Памяти протоиерея Павла Адельгейма

М.Лобанова:
Здравствуйте! У микрофона Марина Лобанова.
Сегодня мне очень сложно начать программу, сложно ее провести. Эта программа посвящена памяти протоиерея Павла Адельгейма, который был убит, мученически погиб 5 августа 2013 года в Пскове. Эта новость шокировала всю Россию, я думаю; все средства массовой информации об этом сообщили, и, конечно, эта новость потрясла всех православных людей. Отец Павел Адельгейм – очень известный священник Русской Православной Церкви, недавно ему исполнилось семьдесят пять лет.
У нас на радио на сороковой день после смерти отца Павла звучал репортаж, который записал руководитель нашей корреспондентской службы Александр Ратников; в этом репортаже полностью звучит слово на отпевании отца Павла, это тоже интересный церковный исторический документ. И жизнь отца Павла – это часть истории Русской Православной Церкви. Стоит отметить, что это слово на отпевании сказал священник Санкт-Петербургской епархии Роман Гуцу. Может быть, многие из этого репортажа впервые услышали имя отца Павла Адельгейма.
И сегодня, чтобы вспомнить отца Павла, к нам в студию пришла петербурженка Юлия Валентиновна Балакшина, кандидат филологических наук, доцент Свято-Филаретовского института, доцент Российского государственного педагогического университета имени Герцена, председатель Свято-Петровского православного братства и также участник программы «Книжное обозрение» как редактор многотомного издания дневников святого праведного Иоанна Кронштадтского.
Здравствуйте, Юлия Валентиновна!

Ю.Балакшина:
Здравствуйте, Марина! Здравствуйте, дорогие слушатели!

М.Лобанова:
Вы сегодня будете рассказывать об отце Павле, с которым Вы были знакомы, с которым Вы общались. Я хочу сказать небольшую преамбулу. Когда мы узнали, что отец Павел погиб, был убит – ведь такую смерть другим словом как мистические обстоятельства назвать сложно. Его жизнь совершенно потрясающая, о которой мы должны рассказать, потому что кто-то, может быть, не знает ничего о нем. Но вначале хочется сказать о первых ощущениях. Когда отец Павел еще был жив, при упоминании его имени, в разговорах, первое, что хотелось о нем сказать, что это – исповедник. Когда мы говорим об исповедниках, нам хочется вспомнить начало истории Церкви. В первые века христианства Церковь была гонима, это была Церковь мучеников и исповедников. Мы знаем, кто такие мученики – это те, кто умирали за Христа, за веру; исповедники – те, кто страдали за веру, но остались живы. Исповедники первых веков христианства – это часто были люди, сильно искалеченные, которые претерпели страшные мучения; они были, говоря современным языком, совершенными инвалидами. И после волны гонений наступала какая-то передышка в истории Церкви; Церковь собиралась, и очень часто начинались разбирательства в среде церковной с людьми, которые отступили от веры, предали ее – как их принимать, как с ними поступать? Церковь долго решала, но последнее слово в таких ситуациях всегда было за исповедниками. Их всегда призывали на соборы, чтобы они сказали последнее слово, как поступать в тех или иных случаях. Такова была роль исповедников в Церкви первых веков христианства. И, конечно, потом, когда император Константин принял христианство, Империя стала христианизироваться, и роль исповедников, которые пострадали в тот период, когда Церковь была гонима, эта роль была очень значима. Это были люди максимального авторитета в Церкви.
И у нас в наше время есть люди, которые в период богоборческих гонений претерпели страдания за веру. Мы знаем, что отец Павел пострадал, стал инвалидом, потерял ногу в лагере, куда он попал за исповедание веры. Конечно, хотелось бы, чтобы роль таких людей в нашей Церкви была такой же, какой она всегда понималась Церковью с точки зрения ее вероучения. И, может быть, в высшем смысле она такой и была.
Вот такую преамбулу мне хотелось бы сказать. А сейчас я Вас, Юлия Валентиновна, попрошу немного рассказать о жизни отца Павла. Начнем с его краткой биографии, а потом поговорим о Вашем с ним знакомстве.

Ю.Балакшина:
Спасибо большое, спасибо за эту возможность вспомнить отца Павла, помянуть его не только молитвенно, но вот так, словом. Мне очень непросто будет сейчас говорить о нем, не только потому, что сердце мое к нему было как-то очень привязано, ведь всегда сложно вспоминать, когда уходит дорогой для тебя человек, но и потому, что все те истории, которые сейчас я попытаюсь кратко рассказать, я много раз слышала от него, и они буквально стоят перед моим слухом, с его интонациями, в его живом исполнении. И я не знаю, смогу ли я это передать.
Вы очень верно сказали, что исповедники веры – это совершенно особые люди; их уже совсем немного осталось. Мне довелось, такое счастье в моей жизни было, я знала исповедника вера отца Павла Адельгейма, но я не могу перечислить большой список подобных людей. Было очень важно даже не то, что он рассказывал, а то, как он рассказывал, как он относился ко всем тем страданиям и испытаниям, которые в его жизни ему пришлось перенести. Это было действительно глубокое христианское отношение. Может быть, уже в конце моего рассказа, когда я буду говорить о наших личных встречах с ним, я вернусь как-то к этой теме. А если попытаться сказать о нем, о его жизни, нужно прежде всего сказать о его предках, о его роде, из которого он происходил, потому что отец Павел был человеком благородным не только в смысле своего личного благородства, но и потому, что он происходил из действительно благородного рода. По отцовской линии он происходил из рода обрусевших немцев, поэтому фамилия Адельгейм – это немецкая фамилия. Отец его владел имением в Киевской губернии, он был помещиком в царской России. И отец по материнской линии был полковником царской армии. Вы прекрасно понимаете, какая судьба ждала таких людей в России послереволюционной, и не нужно семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что оба деда его были расстреляны. Его отец, Анатолий Павлович Адельгейм, был человеком артистической натуры, был артистом и поэтом, и в этой поэтической и артистической среде он познакомился с будущей матерью отца Павла, Татьяной Никаноровной. Отец его тоже был расстрелян в 1942 году, а деды погибли в 1938 году. Мать отца Павла как жена врага народа, естественно, тоже была арестована, несколько лет она провела в тюрьме, а детство отца Павла началось в детском доме. Потом ее выпустили и отправили на поселение в Караганду, и туда он отправился вместе с матерью. Семья таким образом воссоединилась, и мне доводилось видеть семейную фотографию отца Павла: очень красивые родители, и отец, и мать; благородный род и актерская среда. И очень умилительная фотография, жалко, что по радио ее нельзя показать: мать, отец и в середине маленький мальчик, и только присмотревшись к этой фотографии, я поняла, что в ней что-то не так – почему-то родители в разные стороны смотрят. И потом я поняла, что это монтаж, что у них не было возможности сделать реальную семейную фотографию, и единственная фотография их семьи – это фотография, которая сделана путем фотомонтажа.
Так он вошел в эту жизнь, с малых лет разделив эту трагедию России, приняв ее в себя, в свою судьбу. И потом он несколько раз говорил, что он хотел бы умереть так, как умерли его деды, как умер его отец.
Его мать была нецерковным человеком, и он не из тех, кто впитал веру с молоком матери. История его прихода в христианство тоже совершенно необычная, потому что она связана с именем святого человека, ныне прославленного, преподобного Севастиана Карагандинского.

