Беседы о Библии. Книга Бытия. Передача 6
Анна Павлович:
Здравствуйте, дорогие радиослушатели, в эфире радио «Град Петров» «Беседы о Библии». В студии протоиерей Александр Степанов. Здравствуйте, отец Александр!
Протоиерей Александр Степанов:
Здравствуйте, Аня!
А. П.:
И Анна Павлович. И я напоминаю, что в наших предыдущих беседах мы уже достаточно подробно говорили о сотворении мира, о сотворении человека, о двусоставности человеческой природы, о сотворении женщины. И вот, в последней нашей беседе мы остановились на подробном описании райского сада, о том, что, например, те названия рек, которые мы видим в библейском тексте, Тигр, Евфрат, мы видим и на современных картах тоже. И, соответственно, возникает вопрос, где же находился этот райский сад? И что с ним произошло после грехопадения? То есть либо он где-то в каких-то иных сферах находился, либо где-то здесь на земле, но в таком случае, где же он сейчас?
А. С.:
Конечно, райский сад находился на той самой земле, где мы с вами живем, и Бог поселяет первых людей, Адама и Еву, в совершенно конкретном, локализованном на земле месте, которое идентифицируется, как минимум, по названию двух рек, нам хорошо известных, Тигр и Евфрат. Там упоминается, правда, еще две реки, о происхождении которых есть разные, разумеется, мнения, Гихон и Фесон, вообще, это не такая частая ситуация, когда две реки текут параллельно. И мы знаем, что люди обычно селятся вдоль рек, потому что эти земли плодородные, там буйная растительность, там можно выращивать хорошие урожаи, соответственно, это земля, которая может прокормить большое количество людей. Так вот, здесь долина двух рек сразу, и понятно, что она вдвое, а то и втрое, вчетверо шире, чем долина обычной реки, то есть это сравнительно небольшая по территории область, которая может прокормить огромное количество людей. В дальнейшем, мы знаем в истории, на этой территории существовало две огромные империи с огромным населением, это Ассирия и Вавилон. Это территория современного Ирака. Это государство Ирак, где была война, и откуда, между прочим, родом был Авраам. Именно там, внизу Тигра и Евфрата, город Ур Халдейский, из которого, собственно и вышел Авраам со всем своим родом, в поисках земли обетованной.
Так вот, именно это место с такой хорошей перспективой плодиться и размножаться избирает Господь, чтобы там жил человек. Две другие реки – это могут быть какие-то притоки, ныне существующие, или существовавшие раньше. Дело в том, что когда имеет место такая широкая долина, низменность, обычно реки довольно легко могут менять русло, что и происходило исторически, поэтому притоки тоже могут довольно свободно перемещать свое русло по территории долин. Поэтому на сегодняшний день много есть предположений о том, что это за две таинственные реки, но точно мы сказать не можем. Но уже две названные дают достаточно ясную локализацию.
Итак, Господь поселяет людей в том месте, где им действительно жить привольно, легко и изобильно. Кроме того, конечно, надо ясно понимать, что условия, в которых жил человек до грехопадения, и вообще этот мир, и внешний мир, как мы увидим, довольно сильно отличался от того мира, в котором живем мы сейчас. Мы увидим, что многие законы этого мира просто поменялись. Так что там было еще гораздо, гораздо лучше, чем мы можем предположить даже в самых благоприятных условиях сегодняшнего времени.
