Патриарх Сергий (Страгородский) (4)

 

Цикл лекций протоиерея Георгия Митрофанова

«Русская Православная Церковь ХХ века в личностях Патриархов»

Передача 9

Патриарх Сергий (Страгородский)

(часть 4)

АУДИО + ТЕКСТ

 

А.Ратников:

У микрофона Александр Ратников, здравствуйте!

Предлагаю вашему вниманию четвертую часть лекции «Патриарх Сергий» из цикла «Русская Православная Церковь ХХ века в личностях Патриархов». Автор цикла – профессор Санкт-Петербургской Духовной академии протоиерей Георгий Митрофанов.

 

Протоиерей Георгий Митрофанов:

Конечно, для митрополита Сергия оппозиция ему авторитетнейших иерархов была вызовом. И надежда у него была только на одно – что своей политикой компромиссов он все-таки сможет сохранить ту часть Церкви, которая подчинялась ему, от репрессий.

Что же при этом происходило на практике? В 1929 году начинается коллективизация, а с ней начинается новый виток репрессий, обрушившихся на Церковь теперь уже в сельской местности. Если, скажем, в 1928 году храмов у нас было закрыто 354, то в 1929 году будет закрыто уже 1 119 храмов. А на 1 января 1931 года будет действовать только 23 213 храмов по всей стране. В середине же тридцатых годов останется менее 10 000 храмов. Более того, в условиях коллективизации начнутся массовые аресты духовенства. Более 40000 священнослужителей будет арестовано, правда, расстреляно будет где-то около 5000. Но многие из тех, кто будет арестован тогда, так из лагерей и не выйдут, а будут расстреляны в 1937 году.

Митрополит Сергий видел с ужасом для самого себя, что эти репрессии, начинающиеся в 1929 году, ширятся. Он не знал, что делать. И неожиданно власти предложили ему новый компромисс, который, может быть, мог бы привести к ослаблению репрессий – а, может быть, и нет. Тут уж все зависело от воли властей. Какой же это был компромисс? Митрополит Сергий должен был выступить перед советскими и иностранными журналистами. Вопросы у них были взяты, ответы были написаны ГПУ и предложены митрополиту Сергию. И вот 15 февраля 1930 года он выступил с этим, так называемым, «интервью», в котором, по существу, озвучил то, что в его уста вложили власти.

Вопрос: Действительно ли существует в СССР гонение на религию и в каких формах оно проявляется?

Ответ: Гонения на религию в СССР никогда не было и нет. В силу декрета об отделении Церкви от государства исповедание любой веры вполне свободно и никаким государственным органом не преследуется. Больше того. Последнее постановление ВЦИК и СНК РСФСР о религиозных объединениях от 8 апреля 1929 г. совершенно исключает даже малейшую видимость какого-либо гонения на религию.

Вопрос: Верно ли, что безбожники закрывают церкви, и как к этому относятся верующие?

Ответ: Да, действительно, некоторые церкви закрываются. Но производится это закрытие не по инициативе власти, а по желанию населения, а в иных случаях даже по постановлению самих верующих. Безбожники в СССР организованы в частное общество, и поэтому их требования в области закрытия церквей правительственные органы отнюдь не считают для себя обязательными.

Вопрос: Верно ли, что священнослужители и верующие подвергаются репрессиям за свои религиозные убеждения, арестовываются, высылаются и т. д.?

Ответ: Репрессии, осуществляемые советским правительством в отношении верующих и священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке, как и к другим гражданам, за разные противоправительственные деяния. Надо сказать, что несчастье Церкви состоит в том, что в прошлом, как это всем хорошо известно, она слишком срослась с монархическим строем. Поэтому церковные круги не смогли своевременно оценить всего значения совершившегося великого социального переворота и долгое время вели себя как открытые враги соввласти (при Колчаке, при Деникине и пр.). Лучшие умы Церкви, как, например, Патриарх Тихон, поняли это и старались исправить создавшееся положение, рекомендуя своим последователям не идти против воли народа и быть лояльными к советскому правительству. К сожалению, даже до сего времени некоторые из нас не могут понять, что к старому нет возврата и продолжают вести себя как политические противники советского государства.

Итак, из этого ответа получалось, что все арестованные священнослужители не за религиозные убеждения арестованы, а как государственные преступники или уголовники. А значит, таким же уголовным преступником является, в том числе, и митрополит Петр, назначивший митрополита Сергия. Здесь уже речь идет не только об отречении от многих осужденных, но об отречении от того, кто дал ему возможность возглавить иерархию.

Вопрос: Допускается ли в СССР свобода религиозной пропаганды?

