«Принцип честности пронизывает право»

Александр Гарин

Духовные основы государственности

Передача 4 (из 10)

АУДИО + ТЕКСТ

Дамы и господа, благодарю вас за внимание, с которым вы вместе со мною погрузились в 1075 год. Это очень актуальный вопрос. К сожалению, он не ясно артикулирован, обозначен. Когда встречаются две культуры: западная и не-западная, им очень трудно посмотреть на этот фундамент правовой культуры по очень простой причине: для Запада – это воздух, которым он дышит, Запад юридизирован.

Если мы возьмем философию Бердяева, богословие Сергия Булгакова, то им бросается в глаза, когда они смотрят на Запад, прежде всего, его юридизированность, юридизированность Католической церкви. Можно посмотреть на это и негативно. Самому же западному человеку трудно дать себе в этом отчет, как о чем-то положительном. Это такая же привычка, как привычка к чистому воздуху. Воздух замечается только тогда, когда его не хватает.

Если мы возьмем крайние примеры развития юридической культуры, например, США, то там в городе Вашингтон один из десяти жителей является адвокатом, а государственные чиновники боятся сделать шаг без того, чтобы три  высокооплачиваемых адвоката не обсудили все возможные плюсы и минусы. И упаси Бог попасться под метелку какой-нибудь юридической инспекции – загребут непременно. Начнут, как с Клинтоном, проверять какие-нибудь налоги, а доберутся до таких пикантных историй, о которых лучше бы никто не знал вообще. Есть даже шутка из разряда черного юмора о том, что если вы едете на машине и задавили адвоката, что делать? Развернуться и проехать еще раз.

Но если мы смотрим с позиции культур, где эта юридическая сторона не укоренилась, то, поскольку жизнь сложная, ее можно и не заметить. Поэтому получается, что Запад, глядя на русскую культуру, видит, что там есть и криминализация, и всякие такие элементы, но он видит поверхность, а вглубь заглянуть довольно трудно. Где эта глубина? Как говорил Гёте: «Не каждый сознает, чем он живет. Кто это знает, тот нас привлечет». Я очень надеюсь, что я вас привлеку. Я передаю те теории западных ученых, которые участвуют в этом элитарном приключении «посмотреть в корень». Журналисты этим не озабочены. Они смотрят, прежде всего, не в корень, а на контраст, доступный публике. Когда американский журналист пишет статью о русской публике, зачем ему смотреть глубоко вглубь русских проблем? Его просто не поймут читатели «New York Times». И симметрично – если российский журналист будет описывать ситуацию с Клинтоном слишком глубоко и погрузится в дебри юридической культуры, то он потеряет на этом пути всякого читателя. Поэтому гораздо легче сделать карикатуру и изобразить из этого забавный анекдот. Но иначе обстоит дело, если мы возьмем теории известные, но не распространенные.

В прошлый раз я упоминал Гарольда Бермана. В чем же состояла особенность этого начального пункта, с которого начинается строительство новой юридической культуры на Западе? Берман утверждает, что и до 1075 г. между Западом и Востоком были различия, но если говорить о тех тенденциях, которые привели к уникальности создания западноевропейского государства, затянули со временем в этот процесс весь остальной мир, то тогда нам нужно выделить создание уникального правового пространства. Мне кажется, Берман в этом прав.

Итак, в 1075 г. папа Григорий VII десакрализировал роль императора тем, что объявил его инстанцией второго порядка, не последней инстанцией, и сумел утвердить автономию Церкви. Автономия Церкви состояла, прежде всего, в том, что папа получил возможность назначать епископов. Он смог поставить достойных людей. Мы знаем историю папства, особенно в эпоху Возрождения, там было много всего, но, тем не менее, он сумел добиться возможности назначать достойных людей, которые проводили примат не силы, а духа в том, что касалось Церкви. Этот чисто политический успех, случайно давший возможность папе выполнить свою программу, привел к тому, что постепенно автономия духовного начала, как остов, как база, начала трансформировать мир, основанный на культе языческой силы.

