Петроград в 21-ом году

Программа Марины Лобановой

«Возвращение в Петербург»

Гость: Софья Андреевна Балагула, старший научный сотрудник, куратор выставки «Петроград в 1921 году» в музее-квартире Александра Блока (филиал Государственного музея истории Санкт-Петербурга)

Эфир: 14 и 21 июня 2021 г.

АУДИО

Софья Балагула:

— Антураж 1921 года не может здесь, конечно, быть не упомянут, и, естественно, 21-й год начался не внезапно, его подготовили предыдущие послереволюционные годы. Буквально положение в городе – это всё следствие как раз и послереволюционных событий, и участия России в Первой мировой войне, и Гражданской войны, вот всё это вместе, конечно, привело вот к тому, что мы можем узнавать про этот именно год. Здесь на выставке у нас часть экспонатов представлена только в цифровом виде, сами фотографии хранятся в фонде, и мы сделали цифровые копии. Вот, например, перед Петропавловской крепостью на берегу Невы заготавливают дрова. Довольно сложно с отоплением, с дровами в этом году, есть много воспоминаний о том, как в квартирах печи топили уже мебелью, дверьми, и у Чуковского в дневниках есть эпизод, когда художник Анненков рисует портрет Чуковского, периодически снимая какую-то дверь, разбирая её на куски и вместе с ручками бросая в печь. А вот это я вам сейчас покажу в оригинале – это карточка на хлеб, на продукты за август-сентябрь 21 года. То есть это как раз месяц смерти Блока. Возьмём оборот этой карточки – здесь написано: хлеб, сухие продукты, что-то отрезано… Я когда в фонде эти карточки получала, то хранители мне сказали, что, вероятно, то, что мы видим, что не все квадратики вырезаны, это означает, что не на что было выкупать эти продукты, это, конечно, предположение, может быть и по-другому объясняется как-то то, что карточки не полностью использованы, но, тем не менее, вот такой документ сохранился до наших дней.

21-й год – это последний год жизни Блока, он умер в начале августа. И как позже скажет Луначарский, что мы, в буквальном смысле, его «замучили»…

Любовь Дмитриевна, жена Блока, говорила о том, что именно отсутствие хлеба тяготило его больше всего, без хлеба как-то сложно ему жилось, и, видимо, мать где-то раздобыла кусочек настоящего хлеба, и вот Блок ее благодарит. В это время он уже не встает с кровати после возвращения из Москвы, куда он ездил на выступление с Корнеем Чуковским…

И вот это вот уже характерная черта Блока – когда он узнаёт о каких-то шокирующих событиях, его клонит в сон, он становится вялым, такой эффект, видимо, от матери он унаследовал, Александра Андреевна при каких-то душевных потрясениях тоже впадала в такое немного странное состояние.

Как отнесся Блок к Кронштадтскому восстанию – сложно сказать. То есть он слышал, естественно, выстрелы со стороны Кронштадта, вообще в городе было слышно, как стреляли. Но вряд ли он, конечно, всё это одобрил…

За «Двенадцать», конечно, ему досталась от многих, и вот Николай Гумилёв говорил о том, что написать «Двенадцать» – было то же самое, что второй раз расстрелять Государя.

Общее впечатление от Петрограда в 21 году… я вам покажу кое-какие фотографии, книги и документы, и попытаюсь объяснить то основное, что меня поразило в Петрограде. Это очень, с одной стороны, мрачное время, да, это тот же Кронштадт, это, конечно, братские могилы вот эти немыслимые, огромные, на которые страшно смотреть… Я хотела вам показать кое-какие документы, которые, на самом деле, меня шокировали. Жуткая новинка быта того времени – это внедрение в быт города работы крематория. В крематории перестраивались, как правило, бани.

