Протоиерей Лев Большаков о слове «вечер»

М.Михайлова: Здравствуйте, дорогие братья и сестры. С вами радио «Град Петров», программа «Словарь», ее ведущая Марина Михайлова и отец Лев Большаков. Здравствуйте, батюшка.

Прот.Л.Большаков: Здравствуйте.

М.Михайлова: Сегодня мы хотим поговорить о слове «вечер»: «И был вечер, и было утро, день один». В прошлых наших передачах мы размышляли о том, что такое день, ночь, поскольку отделил Господь свет от тьмы и назвал Он свет днем, а тьму ночью. А дальше в Книге Бытия сказано: «И был вечер…» Так вот что же такое вечер?

Прот.Л.Большаков: Мне кажется, что для того, чтобы всерьез отнестись к смыслу, не нужно далеко отвлекаться от реальности. У каждого из нас сегодня вечер – это то, что мы имеем сию минуту, или, вернее, что начинается сию минуту, в эти длинные петербургские светлые сумерки. Так ли, эдак ли, 19 часов – начало вечернего периода суток. И у каждого человека эти сутки начались сегодня утром, а что будет после вечера, мы не знаем, мы спать будем. Итак, получается, наступит ночь, укроет то, с чем мы сейчас присутствуем, – с результатом прошедшего дня, который, впрочем, еще не прошел, и если вспомним Пушкина, как говорят финские волхвы: «День еще не кончился». Итак, результата еще нет, и день еще не кончился. Но он кончится, как только мы выключим свет в комнате и спать ляжем. Чем мы живем – тем, что наступит сейчас? Тем ли, что наступит завтра? Между сегодня и завтра, не между вчера и завтра, а между сегодня и завтра находимся мы сейчас.

М.Михайлова: Граница такая, мы пересекаем границу.

Прот.Л.Большаков: Мне кажется, что мы не пересекаем границу, мы еще не пересекаем, мы как жили, так и живем. Итак, вечер, хорошая фаза нашей жизни. Если бы не болезни и сумма разных сует, которые человека, бывает, часто до старости не оставляют, так ведь и старость – не лучшее ли время жизни?

М.Михайлова: Мы завтра будем говорить о старости, между прочим.

Прот.Л.Большаков: Да? Ну, дай нам Бог дожить.

М.Михайлова: Если доживем, конечно.

Прот.Л.Большаков: Выходит, что рассуждение о вечере, вечернем времени суток – это рассуждение о том, что мы на самом деле имеем, чем на самом деле владеем в своей жизни, наработавшись за день. И как-то растормошившись утром, с чем мы пришли к своим домой, за день-то что-то такое наделав? Для верующего человека это то, с чем он стоит сколько-то минут на вечернем правиле своем, на вечерней молитве. Для матери, которая будет сегодня еще занята стиркой, готовкой, тем, сем, пятым, десятым, это еще несколько минут с детьми перед сном.

М.Михайлова: Да.

Прот.Л.Большаков: Что это будет для отца? Он, может быть, будет валяться на диване перед телевизором. Не Бог весть какой результат дня, прямо сказать.

М.Михайлова: Отцы тоже разные бывают.

Прот.Л.Большаков: Разные, да, слава Тебе Господи, не только такие. Так вот, одним словом, это что-то очень важное и преподнесенное, в конце концов, тем, кому вообще хочется что-то преподнести, – своим, Богу. Когда мы осознаем перед Богом себя самих, в полдень или какое-то иное время суток? Ведь мы себя самих тоже почувствуем скорее в вечернее предстояние, скорее в какой-то результативности, на какой-то черте, когда дальше не наше творчество совершится. Так или иначе, это хорошее время и серьезное. И я бы сказал для начала то, чем, может быть, хотелось сегодня и завершить: надо с утра знать, что сегодня, если Бог попустит дожить, будет вечер, когда мы встретимся и должны будем сохранить, вернее, как-то собрать за день некое приношение свое, и душу свою сохранить в здоровье и чистоте, в здравомыслии, не осуетить вовсе.

М.Михайлова: И не случайно, наверное, то, что церковный день начинается с вечера.