Что такое право в средние века? В значительной степени это так называемое «обычное» право, обычаи, то, как люди привыкли жить. Например, в дохристианской России это многоженство. Совершенно новый принцип приходит с христианством, и право обычаев, по которому допускалось многоженство, меняется, вытесняется новым правом, которое поначалу было только церковным. Новое право постепенно начинает защищать хрупкую человеческую личность, ее достоинство. О роли Церкви в развитии русской государственности, о том, как Церковь выступала в защиту вдов, женщин, которые в силовом отношении оказались в самой слабой позиции, писал Ключевский.

Чисто политический успех случайно привел к тому, что постепенно автономия духовного начала, как остов, как база, начала трансформировать мир, основанный на культе языческой силы.

Этот принцип, если мы возьмем благородное измерение, питает движение феминизма на Западе. В этом движении есть много привходящих, анекдотических факторов,  но самый благородный именно этот фактор. Сегодня даже интимные отношения в браке на Западе формулируются юридически, чтобы защитить женщину перед грубым физическим насилием. Жена может подать в суд на мужа. Это, конечно, очень сложная юридическая ситуация, но, тем не менее, это все один принцип защиты духовного начала, достоинства личности перед грубой силой. Этот принцип начал трансформировать мир в 1075 г., и до сегодняшнего дня этот принцип сохраняется.

Это не значит, что все это понимают. Когда Гарольд Берман писал свою книгу, его заботил, прежде всего, Запад. К своему удивлению, я обнаружил, что Гарольд Берман, оказывается, был оригинальным гарвардским специалистом по советскому праву. И когда он изучал советское право, то пошел настолько вглубь, что ужаснулся тому, что Запад начинает забывать свои духовные истоки, и это очень опасно. Если юридическая система начинает забывать свои духовные истоки, то право становится просто крючкотворством, и главной задачей становится найти дыру между законами. Тогда вообще непонятно, чем занимаются адвокаты. Для Бермана это означало, что высший принцип трансформации жизни с помощью инструментов права, исходя из приоритета духовных ценностей, который сделал Запад Западом в хорошем смысле слова, начинает забываться, размываться.

Но давайте вернемся к уникальности нового правового пространства. Гарольд Берман написал свою книгу в 1983 году, постепенно она была переведена и стала известна более широкому кругу людей. Гарольд Берман отдает себе отчет в том, что он говорит много оригинальных вещей, которые могут вызвать возражения. Среди специалистов, тех интеллигентных людей, которые занимались этими вопросами, есть много стереотипов. Например, один из них о том, что на континенте было развито римское право, а в Англии был развит так называемый «общий закон». Америка в значительной степени унаследовала принципы права из Англии. И этот англосаксонский мир сильно отличается от континента. Это один из стереотипов. Западноевропейский континент, а это Германия, Франция, Италия, Испания и другие страны, заимствовали, приняли римское право. Это воспринималось, как хорошо развитая правовая культура, нашедшая свое воплощение в Кодексе Юстиниана. Эту правовую культуру восстановили, и на основе нее сложилось государственное право, сначала как церковное право, а затем государственное право Западной Европы.

Гарольд Берман возражает. Он говорит, что это правда, но не вся правда. Задача римских юристов никогда не состояла в том, чтобы сделать из права систему, подобную математике. Сегодня современная западная правовая система выглядит, как математика. Есть аксиомы, основные посылки, которые прописаны в Конституции, в основном законе. Затем есть логические следствия. Не должно быть противоречия, противоречия в праве – это скандал, так же как в математике: если есть противоречия, то можно вывести что угодно. Существуют специалисты, которые знают эту систему, как в математике, а человек с улицы с трудом разберется, что там внутри написано. Только специалисты в конечном итоге понимают, из чего состоит право. Судебные процессы происходят не на основании авторитетного суждения какого-то политического лица. Есть обвиняемый, есть защитник, есть судья как специалист, который на основании этой непротиворечивой системы выносит свое разумное рациональное заключение. Новые законы, которых требует жизнь, вводятся не по произволу какого-то лица, они должны быть интегрированы в эту систему. Более того, один из элементов правовой культуры состоит в том, что есть философия, стоящая за духовными принципами кодекса. Поэтому введение нового закона значит, прежде всего, выяснение его философской подоплеки: будет ли этот закон справедливым, отражает ли он общий подход, общую философию и так далее.

