Понятно, что в рай всегда попадают поэты,
А о чём они писали — важно не это…

М.Михайлова: Здравствуйте, дорогие радиослушатели! С вами радио «Град Петров», программа «Культурная реакция» и ее ведущая Марина Михайлова. И сегодня наша программа посвящена творчеству нашего друга и товарища Александра Крупинина, который у нас в гостях. Здравствуйте, дорогой Александр!

А.Крупинин: Здравствуйте, уважаемая Марина!

М.Михайлова: Саша, я пригласила Вас сегодня для того, чтобы поговорить с Вами о поэзии. Вы сами тоже пишете стихи, и Вы умеете их читать, и Вы необыкновенно интересный собеседник. И поэтому мне хотелось бы, чтобы темой нашего сегодняшнего разговора стала поэзия и ее место в Вашей жизни и в жизни вообще. Я открою вам, дорогие слушатели, секрет: я являюсь большой поклонницей творчества Александра Крупинина. Я очень люблю его стихи, и, может быть, мы начнем с того, что Вы, Саша, что-то прочтете, что Вы любите?

А.Крупинин: Хорошо. Вот мы с Вами говорили, готовясь к этой передаче, что есть такой цикл, из которого Вам нравится последнее стихотворение…

М.Михайлова: Мне все нравится, но последнее — особенно.

А.Крупинин: Я, может быть, в двух словах скажу, в чем суть дела. На самом деле я, конечно, никогда никаких стихов в своей жизни не писал.

М.Михайлова: То есть задачи стать поэтом никогда не было…

А.Крупинин: Может быть, лет в семнадцать я что-то такое писал о трагизме жизни, ну как обычно пишут…

М.Михайлова: …все нормальные люди…

А.Крупинин: …да, в семнадцать лет. И с тех пор больше и не писал, а сейчас мне уже пятьдесят. А тут года два назад что-то вот начал писать. Вроде бы безо всякой особой причины стали появляться эти стихи. Сейчас прозвучит цикл, это одно из первых моих стихотворений. Он называется «Мюд Моисеевич и Елизавета Мюдовна». Первое стихотворение называется «Игра с огнем», оно появилось в те дни, когда в Петербурге гостила такая рок-группа «Роллинг стоунз».

М.Михайлова: Ностальгические переживания…

А.Крупинин: Я в молодости увлекался музыкой, группой «Роллинг стоунз» в том числе, и в этом стихотворении есть некоторые строчки на основе строчек из песен группы «Роллинг стоунз».

Игра с огнём

Катящийся камень мхом не обрастает,
И, возможно, памятуя о том,
Вася Захаров создал дворовый ансамбль
с оригинальным названием Роллинх Стоунз.
Мюд Моисеевич Майский не любил такое слушать,
и когда во дворе начинался рок-н -ролл,
он брал специальные шарики засовывал в уши
и сидел спиной к окну, уткнувшись в пол.
Елизавета Мюдовна была вынуждена тоже затыкать уши,
хотя послушать Ваську была не прочь.
Но если честно,она не так глубоко совала беруши,
пусть в остальном была весьма послушная дочь.
А Васька тем временем разгонял свой хит,известный
любой девчонке в ихнем дворе.
Песенка называлась "Давай проведём ночь вместе"
и каждая, конечно, примеряла его к себе.
А Васька кричал "Lets spend the night together!"
и Елизавета представляла, как могли бы сбыться её мечты,
как кто-то сказал бы "I need You more than ever"
и силой потащил её куда-то в кусты.
Да, она знала о своём прозвище Чудо-Юдовна,
но вообще-то любая девушка хороша, хотя бы отчасти.
и пусть не так прекрасна была Елизавета Мюдовна,
она тоже имела право мечтать о счастье.
Мюд Моисеевич сидел уткнувшись в стену.
Елизавета Мюдовна сидела сцепив руки, закрыв глаза.
Мюд Моисеевич хотел бы убить музыканта поленом,
Елизавета Мюдовна хотела любить, но знала, что ей нельзя.
А Васька завёлся уже сверх всякой меры
и орал "Don’t play with me, ‘cause you play with fire!"
Это был его новый хит, как раз сегодня была премьера —
«Не играй со мной — ты с огнём играешь».

Мюд Моисеевич Майский

Мюд Моисеевич Майский… Мюд Моисеевич Майский…
Кто это такой, и почему его так зовут?
Ведь не всем сразу становится ясно,
что это за имя такое — Мюд.

Вообще говоря, вопрос не очень сложный.
Мюд — это Международный юношеский день.
Мюд Моисеевич родился во времена, когда было возможно
давать человеку такое имя — юношеский день.

Нам вполне очевидно, что отцом его был некто Моисей Майский.
Но что-то конкретное трудно сказать о нём.
Мы знаем, да, был такой дипломат Иван Михайлович Майский,
но очевидно, что он здесь не при чём.

И, хотя мы ничего не знаем об этом человеке,
но всё же кое-что можем сказать о нём.
Ведь это, согласитесь, кое-что говорит о человеке,
если он своего сына взял и назвал днём.

