4 августа вспоминаем богослова, пастыря, миссионера, преобразившего русское православие XX века и давшего по сей день немеркнущий образец христианской проповеди
И.Я. фон Шлиппе: Да, неологизмы и какое-то иное использование существующих слов. Наш зять, англичанин, протестант, познакомился с митрополитом Антонием в семидесятые годы, он был ещё совсем молодой епископ. Он был поражен пламенем его проповеди, при том, что он учёный, зять наш, и очень верующий человек. Он говорит: «Он увлекает своей речью так, что ты летишь с ним и при этом помнишь, что он сказал». Вот это поразительная вещь. Обычно, если у проповедника яркая харизма, не помнишь, что человек говорит. А у владыки Антония помнили.
Очень известная его телевизионная серия была «Диалог верующего с неверующим». Его оппонентом была такая Маргарита Ласки, умный человек, воинствующий атеист. Их собеседование передавалось несколько раз, издавалось на многих языках, и пользовалось, действительно, очень большим успехом. Но вот насчёт того, знали ли его во внецерковных кругах – я в книжных магазинах обычно смотрю в Англии, что где стоит. И если приличный книжный магазин, то в разделе молодёжи, в разделе духовности, в разделе смысл жизни, иногда в разделе спиритуализма стоит Блюм – это значит переводы владыки Антония. Он сам был недоволен этим. Он действительно был очень недоволен тем, что в некоторых разделах, например, путешествий, скажем, вот путешествие в Индию, значит что-то духовное – стоит Антоний Сурожский. Так вот люди далёкие, уж совершенно и не думавшие о Боге, вдруг натыкались и покупали его книги. Иногда читаешь какое-нибудь произведение, совершенно ничего общего ни с Богом, ни с Церковью, ни вообще с духовной жизнью не имеющее, – и вдруг мимоходом так: «как пишет Антоний Сурожский», и какая-то фраза его… Очень, очень удивляет, как он вошел в Англии просто в быт многих людей, совершенно непричастных к Церкви.
Прот. А.Степанов: Владыка Антоний, представитель старого аристократического немецкого рода в России, оказался в эмиграции. И мы знаем, что большая часть Русской Церкви в эмиграции разделилась между двумя юрисдикциями: между Синодальной или Русской Зарубежной Церковью и Церковью, которая возглавлялась митрополитом Евлогием, и потом оказалась в составе Вселенского Патриархата. А вот Владыка Антоний представляет наименьшую часть русской эмиграции, которая избрала себе путь внутри Московской Патриархии. С чем это связано? Владыка, конечно, об этом говорил, но, может быть, об этом не все знают. Не могли бы Вы немножко прокомментировать этот его выбор, который был для него, в общем, я понимаю, принципиальным?
В.Б. фон Шлиппе: Когда я только познакомился с Владыкой, конечно, этот вопрос меня тоже интересовал. Я не сразу посмел его задать, но, когда я почувствовал, что могу осмелиться, я его спросил. И ответ был, хотя, может быть, он не исчерпывал всех сторон его отношения к этому вопросу. Он сказал, что борьба между духовностью и материализмом идёт в России больше, чем где бы то ни было. И поэтому там больше, чем где бы то ни было, нужно слово Божие. Вот такое полностью сознательное становление на этот путь. Конечно, служение Богу – в первую очередь, но и противоборство материализму, там, где он является наиболее воинствующим.
Прот.С.Гаккель: Тут надо сказать, что он не обязательно читал короткие проповеди, были времена, когда он целый час, может быть, выступал. Я помню одно такое слово, это было в Троице-Сергиевой Лавре на Вознесение, может быть 1968 год, был праздник в Патриархии, мы все были приглашены, и слово дали ему, а не местному архиерею.
И тут надо прибавить, что, конечно, мало кто так свободно говорил, как говорил он, и мало было таких людей, которые могли бы свободно говорить какое бы то ни было слово. Потому что тогда очень проверяли каждое слово. И я помню даже, один наш священник говорил о том, как КГБ-шники записали слово Англия, когда на самом деле священник говорил об Ангелах, – даже Ангелы были подозрительными существами, потому что это похожие существа на англичан. Но он говорил свободно, его поставили на это место, и целый час, как мне помнится, он говорил, без единой записки, без единой подготовленной мысли. И это было вполне удачно, больше, чем можно было ожидать. Огромный сплыв народа, во-первых, праздник, все собраны. Кроме того, прибыли многие совершенно не церковные люди, наблюдатели, шоферы высокопоставленных лиц. Я помню, как среди шоферов можно было видеть, как они были в слезах от этой проповеди. Потому что, как Вы правильно сказали, не только письменное слово, – потом это было издано с сокращениями, – не только из него состоит проповедь, не из слов, а из чувств, из того личного, что приносит проповедующий. И вот это именно повлияло на совершенно неподготовленную публику. Другой раз, я помню, как в Швейцарии он принимал участие как делегат от имени Московской Патриархии вместе с другими в заседаниях Центрального Комитета Всемирного Совета Церквей. И вот наступил такой момент, когда по всей Европе передавалась проповедь от имени всех присутствующих. Видимо, настала пора для русских выступать, русские передали слово митрополиту Антонию.
Ирина фон Шлиппе и Аврил Пайман