Введение нового закона значит, прежде всего, выяснение его философской подоплеки: будет ли этот закон справедливым, отражает ли он общий подход, общую философию.

Но если бы мы хотели нарисовать карикатуру на этот процесс, то, конечно, легко было бы вспомнить так называемое советское право, то, что называлось «телефонным правом». Часто встречались противоречия, вместо законов были указы. Мешало ли это кому-нибудь? Не очень, потому что нужно было просто набрать правильный телефонный номер и спросить, какой из противоречивых элементов сегодня в цене, чему надо следовать. Естественно, в этой системе адвокат был маленьким крючкотворцем, человеком, которому не очень много платили, он не защищал клиента, а мог только помочь ему вывернуться в этой системе, но апеллировать к независимому закону он вряд ли мог. Это, конечно, карикатура.

Если мы вспомним, чем же была оригинальная римская система, то она была похожа скорее на советскую систему, чем на западную систему.  Римские юристы думали, что жизнь противоречива и считали, что стремится к непротиворечивости бессмысленно, они не ставили это требованием. Кроме того, они жили в мире, где был один император. Телефонов тогда не было, но были другие средства коммуникации, и император всегда мог сказать, что сегодня в цене. И право состояло в том, что существовал кодекс, где были прописаны все указы.

Тем не менее, логика существовала, но надо заметить, что в Византии почти не было юридических школ. Профессии юриста не было как таковой. Был пост юриста, интеллигентного человека, который был образован по меркам того времени, его назначали на пост судьи, ему достаточно было вспомнить тот мир, в котором он жил, обычное право, и посмотреть на кодекс, полистать его, тогда он становился судьей. Гильдии, цеха юристов не существовало. Короткое время существовали юридические школы, были попытки императоров Византии их ввести, но это было так же, как в Древнем Риме, занятием для желающих.

В Византии почти не было юридических школ, профессии юриста не было как таковой. Был пост юриста, интеллигентного человека, который был образован по меркам того времени, его назначали на пост судьи, ему достаточно было вспомнить тот мир, в котором он жил, обычное право.

Что возникло около 1075 г.? Поскольку у папы не было армии и не было прямого силового контроля, то управлять можно было только на основе непротиворечивого кодекса. Возьмем систему, радикально противоположную юридической – это мафия. В Южной Италии существует, как известно, три мафии под разными именами. Эти три мафии постоянно сражаются между собой. Лидеры этих мафий, конечно, понимают, что это самоубийство, что надо время от времени договариваться. И они пытаются договориться между собой. Договоренности приводят к перемирию, тем не менее, братоубийственный расстрел друг друга через некоторое время возникает опять. Почему?

Специалисты, когда изучают этот способ организации, отмечают, прежде всего, следующее. Мафия управляется принципом анти-юридическим, основанном на прямом личном контроле. Закон – это правила игры. Правила игры – это слово босса. Когда босс, шеф меняет свои правила игры, вся исполнительная вертикаль следует ему. Эта система управляема только в определенных размерах, потому что здесь должен быть личный контроль. Когда на определенном расстоянии личный контроль кончается, в этой системе возникают сбои, а Италия  большая страна. Можно было бы выйти из этой проблемы: написать правила игры, сделать их непротиворечивыми, предоставить возможность человеку, который не может дозвониться до босса и получить от него прямое указание, самому судить о том, что можно и чего нельзя на основании написанного закона. Для того, чтобы это было возможно, этот человек должен быть образован, он должен знать закон; должна быть логика, только рационально можно судить о том, что хорошо, а что плохо. Этот закон должен быть непротиворечив. Но если мафия пропишет все это, сделает доступным другим людям,  то без прямого контроля она кончит свое существование. У нее, как говорят американцы, безвыигрышная позиция: прямой контроль действителен только на сравнительно коротких территориальных расстояниях, а юридическую систему они не пускают. Поэтому специалисты говорят, что этот способ организации приводит к постоянным мафиозным разборкам, причем наверх выходят каннибалы все более крутого характера. Если предыдущим поколением мафиози считалось, что таким образом нельзя убивать друг друга, то приходят молодые дерзающие люди, которые предъявляют новую степень маразматического отношения к себе подобным, и они выходят наверх. Это каннибалистская система, сжирающая друг друга и парализующая всю ситуацию.