Ответ: Священнослужителям не запрещается отправление религиозных служб и произнесение проповедей (только, к сожалению, мы сами подчас не особенно усердствуем в этом). Допускается даже преподавание вероучений лицам, достигшим совершеннолетия.

Что имеется в виду, трудно сказать…

Вопрос: Соответствуют ли действительности сведения, помещаемые в заграничной прессе, относительно жестокостей, чинимых агентами соввласти по отношению к отдельным священнослужителям?

Ответ: Ни в какой степени эти сведения не отвечают действительности. Все это – сплошной вымысел, клевета, совершенно недостойная серьезных людей. К ответственности привлекаются отдельные священнослужители не за религиозную деятельность, а по обвинению в тех или иных антиправительственных деяниях, и это, разумеется, происходит не в форме каких-то гонений и жестокостей, а в форме, обычной для всех обвиняемых.

То же самое. Митрополит Сергий, по существу, признает, что все тысячи находящихся сейчас в заключении священнослужителей, а заодно и мирян, не жертвы религиозных гонений, а просто преступники и уголовники, к которым применяется, так сказать, справедливое наказание.

 

Вопрос: Как управляется Церковь, и нет ли стеснений для управления?

Ответ: У нас, как и в дореволюционное время, существуют центральные и местные церковные управления. В управлениях всех наших органов до сих пор не было никаких стеснений, и Преосвященные находятся на местах своих епархиях.

Вопрос: Как бы вы смотрели на материальную поддержку из-за границы и, в чем бы она могла выразиться?

Ответ (и тут уже нечто совсем уникальное; тут, конечно, чекисты немножко не продумали ответы): Наше положение как священнослужителей в достаточной степени обеспечивается материальной поддержкой наших верующих. Мы считаем для себя нравственно допустимым содержание нас только верующими. Получение же материальной поддержки людей другой веры и извне было бы для нас унизительным и налагало бы для нас большие моральные, а может быть, даже и политические обязательства и связывало бы нас в нашей религиозной деятельности.

Ну, все ясно: помощь материальная не нужна, унизительна, от иноверцев принимать не будем, у нас всего в изобилии. Хотя, как вы прекрасно знаете, многие храмы закрывались именно на основании того, что священники не могли платить налоги, потому что такие налоги были на все храмы наложены, что это было просто невозможно выплачивать.

 

Вопрос: Существуют ли в СССР пастырские, богословские и т. п. школы?

Вслушайтесь в ответ и сравните с предыдущим:

Ответ: Да, в Москве до сих пор существует богословская академия у обновленцев. Если же у нас теперь академии нет, то это происходит прежде всего в силу отсутствия достаточных материальных средств для этой цели.

А дальше – нечто уже совсем фантасмагорическое в устах бывшего ректора Санкт-Петербургской академии:

и к тому же мы считаем теперь наиболее целесообразной персональную подготовку отдельных лиц, чувствующих призвание к служению церковному.

Вот какая педагогическая инновация: оказывается, не нужно никаких духовных академий – лучше персонально готовить священнослужителей.

 

Вопрос: Как вы относитесь в недавнему обращению папы Римского?

Ответ: Считаем необходимым указать, что нас крайне удивляет недавнее обращение папы Римского против советской власти (это было обращение против гонений на верующих). Папа Римский считает себя «наместником Христа», но Христос пострадал за угнетенных и обездоленных, между тем как папа Римский в своем обращении оказался в одном лагере с английскими помещиками и франко-итальянскими толстосумами. Христос так не поступил бы. Он заклеймил бы такое отступление от христианского пути.
Тем более странно слышать из уст главы католической Церкви обвинения в гонениях на инаковерующих, что вся история католической Церкви есть непрерывная цепь гонений на инаковерующих, вплоть до пыток и сожжения их на кострах. Нам кажется, что папа Римский в данном случае идет по стопам старых традиций католической Церкви, натравливая свою паству на нашу страну и тем поджигая костер для подготовки войны против народов СССР.
Мы считаем излишним и ненужным это выступление папы Римского, в котором мы, православные, совершенно не нуждаемся. Мы сами можем защищать нашу Православную Церковь. У папы есть давнишняя мечта окатоличить нашу Церковь, которая, будучи всегда твердой в своих отношениях к католицизму, как к ложному учению, никогда не сможет связать себя с ним какими бы то ни было отношениями.
На днях нами будет издано специальное обращение к верующим с указанием на новые попытки папы Римского насадить среди православных христиан католицизм совершенно непозволительными путями, к каким прибегает папа.