М.Лобанова:
Это новомученик, который прославлен на юбилейном Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 2000 году.

Ю.Балакшина:
Как известно, преподобный Севастиан Карагандинский был сослан в Караганду, и в районе Караганды, который называется Большая Михайловка, он организовал общину, где был молитвенный дом – храм не разрешали открыть. И у них была жизнь как у первых христиан. То есть днем они работали, вели жизнь, которая была приемлема для советского общества, а ночью они собирались по домам, служили Литургию, потом были послелитургические трапезы, что-то вроде древних агап. Была удивительная жизнь, которая была в полноте, радости общения, но эта жизнь была сокровенной, сокрытой от этого советского мира. И отец Павел – я эту историю тоже не раз от него слышала – он был отправлен матерью в Караганду покупать свитер. Свитер он купил, и у него оставалось несколько часов до отхода поезда обратно. Он просто бродил по Караганде, забрел в Большую Михайловку, набрел на этот самый молитвенный дом, зашел туда, и там его очень радостно приняли. Ему было тогда лет двенадцать, совсем еще подросток. Его очень хорошо приняли. А вскоре он познакомился с самим отцом Севастианом, и началась его жизнь в этом мире, в этой общине. Для него это было каким-то откровением нового мира, и это было пространство, где он обрел друзей, где он обрел духовного отца, где он обрел общение с людьми, близкими по духу, где ему открылась вера. И вера открылась сразу в таком измерении исповедническом, в представлении о том, что за веру нужно стоять. Во-первых, по вере нужно жить, а, во-вторых, за веру нужно стоять, нужно быть мужественным для того, чтобы вере своей быть верным. И меня совершенно потряс такой факт из его биографии, где он рассказывает, что когда ему было тринадцать лет, и однажды он шел на встречу этой общины, на молитвенное собрание – процитирую этот момент: «Я шел по дороге и вдруг ясно осознал, что нужно служить Богу. Мне было тринадцать лет. Возникло решение стать священником и, разумеется, монахом. Семейных священников в моем опыте не было, а по возрасту проблема женитьбы была от меня далека…» В тринадцать лет человек принимает решение в советском мире, в котором про Бога говорить не рекомендовалось – он принимает решение служить Богу. И он это решение через всю свою пронес и остался ему верен до конца.
Поскольку решение было принято, в восемнадцать лет он едет в Киев, поступает в Киевскую духовную семинарию. Во время учебы в Киевской духовной семинарии тоже произошла такая история. Страстная Пятница пришлась на первое мая. А семинария в советские годы – это вполне советская семинария, и первого мая требуется провести праздничный митинг, концерт с пением революционных песен. Отец Павел поет в хоре. И вот он со своим другом, друг этот Ленька Свистун, как он его называет, решают отправиться к ректору семинарии, коим в то время был небезызвестный Филарет Денисенко, и заявить ему, что их христианская совесть не позволяет в Страстную Пятницу петь революционные песни. Филарет Денисенко долго объяснял им, что они все должны быть благодарны советской власти, поскольку кем же он был бы, если бы не советская власть? Он был бы простым шахтером, а так он – ректор семинарии. И вот эта необходимость и способность идти против системы для того, чтобы, действительно, то, во что ты веришь, вполне отстаивать. Верность Христу, которая выше верности человекам и каким-то условностям, которых от тебя требует существование в той или иной реальности.
Но последствия этого визита были понятны – его исключили из семинарии за этот демарш. Он не закончил семинарию. А в это время в Киеве у своей сестры гостил тоже замечательный человек, тоже исповедник веры епископ Ермоген (Голубев). Он киевлянин, в Киеве у него жила сестра, а сам он в это время был епископом в Ташкенте. Друзья отца Павла, его старшие наставники, монахи Киево-Печерской лавры, познакомили его с владыкой Ермогеном (Голубевым), рассказали ситуацию, объяснили, что молодой человек оказался выброшенным на улицу. И владыка Ермоген обещал его взять к себе в епархию и там рукоположить.
Открылась такая возможность для выполнения этого обещания служения Богу в сане священника, но для того, чтобы служить Богу в сане священника, надо было определить свое семейное положение. Надо было жениться – что тоже, как вы понимаете, в те годы было проблемой очень непростой. Событие, о котором я рассказываю, относится к 1959 году. Попробуйте-ка в 1959 году за неделю жениться, да еще найти где-нибудь себе верующую жену, которая, действительно, согласится разделить такой мученический священнический путь. Опять-таки старшие друзья сказали, что где-то там под Киевом, в какой-то глухой деревне есть замечательная девушка по имени Вера. Она еще только заканчивает десятый класс школы, и можно попробовать к ней посвататься. Семья верующая, и есть шанс, что родные согласятся выдать ее замуж. И дальше начинается замечательная история, как отец Павел женился, как он долго-долго ехал сначала на поезде, потом с поезда пересел на то, что в то время называлось «такси», – грузовик с открытым верхом, в котором он трясся по проселочным дорогам еще несколько часов. В конечном итоге он добрался до этой искомой деревни, познакомился с этой девушкой Верой. Это была патриархальная семья, где принимали решение родители, и главное было – понравиться родителям, даже не родителям в данном случае, а деду, который был человек православный, для которого было честью для семьи породниться с будущим священником. И отец Павел вспоминает очень забавно, что, поскольку он всю жизнь думал, что он будет монахом, он очень мало думал о том, как он выглядит и особенно о том, как он выглядит в глазах девушек. И он вспоминает, что «потом уже я понял, как я мог ее напугать. Ведь когда я приехал, у меня были какие-то ботинки с отваливающейся подошвой, которая была через край пришита нитками мной самим. И была какая-то невообразимая рубаха и пиджак…» И он подумал, что он, наверное, очень сильно напугал свою будущую невесту.