Значит он был человеком великой идеи,
которая захватила его целиком, проникнув даже в семейный круг.
Бывают такие люди, для которых идеи
важнее конкретной жизни, которая вокруг.

Но так случилось, что все эти идеи
остались сбоку, а жизнь в другую сторону понесло.
И с этим именем прожил Мюд Моисеич,
и ничего такого хорошего оно ему не принесло.

И не было у него своего святого.
И жизнь получилась — какая-то дребедень.
И никто за него не замолвил слова.
.Ведь день — это ничего. Это всего лишь день.

И было всегда очень страшно и одиноко,
и никогда, ни разу ничего не улыбнулось ему.
Господи, Господи, ну почему же так жестоко?
Господи, Господи, почему?..

Жизнь

Майская Елизавета Мюдовна,
известная, как Чудо-Юдовна,
работала библиотекарем в Доме Культуры "Рассвет",
известном как Беспросвет.
Было у неё всего несколько читателей,
то ли чудаков, то ли придурков, то ли мечтателей.
И на удручающую статистику книговыдач
не мог повлиять даже пенсионер Иван Леонидыч,
который в каждое своё посещение
брал маршала Жукова — "Воспоминания и размышления".
Он в читалке вникал в стратегию Второго Белорусского фронта,
а она сидела, раскрыв томик стихов Бальмонта.
Двадцать седьмого июня форсирование Западной Двины
началось у деревни Глухая.
И часы пронеслись. Я стоял у волны.
В ней качалась русалка нагая.
Я ласкал ее долго, ласкал до утра,
Целовал ее губы и плечи.
Тем временем от населенного пункта Дыра
Начала выдвижение двадцать четвертая армия генерала Гречко
И она наконец прошептала: "Пора!
Мой желанный, прощай же, до встречи".
А Аннадурды Нияздурдыевич Нияздурдыев
прибыл из города Чиликент —
потрясающе красивый человек,
с такими влажными ласковыми глазами.
Ходил по двору в великолепном расшитом золотом халате.
Привез великолепную большую дыню.
Прожил у них несколько дней,
а когда уехал,
Мюд Моисеевич и Елизавета Мюдовна
сначала пытались разрезать эту дыню ножом — бесполезно.
Потом Мюд Моисеевич притащил откуда-то топор —
Всё бесполезно — рубил, рубил — дыня, как камень.
Зачем, спрашивается, такая дыня,
Если её, всё равно, невозможно съесть?

И последнее стихотворение этого цикла, оно называется «Дыня»

Дыня

Однажды весной
Мюд Моисеевич в чулане наткнулся на дыню,
которую когда-то давно им привёз Нияздурдыев
и удивился – дыня стала мягкой, абсолютно другой.

И уже предчувствуя, какое сокровище он нашёл
Мюд Моисеевич её из чулана вынес.
Он прошествовал по квартире с огромной дыней
и в молчании водрузил её на стол.

И чудесный аромат,
Будто бы пришедший из другого мира,
Нежный и прекрасный, заполнял всю квартиру,
И звал в этот потерянный мир, назад.

И в этот волшебный миг
Когда они с Елизаветой Мюдовной вкусили дыню
Они осознали вдруг, что отныне
Весь мир стал совершенно другим для них.

И с тех пор даже когда
Они чувствовали себя как в пустыне,
Вспоминая об этой дыне,
Они знали — пустыня не навсегда

И густой, цвета майского мёда сок,
Такой, какой и представить нельзя, нежный и сладкий,
Капал на скатерть, стекал по складкам,
И падал на пол, и застывал у ног

М.Михайлова: Спасибо, Саша. Я хочу сказать, что это прекрасная поэзия, потому что, во-первых, в ней сошлись «мед» и «Мюд», да? Если бы этого не было — это были бы не такие прекрасные стихи. Но там все произошло — это нелепое имя бедного маленького человека, у которого и святого-то нету, и жизнь какая-то вся наперекосяк. Но этот Мюд потом превращается в мед, нежный и сладкий, который капал и застывал у ног. И за что я люблю эти Ваши стихи — за то, что как-то вдруг в этих очень простых словах, ведь в них нет никакого такого особого отчеканивания стиха, какого-то труда поэтического…

А.Крупинин: Абсолютно ничего нет…

М.Михайлова: Вот человек что-то почувствовал и сказал. Но в этих простых словах есть мир, есть живые люди, мы представляем, какая у них жизнь, какие отношения, как они печалятся, как они бывают одиноки — и наоборот, как они бывают счастливы. И мне кажется, что это и есть настоящие стихи…

А.Крупинин: Спасибо, Марина. Я никогда так серьезно к этому не отношусь и не считаю это большой поэзией, конечно, потому что есть действительно большая поэзия. А это просто для круга семьи, для своих друзей.

М.Михайлова: Да, но я подумала, что если нам, Вашим друзьям, это доставляет моменты искренней радости, то мы можем поделиться этим с кем-то еще, правда же? Дорогие слушатели, стихи Александра Крупинина легко найти в Интернете. Есть такой чудесный сайт стихи.ру, и набирая имя автора, вы их найдете. Почитайте еще что-нибудь. Прочитайте про Зензюбель, я смеялась до слез, если честно.