Вот, оказывается, главная проблема Русской Церкви в 1930 году – католическая миссионерская деятельность. Как это все воспринималось современниками? Не говоря уже о том, что католические храмы уже практически не существовали на территории Советского Союза вообще. В чем была главная проблема церковной жизни? Как раз в этих самых гонениях, отнюдь  католиков, не инквизиторов каких-то, а родных чекистов.

Вопрос: Как вы относитесь к выступлению архиепископа Кентерберийского на Кентерберийском церковном Соборе? (это тоже было выступление в защиту верующих от гонений)

Ответ: Нам кажется вообще странным и подозрительным внезапное выступление целого сонма глав разного рода церквей – в Италии, во Франции, в Германии, в Англии – в «защиту Православной Церкви». Внезапный необъяснимый порыв «дружеских» чувств к Православной Церкви обычных противников Православия невольно наводит на мысль, что дело тут не в защите Православной Церкви, а в преследовании каких-то земных целей. Мы не беремся объяснять, какие это земные цели, но что они имеют мало общего с духовными запросами верующих, в этом нет никакого сомнения.
Что касается, в частности, выступления архиепископа Кентерберийскога, то оно грешит той же неправдой на счет якобы преследований в СССР религиозных убеждений, как и выступление Римского папы. Трудящиеся люди Лондона расценивают выступление архиепископа Кентерберийского как выступление, «пахнущее нефтью». Нам кажется, что оно если не пахнет нефтью, то, во всяком случае, пахнет подталкиванием паствы на новую интервенцию, от которой так много пострадала Россия.

Надо отметить, что этот текст подписал не только митрополит Сергий, но и члены его Синода: митрополит Серафим (Александров), архиепископ Алексий (Симанский), архиепископ Филипп (Гумилевский), епископ Питирим (Крылов).

Что же сказать об этом интервью? Конечно, это было страшно, в особенности, для современников. Это была не только ложь – хотя, впрочем, мы люди закаленные. В штудировании «Журнала Московской Патриархии» 70-80-х годов, вообще в жизни в стране, где ложь стала нормой, и где, конечно же, солгать во имя блага – непонятно, какого: церковного, общенародного, производственного – считается нормой. И, действительно, а, может быть, и не было у митрополита Сергия другого пути, кроме этой лжи? И пойдя на эту ложь, он что-то сохранил? Нет. Оппоненты его говорили, что лгать не надо. Оппоненты его говорили, что ложью он Церковь не спасет. Кто же окажется прав?

Пока митрополит Сергий лгал. Лгал в надежде остановить репрессии хотя бы теперь по отношению к его собственным сторонникам. Ладно, то, что преследуют Местоблюстителей, преследуют сторонников митрополита Иосифа, митрополита Кирилла – в конце концов они идут против Сергия, а, значит, против Церкви! Так им и надо! Но моих-то сторонников преследовать не должны! Но власти начинают преследовать их. Достаточно вспомнить, что именно во время этой репрессии 1930-х годов расстреляют одного из самых последовательных сторонников митрополита Сергия здесь, в Ленинграде, священномученика протоиерея Михаила Чельцова. И Сергий уже и их не может спасти.

А в 1932 году «Союз воинствующих безбожников» разворачивает огромную пропагандистскую кампанию; почти 6 миллионов членов в этой организации. И декларируется очередная «пятилетка безбожия»: первый год – закрытие всех духовных школ, впрочем, оставались они у обновленцев; второй год – массовое закрытие храмов; третий – высылка всего духовенства заграницу (какая граница имелась в виду, оставалось только предполагать); четвертый год – закрытие всех храмов, относящихся ко всем религиям; и пятый год – закрепление достигнутых успехов. То есть закончить пятилетку планировалось к 1938 году.

А в это время 12 апреля 1932 года Синод при митрополите Сергии выносит неожиданное постановление «О награждении митрополита Сергия правом совершать богослужение с предношением креста». А что это означает? Предношение креста по время богослужения является атрибутом служения Предстоятеля Церкви, законного главы церковной иерархии. А как же быть с митрополитом Петром? Он ведь вроде бы еще жив?

В 1933-34 году закрывают последние действующие монастыри, и все это время, все тридцатые годы, происходит, может быть, самое страшное для митрополита Сергия. Понятно, что ужасны массовые репрессии духовенства. Но Церковь жива, когда есть епископат, потому что епископы могут рукополагать новых епископов. А здесь уже начинается целенаправленные репрессии против епископов.