М.Лобанова:
То есть он никогда не видел раньше этой девушки, но приехал сразу свататься.

Ю.Балакшина:
Да, и решение было сразу принято о том, что брак будет заключен. И сразу было назначено время венчания – ведь это нужно было делать достаточно срочно, потому что надо было уезжать к месту служения. И вся эта история происходила в течение недели. Но ведь это же был скандал – венчаться. Это же значило опозорить колхоз, на территории которого находилась церковь, в которой должно было происходить венчание. Поэтому, когда пара приехала венчаться, то первый, кто их встретил, – это был секретарь местной парторганизации, который пригласил их к себе в кабинет. На столе у него лежал наган, и он говорил: «Я человек контуженный. И если я вас сейчас стрельну, то мне ничего за это не будет». Он требовал того, чтобы они не венчались, чтобы такое антисоветское действие не происходило на территории его колхоза.

М.Лобанова:
А отцу Павлу сколько лет тогда было?

Ю.Балакшина:
Он родился в 1938 году, а события, о которых я рассказываю, происходят в 1959-60 году – значит, ему было двадцать один – двадцать два года. А она заканчивает десятый класс, соответственно, ей шестнадцать-семнадцать лет. Из этой деревни, где этот скандал разворачивался, им пришлось бежать в какую-то другую деревню, где венчание все-таки состоялось. При этом, когда они вышли из церкви, то дружков жениха, которых он привез с собой, тут же посадили в черный «воронок» и отправили разбираться в соответствующие органы, а он с невестой и матерью невесты был вынужден бежать какими-то огородами, и послесвадебная ночь была проведена где-то в поле, по которому они сбегали от оцепивших войск, уж не знаю, каких органов. И отец Павел вспоминал, какая была красивая луна, когда они шли с женой по этому полю ночью.
История достаточно благополучно разрешилась. Приехал человек из центра, который сказал, что тут, на месте, перегнули палку; дружки были отпущены. Отцу Павлу и им вернули паспорта и дали возможность им уехать. И практически через несколько дней они с молодой женой уже отправились в Ташкент, к месту служения. Но, понимаете, молодая девочка, которая жениха своего видит второй или третий раз в жизни… Отец Павел вспоминает, что она сидела-сидела в этом вагоне, и сначала за окном были какие-то родные ей украинские пейзажи, но по мере приближения к Средней Азии пейзаж стал резко меняться, деревьев становилось все меньше, начались голые степи – и в какой-то момент она просто горько зарыдала. И весь вагон ходил ее утешать.
Но когда они приехали к месту служения, то, как вспоминает отец Павел, они вышли рано утром из поезда, а им навстречу попался человек, который торговал виноградом. Они купили ветку киш-миша и шли к епархии и ели этот киш-миш.
Дальше все было несколько легче, потому что Ташкентская епархия – это было такое удивительное место в те годы, куда ссылали православное духовенство долго и методично, в течение всех лет советской власти. В результате там оказались собраны совершенно замечательные люди, исповедники веры, подвижники веры, носители самых лучших духовных традиций – и традиций Оптиной пустыни, и из мечёвского круга там были, и из нашего питерского Александро-Невского братства. Там был оазис церковной жизни. И ближайшим помощником в Ташкенте, наставником и духовным отцом семьи отца Павла Адельгейма стал архимандрит Борис (Холчев). Известный очень человек, он из мечёвского круга, из общины отца Сергия и отца Алексия Мечёвых, и о нем самом можно долго рассказывать. Он духовное чадо Нектария Оптинского, психолог по образованию, и должен был уже защищать диссертацию по психологии, но в этот момент старец Нектарий сказал ему: «Теперь рукополагайся». И уже в двадцатые годы он стал священником, иеромонахом стал, отсидел свое в лагерях и был сослан в Среднюю Азию. Это человек, который умудрился даже в годы советской власти вести в Средней Азии катехизацию. И есть такая книжка «Катехизические беседы», написанная архимандритом Борисом (Холчевым). Этот человек был особенно близок семье Адельгеймов, особенно помогал, наставлял. И, конечно, помогал сам владыка Ермоген (Голубев), а после владыки Ермогена на Ташкентской кафедре были другие замечательные епископы – Гавриил (Огородников), Гурий (Егоров). Всех их отец Павел очень хорошо знал, всех их очень любил и замечательно о них рассказывал.
Отца Павла рукоположили сначала в диаконы к такшентскому кафедральному собору. Потом он закончил заочно Московскую духовную академию, и в 1964 году его назначили в город Каган Узбекской ССР уже настоятелем местного собора в Кагане. Собор, который ему достался, был в ужасном состоянии. Это были прогнившие стены, и первая задача, которая перед ним встала – необходимость привести это здание в какой-то приемлемый вид. Они окружили собор лесами, и когда попытались начать какие-то реставрационные работы, то стены просто осели, потому что они были сделаны из какого-то плохого кирпича, и здание просто разрушилось. И тогда они были вынуждены строить новый храм.

М.Лобанова:
И это в шестидесятые годы…

Ю.Балакшина:
Да, это происходило в 1969 году. Это невероятно, да. Это время хрущевских гонений, когда по телевизору обещают показать последнего попа. И в это время – строить новый храм. Но они построили его в какие-то рекордно короткие сроки. Официально разрешение было дано на реконструкцию, были леса, а за лесами не было видно, что там на самом деле происходит. А когда леса сняли, оказалось, что там стоит новый храм.
Конечно, таких вещей не прощали.

М.Лобанова:
А на какие средства строился этот новый храм?

Ю.Балакшина:
Это было соборное действие прихожан. И фотографии сохранились, где какие-то бабушки, тетеньки в сапогах и платках что-то пытаются построить. И, видимо, те средства, которые на реконструкцию были даны, они были пущены на то, чтобы закупать новые стройматериалы. Когда этот храм был построен, стало понятно, что вопреки всем законам советской власти это произошло. И это был повод для того, чтобы отца Павла подвергнуть более пристальному рассмотрению соответствующими органами. В 1970 году он был арестован, но обвинение в строительстве нового храма ему не предъявляли. У него был произведен обыск, и при обыске была найдена различного рода «антисоветская литература». Что оказалось в числе этой антисоветской литературы? Например, поэма Ахматовой «Реквием». Или стихотворения Волошина «Демоны глухонемые». Что самое забавное, что авторство всей этой антисоветской литературы приписали отцу Павлу. И отец Павел сел за то, что он написал поэму Ахматовой «Реквием» и все прочее. Могу тоже прочитать отрывочек из его автобиографического текста, где он рассказывает, как проходил суд. Суду были предъявлены результаты филологической экспертизы. «Суд рассмотрел результаты филологической экспертизы, установившей, что подсудимый писал статьи, стихи и другие документы, в которых неправильно изображал жизнь советских людей. Мало того, он злостно приписывал собственные произведения известным советским поэтам. Например, написал поэму «Реквием» и приписал ее известной советской поэтессе Ахматовой. Подборку стихов «Демоны глухонемые» приписал Волошину, поэму «Человек» – Вячеславу Иванову, а стихи о Сталине – Мандельштаму. Суд пришел к выводу, что подсудимый опорочил советских поэтов необоснованной клеветой на советский общественный и государственный строй».

