Печатная машинка как образ человеческой совести

Программа Марины Лобановой

«Встреча»

Гость: Жанна Телевицкая

Тема: выставка «Эрика берет четыре копии» в музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме. Дополнительные разделы выставки: 1. «Избегайте статуса жертвы». Иосиф Бродский в самиздате. 2. «Такие вещи допускать нельзя». Николай Гумилев в 1986 году

Часть 2

Эфир: 3 декабря 2022 г.

АУДИО + ФОТО

 

Марина Лобанова:

К такой художественной метафизике копирки, поскольку здесь копирка столько занимает места и в оформлении, и она здесь везде присутствует, и можно взять копирку и самому под копирку что-то напечатать, и даже есть отдельный памятник копирке… Расскажите об этой «философии копирки». Потому что это ведь ты не просто прочитал и думаешь: «о, какой я особенный, я читал, другие – не читали», – а ты ещё поделился!

 

Жанна Телевицкая:

Конечно, ещё «четыре копии»… Это такое неистребимое стремление не только этим каким-то там тайным знанием обладать, но также дать возможность и другим его получить. … Конечно, хочется этим поделиться, конечно. Я думаю, что это такое совершенно неистребимое стремление не только самому получить какое-то интеллектуальное, художественное наслаждение, но также и с друзьями поделиться.

 

Марина Лобанова:

Такая мистика общения, которое было, в общем-то, во многом запрещено, а ты понимал, что ты общаешься с людьми, может быть, даже которых ты не узнаешь.

 

Жанна Телевицкая:

Дело в том, что в самиздате общение – это, действительно, очень важная составляющая. Во-первых, это какое-то сообщество близких тебе по духу людей. Это совершенно очевидно.

 

Марина Лобанова:

Смотрите – вот я прочитал… А ведь обсудить – это уже очень опасно, а вдруг кто-то услышит.

 

Жанна Телевицкая:

Вот опять же тут мы снова к нашей любимой теме возвращаемся – а как узнавали, с кем можно поделиться? Если мы воспользуемся рецептом – «узнавали по глазам» – конечно, совсем не всегда себя этот метод оправдывал. … Да, была статья за распространение, скажем, порочащей информации, за распространение произведений антисоветских.

 

Марина Лобанова:

Это очень большой риск.

 

Жанна Телевицкая:

Это риск, но, мы понимаем, это какой-то, наверное, такой элемент собственного выбора. Михаил Мейлах, который всё-таки сел за самиздат и отбыл срок, он никогда не говорит об этом как о каком-то геройстве, просто это была его жизнь. Конечно, он был бы рад этого избежать, но, тем не менее, так случилось. Или Владимир Марамзин, который после отъезда Бродского собрал вот этот знаменитый сборник его стихов, стихов Бродского, четырехтомник, и тоже ему срок практически грозил, это было условное осуждение, он сумел всё-таки уехать за границу, это было в каком-то смысле вот тем делом, которое он делал, и избежать этого было совершенно невозможно. Им нужно было собрать стихи, с их точки зрения, очень талантливого друга, которого уже нет на родине, который живёт за границей, а произведения его здесь, ну как же – им нельзя дать распылиться, нельзя дать им кануть в какую-то безвестность. Вот и они это делают. И просто это дело, которое ты делаешь, потому что не можешь иначе.

 

 

Марина Лобанова:

Мне кажется, здесь нужно сказать, как мы благодарны и как мы чтим этих людей, которые не боялись, которые читали, которые копировали, тиражировали, распространяли и снова хотели что-то новое читать, тиражировать, копировать, распространять. Это подвиг. В каких-то передачах мы говорим, что мы благодарны тем, кто сохранил архивы, например, по поводу какого-то важного для нас деятеля… рискуя, пряча… Дневники кто сохранял – мы им благодарны. Есть люди, которые пострадали за то, что они хранили чьи-то архивы, и тоже сами потом сидели, и причём немало, есть и такое. Мне почему-то сейчас пришло она память имя – это отец Павел Адельгейм, который сел… ему сказали, что это он написал, а не Ахматова…

 

Жанна Телевицкая:

У нас Максим Якубсон рассказывает об отце Павле немножко в своем интервью. Это всё один круг, мы всё время упоминаем одних и тех же людей.

 

Марина Лобанова:

Конечно, самиздат – это и Евангелие, которое переписывали.

…

 

Марина Лобанова:

Есть и еще две «сопутствующие» выставки. Расскажите о них.

 

Жанна Телевицкая:

Если подняться на третий этаж и войти в экспозицию «Иосиф Бродский. Натюрморт», это наша постоянная экспозиция, посвященная Бродскому, сделанная очень особенным образом, там на поверхности письменного стола, на поверхности бюро и на поверхности секретера лежат совершенно удивительные вещи, которые иногда непосредственно, а иногда опосредованно связаны с самиздатом. И уж, конечно, они точно непосредственно связаны с Иосифом Бродским. Там лежит записанная Фридой Вигдоровой стенограмма суда над Бродским.