Вот, начнем с 1929 года. В 1929 году арестовывается шесть епископов. Митрополит Сергий совершает две хиротонии – двух новых епископов вводит. В 1930 году арестовывается восемь епископов – три хиротонии совершает Сергий. В 1931 году арестовывается шестнадцать епископов – семь хиротоний совершает Сергий. Правда, в 1932 году он совершат шесть хиротоний, а арестовывается один епископ. Но уже в 1933 году арестовывается девять епископов, а он совершает четыре хиротонии. В 1934 году арестовывается шесть епископов – он совершает две хиротонии. В 1935-36 году арестовывается тридцать четыре епископа – он совершает пять хиротоний. А потом власти распускают его Синод и запрещают ему совершать новые хиротонии. И в 1937 году арестовывается и, в основном, расстреливается уже пятьдесят епископов.

То есть уничтожается епископская иерархия, а это самый прямой путь к свертыванию вообще религиозной жизни в стране. И вот все это происходит на протяжении тридцатых годов.

И вот в это самое время, 10 мая 1934 года, появляется указ Синода – того самого Синода, еще не закрытого, но уже перед роспуском в 1935 году, о назначении митрополита Сергия на вдовствующую Московскую и Коломенскую кафедру. Действительно, Патриарх Тихон скончался, не было архиерея в Москве. А также о присвоении митрополиту Сергию титула «Блаженнейший». Митрополит Алексий (Симанский), будущий Патриарх, огласит следующий адрес Синода митрополиту Сергию:

«Мудрое руководство кораблем церковным, безграничная любовь Ваша к Матери-Церкви, братское любовное отношение к соепископам-братьям и отеческое ко всем чадам Церкви сделали Вас в общецерковном сознании фактически первым епископом страны. Посему приняв во внимание вышеизложенное и продолжающееся вдовство первой кафедры страны мы, митрополиты Русской Православной Церкви и члены Патриаршего Священного Синода, в безграничной преданности Вашему Высокопреосвященству, как своему правящему первоиерарху, единогласным решением своим положили усвоить Вашему Высокопреосвященству в соответствии Вашему высокому особому положению правящего первоиерарха Русской Православной Церкви титул Блаженнейшего митрополита Московского и Коломенского».

Я оставляю в стороне это жуткое словосочетание слова «блаженнейший» и того, что происходило в Церкви; оставляю в стороне и этот пафосный стиль. Видите, какое интересное каноническое основание: оказывается, что для того, чтобы одного из епископов сделать Предстоятелем Церкви, нужны безграничная любовь Ваша к Матери-Церкви, братское любовное отношение к соепископам-братьям и отеческое ко всем чадам Церкви. Вот критерий-то. Я уж не говорю о том, а было ли такое отношение к митрополиту Кириллу, к митрополиту Агафангелу, к митрополиту Иосифу, митрополиту Петру (о чем дальше речь пойдет)? Но это все каноническое основание, чтобы объявить человека Предстоятелем Церкви? Предстоятелем Церкви избирает Поместный Собор. А титул «Блаженнейший» это, действительно, титул, который присваивается Предстоятелям Церкви.

В это время в милитаристской Японии, в которой, казалось бы, по определению положение Православной Церкви должно было бы быть хуже, чем, хотя и в советской, но все же России, когда-то православной, митрополит Сергий (Тихомиров), когда-то соработник по Духовной школе митрополита Сергия, по религиозно-философским собраниям, потом по Японской миссии, узнав о том, что митрополит Сергий стал Блаженнейшим, направил ему поздравительную телеграмму. И эта телеграмма стала основанием для заведения против митрополита Сергия дела о связях с японской разведкой. Благо был в Японии несколько лет до революции, да еще и японский язык изучить успел. Этому делу не дали ход, но то, что это стало возможным в условиях, конечно, не только шпиономании, которой была пронизана наша страна, но и в условиях, когда даже он, самый лояльный власти церковный иерарх, мог быть обреченным на гибель. И, видимо, это митрополит Сергий тоже с определенного момента начал ощущать.

А как же реагировали на происходящее те, кто был в оппозиции митрополиту Сергию, но еще был жив? Вот что писал будущий священномученик епископ Дамаскин (Цедрик) другому будущему священномученику архиепископу Серафиму (Самойловичу): «Вам еще, вероятно, неизвестно о готовящемся в Москве преподнесении титула Блаженнейший и митрополита Московского? Как видите, они сами себя топят. Что же можем сделать мы при нынешних условиях? Добиваться удаления митрополита Сергия поздно, да и бесполезно. Уйдет митрополит Сергий – остается сергианство, то есть то сознательное попрание идеала святой Церкви ради сохранения внешнего декорума и личного благополучия, которое необходимо является в результате так называемой легализации». Это очень значимая характеристика. Действительно, митрополит Сергий получил эту самую пресловутую легализацию. Но что она дала Церкви в действительности? Церковь продолжают преследовать, Церковь принуждают лгать и создавать здесь иллюзию жизни при отсутствии таковой. И опять, вот видите, в который раз звучит это странное определение – сергианство. Сергианство как разновидность обновленчества. Хотя, казалось бы, митрополит Сергий никаких реформ церковных не проводит. Значит, суть обновленчества «непоминающие» видят в чем-то другом.