М.Лобанова:
Замечательно. Вы знаете, мне кажется, что этот момент нужно особо акцентировать, потому что он очень хорошо показывает, что происходит в голове советских людей. Причем не только гонителей, но и гонимых. Сегодня я слышу такие вещи – когда люди слышат что-то, что кажется им не подходящим под их советскую матрицу сознания, они говорят: «Это вы сами придумали, а теперь приписываете кому-то». Это очень часто бывает – и это все оттуда.

Ю.Балакшина:
Да, есть такие печальные корни.
Так вот, отец Павел был осужден на три года лагерей. Суд сначала пытались провести показательный. Это было время, когда все средства массовой информации с Церковью очень активно боролись. Здание Ташкентского суда было окружено автоматчиками, и через строй автоматчиков отец Павел проходил к месту судебного заседания. И телевидение показывало, что грозит тем, кто остается непокорным и продолжает опиум для народа глотать или этот опиум для народа распространять.
Но как-то суд пошел не по тому сценарию, который был рассчитан. Даже прокурор отцу Павлу как-то симпатизировала – тому были тоже особые причины. Отец Павел рассказывал, что пока велось следствие – ведь это уже все-таки не сталинское время, система советская в это время работает уже полуразваливающимся образом; и вот отец Павел рассказывал, что пока велось следствие, когда ему давали читать материалы следственного дела, то его следователю не очень хотелось вместе с ним сидеть. Поэтому он оставлял отца Павла одного в здании прокуратуры. К нему приходила жена в это время, потом его возвращали в тюрьму, причем надо было, чтобы конвоировало его два человека. Но как-то не находилось людей, все были заняты на других местах, поэтому конвоировали его в тюрьму его жена и его двухлетний сын. Они отводили его в тюрьму и сдавали там под расписку.
А как-то в один из дней, как рассказывает отец Павел, жена задержалась и не пришла. И у него было полдня свободных. Он бродил по этому зданию прокуратуры, и ему сказали: «Ты зайди в какой-нибудь кабинет, посиди там – ты ведь все-таки подследственный, чтобы ты здесь не маячил». И он зашел в какой-то кабинет. Там сидела женщина. Он сказал ей, мол, так и так, я подследственный. Я тут у Вас посижу, а Вы меня поохраняете. Она сказала: «Да, сидите, я Вас поохраняю». Он сел, как-то они разговорились. Он очень хорошо знал стихи, много знал стихов. И отец Павел стал читать ей стихи наизусть – того же Мандельштама, Ахматову. Ей понравилось, она плохо знала поэзию. И возникла человеческая симпатия. А потом оказалось, что эта женщина оказалась на суде его прокурором. И в какой-то момент судья даже сказал: «Что это за суд, когда у подсудимого два адвоката – причем один из этих адвокатов является его же собственным прокурором». Но тем не менее, хотя все проходило, можно сказать, «по-домашнему» благодушно, после первых показательных дней, тем не менее приговор был достаточно жестким – три года исправительно-трудовых лагерей.
Сам отец Павел о времени тюрьмы и лагерей вспоминает с благодарностью Богу. И это очень непоказные вещи, которые меня всегда в нем потрясали, когда человек, пройдя все эти испытания, жесткие испытания, говорит об этом без всякой агрессии, без всякой обиды, без всякой злости по отношению к тем людям, через которых ему пришлось страдать. И с глубокой благодарностью Богу за то, что ему пришлось пережить, – за то, что пройдя через все эти испытания, он каким-то особым образом встретился со Христом, какую-то особую близость с Ним обрел.

М.Лобанова:
Мне хочется немножко представить этот лагерный период. Очень сложно представить и то, что Вы до этого рассказывали, и другие факты биографии. Но вот – лагерный период. Что такое лагерь? Во-первых, это охранники, надсмотрщики – люди, которые тебя ставят в эти нечеловеческие условия, всячески унижают, ограничивают во всем. Во-вторых, лагерь – это еще и тяжелая работа. В наших советских лагерях люди тяжелейшим образом трудились. Это тяжелейший, убийственный труд, часто и бессмысленный к тому же. Но это еще и помещение человека в ситуацию таких же униженных, но еще и в окружение уголовников, которые в лагере составляют отдельную шайку. И теперь мы представим, что эта ситуация, действительно, просто какая-то адская. И вот из ада узреть Христа – это, конечно, какой-то образ житийный.
В лагере ведь отец Павел потерял ногу, в тридцать три года.