А.Крупинин: Эти стихи я никак не собирался читать, но…

М.Михайлова: Пожалуйста, но сначала скажите, что это такое.

А.Крупинин: Зензюбель — это разновидность рубанка, столярный инструмент.

Изучайте Зензюбель,
изучайте его.
Постигайте Зензюбель —
это прежде всего.
Уважайте Зензюбель,
как отца своего.
Существует Зензюбель —
больше нет ничего!

Изучайте Зензюбель,
изучайте его.
Разбирайте Зензюбель,
проникайте в него.
Собирайте Зензюбель,
возрождайте его.
Кто не понял Зензюбель,
не поймёт ничего!

Не бросайте Зензюбель,
если вам тяжело.
Сохраните Зензюбель —
он вернёт вам тепло.
Откопайте Зензюбель —
он сверкнёт, как стекло.
Закопайте Зензюбель —
он взойдёт как свекло!

М.Михайлова: Спасибо!

А.Крупинин: Марина, только Вы не смешите меня во время чтения…

М.Михайлова: Не буду, я не могу, я буду смотреть в другую сторону…

А.Крупинин: Ну что же, может быть, прочитать что-то серьезное, о любви…

М.Михайлова: О любви, пожалуйста. Какие же еще есть темы — философия и любовь, это самое интересное.

А.Крупинин: Что-нибудь о любви… У меня, кстати, почему-то очень много стихов, связанных с Францией.

М.Михайлова: Вы же там были…

А.Крупинин: Я был там, но мало ли где я был… Но почему-то именно Франция и Париж на меня произвели в свое время такое неизгладимое впечатление, что я совершенно не могу от него отойти. И вот у меня очень много стихов, которые связаны с Францией, с Парижем.

Шахматист

Вот, я вижу, он появляется, этот усач.
Вот он уже в конце улицы, торопится, пускается вскачь.
Этот шарманщик или шахматист,
господин Филидор или Флоридор, то ли Жан-Марк, то ли Жан-Батист.

До чего всё-таки жаль, что Средние Века ушли навсегда.
Теперь я вынужден улыбаться и говорить «да-да».
Теперь почему-то нельзя называть врагом врага.
Я бы просто хотел поставить его на рога,
а тут начались бы улыбки, расшаркиванья, кивки.
Но я не хочу этого и не подам ему руки,
Как это делают шахматные игроки…
Мне было бы противно улыбаться и говорить ему «да-да»,
поэтому я быстро с тобой прощаюсь.
Скорее всего, навсегда.

Вот, я представляю себе, вы в каком-то кабаке
среди францисканских монахов, пьяниц, любителей бильбоке.
 Тускло мерцают свечи, ночь на дворе.
Вы сидите друг против друга, и он обучает тебя своей нечестивой игре…

Как назло, недавно закончились Средние Века.
Тогда бы жизнь его была коротка.
Ведь всем совершенно ясно, нам говорил кюре,
какая чёрная рука верховодит в этой игре.

Вот, вы на вокзале Gare du Nord или Gare de l`Est ,
протискиваетесь в какой-то поезд, где, кажется, нет свободных мест.

Вот, вы в деревне, в каком-то доме, больше похожем на конуру.
Он опять вовлекает тебя в эту нечестивую шахматную игру.

Ну, почему же закончились Средние Века?
Как я всё-таки ненавижу этого игрока!
Почему ты хочешь быть с ним?
Я гораздо лучше его!
У него кроме разноцветных фигур и усов нет ничего.

Но я позорно оставляю тебя и убегаю прочь.
Ты остаёшься с ним, а вокруг меня только ночь.

М.Михайлова: Саша, мне очень нравится стихотворение, эпиграфом к которому служит цитата из замечательной книге о французском вине, но эти стихи ведь вообще о магии литературы, да?

А.Крупинин: Да, конечно.

М.Михайлова: Мне это очень близко.

А.Крупинин: Сейчас я постараюсь найти, это не так просто сделать в одну минуту…

М.Михайлова: Я могу тем временем какими-нибудь разговорами развлечь наших слушателей. Вот что я имею в виду. Это будет комментарий к стихам, которые еще не прозвучали. Дело в том, что Владимир Набоков в свое время сказал, что всякий хороший поэт должен быть одновременно и хороший моралист, и хороший учитель, и в то же время настоящий волшебник. Потому что да, действительно, литература дает нам и нравственные ориентиры, и знание о мире, но более всего прочего она дает нам счастье освобождения от гнетущего повседневного бытия. Я помню, как я приходила из советской школы, в которой меня учили много чему разному. И я, еще не сняв этот ненавистный передник черного цвета, открывала «Повести Белкина», и мне было так хорошо… И вот это чувство свободы… Прочтите нам, пожалуйста, Ваши стихи!