А вот что писал епископ Макарий (Кармазин): «Я отдельным своим единомышленникам высказывал свой взгляд об акте присвоения митрополиту Сергию титула Блаженнейшего. Я высказывал, что этот акт является мероприятием, подготавливающим безболезненную замену Петра Крутицкого Сергием». Действительно, задумаемся над этим. Митрополит Петр остается Местоблюстителем. Пока он еще жив, но находится в заключении. Но если полноценным главой Церкви становится Сергий, что же происходит с митрополитом Петром? Кто он? Никто? А значит, его можно просто физически устранить. Что и произойдет. Но зависимость митрополита Сергия от властей меньше не становилась. Ему, несмотря на то, что он стал теперь Блаженнейшим, приходилось действовать в угоду властям во многих направлениях.

Так, 22 июня 1934 года он издал указ о запрещении в священнослужении теперь уже всех епископов Русской Православной Церкви заграницей – сделал то, от чего, как вы понимаете, уклонялись его предшественники. Под это запрещение подпадал его учитель – митрополит Антоний (Храповицкий), который на это отреагировал в достаточной степени резко и который, конечно же, не признал всех этих запрещений.

Власти 18 мая 1935 года подталкивают митрополита Сергия к роспуску Синода, и теперь власть концентрируется в его руках и в руках его ближайшего викария епископа Дмитровского Сергия (Воскресенского). Молодой епископ, который входит вот в эту тройку самых близких митрополиту Сергию иерархов: Алексий (Симанский), Николай (Ярушевич) и Сергий (Воскресенский). В 1936 году, 11 декабря, как сообщают власти митрополиту Сергию, последовала смерть митрополита Петра в заключении. И на этом основании 27 декабря 1936 митрополит Сергий издал акт о переходе прав и обязанностей Местоблюстителя к заместителю Патриаршего Местоблюстителя – Блаженнейшему митрополиту Московскому и Коломенскому Сергию. Вдумаемся в эту логику: издал сам себе указ – Синода-то уже нет – что к нему переходят права Местоблюстителя. А Петр Полянский был в это время жив, и до сих пор историки спорят, почему же властям понадобилась эта дезинформация. Митрополита Петра расстреляют в 1937 году, а тогда он был еще жив. Скорее всего, митрополит Сергий мог об этом и не знать. Но факт остается фактом – при живом митрополите Петре он объявил себя Местоблюстителем.

Наступил 1937 год, год, во время которого было только расстреляно 85 тысяч 300 священнослужителей. Впрочем, сюда входят также и церковные старосты и псаломщики. Казалось бы, этот год перечеркнул все надежды митрополита Сергия на то, что его курс церковный приведет к сохранению Церкви, к спасению хотя бы какой-то части Церкви.

Но мы с вами говорили об отношении к Сергию двух Местоблюстителей. Теперь остается третий – митрополит Петр (Полянский). Что с ним происходило все эти годы? Ведь, в конце концов, именно он назначил Сергия своим заместителем, и, может быть, он-то одобрял то, что делает митрополит Сергий? До последнего времени, до конца 90-х – начала 2000-х годов многие склонны были это утверждать. Тогда не были исследованы материалы следственного дела митрополита Петра. И вот теперь мы можем, в общем, восстановить картину отношения митрополита Петра, священномученика Петра к митрополиту Сергию. Получив 5 ноября 1926 года приговор к трем годам ссылки, он оказался в ссылке недалеко от уже закрытого Абалакского монастыря, потом был вновь арестован, переведен в Тобольскую тюрьму, откуда отправлен за Полярный круг в поселок Хэ.