Но я, может быть, еще бы вернулся немножко назад. Мы обсуждали очень важный вопрос о двусоставности человека, о том, что у него есть душа, тело, и как-то контрастировали человека с ангельским миром. То есть с другими разумными, свободными существами, которые не имеют тела, имея душу. В этом смысле я хотел бы вспомнить такой фильм немецкого режиссера Вима Вендерса, снимающего довольно сложные фильмы. У него есть один фильм, который называется «Небо надо Берлином». Там слово «небо» употребляется в том самом библейском смысле. Это собственно ангельский мир. Это повествование о двух ангелах-хранителях этого места, они парят над этим городом, потом опускаются, опускаются куда-то в метро, они находятся в постоянном шуме потока человеческих мыслей, они слышат мысли людей, и если мысль человека опускается в какое-то недолжное русло, например, в страшное уныние, когда человек близок к каким-то даже суицидным состояниям, ангел садится рядом, кладет руку ему на плечо, и вот поток мыслей у человека начинает меняться. С того, что все ужасно, жить больше не возможно, на то, что все-таки могло быть еще хуже, все-таки все не так уж плохо, жить нужно продолжать, и так далее. Как только поворот намечается, ангел отходит и идет дальше, опять слушает, и так далее, такая невидимая, бесконечная, непрестанная, веками, тысячелетиями длящаяся работа. Куда-то в библиотеку приходят эти ангелы, где люди тоже думают, там, конечно, такая рефлексия чисто немецкая, по поводу войны, Второй Мировой, и всех там преступлений, которые немцы творили. Это их мучает, и ангел тоже как-то помогает это все преодолевать, и так далее.
Так вот, там есть такие интересные моменты, когда ангелы встречаются друг с другом и делятся какими-то своими наблюдениями, впечатлениями. И вот один говорит: как интересно было бы понять, что такое запах кофе – ведь им, людям, так нравится этот запах, а вот мы не можем его ощутить. Или, вот они приходят усталые с работы и ложатся, и я вижу, какое это блаженство. А ангелы так не могут, потому что они не знают усталости, они бестелесные духи. Вот тем самым даются такие, художественно точные, иллюстрации того, о чем мы говорили. Чем человек, как бы выше ангела. Человеку даны большие возможности.
И вот еще об одной возможности, в связи с тем, о чем мы говорим сейчас, о положении человека в райском саду, тоже нужно упомянуть. В стихе 15-м второй главы говорится: «И взял Господь Бог человека, которого создал, и посадил его в саду Эдемском, чтобы возделывать его и хранить его». Здесь, конечно, речь идет о роли человека по отношению к окружающему миру. Мы уже говорили о том, что человек призван Богом владычествовать над Землей, владычествовать над всем прочим творением. Но что означает это владычество? Это значит не просто пользоваться всем тем, что человеку дано, не тем более это как-то расхищать, но означает именно хранить и возделывать. И слово «возделывать» означает не просто трудиться, так, как мы трудимся, возделывая свои шесть соток или большое поле, или раскапывая землю, чтобы добыть из нее какие-то ископаемые, но это прежде всего работа творческая. Это возможность творчества, творчества по преображению, совершенствованию того чудного мира, который дал Бог.
Вот точно так же, как мы говорили, что у человека есть призвание к постоянному развитию себя, точно так же у него есть задача по преображению и окружающего мира. Действительно, мы видим, что очень часто то, что принято считать у нас красивым, это не совсем дикая природа. То есть в дикой природе, конечно, тоже есть много замечательного и красивого, но это далеко не все. Например, наш взгляд радует не непроходимый лес, бурелом или джунгли, сами по себе, где все растения страшно переплетены, где практически невозможно перемещаться, где гниль внизу, но глаз радует, например, чередование поля и леса, когда какая-то часть земли расчищена, и видна перспектива, пространство открывается тем самым для глаза, и тогда мы можем увидеть этот лес немножко издалека, и он выглядит гораздо красивее. Мы знаем, как хорошо выглядит чистое поле, обработанное, причем поле может быть засажено одним видом растения, а соседнее – другим видом растения, они разного цвета, и вот это создает такое лоскутное одеяло, которое, когда мы смотрим вдаль, тоже выглядит очень живописно. Если мы посмотрим на живописные полотна, а художник – это человек с обостренным чувством красоты, вот эти русские пейзажи, или, там, «Псковские дали», известные, у Довлатова, что это? Это, конечно, дело рук человеческих во многом. И когда этот замечательный пейзаж венчается еще чудным храмом, стоящим на горке, то уже совсем сердце наше радуется. Вот, пожалуйста, это образ того, как человек может украсить природу.
