Программа Марины Лобановой
«Встреча»
Тема: обсуждение фильма «Жила-была одна баба»
Гость: историк Кирилл Михайлович Александров
Эфир: 17 и 24 декабря 2011 г.
АУДИО
В 2011 году вышел художественный фильм «Жила-была одна баба», сценарист и режиссер – Андрей Смирнов. Подзаголовок (или слоган) фильма: «Те, кто не помнят прошлого, обречены переживать его вновь…»
М.Лобанова: Программа «Встреча» на волнах радио «Град Петров». Дорогие друзья, здравствуйте! В студии Марина Лобанова, и сегодня мы будем обсуждать кинематографическую премьеру, которая прошла в кинотеатрах, фильм «Жила-была одна баба» режиссера Андрея Смирнова. Фильм посвящен русскому крестьянству Тамбовской губернии. И обсуждать этот фильм мы будем с историком Кириллом Михайловичем Александровым. Кирилл Михайлович, здравствуйте!
К.Александров: Здравствуйте, Марина Николаевна! Здравствуйте, уважаемые радиослушатели!
М.Лобанова: Фильму предшествовала достаточно серьезная рекламная кампания, и Андрей Смирнов много выступал, давал интервью, объяснял, что он хотел этим фильмом сказать. И говорил очень важные слова. Слова эти были продуманы им, как он сам говорит, на протяжении 30 лет. 30 лет он думал о том, как снять этот фильм, как сказать о чем? О трагедии русского крестьянства? О трагедии России? Фильм охватывает историю с 1909, по-моему, по 1921 год. Как сказал режиссер и сценарист этого фильма Андрей Смирнов, ему не сразу пришла мысль, как эту историю показать, – показать глазами простой русской бабы. Поэтому фильм так и называется «Жила-была одна баба». Фильм исторический, но в то же время это фильм-притча. И все-таки, наверное, нужно начать с каких-то исторических реалий. Вот как Вам, Кирилл Михайлович, показалось, – в этом фильме исторические реалии этого времени, крестьянский мир, вообще история России, которую мы так мало знаем снизу и глазами обычного человека, показаны ли насколько подлинно, насколько реально? Попадаем ли мы в тот мир, который действительно был?
К.Александров: Меня поразил этот фильм, во-первых, своей малобюджетностью. Поразительно, насколько, в общем, видно, что денег не хватало на какие-то более важные, глобальные проекты, ограничивались какими-то постановочными зарисовками, и тем не менее этот фильм, на мой взгляд, безусловно, получился. Андрей Смирнов известен, конечно, в первую очередь, по фильму «Белорусский вокзал», который тоже произвел очень сильное впечатление, в первую очередь, за счет блестящей актерской игры тех актеров, которые там снимались тогда. Так вот, этот фильм получился даже при маленьком бюджете. И если говорить о главном (в кавычках) «киношедевре» Никиты Михалкова «Утомленные солнцем–2», на который были потрачены какие-то десятки миллионов евро, видно, насколько провален Михалков по сравнению вот с этим фильмом, достаточно скромным с финансовой точки зрения. Малобюджетность компенсируется, на мой взгляд, и очень качественной режиссурой, и конечно, великолепной актерской игрой. Там есть несколько блестящих актерских работ, в том числе и эпизодических. Еще раз говорю, я не киновед и, в общем-то, не кинокритик, я в данном случае как зритель говорю, но меня волнует, бесспорно, любой фильм, который снят на историческую тему. Любой историк, конечно, смотрит его, на самом деле, не с точки зрения даже соблюдения исторических реалий, а с точки зрения того, насколько реалии, показанные в фильме, согласуются с тем, как эти реалии воспринимает тот или иной ученый.
Теперь по поводу того вопроса, который Вы поставили. Вы знаете, там есть какие-то исторические ошибки, детали, на которые меньше всего обращалось внимания. Например, в самом конце фильма, это кульминационная сцена карателей в тамбовской деревне вот этой, один из чекистов, командиров этого карательного отряда выступает и говорит: «Мы заносим ваше село на черную доску». Этот сленг, термин не 1921 года, а 1930-31, периода коллективизации уже. Чернодосочники, черная доска. И в первую очередь, это было, конечно, распространено на юге РСФСР – Дон, Кубань – вот тогда, в период коллективизации. Это понятие периода коллективизации.