А.Крупинин: Эпиграф — это Владимир Волконский, «Книга о французском вине». Это большой друг нашей радиостанции, эта книга издана с нашей помощью и для поддержки нашей радиостанции. Итак, эпиграф: Среди многих мелких названий VDQS этой обширной местности выделяется белое вино Жюрансон, очень приятное, с оттенками мёда, груши и айвы. Его вкушают, главным образом, с форелью из соседней реки Гав.

Не знаю, интересно это вам или нет,
но открою один небольшой секрет.
Когда особенно плохо становится мне,
я читаю любимую книжку о французском вине
и покидаю петербургский район Пески,
где мрачные факты жизни слишком близки,
и попадаю в живописную провинцию Перигор,
затерявшуюся на юге Франции среди гор.
Там можно пить золотистое вино Жюрансон,
навевающее человеку сладостный сон,
и с полным осознанием того, что ты прав,
закусывать форелью из соседней реки Гав.
Вот солнечным утром, как какой-нибудь граф,
я восседаю на берегу соседней реки Гав
и в компании столь же симпатичных персон
вкушаю золотистое вино Жюрансон,
которого лёгкие оттенки мёда, груши, айвы
вызывают приятное кружение головы.
И насколько же в эти мгновения далеки события,
происходящие за тысячи лье от соседней реки,
например, в петербургском районе Пески!
Возможно, жители этого района Пески
не могут позволить себе рыбу дороже трески.
Возможно, там повсюду разбросан какой-то хлам.
Возможно, там серые кошки писают по углам.
Возможно, там ямы, куда нетрудно упасть.
Возможно, там гнусные карлики захватили власть.
Но ты можешь мысленно всё это обругав,
Пить вино Жюрансон с форелью из соседней реки Гав.
Главное — покинуть этот район Пески,
где даже стены страдают от экзистенциальной тоски.
Можно сбежать в замок Виндзор, где пьянствует Джон Фальстаф,
или в Техас, где безголовый всадник мчится среди агав,
или в район озера Чад, где изысканный бродит жираф,
или в провинцию Перигор,
где изумительно вкусная форель водится в соседней реке Гав.

М.Михайлова: Спасибо, чудесно.

А.Крупинин: Я вспомнил, тут есть еще одно чудное стихотворение про этого жирафа, про гумилевского. Есть такой рок-музыкант, Сергей «Паук»Троицкий, он побывал на гастролях в Омске и после этого — у него были там проблемы — он написал в интервью: «В Омске царит мафия и силы зла. Там ад и дикий беспредел»

М.Михайлова: Как же ему там досталось!

А.Крупинин: Да, там ему не давали выступать, срывали концерты. Но это не важно.

Повсюду вокруг побеждает добро,
Как в сказках Шарля Перро.
И только в Омске свирепствует зло,
Вот так ведь не повезло.
В соседнем Томске царит благодать,
Полнейшая благодать.
Там люди на берег Томи гулять,
Спокойно ходят гулять.
По берегу Томи бродит жираф,
Изысканный бродит жираф,
А рядом ходит Первез Мушарраф,
Важный, как принц или граф.
Хоть был президентом Первез Мушарраф,
Он, в целом, доволен судьбой,
И ходит по Томску, всё потеряв,
И чавкает нижней губой.
И так же доволен судьбой жираф,
И бесконечно рад,
На климат сибирский променяв
Противное озеро Чад.
Вот так и ходит Первез Мушарраф,
И рядом ходит жираф,
И в Томске их полюбили, узнав
Какой у них добрый нрав.
А в Омске свирепствуют силы зла,
Зверствуют силы зла.
Там мафия все посты заняла,
Вот такие дела.
Там девочка Ира утром гулять
С куклой выходит во двор
И видит повсюду с дубинками дядь,
И мрачный высокий забор.
И думает Ира: «Когда-нибудь
Покину я этот Омск,
И если мне повезёт чуть-чуть,
Поеду я в город Томск.
А если мне повезёт не чуть-чуть,
То будет полнейший восторг,
Когда приведёт меня длинный путь
В красивый город Нью-Йорк.
И будет в душе царить благодать,
И счастье, ни дать, ни взять.
И станет мне тогда наплевать
На этих с дубинками дядь».

М.Михайлова: Но это же философская лирика…

А.Крупинин: Да? Не знаю, не знаю…

М.Михайлова: Ну вот, Вы же сами сказали, что приехал музыкант Сергей «Паук» Троицкий в Омск, и там ему немножко не повезло. И он сразу делает такой вывод радикальный, что «адское дно», «мафия» и «силы зла царят». А на самом деле в том же самом Омске тоже можно бродить по берегу реки и радоваться жизни. Ведь все у человека в голове, все зависит от нашего взгляда. Это евангельская истина: будет твое око чисто — и все будет светло.

А.Крупинин: Марина, Вы такие высокие вещи говорите… Я ведь когда пишу стихи, я совершенно не задумываюсь над такими вопросами.