Я помню, в советское время, когда мы ездили в монастыри, меня очень поражала перемена ландшафта. Пюхтицкий монастырь находится на границе России в Эстонии. Там шахты, область, где добываются бокситы какие-то и там жуткие терриконы, отвалы земляные, да и сельская местность советского извода выглядела тоже довольно подчас непривлекательно, особенно эти центры, где люди обитали. Это Солженицын, скажем, описывает в «В круге первом» очень ярко, эта поруганная земля, какая-то ржавая техника, трактора эти брошенные, все помятое, как будто их ногами били. Вся эта техника советского времени из сельского хозяйства выглядела так, как будто ее били ногами долго и упорно. И вот она уже ржавая, она недвижимая, она не утилизируется, она стоит, к ней прибавляются еще какие-то куски бетонных конструкций, недостроенных, с ржавой торчащей арматурой, и все это вписано в чудесный, Богом созданный, пейзаж. То есть человек может как улучшать, так сказать, Богом созданную природу, преображать ее в лучшую сторону, так же точно может ее и осквернять своей деятельностью. И вот, меня поражало, что вокруг монастырей картина была другая. У Пюхтицкого монастыря, например, который имел, все-таки, в советское время более-менее обширные поля, и все время между революцией и Второй Мировой войной это была территория не советская, это была территория Эстонии. Поэтому у них сохранились эти земельные угодья, да и в советское время не все отобрали, хотя, конечно, многое отобрали, вероятно. Но там сохранились старые скотные дворы, сложенные из огромных валунов, из красного кирпича, а не из силикатного кирпича, криво положенного. Там было необыкновенно чисто, там не было этих разъезженных какими-то жуткими грузовиками и тракторами колей глубоких, которые невозможно перейти в дождливую погоду, когда даже в резиновых сапогах не проберешься по этой грязи.
А. П.:
Как игрушечное там все.
А. С.:
Да, все как игрушечное, и вот это именно… Вокруг все было уже совершенно по-советски, а вокруг монастыря удивительно чисто, все аккуратно, ухожено, и никакой битвы за урожай. Все как будто делается само собой. Между прочим, то же самое наблюдал и в Германии, и во Франции, в сельской местности. Не видно, чтобы там было нечеловеческое напряжение всех сил для того, чтобы эту землю возделывать. Какой-то тракторишко, маленький-маленький такой, ползает по этому полю огромному, какому-нибудь бургундскому, и все как-то само делается, и все как-то красиво и гармонично.
Так вот, интересно, что люди, которые себя посвятили, казалось бы, Богу, не этому миру и возделыванию этого мира, а как бы наоборот, из этого мира ушли, и своей целью поставили служение Богу, вот как раз им удается, без видимых нечеловеческих трудов, преображать эту землю в красоту. А там, где Бога нет, мы видим совершенно обратное преображение.
Так вот, эта идея возделывать и хранить райский сад, это возможность творчества. Творчества, конечно, прежде всего, над окружающим миром, но оно может быть, конечно, очень многообразным, мы знаем очень многие виды человеческого творчества, и творчеством мы чаще называем, допустим, не сельско-хозяйственный труд, а труд художника, архитектора, может быть, ученого-исследователя, потому что это тоже творчество, познание этого мира, и так далее.
А. П.:
Мне вспоминается художник Шишкин, наш реалист, и вот он говорил, что природа красива сама по себе; ты видишь вот эти дубы, эти поля… Опять же, это передача именно художника, его взгляд на мир.