Ю.Балакшина:
Да, но это как раз связано с исповедничеством отца Павла, о котором мы говорили. Мы говорили, что это значит – узреть Христа, Его как-то обрести. Ведь это не только какой-то мистический опыт, хотя, я думаю, что такой опыт несомненно был. Это опыт, который меняет всю жизнь; опыт, благодаря которому человек, действительно, всерьез исцеляется от страха. Как сказано, «совершенная любовь побеждает страх». И в отце Павле это было.
Что это была за ситуация, когда он потерял ногу – он вступился как раз за этих уголовников. Дело в том, что лагерная охрана для того, чтобы держать лагерь в страхе, периодически устраивала такие побоища. Не сами охранники, но при помощи уголовников избивали, и очень жестко, тех, кто пытался оказывать какое-то сопротивление. Во время одной из таких разборок в лагере была комиссия из каких-то там полковников вышестоящих. И отец Павел с несколькими другими людьми взял избитого человека, который был весь в крови, и внес в его в кабинет начальника лагеря в тот момент, когда там находилась вот эта проверяющая комиссия. Это была настоящая «подстава» для начальника лагеря. А для отца Павла это был способ отстоять справедливость по отношению к этим людям, которые, может быть, и являются преступниками, но тем не менее они люди, и они тоже заслуживают того, чтобы отношение к ним было человеческим и достойным. И отец Павел, вступившись таким образом за этих своих солагерников, нажил себе в лице начальника лагеря очень большого врага.
Отец Павел работал сварщиком, а сварщик работает в защитной одежде, и сварка – это все очень громко, и он не слышит, что происходит рядом. Так вот, вскоре после этого случая, в то время, когда он занимался сварочными работами, на него наехал кран. Это было прямое покушение; по замыслу кран должен был наехать так, чтобы его раздавить совсем, но кран упал на его ногу. И если бы ему вовремя была оказана медицинская помощь, можно было бы ногу спасти. Но медицинской помощи не оказали, началась гангрена, и ногу пришлось ампутировать.
На последней конференции, на которой я с отцом Павлом встречалась, это была конференция в Москве «Равнина русская. Опыт духовного сопротивления», Преображенское братство ее проводило, как раз отец Павел рассказывал, что с этим начальником лагеря, который на него таким образом «наехал», с помощью этого крана, он встретился с ним после освобождения из лагеря. И встретился таким образом, что они оказались в одном купе. Отец Павел с женой и дочерью уезжал из лагеря, и четвертое место в их купе было свободно. И на это место пришел начальник лагеря, Карпов, который в это время уже не был начальником лагеря. Опять-таки, я мучаюсь оттого, что мне не передать этого так, как это рассказывал отец Павел – совершенно безпафосно, совсем без этих придыханий: «Я его простил! Я не держу никакой обиды!» Нет, он рассказывал просто: «Ну, он пришел, сел. Знаете, ему как-то неудобно было. И он меня спросил: «Вам, наверное, без ноги неудобно?» И я говорю: «Ну да, неудобно мне без ноги…» Так что, он даже в такой момент видит человека и ему сострадает, ему сочувствует.
А ведь надо еще понять, представить, в каком отчаянии находился в это время сам отец Павел. У него даже есть стихотворение, в котором он описывает состояние человека, который потерял ногу. Он кто? Он священник? Но после лагеря ему работу не найти – кто же его возьмет, отсидевшего в лагерях? А на какую другую работу он может устроиться с отсутствием ноги? На работу черновую он не может теперь надеяться по физическим данным. На работу какую-то интеллектуальную его не возьмут, потому что у него такое пятно в биографии. А у него уже трое детей к этому моменту. И это состояние, близкое к отчаянию, он тогда переживал. Но тем не менее, он не вспоминает это с какой-то злобой, с какой-то обидой; это не осталось в его сердце с какой-то агрессией. Как раз он очень много говорил о том, что в жизни христианина очень важно духовное сопротивление, очень важно стояние за Христа. Но в этом сопротивлении не должно быть никакой агрессии, никакой злобы – иначе это будет стояние не за Христа. И у него самого было как раз такое Христово стояние, Христово духовное сопротивление, в котором было и прощение, и милость к тем, кто совершил против тебя зло.

М.Лобанова:
Такую встречу может в жизни послать, действительно, только Провидение. В такие минуты чувствуешь, что Бог вмешивается в твою судьбу, в твою биографию, в твою жизнь. И на самом деле не у каждого бывают такие совпадения, которые, конечно, не совпадения, а очень неслучайные события в жизни.
А как в Псков попал отец Павел?

Ю.Балакшина:
С 1976 года он стал клириком Псковской епархии. Пригласили его туда служить, и он туда переехал. С 1992 года он служил в храме святых Жен-мироносиц, был настоятелем этого храма до 2008 года. Сначала он служил под Псковом, в Писковичах. Как раз я на днях разговаривала с Виктором Яковлевым. Это актер Псковского театра и первый староста храма Жен-мироносиц, и он как раз вспоминал, как в 1990-е годы, когда стала меняться ситуация в стране, как он пришел к отцу Павлу и сказал: «Отец Павел, дают храмы. Давайте брать!» И они походили, поискали – а в Пскове же храмов огромное количество. И они нашли храм на кладбище, Завеличье называется этот район. Там был склад Главпочтамта. И они отправились в городскую администрацию просить, чтобы это здание им вернули. И тогда было принято решение о возвращении этого храма Церкви, и с 1992 года он начал свое служение в этом псковском храме Жен-мироносиц.

М.Лобанова:
А община появилась у отца Павла? У нас в Церкви есть такая проблема, что община при храмах не всегда появляется. Есть прихожане, которые ходят в храм. А вот у отца Павла был такой круг духовных чад, который часто складывался вокруг таких людей в советское время гонений?

Ю.Балакшина:
Конечно, в Пскове это просто был такой центр духовной христианской жизни. К нему очень тянулись люди. Я в последний раз была в Пскове буквально в июле этого года, была в храме отца Павла. И у меня перед глазами стоит картинка исповеди, когда народ к нему подходит – и какие-то традиционные фигуры, православные бабушки и тетушки. Но при этом к нему на исповедь шел народ какой-то нетрадиционный, такие вот рубаха-парни с улицы заходили, совершенно, на мой взгляд, вида какой-то шпаны. Но к нему очень тянулись, ему очень доверяли. Он был принципиально открыт любому человеку, любого человека он принимал. Но, конечно, был круг каких-то более близких ему лиц, которые как-то его поддерживали, была община приходская.

М.Лобанова:
Расскажите о своей личной встрече с отцом Павлом. Почему Вы с ним познакомились – ведь Вы в Петербурге, а он во Пскове?

Ю.Балакшина:
Я вспоминала, в каком году произошла наша первая встреча – думаю, что это был 2003 год. У отца Павла в Пскове была школа регентов при храме. Это была общеобразовательная школа для детей с самого младшего возраста, и он им давал еще и регентское образование. И он с этой православной школой приезжал в Петербург на экскурсию, а меня мои друзья попросили показать им город или куда-то их отвезти. Так что это была моя первая с ним встреча. А потом вечером наше православное братство с ним встречалось, он рассказывал что-то о себе. Я из этой первой нашей встречи запомнила только, что он читал стихи на память просто в огромном количестве. Стихи очень редкие. Например, он читал нам на память какие-то поэмы Алексея Константиновича Толстого, которые и специалисты-филологи не все знают, а он знал их наизусть. Очень много знал стихов; для него это было частью его мира. И уж попутно скажу: во время своего последнего визита в Псков я была на Литургии, которую он совершал. Я была со своими друзьями, филологами. И мы тоже испытали некоторое потрясение: после Евхаристического канона, перед тем, как выйти причащать людей, отец Павел вышел на амвон и прочитал стихотворение Мандельштама «Евхаристия»:
И Евхаристия как вечный полдень длится,
Все причащаются, ликуют и поют,
И на глазах у всех божественный сосуд
Неисчерпаемым веселием струится.