Антоновцы, перед которыми поет песню Юрий Шевчук – об этой песне обязательно отдельно нужно сказать, это очень интересная находка, на мой взгляд, режиссера, – а вот эти парадные части их, первые, они больно хорошо, конечно одеты. Хотя очень хорошо показано, что то ополчение, которое идет за ними, босое, с вилами – это все реально, так оно и было.
Но видите ли, в чем дело, все это на самом деле не так важно, потому что фильм снят не про чернодосочников, не про то, как были одеты антоновцы. Это, знаете, такой эффект кинопоказа… Мы говорили, обсуждали фильм «Адмирал». И вот что интересно было – если исторический фильм не удается, тогда любой историк начинает хвататься за исторические детали и говорить: «Вот это неправильно, это плохо, это нехорошо, ужасно…» А если фильм удается, то вот эти какие-то ошибки в исторических деталях, – они, на самом деле, не так заметны и начинают приобретать второстепенное значение. Поэтому, я еще раз говорю, какие-то там проколы, в общем, не важны. Кстати, надо сказать, что блестящий был, конечно, исторический консультант у этого фильма, фамилия которого в траурной рамке в конце в титрах указана, – Владимир Самошкин. Это историк, самый крупный специалист в России по Тамбовскому восстанию, который и выпустил на сегодняшний день единственную более или менее полную, описательно-содержательную монографию об антоновщине. Это не значит, что других книг и исследований не будет, но эта была одной из первых и, на мой взгляд, пока лучшей. Например, я ею активно пользовался, когда мы делали наши программы, посвященные антоновщине. Виктор Сергеевич Правдюк, наш петербургский режиссер-кинодокументалист привлекал Самошкина для работы над своей программой «Охота на волков», тоже посвященной тамбовщине. То есть в нашем постсоветском кино, я бы сказал, это единственный случай, когда режиссер фильма, снимая на какую-то тему, вернее, снимая события на фоне исторической темы, привлек консультанта-специалиста.
М.Лобанова: Но вот фильм «Поп» консультировал историк Константин Петрович Обозный, и когда он об этом фильме рассказывал у нас на радио, он говорил о том, что, конечно, очень мало из того, что говорят историки, режиссеры учитывают. Здесь не так?
К.Александров: Здесь, видимо, не так. Потому что совершенно понятно, что консультант нужен режиссеру для того, чтобы не было явных перекосов. Но самое главное, собственно, если режиссер снимает кино на историческом материале, то любая сцена может быть выдумана, это естественно, потому что это кино. Но она должна быть реалистичной: «так не было, но так вполне могло быть». В данном случае, если говорить вот об этой кульминационной сцене, самой главной, – может быть, это одна из самых пронзительных сцен вообще во всем отечественном кино, если брать фильмы, посвященные революции, гражданской войне и прочее и прочее, включая, кстати, и кинофильмы советской эпохи, потому что там тоже было, как отец Георгий Митрофанов говорил, «что смотреть и во что всматриваться». Так вот, если эту сцену убийства заложников смотреть внимательно, то она абсолютно реалистична. Более того, опять-таки, из того, что даже Самошкин писал, опираясь на документы, уже конкретно и с фактами из военного архива и Тамбовских архивов, там было не только так, было намного хуже.
М.Лобанова: Вы имеете в виду сцену расстрела?