Прот.Л.Большаков: Это, наверное, вообще другое. То, о чем мы сейчас толковали, это рассуждение достаточно, как Вы понимаете, простенькое, на тему, какая всем понятна, житейская, в общем, тема. А то, что вот церковный день начинается с вечера, «и был вечер, и было утро, день один», – это совсем другой поворот, мы так не умеем. Мы вечером заканчиваем, Бог каким-то образом адресует к следующему, тому, что начнется далее. «И был вечер, и было утро, день один» – и дальше начинается следующий день творения, а потом кончается Божественным покоем, когда начинается день человеческого творения. И вот тут мы находимся, если уж брать в этом измерении, в пространстве Божественного присутствия, если понимать, что мы совершаем восьмой день, когда Господь, как сказано на первой странице Библии, в покое, а вместе с тем мы знаем из уст самого Спасителя, что Он творит постоянно. Итак, мы в сотворчестве с Богом в этот вечный день присутствия Христа в нашей жизни. Из благоговейного, тихого, умиротворенного перед Богом вечера, когда совершено его творение, человек входит в утро, когда начинает действовать. Интересно, если рассматривать житейски, то, пожалуй, утро вспоминаем вечерним размышлением, а если смотреть серьезнее, то мы из вот этого начала своего – хотите, назовите его вечерним, если так отсюда начинается свершение Божественного творчества, – должны сознательно войти в утро нашей жизни. Да, это уже новый поворот.

М.Михайлова: Конечно.

Прот.Л.Большаков: Вечером завершать ли нам мысленно нечто, что прожито сегодня или вчера, или вечером нам обратиться к началу, которое совершится непременно, и оно призывает нас.

М.Михайлова: А может быть, эти вещи не противостоят друг другу?

Прот.Л.Большаков: Наверное, не противостоят.

М.Михайлова: Когда я говорила о том, что вечер – это граница, то я имела виду прежде всего то, что это момент, когда что-то завершилось и что-то…

Прот.Л.Большаков: Что-то другое началось.

М.Михайлова: …что-то другое имеет начаться, оно еще не началось, но нам предстоит. Именно поэтому мы так любим, скажем, всенощную под какой-нибудь великий праздник.

Прот.Л.Большаков: Мы начинаем им жить этой всенощной, конечно.

М.Михайлова: Мы так любим сочельник, канун, потому что предвкушение чуда всегда прекрасней, чем его свершение. И в сочельник, когда мы ждем эту первую звезду, когда мы знаем, что завтра наступит, мы уже радуемся.

Прот.Л.Большаков: Редко-редко приходится, может быть, встречать человека, который в старости или, может, в болезни, когда ему так или иначе предстоит скорая смерть, умеет жить ожиданием таким, ожиданием уверенным. Как ожидает любой из нас, людей, какие мы есть на самом деле, из вечера ожидает утро, так есть люди, которые из предстоящего умирания ожидают жизнь вечную, есть такие люди, редко-редко, но я таких встречал.

М.Михайлова: Это тоже возможно. А сейчас я бы хотела поговорить о том, что вечеров на самом деле так же много, как и зим, и весен, и людей, например, потому что у Господа ничего не бывает стандартного и одинакового. Иосиф Бродский, один из моих любимых поэтов, говорит в своих стихах: Потому что число континентов в мире С временами года, числом четыре, Перемножив и баки залив горючим, Двадцать мест, поехать куда, получим. Африка весной, зимой и осенью – это разные континенты. Мы получим двадцать мест, умножив пять континентов на четыре времени года. Точно также мы получим совершенно невероятное число вечеров, если мы посмотрим на опыт и нашей жизни, и других жизней, потому что мы все по-разному переживаем это. Человек, который в городе будет сегодня вечером, видит вечер не так, как если он за городом, среди зелени, деревьев, на берегу реки. Вечер, который мы встречаем зимой, в темноте, может быть, у огня – это не такой вечер, какой нас ждет сегодня, – залитый теплом, светом, необыкновенно наполненный радостью и покоем. И это богатство мира невероятно доступно каждому человеку.