Представляете, насколько велико было потрясение моих коллег-филологов, профессоров кафедры русской литературы, когда они с амвона услышали Мандельштама.

М.Лобанова:
А отец Павел знал, что у него в храме стоят филологи?

Ю.Балакшина:
Нет, конечно не знал. Оказывается, он эти стихи достаточно часто читал. Но потрясает то, что в его жизни, в его сознании культура, высокая поэзия с миром литургическим, с миром церковным совершенно органично сочетались. Там не было никакого внутреннего конфликта, не было этих бесконечных вопросов – совместимо или несовместимо? Он жил этим, он этим дышал, и самой своей жизнью это воцерковлял. Это было совершенно органично и естественно – что в этот момент прозвучал именно Мандельштам.
Вот я вспомнила первую встречу и последнюю встречу, как-то они в моей памяти сошлись. Но много раз я видела его на конференциях, которые наш Свято-Филаретовский институт проводил. В феврале 2010 года наше Свято-Петровское братство пригласило его в Петербург. Мы проводили в музее Ахматовой вечер, который мы назвали «Господа ташкентцы». И вечер был посвящен духовным учителям отца Павла, тем замечательным людям, о которых я кратко сегодня упоминала. Мы попросили отца Павла, чтобы он об этих людях сам рассказал. И, наверное, тогда произошла моя такая внутренняя встреча с ним. Я вела этот вечер, и как ведущая очень переживала, чтобы отец Павел сказал все, как мы задумали, чтобы про все этих людей по порядку он рассказал. Но отца Павла не так легко было ввести в задуманное русло; он человек был духоносный и свободный, и говорил так, как ему казалось важным и как он чувствовал, как это важно сказать. И он говорил что-то не то, что я от него ожидала. Я ерзала на стуле, думала, как бы его повернуть. Но в какой-то момент я успокоилась и подумала, ну что я суечусь. В конечном итоге надо принять то, что происходит, как дар. Ведь ты сидишь рядом с исповедником веры, рядом с человеком, который такую жизнь прожил. Ты просто слушай, что он говорит, и молись о том, чтобы все остальные это тоже услышали сейчас, его слово. И вот тогда я его впервые, наверное, как-то внутренне, сердечно услышала. Я поняла, какая это ценность, какой это дар, что я была с этим человеком знакома.
Он очень часто цитировал своего духовного отца архимандрита Бориса (Холчева), который говорил ему: «Да мы сами-то что! Вот мы застали поколение настоящих подвижников веры. А вы-то кого застанете? Вы только нас увидели…» И я сейчас также думаю об отце Павле. Он-то застал поколение настоящих подвижников веры. А мы кого видели? Нам-то повезло, мы видели его, мы видели то живое Предание, тот свет, который он впитал в себя, ту традицию, которую он впитал в себя, веру, которую он пронес через всю свою жизнь.
На этом вечере, о котором я говорю, я впервые почувствовала огонь этой веры в нем, почувствовала, что действительно Господь дал такую встречу с настоящим исповедником.

М.Лобанова:
Вы говорили, что встречались с ним на конференциях. Ведь отец Павел не просто исповедник, не просто из плеяды мучеников ХХ века, который еще и наш современник – это большая редкость; не только аристократ духа, но и аристократ крови. У нас очень мало таких людей осталось. Я никогда не видела отца Павла Адельгейма, но я видела его фотографий – и это человек необычайной внешности. И это внешность старой русской аристократии. Это очень красивый человек. Сегодня мы можем смотреть на фотографии, видеть лицо этого человека, читать его труды. Есть очень редкие видеозаписи, но их тоже можно смотреть; слушать его проповеди, читать его публицистику – он вел блог в Интернете, и у него было много подписчиков, это был один из самых посещаемых блогов на религиозную тему. Но кроме всего прочего отец Павел был интеллектуал. Не просто человек культуры, который мог читать на память стихи, знал русскую литературу, русскую культуру, сам принадлежал ей, сам писал стихи в том числе. Но еще это был интеллектуал веры. Конечно, за отцом Павлом остается и вклад в богословскую мысль, в развитие этой богословской мысли. И всему этому еще предстоит дать оценку.
Вот Вы говорите, что встречались с ним на конференциях. О чем он делал доклады, на какие темы? Кроме рассказа о своем опыте исповедничества и рассказа о тех мучениках и исповедниках, святых ХХ века, с которым он был знаком?

Ю.Балакшина:
Это были доклады, которые соответствовали тематике конференций. Я сейчас не вспомню их названия. Например, была конференция, посвященная старшинству и иерархичности в Церкви и в обществе, служению Богу и человеку в современном мире. И всегда отец Павел находил, что сказать. Но я хочу сказать о том докладе, который сейчас лежит передо мной. Я не слышала, как он делал этот доклад, он делал его в Румынии. Но когда он летел в Румынию на конференцию, он летел через Петербург. Я его встречала, как-то помогала ему, он здесь ночевал одну ночь, а потом отправляла его обратно в Псков. И вот этот доклад он мне оставил, и сейчас он лежит передо мной. Доклад этот называется «Этическая импликация мученичества». Он имеет такое сложно философское название, потому что так называлась конференция…

М.Лобанова:
То есть за год до смерти он написал доклад на тему мученичества?