А. С.:
Конечно, он не имел в виду, может быть, что природа сама по себе хороша, и вот именно та природа, к которой рука человека не прикоснулась. Те же поля и дубы, которые растут посреди поля, они не сами выросли, а, скорее всего, они посажены были когда-то и кем-то. И вообще, именно красота природы созидается человеком специальным образом часто. Это есть в культуре западной, потом это пришло и в Россию, появилось такое явление, как парк. В России, надо сказать, в допетровское время, такого понятия не было. Был сад, в саду сажали то, что полезно, кусты ягодные, деревья: яблони, груши, вишни; то есть утилитарная функция была прежде всего. А здесь – какие-нибудь липы, дубы и прочие – из чистого искусства, исключительно для красоты и ни для чего более. Парк – это образ Эдема. Неслучайно в Петергофе, мы знаем, что первым делом Петр поставил две фигуры – Адама и Еву, потому что он понимал этот сад именно как райский сад. И себя некоторым образом считал Адамом, а Екатерину I – Евой, то есть они должны были стать первыми людьми в России, которые открывают новые перспективы, новую жизнь, и так далее. Что там в реальности было – совершенно другой вопрос, но замысел, замысел был именно такой.
То есть образ парка – это, конечно, образ райского сада. Это попытка создать такую красоту, такую удивительную гармонию, которая должна была быть в этом первозданном состоянии человека, когда он тоже свои усилия прилагал к той природе, которую дает ему Бог.
Так вот, эта творческая возможность, сама по себе, данная человеку, она тоже отличает его от ангелов, я уж не говорю, от животных. Поэтому, когда мы говорили об образе Божием в человеке, мне кажется, мы не упомянули эту очень важную особенность, эту важную грань образа Божия в человеке, творческую способность. Если Бог творит этот мир, то человек, конечно, не творит его в том смысле, в каком Бог творит, Бог творит именно из ничего, а человек, конечно, так не творит, но он творит, обрабатывая, так сказать, уже существующий материал. Даже если он творит в области математики, где вообще никакого материала не нужно, это чисто умственное творчество, но все равно, он имеет дело с мыслями, с понятиями, которые он берет так или иначе из окружающего его мира, представления о пространстве, времени, и так далее. Вот эта способность человека к творчеству, несомненно, выделяет его также из всех других сотворенных Богом существ, в частности, и ангелов, которые будучи бестелесными духами, вот к такого рода творчеству, в общем, не способны.
И вот когда повествуется, как я говорил, в разных местах Библии, о падении ангелов, там улавливается такая мысль, что Денница, самый прекрасный ангел, пал именно из зависти к человеку. То есть он пал не до творения человека, а именно вместе с творением человека, увидев, что создано существо, обладающее какими-то еще большими совершенствами, чем обладает он. И вот эта зависть, она и послужила главным толчком к его отпадению от Бога.
Так вот, если говорить об этом двусоставном строении человека, душа и тело, то она, помимо задач по отношению к самому себе, ставит перед человеком и задачу по отношению к внешнему миру. Он оказывается как бы таким связующим звеном между Богом и миром. Своей душой, своим духом, так сказать, сродным, в каком-то смысле, Богу, прежде всего свободой, как мы говорили, и некоторыми другими чертами, которые мы обозначали понятиями образ Божий в человеке, а по своем у телу он сроден окружающему миру, окружающей природе. Значит, он является такой, как бы, связкой, между Творцом и творением. И вот апостол Павел, в своем Послании к Римлянам, в главе 8-й, стих 19-й, говорит: «Тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих», ну и дальше поясняется, потому что тварь покорилась суете недобровольно, но по воле покорившего ее.
Действительно, весь этот мир, созданный Богом, как бы взирает на человека, как на своего властелина, хозяина и царя, ожидая от него прежде всего благодеяний. И совершенное человеческое сердце, очищенное от страстей покаянием и аскезой, если уже говорить о нашем сегодняшнем состоянии, естественно устремляется со всею силою к выполнению этой задачи. Вот как говорит об этом, например, Исаак Сирин: «Что такое сердце милующее? Это возгорание сердца у человека, о творении, о людях, о птицах, о животных, о демонах, и о всякой твари. При воспоминании о них, при воззрении на них, очи у человека источают слезы от великой и сильной жалости, объемлющей сердце, и от великого терпения умиляется сердце его, и не может оно вынести, или слышать, или видеть, какого-нибудь вреда, или малой печали, претерпеваемых тварью, а посему – и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно, со слезами приносит он молитву, чтобы сохранились они и очистились. А также и о естестве пресмыкающихся молится, с великой жалостью, какая без меры возбуждается в сердце его, по уподоблению в этом Богу».