Прот.Л.Большаков: Да-да, на самом деле так. И можно в этом доступном нам и огромном богатстве разбежаться, и один станет таким отрешенным туристом, чтобы жить далекими от города вечерами на озере или реке, и комары его не отпугивают, а другой станет, если ему повезло жить в Петербурге, бродить петербургскими вечерами по Неве, а кто-то вынужден будет в своей новостройке какой-нибудь, протащившись час на метро или автобусе, уже очень поздним вечером прийти домой. И мне кажется, было бы несправедливо, во-первых, перед жизнью большинства людей, которые умиротворенные созерцательные вечера все-таки не переживают, не потому, что они такие тупые и зацикленные на суете, а потому что у них так жизнь устроена в принципе, а во-вторых, перед поэтами, которые лучше нас с вами расскажут о тихих умиротворенных вечерах, – было бы несправедливо перед ними уйти в эту подготовленную созерцательность вечера. Если уж мы ведем разговор вслух многих, то может ли быть для человека, живущего так, как ему приходится жить ежедневно в сегодняшней, а не в другой действительности, в городской или поселковой, где тоже до природы далеко, вот в этой самой ситуации увидеть себя в некоторой размеренности времени: утро, день, вечер, ночь. Когда мы уходим, это нам не принадлежит, эта размеренность и какая-то осмысленность, значимость.

М.Михайлова: Нам звонят. Здравствуйте.

Слушательница: Здравствуйте. Я бы хотела вот о чем сказать. Я, конечно, человек очень пожилой, но тем не менее, прекрасное мне тоже не чуждо. Я каждый вечер со своей лоджии любуюсь закатом и растениями, которые я и днем вижу, и утром, прогуливаясь. Конечно, совершаю вечернее правило церковное, молюсь на сон грядущий, как и утром. Я хотела бы вот о чем спросить: я в прошлом по профессии экономист и привыкла по роду своей службы всегда что-то считать и подсчитывать. Не будет ли большим грехом то, что вечером как раз, перед самым сном я сажусь и все-таки составляю какой-то мини-план на утро: что мне купить, потому что, сами понимаете, пенсионеры ограничены, что можно купить на сто рублей или, скажем, на два-три дня на двести. Четкое такое размышление – не есть ли это грех?

Прот.Л.Большаков: Я, во-первых, благодарю Вас за вопрос. Вы нас с Мариной, слава Богу, отвлекли в начале нашей передачи от рассеяния мысли по древу и прямым вопросом, который существенен для Вас и не только для Вас, сориентировали к более конкретному пониманию жизни в целом. Можно о стихах, об облаках, о небесах, камнях или вечерах говорить, как угодно, чуть-чуть подыгрывая поэтам, а можно, как Вы, спросить: как жить? Я думаю, что Вы правы и хорошо делаете, что не оставили навык четкой своей профессии экономиста и составляете этот план. Благодаря Бога за прожитый день, благодаря Бога и за красивый закат и живущие своей жизнью растения, Вы вспоминаете, что Вы обязаны как-то упорядочить свою жизнь. Это упорядочение не выпадает из всего, что Вам удается за вечер пережить хорошего. Мне кажется, это очень хороший пример и было бы правильно, если бы все мы вечером умели подвести итог и спланировать завтра. Доживем до завтра – план понадобится, не доживем – само подведение итога есть уже хоть какая-то, но ответственная работа перед Богом. Так что благодарю Вас.

М.Михайлова: Если можно, я бы возразила отчасти Вам, отец Лев.

Прот.Л.Большаков: В чем же?

М.Михайлова: Конечно, я тоже планирую, и не только следующий день, но даже иногда на много месяцев вперед, потому что мы живем среди людей, мы несем обязательства перед людьми.

Прот.Л.Большаков: Неужели удается?

М.Михайлова: Знаете, это зависит от человека. Я знаю много людей, которые, скажем, в день эфира, вот как сегодня мне сказал очень знаменитый философ. Он сказал: «Ты знаешь, извини, но я в Москве, а позвонить тебе я как-то не догадался». Тут батюшка выручил нас, и это подарок, потому что я уверена, что с Вами обсуждать тему вечера гораздо интереснее…

Прот.Л.Большаков: Потому что мне за шестьдесят?