…

 

 

Марина Лобанова:

А почему запись того, как проходил суд, это стало чуть ли не литературным хитом самиздата?

 

Жанна Телевицкая:

Ну, в общем, стало. … Когда судят человека, пишущего стихи… и его спрашивают «где вы учились?», а он отвечает «я думал, это от Бога»… И ты понимаешь, что свобода творчества, вообще-то, это одна из самых главных свобод человеческих. … И вот здесь у нас лежит эта самая запись, уже тоже машинописная, то есть много раз воспроизведенная.

…

 

А если войти в квартиру Ахматовой, тоже походить там по всем комнатам и наконец-то оказаться в Белом зале, где уже чисто литературная экспозиция, а не мемориальная, то там стоит несколько витрин, посвященных возвращению стихов Гумилёва к читателю в 1986 году. То есть до этого они ходили в самиздате достаточно широко, но в 1986 году, к 100-летию Гумилёва, они были впервые напечатаны официально, после огромного перерыва в более чем 60 лет, они вернулись в напечатанном виде, в «Огоньке», в 1986 году, в апреле. В апреле был юбилей Гумилёва, 100 лет, но также это был «апрельский», то есть Ленину посвящённый номер. И возмущенные читатели начали в «Огонёк» писать письма: «да что же это такое, да как же это может быть, да еще в «ленинском» номере, да какой-то белогвардеец, вполне заслуженно осужденный, а забытый уж точно заслуженно, и что он здесь делает? и как же мы будем нашу молодежь воспитывать после этого?». Это были не единичные письма, их было довольно много.

…

 

Марина Лобанова:

То есть в том зале – печатали и переписывали… и в этом зале – печатали и писали… И теперь получается: с одной стороны, с другой стороны… Тоже такая Ахматовская тема: две России, они встретятся…

 

Жанна Телевицкая:

…посмотрят в глаза друг другу…

 

Марина Лобанова:

…две России – та, которая сидела, и та, которая сажала. Получается, что у вас есть раздел выставки про самиздат, неожиданный, который показывает – а что… (не то, что произошло бы, а что…) произошло, когда самиздат стал изданным. И вот что произошло. Мы можем здесь это увидеть и прочитать.

 

 

«Теперь две России взглянут друг другу в глаза – та, что сидела, и та, что сажала». Анна Ахматова

 

 

Жанна Телевицкая:

«Гумилёв забыт и воскрешать его не следует». «Такие вещи допускать нельзя». «На таких статьях молодёжь не воспитывают». Одну из цитат, «такие вещи допускать нельзя», мы и сделали названием выставки. Еще замечательные цитаты. «Я и другие против, чтобы на полках стояли рядом книги Николая Островского и Н. Гумилёва. Как это объяснить молодёжи? На чём же тогда их воспитывать? Неудивительно, что с наших сцен поют такие сочинители, как Гребенщиков из Ленинграда, уводящие молодёжь в никуда. На строительство БАМа такой Гребенщиков не поедет. А строчит свою галиматью, да ещё размножают её «кассетным» путём. Кто позволяет это?»

В общем, такие товарищи подобного мракобесного мировоззрения – никуда не деваются никогда, как и люди абсолютно свободомыслящие, они всегда составляют такую вот противофазу друг другу, они есть всегда.

 

Марина Лобанова:

А вот ещё такая фраза, которая, наверное, просто в каждом втором «письме в редакцию»: «С кем вы, мастера культуры?».

 

Жанна Телевицкая:

И вот чудесное, что «…«Огонёк» помирил вождя Революции с одним из гнусных контрреволюционеров. От такого «мира», устроенного редакцией «Огонька», несёт духом контрреволюции и космополитизма…».

…

Дивные использовались клише… Пишущая машинка – она же равно печатает и самиздат, и нечто ему противоположное. Есть и от руки, очень таким ловким почерком написанные, да, их много, мы показали только небольшую часть.

…

 

 

Марина Лобанова:

Интересно тоже – такой запрос на то, что не просто «я так считаю», а «я других заставлю так считать».

 

Жанна Телевицкая:

Любая какая-то такая вот государственная машина репрессивная – она именно таким образом и работает. Собственно говоря, у нас даже и в тексте к выставке примерно вот такой текст, что эта история показывает результаты многолетнего расчеловечивания общества и создания культа оправданного насилия. То есть это именно ровно вот о чём вы сказали. Да, что не важно, что мне не нравится, но это и другим нужно запретить. Да, вот этот культ оправданного насилия, это действительно достаточно серьёзно, конечно.

 

Марина Лобанова:

Выставка про 86 год! Это практически про нас сегодняшних.

 

Жанна Телевицкая:

Это наше «вчера», конечно. Мы как раз и хотели, чтобы тема, начатая в Большом зале, продолжалась, пусть фрагментарно, пусть таким вот небольшим вторжением, в наших двух постоянных экспозициях.