К.Александров: Да. Но я имею в виду не только расстрел, но все то, что расстрелу предшествовало. Описывали и гораздо более страшные вещи. Поэтому вот как раз здесь кинореализм заключается в том, что не только так было, но было намного хуже. Заочно не очень, может быть, корректно говорить, но дорогой Виктор Сергеевич меня простит, Виктор Сергеевич боялся, что будет показано в этом фильме, что вот этой бабе тамбовской плохо жилось при Российской империи, в Первую мировую войну, при советской власти совсем плохо стало – некая такая безнадежность возникает. Или не возникает противоречия, разницы между ситуацией периода империи: там плохо, тамбовщина – еще хуже стало. Где же просвет какой-то? На что же ориентироваться? А на самом деле-то, на мой взгляд, и это очень важно – мелочи играют колоссальное значение, – я не могу сказать, что с бытовой или материальной точки зрения бабе этой, когда она выходит замуж (первая серия этого фильма), то ей плохо жилось. Она попадает в семью не просто зажиточную, а, по большевистским меркам, кулацкую. Смотрите внимательно, что показывает режиссер: у них там и скотина, и лошадь, причем не одна, и керосиновая лампа, и, в общем-то, достаточно добротная одежда, и добротный дом с замкнутым внутренним двором – это как раз все признаки достаточного материального благополучия. И люди, которые в фильме показаны, и сам тесть, и семья – это все крупные, крепкие, сильные люди. Поэтому если бабе-то плохо жилось, а мы видим – и это тоже, между прочим, тема для очень многих рассуждений…
Когда я смотрел первую серию и ойкал внутренне через каждые 10 минут, ойкал от того, что на экране показывалось, то мне на ум приходили слова Константина Леонтьева, одного из самых потрясающих, своеобразных, ярких мыслителей XIX века, который как-то сказал, что Христа-то на Руси еще не проповедовали в XIX веке. Так вот, хотя там показаны и люди, которые спешат в храм, и богомолье, как мне кажется, Смирнову удалось показать (если сейчас за рамки вынести) фильм не о красных и белых, грубо говоря, и не о зажиточности и интенсивности развития русской деревни в период столыпинской модернизации, если штампованным языком говорить, а фильм как раз о том, что в отношениях между людьми до большевистской революции было очень мало Христа, Христос мало там присутствовал. Можно в Бога-то веровать, признавать Сущность, но Христа тем не менее совершенно не видеть в другом человеке, равнодушно к нему себя ощущать. И вот именно отсутствие Христа в этих отношениях привело к тому страшному самоистреблению и к той доктрине, которую у нас называют большевизмом. Бесспорно, конечно, очень хорошо, что этот фильм показан даже, может быть, не без умысла, накануне выборов, в надежде, что те, кто его посмотрит, за коммунистов не пойдут голосовать ни в коем случае, а по всем социологическим опросам КПРФ является главной партией, которая сейчас отбирает голоса у «Единой России». И может быть, тут даже не без умысла это показано. Понятно, что это невозможно, потому что это опять, в общем, является… Ведь любой человек это посмотрит и скажет: это мой голос является оправданием вот этих зверств, на самом деле. И вот здесь-то как раз очень важная мысль, о которой писали русские философы, что большевизм – это доктрина, которая отрицает Христа, Христа в человеке и человека, естественно, как самоценность. И вот это мы все видим, но это результат какого-то неправильного развития нашего общества, нашей страны. Поэтому фильм не о том, что бабе плохо жилось в Российской империи, а о том, что человеческие отношения, в том числе и в Российской империи, в том числе на уровне того сословия и той части населения, которая составляла три четверти, по переписи 1897 года 77% крестьяне составляли, они были не просто далеки, а совсем далеки от Евангелия, Евангелия как каких-то отношений между людьми, которые должны быть. Про это, мне кажется, фильм.
Вы знаете, в советское время очень хорошо умели снимать телесериалы, причем с очень хорошим составом актеров, «Тени исчезают в полдень» можно вспомнить. Мне кажется, что если была бы у Смирнова возможность, были бы у него деньги – вот из этого фильма сделать бы серий 12-15 полнометражных и показывать их по вечерам. Вот это было бы вообще культурное событие! Я читал интервью со Смирновым, на форумах люди обсуждают – те, кто имеют отношение к постановке картины, говорят, что многое пришлось сократить, потому что не влезало в киноформат, видно, что какие-то связующие вставки отрезаны, и это должно было остаться на самом деле, бесспорно.
Теперь что касается реалий. Я еще раз говорю, когда кино смотрит историк, тем более, если он смотрит кино, которое касается тематики, в которой он считает себя сведущим, любой человек субъективен, он, конечно, подсознательно, на самом деле, проверяет, совпадают ли его внутренние представления об этих событиях – потому что у каждого историка есть какое-то видение, кто тамбовским восстанием занимается – совпадает ли это видение с тем, что показано на экране. Вот здесь я еще раз хочу сказать, что, на мой взгляд, это совершенно было что-то такое… потрясающий эффект психологический, потрясающий, с появлением Шевчука на экране, который там 3 минуты в кадре. Во-первых, Юрий Шевчук – это человек, который сейчас занимает активную гражданскую позицию. И он миссионер, скажем так, то есть используя эти многотысячные стадионы, которые он собирает (а не многие уже на это способны), несмотря на свой возраст, он пытается говорить своим творчеством и в общении между песнями с аудиторией на значимые социальные темы. Никто не скажет, что он «капусту стрижет», выражаясь языком шоу-бизнеса, он разговаривает с людьми. И то, что это человек яркий, креативный, хотя это слово мне очень не нравится, это совершенно бесспорно. Но вот он двигает какую-то совершенно определенную идею, и она созвучна, например, тем взглядам, которых я придерживаюсь, социальным, политическим и т.д. А идея эта очень проста – человек должен быть личностью, не сдаваться ни в каких обстоятельствах, бороться за то, чтобы с его достоинством считались, и главная идея, что государство должно в гражданине своем ценить достоинство. Не гражданин для государства, человек не может быть удобрением, общество не может быть удобрением для государства. Вообще беда России, мы об этом в программах наших говорим, в том, что очень долго в русской истории общество было удобрением для великих целей – будь то идея империи или идея великого Советского Союза, не важно.