М.Михайлова: Нет, не поэтому, а потому что всякий священник понимает, что такое вечер, он знает, что такое богослужение. Так вот, я хочу сказать следующее: конечно, планирование жизни – это, несомненно, очень хорошая вещь. Но мы всегда должны быть готовы, во-первых, к тому, что все наши планы завтра будут отменены, потому что произойдет событие, которого мы не планировали, но его запланировал Господь. И тогда наш листочек придется выбросить в корзину для бумаг…

Прот.Л.Большаков: Марина Валентиновна, я одно скажу на вопрос, который был задан: грех ли это, я прямо сказал, что это не просто не грех, а может, это самый ответственный поступок за весь день, отнюдь не грешный…

М.Михайлова: Я согласна.

Прот.Л.Большаков: …Подвести итог и спланировать. Ведь любой из нас, когда молится, говорит: «Да будет воля твоя».

М.Михайлова: Безусловно, но Вы сказали о том, что так легко растекаться мыслию в поэзии и в каких-то размышлениях ни о чем, а как хорошо: взял листочек и составил. Я не против планов, я еще раз подчеркиваю, что сама планирую свою жизнь и стараюсь очень твердо этим планам следовать. Но я о том, что жизнь европейского человека очень часто похожа на стрелу, летящую в цель. Вот он шпарит по плану до результата, до того момента, когда он перейдет в верхнюю тундру, так сказать. Он себе составляет планы, он их выполняет, но при этом самое драгоценное в жизни, как мне кажется, это бессмысленные вещи. Поэзия никому не нужна, если бы не было Бродского, Пушкина и всех остальных, я думаю, что мир не перевернулся бы, все равно бы люди изобрели бы…

Прот.Л.Большаков: Едва ли есть люди более ответственные и сосредоточенные, чем поэты. «А меня будут читать?» – говорила Ахматова в те годы, когда ее не читали и не печатали. «Чем вы занимаетесь, что у вас за работа?» – «А я работаю поэтом», – говорил Бродский, подозреваемый в тунеядстве.

М.Михайлова: «Человек – это часть речи», – говорил он так.

Прот.Л.Большаков: Пушкин был напрасно унижен придворным чином, который он получил. Уж они чувствовали, что они заняты, и завтрашний день был для них днем творчества, и меньше всего в пример напрасного растекания мысли можно привести поэтов, отчасти потому, что без них жить нельзя, потому, что это люди, которые работают двадцать четыре часа в сутки, и только потому так мало, что в сутках всего двадцать четыре часа, а не двадцать восемь.

М.Михайлова: Может, я неправильно поняла Вас.

Прот.Л.Большаков: А вопрос был хороший, я благодарен ему.

М.Михайлова: Вопрос был замечательный, я тоже очень благодарна.

Прот.Л.Большаков: Поехали дальше.

М.Михайлова: Если мы едем дальше, то мне хотелось бы сказать вот о чем: вечер, как мы говорили, – это время творческое и прекрасное время отдыха. И действительно, вечером я, например, очень люблю заглядывать в окна, когда иду домой с работы.

Прот.Л.Большаков: В свои или в чужие?

М.Михайлова: В чужие. И я вижу, как женщина моет посуду, вот сидит семья за столом, вот человек просто стоит у окна и смотрит на улицу.

Прот.Л.Большаков: Да, человек сам с собой, у себя дома.

М.Михайлова: Это такое нежное время, такое хорошее. Я понимаю, что некрасиво заглядывать в чужие окна, сознаюсь в этом грехе, но я испытываю такую глубокую нежность, потому что понимаю, что они оттрубили весь день и теперь, наконец, пришли в свой дом, и зажгли свет на кухне, и сейчас они вместе сядут, и это будет такое тепло и такая невероятная любовь между людьми. Хочется в это верить все-таки.

Прот.Л.Большаков: Может, будет не так, будет трудно, будет то, что на самом деле есть…

М.Михайлова: Да, это будет жизнь настоящая.

Прот.Л.Большаков: То, от чего, может быть, бежали целый день, да не убежали, а вечером к этому явились. Может быть, скандал, ужасный, но реальный. А с другой стороны, вечер во многих традициях и для многих людей может быть очень страшным временем, потому что это время, когда солнце погружается во тьму, это время, когда мир заполняется неверными тенями. У Мандельштама: «Человек умирает, песок остывает согретый, // И вчерашнее солнце на черных носилках несут».