М.Михайлова: Я же не про Ваши стихи говорю, а про жизнь…

А.Крупинин: Жизнь — да, согласен…

М.Михайлова: Потому что стихи всегда только волшебное стекло, да? Любая книжка, которую мы читаем, любой поэт, которого мы слушаем, за что мы ему благодарны? — за то, что в нас самих начинается какой-то процесс. Саша, я Вам признаюсь, что я стала писать стихи Вам в подражание. Потому что это так весело и здорово, правда?

А.Крупинин: Да, поэтому я и пишу, конечно.

М.Михайлова: Почитайте нам еще.

А.Крупинин: Стихи, кстати, приходят сами по себе. Вот если я сяду за стол, возьму ручку и начну писать что-нибудь — ничего не будет, абсолютно. Я тут четыре месяца ничего вообще не мог написать, и я думал — все уже, на этом закончились мои стихи, и ладно. А тут вдруг летом они опять «полезли». В самые неожиданные моменты — когда я еду в автобусе, или однажды в душе ко мне пришло одно стихотворение, и негде было записать…

М.Михайлова: Ужасно…

А.Крупинин: Ужасно. Итак, стихотворение называется «Паласатый».

М.Михайлова: Через «А», дорогие слушатели — «Па-ла-са-тый».

А.Крупинин:

— Музыковед Ярыгин, эй, куда, куда ты?
Это раньше я был Сергеев, теперь моя фамилия Паласатый.
Ну и что, что я вчера играл в ресторане на саксофоне?
Сегодня мною написана потрясающая симфония!

О, эта симфония мне удалась на славу!
Я представляю себе, как весь зал неистовствовал и кричал мне «браво»,
Знаменитый дирижёр Понькин вызывал меня и бил палочкой по партитуре,
А тот, кто играл на главной скрипке, застыл, подобно скульптуре.
Зажмурив от  счастья глаза сидел на хорах
Прибывший из Нью-Йорка импресарио Горин Борух.
Я выходил на поклоны двадцать четыре раза.
Музыковед Ярыгин,  можешь съесть свой язык, зараза…

 Теперешние  меломаны хотят услышать нечто небывалое,
Одной красивой мелодии нынче мало им.
А для композитора, важно, чтобы его любили,
И вот, я отбрасываю все существующие направления и стили.
Моя музыка преодолевает все обывательские законы,
Всё, что вышло из-под пера Баха, Шёнберга и Ньютона.

Тот, кто слышал эту симфонию, будто побывал в разных странах,
Он получил исчерпывающую информацию о шумерах и египтянах,
Он побывал в Древнем Риме и Карфагене,
Узнал то, чего никто не знает о Тертуллиане и Оригене.
Тому, кто слышал её, больше не нужны школы и даже вузы,
Ему и так известно, что сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы.
Впрочем, моему слушателю эта информация до фени, как говорится,
Потому что в моей симфонии может он раствориться,
Покинуть этот мир, перейти на иные уровни бытия…
И, представьте себе, всё это сделал Я!

Эй, человек, когда-нибудь видел подобные чудеса ты?
Это всё сделал я,  Паласатый!

И когда я иду по улице, все плохие люди разбегаются куда-то,
Потому что это я иду – Паласатый!
Я иду, подобный вавилонскому богу Мардуку,
И хорошие люди так и норовят поцеловать мою руку.
Люди доброй воли не могут сделать ни шагу, не отхлебнув валерьянки.
Это я иду по Сенной в сторону башни Этеменанки!
Это я иду, размахивая полосатым хвостом.
А ты, музыковед Ярыгин… С тобой мы разберёмся. Потом.

М.Михайлова: Да-да-да, ведь ничто нам не мешает размахивать полосатым хвостом. А Понькин — чудесный дирижер, кстати…

А.Крупинин: Да, это известный дирижер. Вот говорят, что я придумал такую фамилию, но ничего подобного. Он настоящий дирижер, в «Геликон-опере», он выступал, об этом здесь говорится, в Ватикане перед папой Иоанном-Павлом Вторым, который был в восторге от его музицирования.

Дирижёр Понькин, ты ведь радовал своими звуками папу Иоанна-Павла Второго.
И я говорю тебе: «Дирижёр Понькин! Эй, здорово! Здорово!»
Маэстро Понькин, когда стоишь ты за дирижёрским пультом,
Музыка представляется каким-то таинственным культом.
Вчера я услышал, как ты играешь «Мадам Баттерфляй» Пуччини,
И, честно признаться, плакал, что не пристало мужчине.
Я ходил вместо хищного зверя повсюду,
Кандидат в президенты меня обзывал Иудой,
Я возил контрабандой титановый лист,
Все газеты кричали, что я террорист,
Я скакал босиком по кострищу в Непале,
Я писал роман об Ашшурбанипале,
Я служил капелланом в республике Того,
Я без уха ходил в честь Винцента ван Гога…
Но если на лице моём слёзы, значит Понькин играет Пуччини,
А больше я не смог бы заплакать ни по какой причине.

М.Михайлова: Саша, а Вы не подарили Понькину это стихотворение?

А.Крупинин: Нет, я с ним не знаком.

М.Михайлова: Оно бы ему понравилось…

А.Крупинин: Ну что ж, еще что-нибудь? Мне хочется что-нибудь из последнего. Это все стихи, которые я написал буквально в последние две недели.