В 1928 году он напишет оттуда: «Оставление меня в селе Хэ Обдорского района далеко за Полярным кругом среди суровой обстановки слишком пагубно отражается на моем здоровье, которое после моего годичного здесь проживания пришло в окончательный упадок. Дальнейшее оставление меня в настоящем трудно переносимом климате при моих сильно развившихся болезнях (эмфизема, миокардит, хронический ларингит и др.) и при отсутствии средств для ослабления их, равносильно обречению меня на смерть». Власти проигнорировали это его письмо, тем более, что срок его ссылки заканчивался в 1928 году. Срок ссылки закончился, его из ссылки не отпустили. И в декабре 1929 года, ожидая получения нового срока – и он его получил (это будет жуткая система, при которой ему будут давать постепенно малые сроки: сначала три года, потом два года, потом еще три года…) – митрополит Петр написал митрополиту Сергию письмо. Послушайте его и сделайте сами выводы о том, как митрополит Петр относился к политике митрополита Сергия:

«Ваше Высокопреосвященство, простите великодушно, если настоящим письмом я нарушу душевный покой Вашего Высокопреосвященства». Опять-таки, вспомним несопоставимость их положений: один в Москве, другой – в ссылке.

«Мне сообщают о тяжелых обстоятельствах, складывающихся для Церкви в связи с переходом границ доверенной Вам церковной власти. Очень скорблю, что Вы не потрудились посвятить меня в свои планы по управлению Церковью. А между тем Вам известно, что от местоблюстительства я не отказывался и, следовательно, Высшее Церковное Управление и общее руководство церковной жизнью сохранил за собою. В то же время смею заявить, что с должностью заместителя Вам предоставлены полномочия только для распоряжения текущими делами, быть только охранителем текущего порядка вещей». То есть никаких синодов он не имеет права создавать.

«Я глубоко уверен, что без предварительного сношения со мною Вы не предпринимаете ни одного ответственного решения, каких-либо учредительных прав я Вам не предоставлял, пока со мною местоблюстительство и пока здравствует митрополит Кирилл и в то же время был жив митрополит Агафангел.

Поэтому же я и не счел нужным в своем распоряжении о назначении кандидатов в заместители упомянуть об ограничении их обязанностей, для меня не было сомнений, что заместитель прав установленных не заменит, а лишь заместит, явит собой, так сказать, тот центральный орган, через который местоблюститель мог бы иметь общение с паствой».

То есть он подтверждает понимание статуса заместителя, который высказывали и митрополит Кирилл, и митрополит Агафангел, и тот же самый митрополит Иосиф. Ошибка его была в том, что он это не оговорил, но не оговорил он именно потому, что ему в голову не приходило, что митрополит Сергий может так произвольно это толковать.

«Проводимая же Вами система управления не только исключает это, но и самую потребность в существовании местоблюстителя, таких больших шагов церковное сознание, конечно, одобрить не может. Не допускал я оговорок, ограничивающих обязанности заместителя, и по чувству глубокого уважения и доверия к назначенным кандидатам, и прежде всего к Вам, имея в виду при этом и Вашу мудрость.

Мне тяжело перечислять все подробности отрицательного отношения к Вашему управлению: о чем раздаются протесты и вопли со стороны верующих, от иерархов до мирян. Картина церковных разделений изображается потрясающей. Долг и совесть не позволяют мне оставаться безучастным к такому прискорбному явлению, побуждая обратиться к Вашему Высокопреосвященству с убедительной просьбой исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение, вызвавшее в ней раздоры и разделения и омрачившее репутацию ее предстоятелей.

Равным образом прошу устранить и прочие мероприятия, превышающие Ваши полномочия. Такая Ваша решимость, надеюсь, создаст доброе настроение в Церкви и успокоит измученные души чад ее, а по отношению к Вам для общего нашего утешения сохранит то расположение, каким Вы заслуженно пользовались и как церковный деятель, и как человек. Возложите все упование на Господа, и Его помощь всегда будет с Вами».

Уже ясна точка зрения митрополита Петра. Но митрополит Сергий на это никак не отреагировал. Это письмо было найдено в следственном деле, и можно только гадать, сообщили ли власти митрополиту Сергию об этом письме. Но будем надеяться, что он об этом письме не знал и пребывал в убеждении, что митрополит Петр одобряет его действия.

Февраль 1930 года, второе письмо митрополита Петра:

«Я постоянно думаю, что Вы являетесь прибежищем для всех истинно верующих людей. Признаюсь, что из всех огорчительных известий, какие мне приходилось получать, самыми огорчительными были сообщения о том, что множество верующих остаются за стенами храмов, в которых возносится Ваше имя. Исполнен я душевной боли и о возникших раздорах вокруг Вашего управления и других печальных явлениях. На мой взгляд, ввиду чрезвычайных условий жизни Церкви, когда нормальные правила управления подвергаются всяким колебаниям, необходимо поставить церковную жизнь на тот путь, на котором она стояла в первое Ваше заместительство. Вот и благоволите вернуться к той, всеми уважаемой Вашей деятельности. Повторяю, что очень скорблю, что Вы не писали мне и не посвятили в свои намерения. Раз поступают письма от других, то, несомненно, дошло бы и Ваше. Пишу Вам откровенно, как самому близкому мне Архипастырю, которому многим обязан в прошлом и от святительской руки которого принял постриг и благодать священства».