Мог ли такой человек, как Шевчук, ехать впереди тамбовских повстанцев и петь песню, да еще произносить антиленинскую речь, в которой, кстати, очень приличный текст: «Ленин змей» – говорит Шевчук. Очень даже может быть. Но вот, как мне кажется, гениальность Смирнова (я тут не найду другого слова) заключается в том, что он не просто Шевчука вывел в этот кинофильм – мало ли у нас талантливых рок-певцов, – а в том, какую песню он вложил в его уста. Когда я услышал, я подумал, что… честно говоря, у меня начались видения какие-то. Потому что у меня было такое впечатление – без всяких рисовок, но мне казалось, что, кроме меня, об этой песне забыли навсегда и все. Я ее пою лет 30, наверное, под нос себе, причем первый куплет пел детям своим в качестве колыбельной. И сын у меня старший тоже ее поет, но на уровне первого куплета. Потому что в свое время, когда я еще в школе учился, в 6 классе Луи Буссенар «Сорви-голова» произвел неизгладимое впечатление – это одна из самых любимых книг не только моего детства, но и современного, взрослого какого-то состояния. Потом, когда я уже изучал историю России, какую-то частную бытовую жизнь русской интеллигенции рубежа веков, я с изумлением выяснил, что, оказывается, когда была англо-бурская война 1898-1902 гг., как раз вот эта песня «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне», которую поет Шевчук, она была очень популярна в кругах интеллигенции, школьников, гимназистов, студентов. Ее пели.
М.Лобанова: Как известно, в России сочувствовали бурам.
К.Александров: Как и во Франции, потому что Франция была главным союзником, сочувствовали бурам, понятно…
М.Лобанова: Песня в России ведь написана.
К.Александров: Это перевод, мне кажется, потому что ее во Франции, на самом деле, пели тоже на французском языке, мне кажется, что это перевод. Во всяком случае, я не буду на эту тему говорить, это можно выяснить. Мне важно, что песня производила совершенно потрясающее впечатление. И вот я возвращаюсь к тому, с чего мы начали, – по поводу исторических реалий. Я абсолютно убежден в том, что, конечно, тамбовские повстанцы, учитывая уровень образования, знания об окружающем мире и прочее, эту песню петь не могли. Но среди командиров-антоновцев, среди людей, которые были в оперативном штабе представлены, было невероятное количество представителей вот этой самой народнической интеллигенции, которые эту песню не просто знали, но она пользовалась у них популярностью, они могли ее петь, и они волне спокойно могли научить ее петь вместе с этими самыми тамбовскими мужиками. Поэтому вот этот симбиоз появления Шевчука – вот опять-таки, все производит довольно тяжелое впечатление, – и вот режиссер дает какую-то разрядку. Казалось, когда уже все: и продразверстка и все – тоже совершенно блестяще снятая сцена, блестящая, я считаю, эпизодическая роль, крестьянина, который говорит: «Вы с нашей земли убирайтесь, житья от вас никакого нет!» – прекрасно сыграна. И вот на этом фоне потом появление Шевчука – (использую избитый штамп) луч света в темном царстве, потому что, как ни странно, Шевчук производит оптимистическое впечатление, своей несломленностью, несгибаемостью, постоянностью, последовательностью, харизматичностью на фоне обреченности всеобщей. Здесь даже возникает какая-то надежда, может быть, это специально на контрасте Смирнов сделал. И появление Шевчука, а не какого-то другого Тютькина, и самое главное, то, что Шевчук поет именно эту песню, – три эти фрагмента сложились в какое-то потрясающее впечатление. Вот проезд антоновцев, потом показывают босых людей с вилами, которые идут за более или менее обмундированной частью, – это одна из самых сильных сцен фильма, которая вообще за рамки фильма даже выходит. Ее можно на уроках в школе использовать, без каких-то даже комментариев, не говоря, откуда это. У меня на этот момент, когда я смотрел, возникло ощущение попадания в десятку – так могло быть, это реалистично. Хотя, я еще раз говорю, не вдаваясь в подробности: кто во что обмундирован, у них зеленые углы, ромбы на рукавах, зеленые косые на фуражках и папахах ленты пришиты, хотя на самом деле они были красные, а не зеленые в реальности и прочее, ведь знаки различия у них были похожи на знаки различия Красной армии в повстанческой армии Тамбовского края. Но это второстепенным становится. Вот это явление Шевчука народу в этом фильме – это очень удачный, как мне кажется, режиссерский ход, тут такое яркое, на самом деле, реалистичное впечатление. Тут, конечно, качества самого Шевчука сыграли роль.