М.Михайлова: Да, вот у Блока: Ужасен холод вечеров, Их ветер, бьющийся в тревоге, Несуществующих шагов Тревожный шорох на дороге. Холодная черта зари – Как память близкого недуга И верный знак, что мы внутри Неразмыкаемого круга.

Прот.Л.Большаков: Потому что он не дома. Вечер должен быть дома.

М.Михайлова: И всегда, между прочим, когда мы с детьми, маленькие они тогда были, по вечерам читали книжки, я думала об одном и том же, и очень часто мы даже вспоминали это в молитве: как страшно перед лицом грядущей ночи оказаться на улице и не иметь дома. Как ужасно быть застигнутым тьмой где-то в дороге. Вечер – это время, когда очень хочется домой.

Прот.Л.Большаков: И надо быть дома во всех смыслах – в самом обыкновенном житейском, и быть дома, даже если ты в палатке или на пути, но внутренне быть дома.

М.Михайлова: Другое: если человек не дома, то как страшен вечерний город и как он привлекателен. Вот у того же самого Блока, и мы все помним с юности эти стихи…

Прот.Л.Большаков: И у Гоголя.

М.Михайлова: И у Гоголя «Невский проспект», и у Блока «Незнакомка»: По вечерам над ресторанами Горячий воздух дик и глух, И правит окриками пьяными Весенний и тлетворный дух. И другое его стихотворение, «В ресторане»: Никогда не забуду (он был, или не был, Этот вечер): пожаром зари Сожжено и раздвинуто бледное небо, И на желтой заре – фонари. Вот вечер, проведенный, скажем, среди городской толпы, среди мигающих огней рекламы, среди каких-то странных и уж совсем не домашних запахов и звуков. Для меня вечер – это еще и очень сомнительное время. Я действительно хочу домой вечером.

Прот.Л.Большаков: Время разрушения, конечно, и нападения, разумеется. Серому волку самое время тут ухватить за бочок, конечно. Надо полагать, вот что: ежедневно мы встречаем образ смысла жизни своей, какой-то знак смысла и признак. Если бы человек умел жить духовными смыслами, духовными ориентирами, убегая из дома вечером, или бездарно кое-как раскачиваясь утром, или стараясь как-нибудь перемогаться до обеда, а после обеда, слава Тебе, Господи, скоро кончается рабочий день…

М.Михайлова: «Скорей бы поужинать и спать», говорил один мой знакомый по утрам.

Прот.Л.Большаков: Так вот, если бы все эти обыденные, смешные, а на самом деле многозначащие вещи приходили нам в голову, а еще лучше в душу, всерьез, то, наверное, мы бы могли поменять свою жизнь. Тем, кто рядом с нами, могло бы стать лучше, если бы мы могли различить смысл момента. А то, что смысл есть, заметно по тому, что эти моменты разные. Значит, различны смыслы. То, что что-то от нас требуется, тоже очевидно, потому что в разные короткие этапы жизни мы присутствуем перед совершенно разным образом бытия. Так часто, казалось бы, обыденно может быть, просто это вечернее время, это может быть болезнь, или это может быть ухаживание за больным ребенком, или терпение сварливой свекрови, что угодно, неважно. Так или иначе, это какие-то ситуации, которые взыскуют от нас серьезного отношения к смыслу. Из этих ситуаций в особенности постоянно повторяемые – это времена дня или, может быть, времена года. Значит, Господь нам постоянно напоминает: «Оглянись, вот перед тобой Я по-новому освещаю, обнаруживаю нечто важное в твоей жизни, вот вечер сегодняшний, этого дня, что он значит? А вот утро? На что ты сейчас прежде всего оглянешься? Что ты вспомнишь, как ты его начнешь?» – и так дальше.

М.Михайлова: Вот именно, быть здесь и сейчас, вот в этом вечере, между прочим.

Прот.Л.Большаков: Да, заметьте, едва ли мы с Вами легко говорили бы о дне, потому что бес полуденный такой тягостный…

М.Михайлова: Мы уже поговорили, даже довольно интересно. Поскольку слова наши должны быть конструктивны, то я бы предложила такие три возможности лучшего, самого лучшего проведения этого вечера и вообще вечеров. Вечер можно провести – я скажу, а потом разовью – вечер можно провести или с человеком, который дорог и которого любишь, или его можно провести с самим собой в тишине, что тоже совсем неплохо…

Прот.Л.Большаков: Это тоже один из тех, кто дорог и кого любишь, между прочим.