Поскольку у папы не было армии и не было прямого силового контроля, то управлять можно было только на основе непротиворечивого кодекса.

Для того, чтобы руководить без прямого политического контроля, где-то в 1075 г. в университете в Болонье, затем во втором богословском университете в Сорбонне и была придумана новая система. Эта новая система возникла благодаря большой наивности Запада, в отличие от Византии. Если в Византии греческий язык, школы, академии, философские кружки никогда не исчезали, то Западная Европа в результате разрушения германцами лежала в руинах, и единственным средоточием культуры были монастыри.

У западных мыслителей, а это были в основном монахи, в результате временного политического выигрыша папы в отношении назначений епископов, исходя из религиозных соображений, в результате возможности автономии, относительной независимости от политики, возникла оптимистическая наивная вера в то, что Кодекс Юстиниана, который нашли к этому времени, является памятником, высшим выражением юридического перфекционизма. Конечно, они видели, что там масса противоречий, но в своей наивности они думали, что это переписчики виноваты. Что на самом деле там противоречия никакого не должно быть. Поскольку архивов не существовало, в ситуации того времени это означало, что лучшие умы трудились над тем, как угадать, каков же тот совершенный прообраз юридической мысли, непротиворечивой, гармонической, стоит за тем, что они получили. Эти глоссаторы, комментаторы и занимаются тем, что видят противоречия и рассуждают так: конечно, это противоречие, но этого противоречия не должно быть, следовательно, оно только по внешности, поэтому, давайте-ка, найдем тот принцип, из которого будет видно, что это противоречие ликвидируется, а мы возвращаемся к непротиворечивым истокам.

Все это было сделано для утверждения примата духовности. Примат духовности для монаха – это, естественно, принципы Евангелия. Аксиомы Евангелия легли в основание переработки римского права с помощью латинского языка, который был тогда высшим языком для всей Европы, единственным языком цивилизованной культуры. Этот язык и лег в ту систему, из которой римское право вышло совершенно преображенным. Самого процесса трансформации его творцы, естественно, не заметили, им казалось, что они возвращались к истокам. На самом деле, они сотворили нечто совершенно новое. Например, поскольку, это право создавалось, прежде всего, для Церкви, в нем существовали принципы, обязательные для монахов. Например, честность. Когда происходят какие-то контрактные сделки, заключаются договоры, то Господь Бог видит, хочешь ты этого или нет, поэтому врать не надо. Принцип честности пронизывает все это право.

Мы можем противопоставить этому современную карикатуру: человек взял и расписался, не разобравшись, не прочитал мелкий шрифт. Попал, что называется, «как кур в ощип». В Германии есть законы, которые защищают человека, дают ему несколько дней, если этот мелкий шрифт в корне противоположен здравому смыслу, то тот, кто выиграл в результате такого псевдоконтракта, не может сказать: «Раз подписал, сам дурак, выполняй!» Суд человека защитит. Это следствие тех принципов, которые были когда-то вложены в это право.

Принцип честности, принцип доверия, потому что Господь Бог это видит, принцип гуманности, принцип примата духовного начала над грубой силой. Если у меня грубой силой что-то взяли, отобрали, и время прошло, но, тем не менее, меня защищают эти принципы, которые были вложены когда-то монахами. Результат, как утверждает Берман, состоял в том, что первым правовым государством в истории было папское государство. И это правовое государство, за неимением лучшего образца, послужило образцом для всего остального права. Начав с того, что создали правовую культуру внутри духовной автономии Церкви, не зависящей от власти, постепенно распространили ее на весь остальной политический мир, ввели право городов, коммерческое право, право королей и так далее. Перепахали обычное право, взяли из обычного права, из обычаев то, что не противоречило этому духовному принципу, дикости выкинули (это заняло почтенное время) и создали другую атмосферу правовой защищенности.

Дальше мы переходим к вопросу о том, почему в этой атмосфере правовой защищенности вдруг расцвела экономика. Это уже следующая история.