М.Лобанова: Здравствуйте, дорогие друзья! В студии радио «Град Петров» Марина Лобанова. Мы продолжаем цикл программ, посвященный личностям участников Псковской православной миссии. Свой рассказ о протоиерее Сергие Ефимове, первой личности из участников и, в том числе, руководителей Псковской православной миссии, а он был первым ее руководителем, продолжит историк Константин Петрович Обозный. Здравствуйте, Константин Петрович!
К.Обозный: Здравствуйте, Марина! Здравствуйте, дорогие радиослушатели!
М.Лобанова: В прошлой программе мы говорили о том, как протоиерей Сергий Ефимов стал руководителем Псковской православной миссии. Псковская православная миссия была учреждена в связи с обстоятельствами, скажем так, политическими, и, наверное, какие-то долгие поиски, долгие консультации, размышления, сложности взаимоотношений Церкви с различными государствами должны были предшествовать назначению руководителя миссии. Но, оказывается, ничего подобного. Протоиерей Сергий Ефимов переживал все то, что переживала Русская Церковь и ее служители под советской властью, – он был арестован, оказался в тюрьме в городе Освободили его в связи с отступлением советских войск, то есть освободили его завоеватели, и, оказавшись на свободе, отец Сергий отслужил первую литургию на этой территории. Надо сказать, что и Псковская православная миссия в связи с тем, что она действовала на той территории, на которой были немецкие власти, называлась «Псковская православная миссия на освобожденных территориях». Это название нам кажется странным – какое же это освобождение? – но тем не менее, действительно, если смотреть с точки зрения церковной, то Церковь подвергалась гонениям на этих территориях, а вот теперь она свободна. Отец Сергий сидел в тюрьме и должен был быть расстрелян – но вот отец Сергий служит литургию в Псковском кафедральном соборе. Исторические факты жизни этого священника таковы: он был разлучен со своей паствой и должен был претерпеть мученическую смерть – но вот его паства идет к нему, слушает его проповеди. Для него это реальность его жизни. Но история вмешивается в его жизнь уже давлением со стороны немецких властей, и он должен покинуть территорию Псковщины и оказывается в Латвии. И вот у меня еще такой вопрос: почему все-таки отца Сергий, первого начальника Псковской православной миссии – а назначил его таковым митрополит Сергий (Воскресенский) потому, что он первый начал там служить и был уважаемым всеми священником, – все-таки почему его сменил на этом посту протоиерей Николай Калиберский?
К.Обозный: Я думаю, что здесь, очевидно, был целый комплекс причин, и большинство из них нам, может быть, не совсем понятны. Единственное, что я могу сказать: кадровый вопрос находился под пристальным вниманием экзарха Сергия (Воскресенского). И все кадровые перестановки, в том числе касающиеся Псковской православной миссии, делались с благословения митрополита Сергия. По-видимому, он искал фигуру более молодого начальника миссии.
М.Лобанова: А отец Николай был моложе?
К.Обозный: Нет, отец Николай был такой же по возрасту. Но это был период, когда это были только временно исполняющие обязанности начальника миссии – и отец Сергий, и отец Николай. Но не исключаю, что, возможно, это было давление немецких властей, которым казалось, что все-таки протоиерей Кирилл (Зайц) – фигура более надежная, более покладистая для контактов с немецким руководством в городе Пскове. Ведь неслучайно, как я уже говорил, весной 1942 года отец Сергий Ефимов под давлением немецких спецслужб вынужден был уехать в Латвию и, собственно, перестал быть членом Псковской православной миссии.
М.Лобанова: Давайте вернемся к датам. Примерный период, когда отец Сергий Ефимов оказывается в Латвии, и как там продолжается его служение; его взаимоотношения с митрополитом Сергием – расскажите об этом, пожалуйста.
К.Обозный: С апреля 1942 года протоиерей Сергий Ефимов служит в городе Абрене, в Латвии. Как я уже говорил, он заботился и о своих внуках, и о невестке, которые остались без кормильца, потому что сын отца Сергия, диакон Владимир Ефимов, был репрессирован в советский период и сгинул то ли во время этапа, то ли в самом лагере.
М.Лобанова: То есть он был репрессирован где-то в период с 1940 по 41-й год?
К.Обозный: Да, где-то в начале 1941 года он был арестован, и уже о нем не было никаких сведений. И даже исследователи Псковской миссии, которые живут в Латвии, не могли найти никаких следов. А отец Сергий, когда осенью 1943 года была учреждена внутренняя православная миссия в Латвии, становится одним из руководителей этой миссии, ее уполномоченным.