М.Михайлова: Сам себя любишь, но не так. Другой любовью.

Прот.Л.Большаков: Другой любовью, но зато знаешь ответственнее.

М.Михайлова: И, наконец, есть еще возможность, тоже невероятно прекрасная, провести вечер с Господом Богом, Который все-таки тоже отличается от другого, явившегося к нам как человек.

Прот.Л.Большаков: А можно, между прочим, телевизор посмотреть.

М.Михайлова: Телевизор посмотреть вечером?

Прот.Л.Большаков: Или отдохнуть, конечно.

М.Михайлова: Уж если совсем жить не хочется, тогда включаем телевизор, и там нам много чего хорошего расскажут.

Прот.Л.Большаков: Может статься, что мы устали и надо расслабиться.

М.Михайлова: А это и есть с самим собой, почему плохо? Но не с телевизором.

Прот.Л.Большаков: Расслабиться в дурацком смысле слова.

М.Михайлова: В дурацком не надо.

Прот.Л.Большаков: В большинстве случаев сейчас так и происходит, к сожалению.

М.Михайлова: Знаете, одного человека спросили: «Скажите, пожалуйста, как Вы расслабляетесь?» Он сказал: «А я не напрягаюсь». Мне кажется, что это вполне христианская история, потому что в жизни христианина не должно быть поводов для напряжения, если честно, кроме трудового усилия.

Прот.Л.Большаков: Голубушка, как бы мы с Вами благодушно не говорили о вечерней встрече с любимыми, о вечерней встрече с самим собой, каждый из нас знает, что это трудно, потому что любовь – это, в общем-то говоря, не более-менее умиротворенное утешение. Это усилие, это внимание. Мы напрягли свое внимание в течение дня, мы рассеяли его всячески, мы утомили себя дневной активной суетливой праздностью, если такое словосочетание возможно. И мы вечером приходим, сердитые на всех, уверенные, что имеем право расслабиться и отдохнуть от вас, а не с вами и для вас, понимаете, к сожалению. Так что тот отец или та мать, которые с работы пришли и благодарно глядят на своих, что наконец-то встретились, это, я скажу Вам, не образец.

М.Михайлова: И тем не менее.

Прот.Л.Большаков: И тем не менее, хорошо, как сейчас помню: сижу я вечером, уроки делаю, я мальчишка еще, годы пятидесятые, где-нибудь в начале их. Отец, когда с работы приходил, любил, еще не сняв галоши в передней, уже открыть дверь в комнату в коммуналке, где мы жили, чтобы заявить свое присутствие. И это было интересно, конечно: я уже тут, но еще там. Не заходя через порог, галоши снимает, раздевается. И это присутствие бывало радостным, потому что как-то сразу что-то такое от него ко мне обращалось. Например, как сейчас помню, уроки делаю, а он так вот вошел и, от порога размахнувшись, кинул, на диван упали книжки из библиотеки, он иногда книжки приносил. Я так краем глаза вижу: ах! «Ходжа Насреддин», о чем я слышал от одноклассников, что это очень интересная книжка.

М.Михайлова: Это действительно очень хорошая книжка.

Прот.Л.Большаков: В то время, когда я ее читал, когда мне было лет одиннадцать, это было очень давно, пятьдесят лет назад, это была исключительно нужная книжка. Я так со смаком доделал свои уроки, зная, что сейчас мне предстоит удовольствие. А чем оно было обеспечено? Тем удовольствием, с каким отец, уже входя, дверь открыл и начал свой настоящий день.

М.Михайлова: Кстати, одна из радостей вечера – это предвкушение того, что сейчас я доделаю все свои дела и возьму книжку, и я буду тихонечко читать, и никто меня уже не тронет.

Прот.Л.Большаков: Пардон, где тут любовь к своим?

М.Михайлова: Есть тут любовь к своим, потому что все спят, все уже накормлены, умыты, это любая мамаша многодетная знает. Нет ничего более прекрасного, чем когда дети уже спят, а ты еще читаешь свою книжку или тихонечко сидишь на кухне.