М.Михайлова: Но Вы все-таки нам прочтите потом про музыкантов и про дружбу народов. Раз уж мы начали…

А.Крупинин: Давайте, давайте, я понял, что Вы хотите услышать. Есть такой цикл из семи стихотворений, который называется «Сны и воспоминания Натана Лейтеса». На самом деле Натан Лейтес — это живая личность, ему недавно исполнилось семьдесят лет. Это основатель первого джазового клуба в нашем городе, клуба «Квадрат». И вот к семидесятилетию его я написал такой цикл, как будто бы создан фильм, который называется «Сны и воспоминания Натана Лейтеса», и в этом фильме песенки разные, сны его… И это один из снов, второй сон, который называется «Фараон». И тут еще упоминается песня Луи Армстронга «Let my people go»…

М.Михайлова: Да, это слова Моисея: «Дай моему народу выйти из Египта».

А.Крупинин:

Однажды Натану Лейтесу приснился странный сон,
Как будто в Древнем Египте во дворце оказался он.
Жуткие звероголовые люди смотрели со всех сторон,
А посредине зала возвышался массивный трон.
На этом троне восседал так называемый фараон,
А рядом с Лейтесом стоял ещё один человек, некто Аарон.
Так вот, человек, именуемый фараоном, вёл с Лейтесом долгий разговор.
Но самым удивительным было то, что за спиной у Лейтеса пел баптистский хор.
Хористам, в основном женщинам, было весело, иногда они пускались вскачь,
А возглавлял всю эту вакханалию маленький чёрный трубач.
Этому симпатичному трубачу, казалось, было дело до всего.
Лейтес восклицал: «Отпусти народ мой!», а трубач вторил ему: «Let my People Go!»

В конце концов фараону надоел этот бедлам.
Он соскочил с трона и закричал: « Кто позволил придти сюда этим эфиопским рабам?
Какие-то мерзкие варвары наседают со всех сторон!
Пока я разбираюсь с евреями, пусть негры убираются вон!»
Но маленький трубач не воспринимал ничего.
Он играл на трубе, а хор подпевал ему «Let my People Go!»

Лейтес всё время пытался чем-то фараона запугать,
Но тому на все эти угрозы было, в общем-то, наплевать.
Единственно, из-за чего фараон переставал владеть собой –
Это был хор и, главное, маленький чёрный негодяй с трубой.
Фараон раскричался: « Да, что это за музыка такая – джаз?
Да, тот, кто сегодня его играет, завтра весь Египет гиксосам передаст!
Я распоряжаюсь, на всей территории джаз этот запретить,
Евреев не выпускать, негров выслать, а границу закрыть!»
Но трубач был смел – не боялся ничего,
Он играл на трубе, а хор подпевал: «Let my People Go!»

В общем, эта история кончилась хорошо.
Фараон не выдержал резких звуков, всем всё разрешил и ушёл.
Лейтес расцеловал трубача, хор запел ещё веселее:
«Да здравствует джаз — музыка негров и евреев!»

М.Михайлова: Ура. У Вас очень много стихов о музыкантах.

А.Крупинин: Я очень люблю музыку, может быть, поэтому.

М.Михайлова: А Вы когда-нибудь были музыкантом?

А.Крупинин: Учился, во всяком случае.

М.Михайлова: Почитайте еще что-нибудь.

А.Крупинин: Вот это стихотворение я хочу Вам прочитать. Четыре месяца ни одна строчка из меня не изливалась, а потом ни с того, ни с сего вдруг появилось одно стихотворение. Все-таки еще не все потеряно. Это, на самом деле, не все так просто. Это связано с романом Достоевского «Бесы» и с образом Кириллова, если Вы представляете, уважаемые радиослушатели, о чем идет речь…

Ночью суп хорошо,
Даже очень хорошо!

Разве это дело, братцы,
Ночью в комнате метаться,
О спокойствии мечтая,
Потреблять вагоны чая,
Или радостей не видя,
Размышлять о суициде,
Или выпрыгнуть в окно,
Потому что всё равно?

В этой вечной круговерти
Люди думают о смерти,
Но не знают одного,
Что важней всего:
Ночью суп хорошо,
Даже очень хорошо!
Суп китайский каждой ночью –
Это очень хорошо!

У кого-то тонзиллит,
У кого-то зуб болит,
Кто-то  жизнь  не понимает –
Страшных девок обнимает.
У кого-то в доме мыши,
Кто-то новый опус пишет
О вселенской катастрофе.
Кто-то пьёт невкусный кофе.
Кто-то ночью хлещет водку,
Мрачно дёргая бородку.
Кто-то спит без всякой мысли –
Псих какой-то Красногоров.
Только тот, кто впрямь  неглуп,
Ночью ест китайский суп.

Суп  китайский хорошо,
Даже очень хорошо!
Суп китайский Изильхао –
Это очень хорошо!

М.Михайлова: Очень жизнеутверждающе. У Вас есть такое удивительное стихотворение, мистическое — про рай. Оно такое странное, удивительное, и называется «Куйбышев и Уйбышев». Не хотите почитать?