Ю.Балакшина:
Да… Может быть, лучше, чем я это могу пересказать, я просто прочитаю какие-то строки из этого доклада. Когда я узнала о его гибели, у меня была первая мысль о том, что мученичество от него отодвинулось, но его настигло. Он эту чашу испил вполне. Он несколько раз был в ситуации жизни и смерти, ведь та ситуация, которая была в лагере и о которой я рассказала, она была не единственная. И потом была ситуация, когда он уже служил в Пскове, однажды руль его автомобиля оказался подпилен, и машина потеряла управление. Только чудом отец Павел тогда остался в живых. То есть это жизнь, прожитая так, что духи злобы поднебесной всегда желали смерти этого человека. Он был таким человеком, который их чрезвычайно раздражал, и через кого и как они действовали в разные минуты его жизни, это было по-разному. Но то, что он действительно прожил жизнь христианскую – как мать Мария (Скобцова) сказала однажды о христианстве: «Или христианство – огонь, или его нет». Вот он прожил такую жизнь, которая была огнем, которая вся была исповедничеством и мученичеством. И такой его конец, он духовно логичен. Он следует из всей его жизни.
Так вот, что он сам про мученичество писал, я позволю себе прочитать. Он сравнивает мученичество и героический подвиг: «Героический подвиг, как и мученический, предполагает опасности раны, страданий и смерти. В том и другом есть существенные различия. Мотивом героической жертвы является победа, которая может оказаться этически бесцветной. Рискуя жизнью, герой идёт на подвиг с надеждой сохранить жизнь. Риск может оправдаться или нет. Героя вдохновляет надежда победить и сохранить жизнь, приобрести славу, награду и восхищение окружающих. Героическая жертва может не иметь нравственного значения. Можно совершить поступок и отдать жизнь за недостойную цель. Нравственное качество мученического подвига не подвергается сомнению. Мученик не ищет победы и славы. Он приносит себя в жертву Богу, Истине, Любви, Жизни… Другой смысл имеет в смерти мученика понятие риска. Мученический подвиг начинается с самоотречения. Мученик отказывается от всех благ и самой жизни. Сохранение земной жизни исключено. Того, кто идёт на мученический подвиг и, претерпевая страдания, остаётся живым, Церковь называет исповедником. Мученик исполнен решимости и приносит себя в жертву Богу. Добровольная смерть является необходимой ценой мученического подвига. В мученическом подвиге Церковь видит осуществлённым один из даров Святого Духа. Мученик переходит от жизни к смерти с верой и надеждой. Где есть вера и надежда, неизбежен риск. Перед сознанием мученика стоит главная задача – встреча с Богом».

Конечно, смерть самого отца Павла, ведь она была для него внезапной, и нельзя сказать, что он прямо и осознанно шел на мученическую смерть, но то, как он жил, конечно, говорит о том, что он к этой мученической смерти всегда был готов. Он открыл свой дом для такого человека, и в принципе всегда открывал свой дом для любых людей. И это было постоянной зоной риска. И то, что он всегда говорил правду, это тоже было зоной риска. Есть такое древнее выражение, касающееся ранних христианских мучеников: «Кровь мучеников – это семя Церкви». И мне кажется, что в отношении отца Павла это тоже более, чем правда. Я не была на его похоронах, потому что я была в это время в паломничестве в Англии, но я знаю со слов своих ближайших друзей, какая атмосфера там была. Это был взрыв любви, поверх трагедии, которая, безусловно, произошла; поверх того, что в какой-то момент силы зла победили. Но, поскольку это было со Христом, внешнее поражение оборачивается, действительно, настоящей победой, настоящим торжеством любви. И таким торжеством любви были похороны отца Павла. И я думаю, что сейчас свет этой Христовой победы, которая в его жизни и смерти совершилась, продолжает распространяться. Хотя я сейчас много о нем такого читаю, что совсем не соответствует его облику, и есть такое ощущение, что мы строим гробницы святым, вспоминаем о них, когда их уже нет, начинаем их поливать каким-то лаком, чтобы не дай Бог настоящий облик этого очень неудобного подчас человека не прорвался. Но тем не менее, реально отец Павел действительно сейчас соединяет людей. И его жизнь и смерть сейчас становятся таким свидетельством о том, что можно в наше время быть христианином, что можно в наше время быть настоящим христианином. Можно действительно исповедовать Христа и прожить свою жизнь со Христом. Это очень красивая жизнь, и это жизнь, которой хочется как-то следовать.

М.Лобанова:
Это программа выйдет в тот период, может быть, в тот день, когда будет сорок дней со дня мученической смерти отца Павла Адельгейма, когда все будут еще раз вспоминать этого священника. Но хочется сказать, что Церковь всегда считала мученичество венцом жизни христианина. Не каждому мученичества удавалось сподобиться в своей жизни, потому что были периоды, когда и гонений не было. Но вот сейчас и нет гонений, но отец Павел почему-то этот венец мученичества в своей жизни получил. Мы знаем, что многие святые считали, что о мученичестве можно даже просить. Есть такие свидетельства, что отец Павел тоже думал, что мученичество – это то, чего каждый христианин в своей жизни должен желать как какого-то подарка от жизни. И сегодня, когда поступают какие-то вести, что вот, какой-то священник убит, очень часто мы только это об этом священнике и знаем. Один сайт даже опубликовал список убитых священников, когда убили отца Павла. Но дело в том, что жизнь отца Павла, с которой мы будем сейчас знакомиться, – ведь есть биографии его, сам он о своей жизни рассказывал, Вы сейчас нам немного рассказали, можно почитать и в Интернете – она и без этого события этого ужасного убийства, когда какой-то человек, пришедший к нему в дом, убивает его ножом в сердце – это ведь просто невероятная история; так вот, и без этого мученического конца жизнь отца Павла заслуживала бы, конечно, и такой передачи. Но еще произошло в его жизни и вот это. И мне кажется, что это такой знак с неба, чтобы мы обратили внимание на эту жизнь, на эту личность, на этого человека. Как Христос говорил: «Что же вам еще? Я вам все уже сказал».

Ю.Балакшина:
Да. «Иди и посмотри».

М.Лобанова:
И мне кажется, что в жизни этого человека этот смысл тоже заложен.

Ю.Балакшина:
Если у нас есть еще немного времени, у меня перед глазами лежит последняя проповедь отца Павла. Отрывок из этой проповеди я хочу прочитать – это важно, чтобы это слово прозвучало. Целиком я, конечно, читать не буду, это буквально последний абзац, которым эта проповедь заканчивается: «Господь говорит о том, что Он пришел огонь низвести на землю. Что это за огонь? Это не догматы, это не ритуалы, это не свечи и поклоны. Огонь, который пришел Господь низвести, это новая благодатная жизнь. И она вмещает в себя наше понимание о Церкви, о Боге, о вечной жизни. Это понимание раскрывается в Символе веры, в догматах. Оно раскрывается в богослужении, где перед нашими глазами каждый раз проходит вся жизнь Христа и Его подвиг. Это и есть огонь, который принес Господь на землю. И молитва, и таинства, и христианская жизнь по Его заповедям – все это огонь, который может разгореться в человеческой душе. И тогда он преображает человека и делает его свойственным Царству Божьему.
Когда мы смотрим на святых, мы видим, что все они стяжали богоподобие; они научились жить с Богом и по-Божьи, и Бог пребывал в их сердцах. И вот это единение человека с Богом начинается не в загробной жизни, а начинается на земле. И с тех пор, как оно начинается, человек уже не отделяется от Бога. Он живет благодатной жизнью с Ним. И эта жизнь – жизнь вечная, потому что и на земле, здесь, она возможна. И за пределами смерти, когда человек восходит в новую жизнь, благодатная жизнь продолжается. Это и есть та жизнь вечная, познание которой заповедано каждому христианину. И это познание должно быть не теоретическим, а это познание должно быть осуществлено в нашей жизни. Аминь».

