, по крайней мере, возможна и к ней нужно стремиться. И называть вещи надо своими именами, нельзя ничего замалчивать, нельзя ничего скрывать, все тайное становится явным. По-настоящему плодотворный путь – это быть абсолютно честным по отношению прежде всего к самому себе. Если каждый человек в обществе становится таким честным, то общество будет другого качества. Если мы делаем вид, зная, что что-то плохо, – ну ничего, ради мира потерпим, – когда это становится слишком общим местом, когда это делается в масштабах страны, тогда это становится опасным, это становится угрозой для существования всего такого общества вообще. Тогда становится возможным все. Мы возмущаемся воровством, коррупцией, казнокрадством и т.д., продажностью чиновников, ну а как может быть что-то другое на почве неправды, которую мы не обличили, которую мы не назвали своим именем. Ну так давайте тогда… а что мы все кричим, что у пенсионеров пенсию отобрали – ничего, ради мира потерпим, ничего страшного, подумаешь, жить можно, с голоду не умираем, ну хорошо, ради мира потерпим. А те получают много. Понимаете, когда затрагивается шкурный интерес, конкретный интерес – у меня отобрали деньги, я всю жизнь работал, у меня отобрали – здесь как-то чувство справедливости, нравственное чувство оно работает в полную меру. Но как только это касается тех людей, которые когда-то погибли, когда-то потеряли больше, чем какую-то сумму денег в результате всех этих страшных событий ХХ века, – здесь давайте это как-то забудем, ради мира все это спишем. Вот закон духовной жизни говорит о том, что так не бывает. То зло, то беззаконие, которое творится, никуда не уходит, оно должно пройти через покаяние, через перемену ума, начинается она всегда с самого человека, с меня самого. Если этого не происходит, то никакой перспективы в будущем у нас нет.
М.Лобанова: К сожалению, наша передача подошла к концу. А вот сейчас мне очень сильно захотелось Вам задать еще один вопрос, который в эфире радио звучит, на прямых эфирах, на который я так и не услышала четкого ответа: а вот Вы говорите о каком-то покаянии, а в чем мне каяться, я лично никого не расстреливал. Надеюсь, у нас еще будут встречи с отцом Александром и я попрошу все-таки Вас ответить, потому что часто такой вопрос задают. А сейчас я хочу еще раз напомнить, что цикл программ «Возвращение в Петербург» и проект радио «Град Петров» продолжается, и мы призываем всех слушателей принять в нем участие, прежде всего жителей тех улиц, названия которых противоречат христианской совести и вообще общечеловеческой морали. Обращайтесь на радио, и мы вместе с вами будем активно выражать свою позицию, передачи делать, встречи устраивать и подписи собирать. И надеемся, что наш народ все-таки возродится в своих лучших качествах и мы вернемся все-таки в Петербург в лучшем, прекраснейшем смысле этого слова.
Передачу вела Марина Лобанова. Мы беседовали с главным редактором радио «Град Петров» протоиереем Александром Степановым. До свидания.