Вы спрашиваете меня, соответствует ли фильм реалиям? Я отвечу, что так вполне могло быть. Там есть какие-то второстепенности, частности, которые теоретически можно поправить, но все, что на экране показано, – это убедительно. На мой взгляд, нет как раз какого-то вранья, как это в фильме «Адмирал» присутствует, где Лиза Боярская ведет так себя, как никогда не могла себя вести Тимирева: не так ходит, не так говорит, не так курит, все не так. Здесь – убедительно. Я читал интервью с исполнительницей главной роли, Варварой (я, к сожалению, забыл фамилию)…
М.Лобанова: Дарья Екамасова.
К.Александров: Да, Дарья Екамасова. У нее спрашивали, что самое сложное было на съемках в этом фильме. Она, по-моему, честно сказала, что самое сложное было подойти к корове. Но здесь мы не видим, совершенно не производит впечатления. Она, конечно, очень талантливая, мне кажется, актриса, и игра ее совершенно замечательна. Как раз ее роль и несколько второстепенных ролей на меня очень сильное впечатление произвели. И на фоне этой психологической реалистичности, как мне кажется, какие-то второстепенные исторические ошибки, еще что-то, недоделки – тонут, куда-то уходят, они, в общем, не становятся препятствием.
Очень понравилась мне сцена, когда священник… Меня совершенно поразил Шиловский. Во-первых, я был убежден, что он давно умер, честно говоря. Во-вторых, он мне представлялся человеком, который играл какие-то инфернальные роли, честно говоря, то какого-то он играл, еще в 1970-е годы, помню, в «Следствие ведут знатоки» старшего сына в какой-то семье, семья жульничает, и он играет человека, закончившего торговый институт и занимается мелким воровством, младший брат его пытается вытащить из тюрьмы… То он играл какого-то капитана советского торгового флота, которого на греховных слабостях завербовали сотрудники ЦРУ за границей… То он играл прокурора американского суда, изображая из себя американского супермена, в своем собственном фильме «Вердикт», у него неплохо это получалось. И вдруг здесь он мне очень понравился. Я был, честно говоря, поражен, хотя, еще раз говорю, я не кинокритик. Сцена, когда он с Варварой разговаривает, на исповеди, вот они примерно показывают, какая исповедь была, по крайней мере, здесь. Не значит, что она была только такая, но такая она была тоже, когда вся исповедь: «Слушаешься ли мужа? Не болеешь ли чем? А как тебя вообще зовут?» Вспоминает имя этой крестьянки, которую исповедует, и даже не может вспомнить ее имени. Вообще здесь тоже есть какой-то режиссерский ход, потому что разные герои на протяжении фильма пытаются вспомнить имя этой женщины. И они его не помнят. Оно у них выскакивает. То есть такое впечатление, что эта несчастная Варвара, в известной степени, становится образом, не побоюсь этого слова, может быть, России – повод тоже для какого-то размышления, разговора.
М.Лобанова: Да, этот образ, конечно, бросается в глаза. То, что фильм не только очень правдоподобен с исторической точки зрения… хотя здесь, наверное, можно о каких-то деталях, действительно, поспорить. Особенно, образ крестьян: фильм разделен на две части: первая – до революции, вторая – сразу же после, 1919-й год…
К.Александров: Даже не после революции.