М.Лобанова:
В конце этой передачи, я надеюсь, что нам удастся ее в таком неурезанном формате поставить в эфир, иногда приходится из-за формата вырезать какие-то интересные вещи, и я обращаю ваше внимание, что тогда мы стараемся выложить в Интернете полную версию передачи на страницах радио в социальных сетях; и хотя мы уже перебрали время, нам отпущенное, я попрошу Вас сказать, что мы можем сегодня узнать об отец Павле Адельгейме – кто-то, может быть, сегодня впервые услышал это имя. У нас есть Интернет. Мы можем смотреть, не разыскивая, не покупая книги, и в Интернете сейчас появилось, конечно, много воспоминаний, статей на смерть отца Павла. Есть опубликованное интервью с отцом Павлом – это, пожалуй, самое ценное, потому что это очень удобный формат восприятия. В интервью человек кратко, сжато говорит о себе. И есть замечательное интервью с Александром Щипковым, где отец Павел прекрасно рассказывает о своей жизни, такими словами… Мне кажется, что это каждый должен прочитать. Есть еще другие материалы, где тоже есть интервью с отцом Павлом. Очень мало, но все-таки есть видео в Интернете. Немного есть статей отца Павла, есть его блог, который он вел в «Живом журнале».
Как представитель средств массовой информации отмечу, что сегодня самый лучший, самый популярный интернет-сайт «Православие и мир», главный редактор которого Анна Данилова написала статью, за которую многие почему-то стали ее критиковать. А я считаю, что человек написал потрясающий текст и опубликовал потом несколько материалов об отце Павле. Вы можете зайти на сайт «Православие и мир» и посмотреть эти материалы, и прочитать текст, который она написала. От лица всей православной журналистики, всех православных средств массовой информации она написала очень правильные слова. Она начала так: «Мы ничего не писали об отце Павле. Ни одного материала за все годы». Я думаю, что людям, которые интересуются Церковью, понятна эта ситуация, и она объясняет, почему она это делала. И Анна Данилова говорит о том, что теперь нам всем будет, наверное, стыдно. Но что же делать сейчас? Мы ничего о нем не писали, теперь он погиб, все средства массовой информации говорят: «Убит священник, ножом в сердце. Да, вот такой известный человек». Может быть, теперь тоже больше ничего не писать? Сохранить лицо – не писали и сейчас не будем. Но она пишет, что мы испытаем эту чувство стыда и ответственности и все-таки напишем о нем. И мне кажется, что это очень правильная позиция.
А у нас такая же ситуация. Я думаю, что многие наши слушатели впервые услышали это имя. Но все-таки мы должны сказать, какие есть материалы, которые можно почитать. Что бы Вы отметили, что бы Вам бы показалось важным? Ваш выбор – что можно выделить, что Вам запомнилось из того, что было опубликовано?

Ю.Балакшина:
Я бы посоветовала, конечно, читать в первую очередь самого отца Павла. У него есть две книги. Первая книга «Догмат о Церкви», но она историко-богословская. А вторая книга называется «Своими глазами», и в этой книге он рассказывает историю своей жизни в очень широком историческом контексте. Он пытается увидеть, что вообще происходило с Церковью в те годы, когда он ее застал. Он рассказывает, как Церкви выламывали руки в годы советской власти – и в то же время, как она духовно сохраняла себя благодаря своим лучшим людям, благодаря святым. Вот это книга «Своими глазами». Я знаю, что будет в ближайшее время открыт сайт, посвященный отцу Павлу, где будут выкладывать все материалы, видеоматериалы, его проповеди, потому что сохранился достаточно большой архив, и видео, и аудиоархив. Есть неплохой фильм, который называется «Один день отца Павла». Он снят питерским режиссером-документалистом Максимом Якубсоном и построен как рассказ об одном дне отца Павла. Сквозная линия, как отец Павел служит Евхаристию, и на фоне богослужебного дня разворачиваются события его жизни. Там много фотографий представлено, документов.
Из публикаций в Интернете я доверяю, конечно, людям, которые были к нему лично близки: Виктору Яковлеву, он ведет блог, он сейчас выкладывает достаточно большие материалы; на сайте Преображенского содружества малых православных братств тоже есть целая серия материалов, потому что тоже с отцом Павлом было братство дружно, и он был членом братства.

М.Лобанова:
Спасибо, Юлия Валентиновна, что пришли к нам в студию вспомнить отца Павла, и я надеюсь, что Вы будете продолжать приходить с новыми томами дневников Иоанна Кронштадтского, которые Вы издаете как редактор. Нам это очень важно, это большой, многолетний труд, и он должен открыть новую эпоху в истории Церкви, потому что уникальные дневники Иоанна Кронштадтского, которые никогда еще не были изданы, а были изданы только фрагменты… Сейчас выходят эти дневники том за томом, и я надеюсь, что следующие тома Вы тоже будете приносить в нашу студию.
А сегодня мы вспоминали протоиерея Павла Адельгейма, который был убит 5 августа 2013 года во Пскове. Недавно он отмечал свой семидесятипятилетний юбилей, его поздравляли прихожане, духовные чада. И буквально через четыре дня такая смерть. Но жизнь отца Павла – это, действительно, жизнь исповедника веры Христовой, и даже без этого страшного убийства она заслуживала бы нашего почтительного внимания. Действительно, жизнь Церкви, она основывается, как Вы сказали, на семени, на зерне мученичества.
Передачу вела Марина Лобанова. Об отце Павле Адельгейме мы вспоминали вместе с Юлией Валентиновной Балакшиной, кандидатом филологических наук, доцентом Свято-Филаретовского института, доцентом Российского государственного педагогического университета имени Герцена, председателем Свято-Петровского православного братства, редактором дневников святого праведного Иоанна Кронштадтского.
Всего доброго! До свидания!

Ю.Балакшина:
До свидания! Спасибо за то, что были с нами в этой памяти об отце Павле.
В анонсах:

Памяти протоиерея Павла Адельгейма, убитого в Пскове 40 дней назад (АУДИО) + ТЕКСТ отца Павла о мученичестве: «Стойкость и славная смерть христианских мучеников свидетельствует о силе, с которой божественная благодать действует внутри воли, чувства и плоти человека» >>