Прот.Л.Большаков: А может, у отцов иначе? Я помню, что у отца моего еще была радость сказку рассказывать на ночь мне. Мать-то прибегала, конечно, из кухни коммунальной и устраивала нам разборку, зачем это вы время так проводите тут, не спите? А у нас была такая радость.

М.Михайлова: А это дети тоже любят. Они тоже ждут того времени, когда им будут читать вслух. И взрослые ждут, потому что это очень уютный и прекрасный момент.

Прот.Л.Большаков: Ой, моя жена читала нашему сыну до 18 лет сказку на ночь.

М.Михайлова: А я все равно Бродского прочитаю, можно?

Прот.Л.Большаков: Давай.

М.Михайлова: Около океана, при свете свечи; вокруг поле, заросшее клевером, щавелем и люцерной. Ввечеру у тела, точно у Шивы, рук, дотянуться желающих до бесценной. Упадая в траву, сова настигает мышь, беспричинно поскрипывают стропила. В деревянном городе крепче спишь, потому что снится уже только то, что было. Пахнет свежей рыбой, к стене прилип профиль стула, тонкая марля вяло шевелится в окне; и луна поправляет лучом прилив, как сползающее одеяло.

Прот.Л.Большаков: Ах, чудесно, конечно! Бродский насчет того, как луна распоряжается приливом, здорово сказал.

М.Михайлова: Вообще здорово сказал. Бывают вечера очень нежные. Вот мы сейчас выйдем на улицу, и уже будет не так ужасно жарко, как днем, а нас так со всех сторон окружит это тепло, вечерний свет.

Прот.Л.Большаков: Кому что нравится, вот я люблю жару. Марина Валентиновна, конечно, можно опять соскользнуть в это наслаждение заранее подготовленными культурой и нашим воображением образами вечера как отдыха и умиротворения всякого. Однако «И был вечер, и было утро: день один» взыскует от нас другого усилия и другой силы внимания. Так ли, эдак ли, мы все думаем, что вечером мы отдохнем и завершим, тогда как, если бы вечером мы могли благословить своих на завтра – вот что было бы важней. Это, кстати, о том, что лучше составить бухгалтерский план на завтра, чем просто расслабиться вечером, потому что утро и вечер – день один, от вечера начинающееся утро. Быть готовым принять завтрашний день.

М.Михайлова: Кстати сказать, моя мать, которая была очень мудрым человеком, всегда заставляла нас собирать портфель с вечера, потому что если ты сделал это вечером, то уже все утром будет нипочем, ты ко всему готов.

Прот.Л.Большаков: Совершенно правильно.

М.Михайлова: Я не могу пока заставить своих, хотя, наверное, надо добиться.

Прот.Л.Большаков: Да вот как-то пошло так, что само слово «заставить» уже мало что значит в отношениях наших с нашими детьми. Итак, нет ли у вас чего-то, что задало бы тон в стихах русских, впрочем, не только русских?

М.Михайлова: Есть.

Прот.Л.Большаков: О вечернем размышлении, о смысле жизни.

М.Михайлова: Есть, и даже два. Вы сказали, что вечер может быть с самим собой. Между прочим, первый сборник Анны Ахматовой, первый, называется «Вечер». Она была еще девочка, она еще о жизни ничего не знала, но она пишет книжку и называет ее «Вечер». Вообще в ее стихах вечер – это совершенно особое время, причем это время не только удовольствий, всяких гостей и театров, она как раз потом это очень сурово осудила в своей жизни, а вечер – это время той самой духовной собранности в преддверии следующего дня. Но мы прервемся, потому что у нас есть звонок и мы очень рады этому. Пожалуйста, говорите, мы Вас слушаем.

Слушательница: Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, а как вы прокомментируете народную мудрость в свете того, что вы сейчас говорили по поводу планирования на следующий день. Есть такая народная мудрость: «Утро вечера мудренее». Что вы на это скажете?