А.Крупинин: Да. Но дело в том, что там говорится о поэте Свеклове, а у меня до этого стихотворения есть еще два стихотворения о нем, но, я думаю, это в данном случае не принципиально.

М.Михайлова: Но там даже из контекста понятно, что Свеклов — это такой поэт-модернист. А у нас есть звонок. Слушаем Вас, здравствуйте!

Слушатель: Добрый вечер! Я являюсь поклонником творчества Александра Крупинина, как и Вы, Марина. И счастливым обладателем диска с записями его стихов. Хочу поблагодарить, пожелать творческих успехов, потому что я время от времени этот диск слушаю и получаю огромное удовольствие… Стихи поднимают настроение, хотя в стихах я вообще совершенно не разбираюсь. Но вот эти стихи почему-то слушаю. Так что желаю Вам дальнейших успехов и надеюсь, что еще когда-нибудь будут еще диски, потому что в авторском исполнении это очень нравится. Спасибо.

А.Крупинин: Спасибо. Это Оксана, она победитель нашей викторины. У нас есть передача «За двумя зайцами», и в течение двух лет шла викторина. Оксана была победительницей и получила приз — вот этот двойной альбом, где я читаю стихи. Она сама здесь замечательно читала стихи Хлебникова, хотя она и говорит, что не любительница поэзии.

Куйбышев и Уйбышев

Один был такой, по фамилии Куйбышев,
И ещё был другой, по фамилии Уйбышев.
Вряд ли сейчас многие помнят про Куйбышева,
И уж совсем никто не знает про Уйбышева.
А, тем не менее, этот Уйбышев
Был куда умнее, чем тот самый Куйбышев.
Но Куйбышев руководил Госпланом,
А Уйбышев был простым наркоманом.
Куйбышев произносил доклады, проникнутые особой радостью,
Уйбышев всаживал в вену шприц, наполненный всякой гадостью.
Уйбышев умер и валялся в вонючем подвале,
А Куйбышев, как принц, три дня пролежал  в Колонном зале.

Теперь Куйбышев горит в аду и просит святого Иоанна:
«Отправь к моим внучатам хотя бы этого наркомана.
Пусть передаст, лучше курить им марихуану,
Чем возглавлять что-нибудь, подобное Госплану.
Но святой Иоанн на  Куйбышева  не обращает внимание,
Он проводит время  в весьма приятной компании.

Многие помнят поэта Светлова,
Но мало кто  знает поэта Свеклова.
И вот, наслаждаются общением святой Иоанн,
Светлов, Свеклов и Уйбышев-наркоман.
Они пьют холодный чай, едят авокадо,
А Куйбышев с завистью смотрит на них из ада.
Он заявляет: «Поэт Светлов занимался романтизацией гражданской войны,
Героизацией всякой шпаны.
Он вдохновлял агрессию против беззащитной Гренады.
В общем, ясно, что в рай его брать не надо.
А если уж взяли туда Светлова,
То надо гнать оттуда Свеклова,
Который занимался формальными экспериментами
И разрушал единство между народом и интеллигентами.
А если в рай берут всех подряд,
То почему меня командировали  в ад?
И, наконец, непонятно, как это в рай попал наркоман.
Выходит, у вас тут жульничество и обман.
Распределение происходит по блату.
Я буду жаловаться своему депутату!»

Святой Иоанн, Светлов, Свеклов и Уйбышев наслаждаются авокадо,
Им даже не слышно, что там Куйбышев кричит из ада.

Понятно, что в рай всегда попадают поэты,
А о чём  они писали – важно не это.
И понятно, почему в рай попал наркоман,
Ведь за него молился сам святой Иоанн.
А Куйбышев может сколько угодно ругаться в своей Геенне,
Там всегда появляется много самых различных  мнений. 

М.Михайлова: Спасибо, Саша. Это очень богословское стихотворение. Но у нас есть звонок. Слушаем Вас внимательно. Здравствуйте!

Слушатель: Здравствуйте! Спасибо большое. Я постоянно слушаю это передачу, но сегодня порадовали от души.

М.Михайлова: Правда?

Слушатель: Да, чем-то Хармса напомнил мне…

А.Крупинин: Хармса? Ну может быть, да… Я люблю обэриутов. Спасибо!

М.Михайлова: Спасибо Вам за поддержку. Вот, видите ли, я-то считаю, что Ваша поэзия, конечно, связана с Вашими занятиями «Вестниками свободы», с работой на христианском радио…

А.Крупинин: Конечно, это не может как-то не проявляться.

М.Михайлова: У нас ведь иногда считается, что христианская поэзия — это когда про батюшек, золотые луковки и что-нибудь еще такое благочестивое…

А.Крупинин: Давайте еще одно стихотворение.

М.Михайлова: Да, такое тоже — христианское…

А.Крупинин: Да, оно тоже на ту же тему, можно сказать.