М.Лобанова: Все-таки интересно, как митрополит Сергий мыслил эту миссию – может быть, она была как-то политически удобна для оформления существования Православной Церкви другой страны? Мы же знаем, что это православное миссионерство было не в интересах германского правительства. Но всего лишь один год под советской властью были эти православные приходы в Латвии. Каковы были цели этой миссии? Понятно, что когда миссионеры приходили на псковские земли, на ленинградские земли, то, конечно, там ведь два десятилетия, даже больше, вообще никакой церковной жизни не было. Там были некрещенные дети, и уже взрослые, тоже некрещенные, невенчанные, не получившие никакого религиозного воспитания, даже напротив – воспитанные в отвращении к Церкви и страхе исповедовать веру, воспитанные антицерковными карикатурами, специальными занятиями на работе, в школе, где старались Церковь всячески очернить, выставить в самом уродливом, неприглядном виде ее служителей. И так было воспитано уже целое поколение. Понятно, почему на этих землях нужна была миссия и какого рода была нужна миссия. Так нужны были и усилия, и терпение, и какая-то снисходительность, и доброта. А в Латвии-то миссия, очевидно, была другого рода? Какие там ставились задачи перед миссией?
К.Обозный: На самом деле, различие больше в названии. Действительно, работа внутренней миссии проходила внутри канонических границ Прибалтийского экзархата. Но по сути дела, это было продолжение деятельности Псковской православной миссии, потому что, начиная с середины 1943 года, а особенно в конце 1943 – начале 1944 года в Латвию приезжает много беженцев, которых выселяют немцы с территории России.
М.Лобанова: А кого немцы выселяют?
К.Обозный: В первую очередь выселяли тех, кто находился на территории, где проходила так называемая линия обороны «Пантера». Это линия, которая проходила по Псковской области, по Псковской земле, и эту линию Красная армия не должна была перейти. Действительно, эта была хорошо укрепленная линия, но все населенные пункты, которые находились поблизости, сжигались, уничтожались, а население вывозили в Прибалтику или даже в Германию. А когда начала приближаться линия фронта, и Красная армия подошла вплотную к этой линии обороны, то началась тотальная эвакуация с этих территорий вокруг городов, прежде всего, Пскова, Острова, Порхова. И 18 февраля 1944 года официально закончилась деятельность Псковской православной миссии. Была объявлена тотальная эвакуация; все организации, все мирные жители, все служащие, которые находились в городе Пскове, подлежали эвакуации в Прибалтику. И поэтому Прибалтика была наводнена жителями России из Ленинградской, Псковской, Новгородской, Калининской земель, из Белоруссии. И приезжающие люди во множестве своем не были воцерковлены, многие из них ничего не знали о Евангелии, были некрещенные дети. Им нужно было помогать и в материальном отношении, чтобы можно было устроить более-менее сносную человеческую жизнь.
М.Лобанова: А куда же их переселяли немцы?
К.Обозный: Как правило, их переселяли в какие-то бараки. Например, есть воспоминания, что в бараки, где находилось еврейское гетто, после того, как евреи были вывезены и уничтожены, именно в эти бараки заселяли потом русских беженцев, которых привозили с востока. Эти лагеря были обнесены колючей проволокой; взрослые и подростки ходили на работы; и Русский комитет, который действовал во всех странах, находящихся под немецкой оккупацией, как раз занимался тем, что пытался отстаивать права русского населения, русского меньшинства, беженцев, «остовцев», то есть восточных рабочих, военнопленных иногда, хотя с этим было труднее. И вот митрополит Сергий (Воскресенский) с церковной линии включается в эту работу помощи русским беженцам, которые оказались в Прибалтике. Причем эта работа проходила в двух направлениях – помощь материальная и помощь духовная. И поэтому многие члены Псковской миссии, которые эвакуировались в Прибалтику, уже там продолжали свое служение – священническое, миссионерское, просветительское, евангельское. Поэтому с собой они увозили и богослужебные предметы, и иконы, и литургические сосуды, потому что в некоторых храмах Латвии можно было служить, но там были свои приходы, и храмы были, как правило, небольшие. Поэтому под храмы приспосабливали любые более-менее просторные помещения, где можно было совершать службу. Митрополит Сергий благословлял выдачу антиминса этим священнослужителям, чтобы они могли совершать богослужения. Известно, что митрополит Сергий (Воскресенский) вступил в переговоры в начале 1944 года с лютеранским епископом Гинзбургом о том, чтобы разрешили служение православной литургии в лютеранских храмах. И такое соглашение было достигнуто. Лютеранский епископ всея Латвии пошел на это и помог своим братьям во Христе. Поэтому в лютеранских храмах, и особенно это касается западной части Латвии, где в принципе не было православных общин, но было много русских беженцев, там в лютеранских храмах совершалась православная литургия. Например, с утра служили лютеране, было их богослужение, а потом начиналась православная литургия. Иногда приезжали священники Латвийской Церкви, а иногда и члены Псковской миссии. И вот как раз отец Сергий Ефимов и другой латвийский священнослужитель отец Владимир Толстоухов, который тоже был в Псковской миссии до момента эвакуации, они возглавляли вдвоем деятельность православной миссии на территории Латвии. Сохранились воспоминания отца Сергия Ефимова, которые были опубликованы, и его небольшие заметки в русскоязычных газетах Риги о том, что в городе Двинске, в городе Риге отец Сергий посещал те самые бараки беженцев, где крестил детей и проводил беседы, служил молебны, освящал помещения, снабжал христианской литературой, которая печаталась в Рижской епархии. То есть здесь он продолжал свое миссионерское служение для русских людей, которые оказались в чрезвычайно тяжелой ситуации.