М.Лобанова: Да, первая – до, вторая – после, когда до крестьян революция докатилась. И конечно, второй очень сильный момент, что это фильм-притча. Все здесь – это образ, это символ, это то авторское слово, та идея, которую хочет выразить автор, сценарист и режиссер Андрей Смирнов. И конечно, эта женщина, Варвара, это образ России. Все это сразу отметили, тем более, что еще наши философы знаменитые говорили, что Россия это, конечно, русская баба, это существо женского рода. И Розанов писал о вечно бабьем в русской душе, и много кто. И здесь, конечно, этот образ обыгран. Фильм очень натуралистичный, то есть смотреть его с детьми, допустим, нельзя, но это тоже такой режиссерский ход, для того, чтобы показать обычную простую жизнь. Но, на мой взгляд, автор фильма Андрей Смирнов все-таки здесь перестарался, и так получилось, что многие люди, в этом фильме, того, что хотел автор сказать, режиссер сказать, вообще не увидели. Они просто затмили. Люди выходят – они ничего не увидели, они не увидели трагедии крестьянства, они не увидели России, они не увидели даже красоты этого фильма. И это, конечно, мне кажется, ошибка Андрея Смирнова.
Но если говорить о другой стороне его фильма, о его идее, о его символичности, то здесь тоже ведь очень много можно сказать о том, как Андрей Смирнов на это смотрит. Человек всю жизнь над этим думал, он сам оттуда родом, он оттуда, его семья, предки оттуда, с тамбовщины. И 30 лет он думал над этим фильмом. Андрей Смирнов действительно талантливейший режиссер, и здесь он это показал, что это крупнейший режиссер современного отечественного кинематографа. Наверное, нужно прислушаться к тому, какой итог он из этого вывел. В фильме приводится образ града Китежа, он через весь фильм проходит насквозь, и если говорить об образе России дореволюционной, вот как Вы говорили, многие люди ждали: была прекрасная Россия, потом она рухнула… А не было прекрасной России, в общем-то…
К.Александров: Вот слова беглого монаха, который стирает свою рясу в речке и говорит о том, что «окаяннее нас народа в целом свете нет». И это никакая не русофобия, на мой взгляд, хотя, конечно, вот эти наши псевдопатриоты, сталинисты и прочая шушера начнут орать о том, что это русофобия, это грязь на русский народ, еще что-то…
М.Лобанова: Кстати, я хочу сказать, что четко поняли, что это антисоветский фильм, только коммунисты, которые так и говорят: «Я за советскую власть! Это очередная антисоветская пасквильная гадость!» Но люди, которые не относятся к коммунистам, вообще, может быть, относятся к ним отрицательно, действительно увидели в этом фильме много чего такого, что, в общем-то, антисоветскую позицию автора они поставили на последнее место, не актуализировано это. Поэтому здесь, мне кажется, немножко нужно было по-другому расставить акценты. Но образ града Китежа – я не до конца вообще понимаю, как он здесь может быть приложим. И в конце, когда мы видим, что этот мир, крестьянский мир доходит до своего какого-то предела, этот мир гибнет, эта вода, потоп, который все смывает, все, что было показано. А еще все-таки нужно под конец передачи вернуться к тому, что же было показано. Фильм очень красивый! Он прекрасный, его картинки можно смотреть просто как отдельные произведения искусства. Здесь хочется вспомнить, по-моему, никто еще этого не говорил, прекрасные фотографии Прокудина-Горского. Делались несколько стеклышек и давали цветную фотографию в начале века. И это было сделано и самим этим талантливым фотохудожником Прокудиным-Горским, и по заказу государя Николая II, это были картинки: пейзажи, дома, люди Российской империи, разные национальности, разные места. Прокудин-Горский объехал всю Российскую империю и сделал множество этих фотографий – есть этот архив, можно посмотреть в интернете. И эти фотографии, понимаете, там некоторые кадры по цвету передают все цвета той России. Есть потрясающие, очень красивые кадры. Потом еще что там есть – язык. Они говорят удивительным языком русского тамбовского крестьянства. Даже современные люди, смотря этот фильм, не всегда понимают, что говорят. И это тоже большое достоинство этого фильма, именно, что тот самый, подлинный язык. И конечно, мир крестьянства, который многим показался грубым, жестоким, варварским. Само имя Варвара, да, это же варвар. Ей все говорят: откуда ты взялась, ты какая-то глупая, ничего не понимаешь? Если мы возьмем образ России, которая не просвещена, нам много станет понятно.
Еще нужно сказать, что очень красивая одежда, и крестьянская одежда красивая. Наверное, так все-таки не одевались крестьяне каждый день, как они?