Владимир Лосский говорит об этом тоже: «На пути своего соединения с Богом, человек не отстраняет от себя тварного, но собирает в своей любви весь раздробленный грехом космос, чтобы был он вконце преображен благодатию».
То есть человек обращен к этому миру. И это его задача. Совершенствуясь сам, он должен за собою приподнимать и приносить Богу, как дар, весь этот мир, который Бог ему вверяет.
А. П.:
Мы еще не говорили об этом – в Библии есть слова о том, что человек давал имена.
А. С.:
Да, а что значит наречение имени? Мы уже говорили, что слово значит чрезвычайно много для древнего человека, а имя – это тоже слово, но значение его еще больше. Скажем, называя тигра тигром, человек не просто выдумывает какое-то сочетание звуков, но он как бы придает этому животному те качества, те свойства, которыми он обладает. То есть тигр становится тигром, вся его «тигриность», она в этом наречении. Наречение имени определяет как бы суть этих животных, и подчеркивает, утверждает, царственное положение человека по отношению к ним. Он не просто ими владычествует, но определяет, что лань будет ланью, а слон будет слоном, а бегемот – бегемотом, определяя всю их сущность, их поведение, их облик, и так далее. И это при том, что они предсозданы Богом, но окончательное их оформление дается вот этим наречением именем. Животные создаются, как мы видим здесь, с такой идеей Божественной: «И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному, сотворим ему помощника, соответственного ему. Господь Бог образовал из земли всех животных полевых, и всех птиц небесных, и привел их к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей», вот то, о чем мы говорили, «И нарек человек имена всем скотам, и птицам небесным, и всем зверям полевым, но для человека не нашлось помощника, подобного ему». Оказалось, что те существа, которым, собственно, он нарекал эти имена, они не равны человеку, они не подобны человеку, и вот именно тогда творит Бог женщину, творя ее из ребра, это мы уже обсуждали, по-моему в прошлый раз, и вот она как раз становится тем самым помощником, тем самым дополнением к человеку, которое было предвидено Богом.
«И сказал человек: вот это кость от костей моих, и плоть от плоти моей, она будет называться женою, ибо взята от мужа своего». Мы с вами говорили, что муж и жена – это однокоренные слова в еврейском языке – «иш» и «иша». И дальше некоторый комментарий автора: «Потому оставит человек отца и матерь свою и прилепится жене своей, и будут два – одна плоть». А заключающие слова этой главы: «И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились», тоже важные очень слова. О чем они говорят? О том, что у них не было объективированного отношения к друг другу. То есть вот есть я, а это как бы не я. Именно это различение – я и не я – оно создает у человека, например, чувство стыда. Мы не стыдимся своего тела, но когда мы находимся в присутствии другого человека, мы уже тело закрываем, но тело – это внешняя, конечно, сторона, мы не открыты всею душой другому человеку, мы всегда что-то, в большей или меньшей степени, можем скрывать и скрываем.
Так вот, Адам и Ева, в своем состоянии до грехопадения, были абсолютно открыты – так, как мы со своими мыслями находимся в некотором единстве, если мы честны с собой. Вот Адам и Ева были именно в таком состоянии совершенного единства, то есть полного «перетекания» мыслей, чувств из одного в другого. Они предсталяли собой, как мы говорили, такое двуединое существо. И мы увидим, что грехопадение трагическим образом это разрывает.
А. П.:
Сегодня нам уже нужно заканчивать, и в следующих наших передачах мы продолжим наши беседы о первых главах Библии, и продолжим уже наш разговор о грехопадении. Я напоминаю, что в студии были протоиерей Александр Степанов и Анна Павлович. Всего доброго, до свидания!
А. С.: До свидания.