В дневниках Корнея Чуковского как раз 21-го года есть запись о посещении крематория, скажем так, с такой экскурсионной целью. И, к моему изумлению, в фондах Музея истории города совершенно неожиданно нашлось 9 снимков как раз петроградского крематория, и эти снимки очень хорошо ложатся на текст Чуковского. И если это совместить – текст Чуковского и эти фотографии того времени – действительно становится жутко, и я не хотела пугать посетителей, поэтому показываю и цитирую не всё. Мне всё же кажется, что они тогда, в 21 году, перешли какую-то грань реальности, они вывернули всё наизнанку. Я даже не могу слова. То есть вот это интересное явление, над которым стоит подумать. Карнавал, то есть люди сбрасывают одни роли, примеряют на себя другие, совершенно не свойственные.

На самом деле, главная тема выставки – это, конечно, литературная жизнь нашего города в 21 году.

Это – довольно знаменитая фотография, чествование Горького в редакции «Всемирной литературы». Тут я насчитала около 60 человек – переводчиков, поэтов, писателей, то есть работников, сотрудников издательства. Здесь Александр Александрович Блок – смотрит как раз в объектив. А здесь, посмотрите, пожалуйста, может, узнаете? А по руке с папиросой? Нет? Это Николай Степанович Гумилёв. Давайте, я вам покажу, в чём тут дело. Посмотрите, пожалуйста, лицо Гумилёва вырезано и поверх него наклеено лицо другого человека. И мы здесь видим ещё такие лица. А ещё мы вот здесь видим вот эти замазанные, заштрихованные фигуры. И вот еще вырезано лицо на фотографии, а затем вклеено другое лицо, неизвестное.

Судя по тому, что мы знаем об этой советской традиции ретушировать фотографии, когда от фотографии групповой к концу 30-х годов остаются два-три человека, то здесь нескольких людей заменили, а кого-то просто зачирикали… можно сделать вывод, что, как и Гумилев, эти люди попали в опалу.

И, глядя на эту фотографию, именно такую, «исправленную», она из фондов Музея истории Петербурга, можно вспомнить строки Блока: «Как тяжко мертвецу среди людей…». Настоящий памятник этого времени – вот эта фотография.

Что меня в 21 году поражает – это, с одной стороны, безнадёжность, это смерть, которая уже даже никого не шокирует, и голод, нет хлеба, а при этом – необычайный творческий подъём. Перед нами каталог «Всемирной литературы» – эта издательская программа и сегодня невероятно впечатляет.

… и этим занимаются люди в девятнадцатом, двадцатом, двадцать первом году – в надежде, что перед ними открываются какие-то горизонты, что они сейчас вот на обломках старого мира смогут построить что-то прекрасное.

Двадцать первый год – это конец эпохи, конец Серебряного века. Вот смерть Гумилева и Блока – это какой-то рубеж. А здесь в двух витринах рядом их издания. Вот это под редакцией Блока… уже посмертно издано… и какое изящное оформление – стиль Серебряного века, а напечатаны книги на такой бумаге, что спустя 100 лет она в руках рассыпается, то есть их читать невозможно, то есть бумаги уже нет хорошей.

А вот здесь я предлагаю посмотреть на язык уличных объявлений, очень, как мне кажется, характерная ситуация – в Петрограде появились желудочно-кишечные заболевания, «Следует остерегаться появления холерных заболеваний. Не пейте сырой воды», такие предупреждения появляются. Какие болезни и в каком виде возникали в Петрограде в те времена – одновременно терзали население тиф, холера, испанка.  «В Петрограде сыпной тиф. Не покупайте на базаре грязного невымытого белья».

О Кронштадтском мятеже – в 21 году это важное событие, мы его упоминаем на выставке, показываем фотографии и плакаты. Конечно, здесь интересен язык, очень специфический, когда пишут о том, что участники Кронштадтского мятежа – это «маменькины сынки», «белогвардейское охвостье» – то есть это неподражаемо совершенно. Хотелось бы даже на эту тему, может быть, отдельно написать когда-нибудь.

…

Выставка действует до 9 ноября 2021 года.

См. о выставке — на сайте музея.

Сайт Музея-квартиры А.А. Блока.

Полностью слушайте в АУДИО.

Фото, аудио — Марина Лобанова.