Но все было тщетно. Митрополита Петра опять арестовали, потом дали новый срок. Так продолжалось еще некоторое время. А затем, уже в 1931 году его приговорили к пяти годам лагеря. Он был обрадован, надеясь, что он теперь будет пребывать не в одиночке – а он все время в тюрьмах проводил в одиночке – но попадет в лагерь, он даже просил об этом в письмах. Но при этом он категорически отказывался идти на уступки властям. А власти предлагали ему освобождение, если он будет, как митрополит Сергий, исполнять волю властей. Но он от этого отказался.

И вот его оставили в тюрьме, перевели в 1933 году в Верхнеуральскую тюрьму особого назначения, где все узники носили только номера и были неведомы никому, кроме начальника тюрьмы и заместителя начальника. Его очередной срок в этом тяжелом одиночном заключении закончился в 1936 году, но его оставили в тюрьме и вновь продлили срок на три года. То есть к этому времени находился в тюрьме уже одиннадцать лет. Есть свидетельства о том, что когда он услышал очередной себе продленный срок, он улыбнулся и сказал: «Ну, теперь, видимо, я буду жить вечно».

А далее близился 1937 год, и против митрополита Петра решили завести новое дело, которое должно было завершиться расстрельным приговором. И вот что показательно: составляя его дело, впопыхах, когда уже шли массовые расстрелы, начальник тюрьмы, младший лейтенант госбезопасности Арсеньев, в частности, писал, выявляя новый состав преступления митрополита Петра – а какое он мог совершить преступление в этой тюрьме, где он сидел, как «Железная Маска», можно сказать? Трудно даже представить себе, но тем не менее:  «Отбывая заключение в Верхнеуральской тюрьме, проявляет себя непримиримым врагом Советского государства, клевещет на существующий государственный строй, обвиняя в гонениях на Церковь и ее деятелей, клеветнически обвиняет органы НКВД в пристрастном к нему отношении, в результате чего якобы явилось заключение, так как он не принял к исполнению требований НКВД отказаться от местоблюстительского сана. Пытался связаться с внешним миром из заключения, используя для этого медицинский персонал тюрьмы. В результате чего получил от духовенства города Верхнеуральска просфору как знак привета».

После просфоры остается, конечно, только расстреливать. О самое главное, посмотрите: «клеветнически говорит о пристрастном к нему отношении». А что это такое? Когда ему неоднократно, без всякой мотивировки, дают новые и новые сроки заключения. И как всю эту историю митрополита Петра воспринять в контексте интервью митрополита Сергия – что те, кто у нас осужден, осуждены как обыкновенные уголовные государственные преступники?

В результате 10 октября 1937 года в 4 часа дня митрополит Петр был расстрелян. Так ушел из жизни еще один святой наш Местоблюститель, митрополит Петр. Таково было его отношению к политике митрополита Сергия. И возникает вопрос, а с чем же и с кем же оставался митрополит Сергий в конце 30-х годов?

Оставалось из 67 с лишним тысяч церквей и часовен, действовавших когда-то, наверное, менее трехсот (точной статистики нет) действующих храмов на всей территории Советского Союза в границах 1939 года. Из 64 правящих архиереев оставалось четверо – митрополит Сергий, митрополиты Николай (Ярушевич) и Алексий (Симанский) и архиепископ Сергий (Воскресенский). Из когда-то 66 с лишним тысяч приходского духовенства оставалось вряд ли более пятисот священнослужителей. И это к тому, что к концу пятилетки, заканчивавшейся в 1942 года, очередной пятилетки, должны были быть ликвидированы все действующие храмы и все действующее духовенство.

Конечно, осуществить эту задачу было властям вполне по силам. И невольно задаешься вопросом: а с какими мыслями и чувствами должен был пребывать митрополит Сергий в это время во главе вот той самой церковной организации, во имя сохранения которой он не просто вступил в конфликт, а наложил прещения на очень многих наших выдающихся иерархов, которым предстояло впоследствии быть прославленными как святые в той самой Церкви, которую, как казалось митрополиту Сергию, он пытался сохранить. И, главное, возникает вопрос: а правильна ли была его политика? Невольно вспоминаешь дискуссии, которые с ним вели его оппоненты из числа иосифлян, когда на его заявление о том, что он спасает Церковь, ему говорили, что это не Вы спасаете Церковь, а мы все спасаемся в Церкви. Неужели Вы думаете, что Вы в состоянии спасти Церковь сами, да еще подобного рода методами?