 

 

Марина Лобанова:

Можно прийти, сесть и печатать. Всё так красиво здесь сделано. Но за той же самой печатной машинкой мог сидеть человек и печатать вовсе не самиздат, а печатать на кого-то донос или возмущение Гумилёвым…

 

 

Жанна Телевицкая:

Конечно, печатная машинка это такой инструмент, который и для того и другого годится, конечно. И не только доносы, но и протоколы печатались тоже на таких же устройствах. Но вот Галич воспел «Эрику» именно как такую звезду самиздата…

 

Александр Галич. «Мы не хуже Горация»: «…«Эрика» берет четыре копии, вот и все! А этого достаточно! Пусть пока всего четыре копии – этого достаточно!..»

 

 

Марина Лобанова:

Мы говорили о символе копирки. Я скажу и о символе печатной машинки. Мне кажется, что она символ человека. Его можно научить любить, а можно научить ненавидеть, можно научить культуре, а можно научить бескультурью.

…

Возвращаясь к звезде самиздата – стенограмме суда над Бродским…  И вот когда человек говорит «я думал, это от Бога» – а ведь это атеистическое государство и вообще-то за Бога тоже можно получить ужесточение судьбы. И вот когда человек говорит «я думал, это от Бога» – людям, которые борются с Богом… вот это что-то библейское… И отсюда опять к фразе Ахматовой про две России. Вот как её понимать? О чём она? «Теперь две России взглянут друг другу в глаза – та, что сидела, и та, что сажала». Две России встретятся, посмотрят в глаза друг другу… и что?

 

Жанна Телевицкая:

Ведь у Ахматовой нет продолжения этой фразы. Мы тоже о ней много думаем, и думаем, что отчасти это какая-то такая … она как поэт создавала какую-то идеальную ситуацию, которая мало реализуема в жизни. Но, тем не менее, любое поэтическое самосознание, особенно такой высоты и мощи, как у Ахматовой, конечно, оно, скажем, выстраивает вот такие образы. … В общем, она пророчила, и пророчила достаточно правильно.

…

 

 

Марина Лобанова:

А как вам кажется: две России встретятся и… по мысли Ахматовой и близких к ней по духу людей… они  встретятся – и что? Встретятся и обнимутся? Встретятся и одни изменят своё мнение под влиянием других? А какая сторона изменит свое мнение? И почему? Либо они встретятся и… в то же время не встретятся. Потому что мы видим, что судья и подсудимый в данном протоколе суда над Бродским никогда друг с другом не встретятся, даже если они будут в одной комнате. Они никогда не сойдутся. Они всегда будут параллельными Россиями. Или, может быть, даже вот одна сторона – это вообще не Россия. Не знаю. И вот вопрос к вам по поводу понимания этой оборванной фразы Ахматовой: встретятся – и что?

 

Жанна Телевицкая:

За Ахматову очень сложно додумывать. Но, я думаю, что она ставила многоточие. … Что они почувствуют, когда встретятся – примерно можно вообразить. А вот что будет дальше… это такая всегдашняя развилка. 

 

 

В рамках проекта «Эрика берёт четыре копии». В экспозиции «Иосиф Бродский. Натюрморт» – выставка, посвящённая «жизни» стихов Бродского в самиздате. На выставке представлена запись суда, созданная Фридой Вигдоровой, которая фиксирует унизительную абсурдность процесса над 24-летним поэтом. Публично заступиться за Бродского не побоялись крупнейшие литераторы, в том числе Чуковский, Маршак, Паустовский, Ахматова. Их неравнодушие и международный резонанс привели к фактическому сокращению срока ссылки поэта в деревне Норенская. … Ася Сухомлинова фиксирует в воспоминаниях свой ответ на вопрос Ахматовой, читала ли она поэзию Бродского: «Конечно, все сейчас переписывают его стихи». Спустя полвека Сухомлинова передаст в Музей Анны Ахматовой в Фонтанном Доме эти списки. … В Ленинграде в 1975 состоялся суд над главным составителем сборника стихов Бродского – Владимиром Марамзиным (1934-2021), осужденным условно и эмигрировавшим после этого во Францию. Уникальный полный комплект одного из главных памятников самиздата подарил музею друг Бродского физик Михаил Петров.

 

 

Также в рамках проекта «Эрика берёт четыре копии» в мемориальной квартире Ахматовой-Пуниных представлена выставка «Такие вещи допускать нельзя», она посвящена первой публикации стихов Николая Гумилёва в СССР, это публикация в журнале «Огонек» за 1986 год (спустя 65 лет после расстрела поэта). На выставке представлены письма в редакцию – отклики читателей на публикацию стихов Гумилёва. Это многочисленные возмущения, ведь в массовом сознании Гумилёв всё ещё существовал как враг народа, «участник белогвардейского заговора» и «контрреволюционер». Люди требовали объяснений, видя в произошедшем измену Великому Октябрю. Об этой истории, которая стала результатом многолетнего расчеловечивания общества, создания культа оправданного насилия … и том, как Николай Гумилёв связан с культурой самиздата, рассказывает эта выставка.

 

Полностью слушайте в АУДИО.

 

АУДИО, ФОТО – Марина Лобанова.

 

См. также: