Программа Марины Михайловой
«Родная речь. Второе чтение»
И.А.Бунин
И вот опять уж по зарям
В выси, пустынной и привольной,
Станицы птиц летят к морям,
Чернея цепью треугольной.
Ясна заря, безмолвна степь,
Закат алеет, разгораясь…
И тихо в небе эта цепь
Плывет, размеренно качаясь.
Какая даль и вышина!
Глядишь – и бездной голубою
Небес осенних глубина
Как будто тает над тобою.
И обнимает эта даль, –
Душа отдаться ей готова,
И новых, светлых дум печаль
Освобождает от земного.
1898 г.
Бунина часто называют певцом русской природы, наследником традиций пейзажной лирики – начиная от Пушкина и через Афанасия Фета. Но особенность пейзажной лирики Бунина, на мой взгляд, заключается в том, что он всегда ставит некоторый метафизический акцент, при этом нисколько не нарушая канонов созерцательно-описательной пейзажной лирики.
В этом стихотворении – любимые мотивы Бунина. Он любил мгновения перехода: утро или вечер – гаснет день или, наоборот, начинается. Он любит смотреть в небо – у Бунина много стихов, где он говорит и о небе летнем, дневном, раскинувшемся, сияющем; где он говорит о звездном небе, о том, как оно завораживает и возвышает душу человеческую. В этом стихотворении – осенние вечерние небеса, и тоже один из знаков русской поэзии – караван улетающих птиц, как у Пушкина. Мы присутствуем при моменте, уже неоднократно воспетом.
У Бунина постепенно расцветает, крепнет в лирике тема памяти. Повторяемости. Поэтому для него отсылки к предыдущей поэтической традиции приобретают особое значение. В поэзии Бунина удивительно то, что она существует на фоне безудержного модернистского эксперимента. Бунин – современник и символистов, и акмеистов, и футуристов, и имажинистов, все они храбро экспериментируют с русским словом, и на этом фоне классицизм Бунина выглядит особенно интересно. Для Бунина подчеркнутая строгость, подчеркнутая прозрачность, верность традициям русской поэзии XIX века становится принципиальной позицией. Бунин пишет так, что слово, давно известное, с большой традицией употреблений, в том числе и поэтических, оказавшись в новом контексте, вдруг заново открывает всю свою красоту и всю свою новизну.
Бунинское стихотворение, с одной стороны, исполнено традиционных образов, а, с другой стороны, оно дает нам возможность заново пережить то, что уже известно нам из русской лирики. В этом смысле особенно важен зачин этого стихотворения:
И вот опять уж по зарям
В выси, пустынной и привольной,
Станицы птиц летят к морям,
Чернея цепью треугольной.
«И вот опять»… Что это значит? Во-первых, это значит, что снова наступила осень – это чудо, это торжество, это удивительное событие природы, когда свершается годовой круг. И вот опять пришла эта красота – «и вот опять явилась ты», как у Пушкина. Но, в то же время, «и вот опять» выводит нас из контекста личной жизни и обращает к контексту культурному. Дело не только в том, что я в очередной раз вижу, как наступает осень, и птицы отправляются в свой полет. Но я снова говорю об этом, так как говорили об этом и Пушкин, и другие великие поэты.
Еще одна особенность этого стихотворения в том, что взгляд поэта останавливается на птицах летящих, и благодаря этому поэт начинает видеть небо. Что такое небо само по себе – если в небе нет ни звезды, ни облака, ни летящей птицы? Скорее всего, мы его просто не увидим. Однажды отец Александр Мень сказал, что летящая птица или древесный лист говорит мне о Боге больше, чем сотни икон. Это удивительные слова, и здесь дело не в неуважении к иконам, а в том, что богатство и сила жизни является во всем живом, во всем сущем с такой мощью, с такой открытостью, с такой убедительностью, которая едва ли достижима в произведениях искусства. Получается, что летящая птица говорит о Боге, и здесь у Бунина такая же логика, потому что летящие птицы помогают ему увидеть небо. Он смотрит на этот осенний караван, и он погружается в небеса:
Какая даль и вышина!
Глядишь – и бездной голубою
Небес осенних глубина
Как будто тает над тобою.
Бездна. Это слово тоже отмечено в русской поэзии, и оно всегда связано со стихией, со вторжением иного мира в нашу жизнь. «Открылась бездна, звезд полна…» «И мы плывем, пылающею бездной со всех сторон окружены…». Бездна как тайна, как абсолютная непостижимость. И неслучайно о бездонности небес говорит Бунин. Но тут же он делает удивительный, новый поворот:
И обнимает эта даль, –
Душа отдаться ей готова,
И новых, светлых дум печаль
Освобождает от земного.
Оказывается, что эта бездна, которая пугает, которая заставляет человека осознать собственную малость, хрупкость перед лицом огромного океана бытия, эта бездна может обнимать с такой же нежностью, как мать обнимает ребенка, как любящий человек обнимает любимого. И тогда наступает момент внутреннего освобождения – катарсиса, если угодно:
И новых, светлых дум печаль
Освобождает от земного.
Вот он, этот метафизический переход, когда мы сначала погружаемся в созерцание русского осеннего пейзажа, а заканчивается стихотворение новым вдохом, который позволяет душе жить.
См. также:
Содержание:
01 В горах
02 В дачном кресле
03 В Москве
04 Вечер
05 Взойди о ночь
06 Все лес и лес а день темнеет
07 Всё темней и кудрявей березовый лес
08 Детство
09 Донник
10 Еще и холоден и сыр февральский воздух
11 За все Тебя, Господь, благодарю
12 Зачем пленяет старая могила
13 И вновь морская гладь бледна
14 И вот опять уж по зарям
15 И цветы и шмели
16 Люблю цветные стекла окон
17 Мистику
18 Могила в скале
19 Молодость
20 Мы встретились случайно
21 Нет солнца но светлы пруды
22 Неуловимый свет разлился над землею
23 Ночь
24 Опять холодные седые небеса
25 Отрывок
26 Первый утренник
27 Плакала ночью вдова
28 Полями пахнет Свежих трав
29 Просыпаюсь в полумраке
30 Растет растет (Сонет)
31 Сквозь ветви
32 Слово
33 Солнечные часы
34 Старая яблоня
35 Старик у хаты веял
36 У птицы есть гнездо
37 Черные ели и сосны
38 Щеглы их звон стеклянный
В цикле 38 передач.