Действительно, оказалось, что Церковь он спасти не мог. И после этого возникает вопрос: а правильным ли путем шла Церковь? И был ли путь митрополита Сергия единственно возможным? Как правило, главным аргументом сторонников митрополита Сергия было то, что да, пусть митрополиту Сергию приходилось лукавить, приходилось говорить неправду – но ведь все это для блага Церкви, ведь он Церковь сохранил! Но сохранил ли, во-первых? А, во-вторых, почему мы считаем, что это был единственно правильный путь? А те, кто предлагал другой путь, разве они не были правы? Разве не могла бы Церковь пойти их путем?

Понимаете, когда митрополита Сергия критиковали представители Зарубежной Церкви, на всю их критику всегда можно было сказать: вы там, вы свободны; вот приезжайте сюда и действуйте иначе, как вы считаете нужным; будьте прямыми и честными. Действительно, таких прецедентов практически не было. И наиболее мудрые церковные иерархи на Западе никогда так резко митрополита Сергия не критиковали – например, Евлогий Георгиевский. Действительно, от критики зарубежного духовенства всегда можно было отмахнуться словами: вы-то там, а мы-то – здесь; вы – на бездуховном Западе живете легко и свободно, а мы-то на Святой Руси в крови собственной захлебываемся. Не учите нас.

Но вот когда 90-е годы открыли нам позицию здешних критиков митрополита Сергия, когда мы узнали о позиции тех, кто каждое свое слово, сказанное против Сергия, доказывал собственной кровью, то оказалось, что, по существу, все те, кому наиболее всего доверял Патриарх Тихон, выступили против митрополита Сергия и поплатились за это жизнью. Вот от такой критики уже отмахнуться нельзя. От этой внутренней критики. Потому что они имели моральное право критиковать Сергия. И не только моральное, но и каноническое, если говорить о Местоблюстителях, которые выше его стояли по положению и пользовались доверием Патриарха Тихона куда большим, чем Сергий.

Это первое основание, которое, как мне кажется, должно побудить, да, собственно, и побуждает нашу Церковь сейчас критически осмыслять наследие Сергия. Вот почему Зарубежная Церковь, по существу, отказалась от требования покаяния нашего в сергианстве, потому что они поверили нам, что мы отказываемся от сергианства, раз мы канонизовали противников митрополита Сергия. Мы ведь не просто канонизовали митрополита Кирилла, например, мы ведь даже не аннулировали запрещение в священнослужении митрополита Кирилла. Как же так? Как можно канонизовывать иерарха, который запрещен в священнослужении? Нужно ведь сначала отменить это запрещение в священнослужении? Но мы его не отменяли и тем самым признали, что прещение митрополита Сергия было незаконным. После чего зарубежники решили, что в Русской Церкви Московского Патриархата произошло, действительно, отторжение от сергианской политики, что Церковь стала другой.

Но есть еще серьезное основание нам задуматься о ложности сергианского пути – это размышление над тем, как развивается наша церковная жизнь в 90-е, в 2000-е годы. Ибо очень многие вопиющие язвы нашей церковной жизни обусловлены именно непреодоленным сергианским наследием. Но, даст Бог, мы об этом поговорим дальше, потому что тогда еще этот образ сергианства как такового только еще мелькал в посланиях наших епископов-новомучеников, тогда еще суть того, что чувствовали они, многим была не ясна.

Да и сам митрополит Сергий был жив и, в общем, тоже мог считаться страдальцем. Он вступал во Вторую мировую войну в 1939 году в тяжелейшем состоянии. Его политика не спасла даже тех, кто поверил ему и пошел за ним по пути компромиссов, Церковь находилась на грани уничтожения. И сам он, почти совсем оглохший и разбитый болезнью Паркинсона, все более прогрессирующей, был уже неспособен противостоять побеждающему богоборческому государству.

И вот тут началась Вторая мировая война, в сентября 1939 года. И ситуация стала, совсем неожиданно для всех, меняться. Но об этом мы уже поговорим в следующий раз.

 

 

А.Ратников:

Вы слушали четвертую часть лекции о Патриархе Сергии из цикла

«Русская Православная Церковь ХХ века в личностях Патриархов». Автор цикла – профессор Санкт-Петербургской Духовной академии протоиерей Георгий Митрофанов. Аудиоверсию подготовил Александр Ратников.