К.Александров: Нет-нет. Вот как раз, между прочим, я бы сказал, что одежда, как мне кажется, там показана верно, хотя я не такой уж большой знаток крестьянского быта Тамбовской губернии периода столыпинской модернизации, но она уж больно чистая. Вот чуть-чуть бы ее… Вот как раз с руками, лицами более или менее нормально все, а вот одежда… Это понятно, можно понять. Она причем не изысканная, это очень важно. Полотно тканное, все грубое, но она просто чистая. Например, там сцена, одна из самых драматических, сельского праздника, видимо, июль месяц, конец петропавловского поста, может быть…
М.Лобанова: Быт, конечно, крестьян мне лично не понравился. Я тоже уж тем более не знаток, но тем не менее, я уверена: во-первых, столько не пили; во-вторых, мне кажется, крестьянские праздники были более достойными. Даже когда они на свадьбе поют песню, мне это напомнило фильм «Свадьба», где горлопанят всякую гадость, фильм снимался в Сланцах, и там вот таким же голосом. Боже мой, ну мы же знаем, допустим, у меня предки крестьяне, до меня тоже что-то дошло, какие были прекрасные песни. И любой праздник деревенский, и та же свадьба – может быть, там и был мордобой, но он был частью культуры, улица на улицу шли и т.д. И песни пелись длинные, красивые, с историей. Та же песня «Трансвааль» – все-таки есть в каких-то свидетельских воспоминаниях, попадается (я прочитала в интернете), что эту песню все-таки пели и крестьяне. Она им очень подходила – отец семейства, десять сыновей, отправляет одного за другим на войну, это все рассказывается из куплета в куплет.
К.Александров: Марина Николаевна, я так скажу. На счет того, пили много, не пили, – это вопрос спорный. Вот о чем речь-то: так вполне могло быть, понимаете. Это не значит, что было только так.
М.Лобанова: В общем, как-то он тут сгустил, конечно, черные краски, мне не очень понравилось. Но все-таки, мне показалась важной Ваша мысль, и я призываю всех, кто будет смотреть этот фильм, прислушаться к Вам как к историку, все-таки разделять пласты своего восприятия. Эмоции эмоциями, а дело делом. Реальная жизнь – это большой дом, крепкое хозяйство. Вот эти лица хозяев этих домов – достойные…
К.Александров: Очень важно подчеркнуть – они достойные. Даже этот тесть, который производит впечатление такого непросвещенного варвара, но он вполне хозяйственный, крепкий. Там лица не инфернальные показаны – вот это очень важно тоже. Как раз вот этот красноармейчик, который рассказывает очень убедительно, кстати, тоже очень сильный момент на уровне народного восприятия: Ленин на самом деле в Китай сбежал, на 2 миллиона казенного жемчуга прихватил, а у него там в Америке трактир и два паровоза. Очень такое убедительное лицо, выражение. Кстати, все эти крестьяне накануне Первой мировой войны, жители этой деревни – как раз лица-то показаны вполне производящие впечатление доброе, хорошее, на самом деле. Но все равно возникает это ощущение. Главная-то проблема, видно, – я просто об этом всегда говорю, и фильм меня только укрепил как раз в этой мысли, хотя, может, кино это не лучшая для историка форма поддержки его каких-то взглядов, – главная проблема России была в образовании, в просвещении, в христианской проповеди в начале ХХ века. Я имею в виду России, в первую очередь, конечно, сельской.
М.Лобанова: Да, кстати, здесь показан только крестьянский мир. Мы не видим других слоев общества.
К.Александров: Духовенство и крестьянство. Мы видим сельских священников.
М.Лобанова: Духовенство, здесь как раз Андрей Смирнов, мне кажется, очень ярко, образно и вполне четко высказал свое мнение о роли русской Церкви в том, что произошло с Россией в 1917-м году. Очень странно, что в этом, в принципе, нарядном, очень молодом, очень живом и очень таком мире, действительно, живом…
К.Александров: Молодом – потому что страна молодая была, очень большая доля населения…
М.Лобанова: А священник такой старый, его играет как раз Всеволод Шиловский. И он – один. Ни дьякона, ни священства.
К.Александров: Нет, там было, они даже говорят, когда он зрение-то потерял, что дьякона-то в алтаре убили, а ему по голове прикладом дали.