Прот.Л.Большаков: Да, Вы знаете, я хоть имел всего-навсего один час для подготовки к сегодняшнему вечернему разговору, но, конечно, вспомнил эти слова «Утро вечера мудренее», и додумать их по дороге сюда не успел, по правде говоря, но охотно с вами вместе постараюсь додумать. Предполагаю, что эта народная мудрость хорошая и правильная, и мы наверняка каждый проверили в своей жизни правильность этих слов, потому что, так или иначе, мобилизоваться как надо было бы вечером большинство из нас умеет плохо. Большинство из нас вечером просто устает и считает себя в праве предаться этой усталости. К вечеру собираются страхи, вечер постепенно переходит в ночь, которая особенно как-то обостряет наши страхи. Вот подумайте сами, вы наверняка это замечали в себе: если вам приходят тревожные мысли ночью, от них очень трудно отвязаться. Вы чувствуете, что безысходны некоторые проблемы, которые на вас наступают. Приходит утро, вы думаете реалистичнее, трезвее оцениваете отношения одних обстоятельств с другими и понимаете, что нет, вообще-то говоря, жить можно, и пожалуй что и справимся. Так что мудрость верная. Есть просто два различных образа и размышления, и созерцания, два пласта жизни. Если в этой народной мудрости вечер подразумевается как время темноватое, сумеречное, когда рассудок подчинен каким-то иным влияниям, усталый и несамостоятельный, а утро требует деятельности и свежит, то, конечно, надо слушаться утреннего зова совести своей. Как бы так жить, чтобы этот утренний зов совести и утренний шанс жить, который Бог дает нам только потому, что Он дает нам день, вот наш шанс, – как бы так жить, чтобы утреннюю мобилизацию и начало вечерним-то своим успокоением подготовить? Не отвлечься, не забыть утренние тревоги сегодняшнего дня, и не заставить себя не думать о тревогах завтрашнего дня, а прийти в такой мир с Богом, с самим собой, со своими, в согласии с другой народной мудростью, чтобы солнце не зашло в наших обидах, чтобы примириться непременно вечером. И тогда, конечно, если вечер был таков, что мы примирились с жизнью, со своими, со всеми, от кого испытывали те или иные тяготы, – тогда надо спокойно доверить, действительно, все утру и, в самом деле, не суетиться усталым умом вечерним решать проблемы, которые не сегодняшнего, а завтрашнего дня.

М.Михайлова: И еще, как я всегда понимаю эту пословицу, прежде чем принимать какие-то решения, нужно, чтобы была дистанция временная.

Прот.Л.Большаков: Да, точно.

М.Михайлова: Я человек бестолковый и горячий, и если вечером скажу что-то, то утром понимаю, что вообще-то это была глупость.

Прот.Л.Большаков: И вообще, когда тебе что-нибудь скажут, сначала подумай раз или хотя бы два, а потом прими решение.

М.Михайлова: Вечером нам кажется, что нужно именно так быстро реагировать на все, а за ночь Господь прикоснется к душе, и ты все увидишь в каком-то новом свете. У нас есть еще звонок. Здравствуйте, мы Вас внимательно слушаем.

Слушательница: Я уже задавала вам вопрос, но вот просто пожелание. Знаете, ваши передачи очень хорошие, но, вы знаете, наверное, вопросов потому мало, что люди устают и предпочитают лучше послушать мудрые мысли, нежели какие-то свои мысли представлять. Так что извините ради Бога и продолжайте дальше.

Прот.Л.Большаков: Спасибо Вам.

М.Михайлова: Спасибо вам большое. Мы не думаем, что так уж много мудрых мыслей нам удалось собрать…

Слушательница: И все же.

Прот.Л.Большаков: Скорее всего, совместное размышление не тем хорошо, что наши Мариной Валентиновной мысли ценны, но тем, что мы провоцируем тех, кто слушает, думать вместе. А мыслители есть лучше нас. Вы подготовили какие-то стихи?

М.Михайлова: Да, но у нас время эфирное уже истекает. Поэтому мы оставим эти стихи на следующий раз, а домашнее задание всем братьям и сестрам – перечитать «Вечернее размышление о Божественном величестве» Ломоносова.

Прот.Л.Большаков: Или, если нет Ломоносова под руками, то «Вечернее размышление о Божественном величестве» – это, на самом деле, тема нашего любого вечера для любого из нас, в молитве ли, в благодарности ли, в примирении ли со своими. Всего вам доброго.

М.Михайлова: Всего хорошего.