Смерть Котова-Енотова

Вряд ли мог я придумать ситуацию хуже,
Но умирает выдающийся конструктор оружия,
Олег Александрович Котов-Енотов,
Отдавший талант свой военному флоту.

И вот у постели Котова-Енотова,
У последних, так сказать, ворот его
Начинают собираться
Высокопоставленные делегации,
Ведь он не  шоферюга Иванов,
Что самосвал водил до Дибунов.

Люди со сломанными ушами,
Люди, чьих фамилий я не знаю,
Люди, объединившиеся с мышами,
Люди, сплетающие венок Дуная,
Люди доброй воли,
Люди лунного света,
Люди, ищущие ветра в поле,
Поклонники поэта Фета,
Люди в белых халатах,
Люди в синих шинелях
Рыцари в сломанных латах,
Персонажи "Андалузского пса" Бунюэля,
Делегации Армии и Краснознамённого Флота,
А также представители племён Котов и Енотов.

Поклонники Афанасия Фета
Восклицают: "Мы пришли к тебе с приветом!",
Важничают, начинают речь,
Думают конструктора увлечь.

Люди, объединившиеся с мышами кричат,
Понимают, что их — великое множество.
Люди в белых халатах молчат,
Осознают своё убожество.

Представители племён
Абсолютно неприлично хватают больного,
Невежливо, как будто он
Напоминает чем-то Иванова,
Кричат ему, что, раз ты умираешь,
То умирай либо в Котах, либо в Енотах…

Люди, чьих фамилий я не знаю,
Что-то быстро строчат в блокнотах

Рыцари оказались исключительно низки,
Засовывают под забрала бутылки виски.

Покойся же с миром, Котов-Енотов,
Прости этих рыцарей-идиотов.
Пусть лупят друг друга Коты и Еноты,
Мне хочется думать, уже далеко ты,
Быть может, уже на пути туда,
Где не нужно оружие и прочая ерунда,
Где люди любят просто собираться,
Без официальных делегаций,
Где тебя встретят Бунюэль, Дали и Лорка,
Где, например, конструктор Мосин
На маленькой скамейке у пригорка
Сидит, изобретает осень,
Где будет отдыхать твоя душа…
Покойся с миром, всё Еноты, ша!

М.Михайлова: Чудные стихи, Саша. Но у нас еще есть звонок, последний, наверное. Слушаем Вас внимательно.

Слушатель: Добрый день, Александр! Стихи действительно чудные. Юмор такой оригинальный. И заметно даже продвижение. Если Вы будете продолжать писать, то войдете в общепринятую ритмику. Но я не знаю, кто бы их еще мог прочесть так, как Вы. У Вас такая скороговорка, и все быстро укладывается в голове, и поэтому все легко воспринимается… Продолжайте, пожалуйста. С удовольствием слушаю Ваше выступление.

А.Крупинин: Спасибо. Ну что, еще что-нибудь.

М.Михайлова: Спасибо большое. Я думаю, что под занавес какое-нибудь стихотворение такое, программное.

А.Крупинин: Не знаю, у меня нет программных. У меня все стихи такие совершенно спонтанно возникающие и…

Судаки

Понюхал Марадона кокаина –
Голландцам проиграла Аргентина.
А где-то на далёких Филиппинах
Застрелен дон Фернандо Магеллан.
Стрела с отравой угодила в палец,
И умер благородный португалец…

Построили химический завод,
Никто в округе долго не живёт.
В Челябинске я встретил рыбака,
И, вот, купил зачем-то судака.
А в Новом Орлеане ураган,
Исчез бесследно Новый Орлеан,
И джаза нет совсем – осталось эхо.
В Шахматово сожгли библиотеку.
Поникла под дождём диморфотека.
Не жизнь, а настоящий балаган…

Но это зло не столь большой руки.
В Кабуле застрелили Тараки
В Москве у власти снова дураки,
И, как обычно, возле дураков
Толпится знаменитый Михалков.
А в Трое уничтожили Ахилла.
Стрела с отравой пятку прострелила,
И пал непобедимый Ахиллес.
В Чернобыле проблемы на АЭС.
Мы в Припяти поймали судака
( причём здесь это не пойму пока).

В Италии сожгли Савонаролу.
Под Киевом татары и монголы.
Всё это зло не столь большой руки.
Но в голову приходят судаки.
Они темны, невкусны и горьки.

Ахилл, Савонарола, Михалков,
Казалось бы, покруче судаков,
Но эти люди слишком далеки,
А в голову приходят судаки…

М.Михайлова: Давайте мы оставим это как некую загадку. В поэзии должна быть тайна — почему Вам в голову приходят судаки, а не что-то другое? У нас времени мало. Единственное, что я хотела бы сказать под занавес: дорогие люди, не противьтесь поэтическому вдохновению.

А.Крупинин: Конечно, это такое удовольствие все это писать. А потом читаешь — и кто-то говорит, что ему нравится. Это уже двойное удовольствие. Большое спасибо за то, что меня пригласили, и за добрые слова.

М.Михайлова: Спасибо всем за хорошие слова и всем, кто нам не позвонил, но просто порадовался вместе с нами.