М.Лобанова: Да. И здесь тоже образ, высказывание Андрея Смирнова, что он думает об этом. Образ достаточно прозрачный. Вот такое старое пожилое священство, очень старенький священник, в принципе, очень достойный. Но когда приходят большевики, они по голове его стукнули пару раз, и после он ослеп. Понимаете, это для Смирнова образ Церкви. Это не образ каких-то отдельных священников, мы знаем, что есть новомученики, и Андрей Смирнов тоже это знает. Но это образ Церкви в целом: один раз по голове стукнули – она и ослепла. И дальше мы не ждем проповеди, какого-то нравственного высказывания по поводу того, что творится с тем же крестьянством. Андрей Смирнов этого хотел бы, но не увидел. И он обвиняет, мне кажется…
К.Александров: Я здесь поспорю, потому что, когда они хотят закапывать красноармейцев в церковной ограде, он, будучи уже слепым, возражает и говорит, что здесь только господский склеп, и священники там лежат, и дьяконы, которые служили, а нехристей надо за оградой хоронить. Потом он иконой же благословляет тамбовских повстанцев, как раз уже будучи невидящим человеком.
М.Лобанова: Да, мне кажется, важно еще сказать то, что я увидела как отражение мысли Андрея Смирнова. Мне кажется, это отражение мысли должно быть близко многим людям, которые хоть чуть-чуть соприкасались с историей России начала ХХ века. Мы видим необразованное крестьянство, оно очень живое, с каким-то потенциалом, хотя кто ж его знает, когда так все кончилось. Не видим, наверное, других слоев общества, но, в принципе, вот что-то не очень хорошее, а особенно после революции, мы видим каких-то большевиков, там китаец, там еврей, там еще какие-то люди – все там представлено у Андрея Смирнова, что называется, галочки поставил каким-то историческим реалиям. Но вот образ того, скажем так, достойного ответа на гадость большевистскую, которая Россию заполонила, дают только военные. В принципе, такой чистый, светлый, правильный образ людей, которые ведут себя достойно, бескорыстно делают свое дело, без какой-то личной выгоды, приходят в храм, в храме тоже ведут себя достойно, этот образ абсолютно ничем незамутненный, все, чем, кем Россия ответила на эту заразу, – были военные. Вот это, мне кажется, верная мысль, которую он показал очень наглядно. Мне это очень понравилось.
К.Александров: Мы говорили в наших программах, посвященных Тамбовскому восстанию, о том, что среди тамбовцев и командования было довольно много бывших офицеров. И вот те из них, которые смотрятся в первых рядах тамбовской армии, да, они вполне, вполне…
М.Лобанова: И последние кадры фильма – теперь мы возвращаемся к его концу – последние кадры фильма – потоп. Не понравился мне образ града Китежа, все-таки я не согласна.
К.Александров: А мне кажется, что дело-то вообще не в граде Китеже, а в том, что вот эта вода, которая захлестывает всех участников этого фильма, героев, в конце – это… ведь что потом воцаряется, последние, совсем последние кадры – идиллическая картина, залито все, речка, деревья, один блаженный только вылез…
М.Лобанова: А вот это очень важно.
К.Александров: Мне кажется, о чем идет речь… Все это – воды забвения. Мы забыли. Даже на тамбовщине могут уже не помнить, что было 90 лет назад.
М.Лобанова: Не то, что могут, он рассказывал, что нет такого места, где я не был, и нигде не помнят. Он говорит: вот здесь, вы помните, вам было 4 года, вам же родители должны рассказывать, вот здесь убили 80 человек, в том числе священника вашей церкви, здесь же их закопали. Что у вас в семье про это рассказывали? Ничего. И конечно, фильм вышел с таким девизом, рекламный слоган у фильма: «То, что мы в истории не помним, забываем – то повторится».
К.Александров: Да, да. Как человек, который забывает свою историю, обречен пережить ее вновь.
М.Лобанова: Да. И вот последний кадр фильма: воды смывают всю эту жизнь, которая уже и так разрушена, главную героиню Варвару с двумя детьми ссылают куда-то…
К.Александров: В Архангельскую губернию.
М.Лобанова: Да, как кулачку, хотя она…
К.Александров: Нет, не кулачку, а за укрывательство бандита и за обман особого отдела ЧК.
М.Лобанова: Все разрушается, и эти воды смывают весь этот мир, который в этом фильме был показан. Спасается один человек из этой воды, который будет населять эту землю вновь. Этот человек – есть такой термин – олигофрен, и это мы с вами, те, которые не помнят, что было. Вот это мысль авторская.
Таким образом, мы достаточно кратко обсудили сейчас фильм, который вышел на большой экран, фильм Андрея Смирнова, он посвящен истории русского крестьянства, а именно крестьянства Тамбовской губернии, фильм «Жила-была одна баба». Передачу вела Марина Лобанова. Фильм мы обсуждали с историком Кириллом Михайловичем Александровым. До свидания.
К.Александров: До свидания. Всего доброго.
Подготовка текста: Марина Матвеева