М.Лобанова: Можно ли сказать о количестве этих переселенных людей, сколько их оказалось в Латвии в 1943 году?
К.Обозный: В 1943 году только началась эта волна, а большая часть беженцев появилась в Латвии в 1944 году. Это зима и весна 1944 года, когда огромное количество беженцев прибыло в Прибалтику. Частично они распределялись по хуторам и по сельской местности, куда их забирали на работы, и они жили в сельской местности в качестве батраков, работая у хозяев за пропитание. Это было и в Эстонии, и в Латвии, и в Литве. Некоторых беженцев увозили и дальше на запад, в Германию. Некоторые оставались в городах – в Даугавпилсе, в Риге. Надо сказать, что отец Сергий Ефимов был еще и незаурядным церковным писателем и поэтом. Он сочинял стихи. В 1944 году не только беженцы прибывали с территории Псковщины, но и были эвакуированы мощи псковских святых и местночтимые псковские иконы, которые прибыли в город Ригу, некоторые были отправлены в Литву. И, конечно же, чудотворная Тихвинская икона Пресвятой Богородицы также была в Риге, в кафедральном соборе. И отец Сергий Ефимов по этому поводу написал замечательные стихи, когда мощи псковских святых торжественно были принесены в Рижский кафедральный собор. Я немного процитирую: «Что это за чудные цветы, перенесенные не без воли Божией на рижскую почву? Это святые мощи святого князя Всеволода, святого князя Довмонта, святого блаженного Николая, Христа ради юродивого и преподобного Иоасафа, игумена Снетогорского.
Слава вам, о подвижники! Вечной
Вы прославлены ныне хвалой!
Возложил на главу вам Предвечный
Нетленный венец золотой.
Слава всем, крест Христов восприявшим
Верой пламенной, чистой, святой.
Слава Господа ради страдавшим
В этой юдоли скорбной земной.
Слава вам, все святые, мольбами
Не оставьте нас, грешных людей.
Припадаем мы к вам со слезами –
Умолите Владыку Царей.
Избежавши соблазна мирского,
Отрешившись забот,
Да достигнем мы Царства святого,
Где Святейшая Правда живет».
Вот эти строчки принадлежат перу протоиерея Сергия Ефимова. Написаны они в 1944 году. Отец Сергий Ефимов не уехал на запад, он остался в Латвии. И в 1945 году, когда эти территории были освобождены от немецких войск, он служил в родном городе Абрене – теперь уже можно сказать, что это стал родной его город. В этом же городе 15 января 1945 года он был арестован во второй раз советскими властями, а 7 августа 1945 года трибунал Ленинградского военного округа вынес очень суровый приговор по 58-й статье: отец Сергий был приговорен к расстрелу. Кстати говоря, в отношении членов Псковской православной миссии это был единственный приговор с высшей мерой наказания.
М.Лобанова: Еще только лето 1945-го, а уже расстрел священника – это случилось не только с протоиереем Сергием Ефимовым?
К.Обозный: Что касается расстрела, то это, повторю, уникальная ситуация применительно к членам Псковской миссии. Им, как правило, давали 10, 15, 20 лет лагерей.
М.Лобанова: А когда суды проходили? Получается, что отец Сергий всю эту победную весну, победное лето сидит в тюрьме?
К.Обозный: Вся территория Латвии осенью 1944 года уже была освобождена от немецких войск. И некоторые члены Псковской миссии были арестованы уже в ноябре-декабре 1944 года. А отца Сергия арестовали только лишь 15 января 1945 года, так что, можно сказать, даже позже остальных.
М.Лобанова: А приговоры выносились уже после 9 мая 1945 года? Или некоторые приговоры были вынесены и раньше?
К.Обозный: По-разному. Дело в том, что было заведено дело в отношении управления Псковской миссии, а были еще и отдельные дела на некоторых священнослужителей, которые входили в состав миссии, и Псковской миссии, и Внутренней миссии в Латвии. Поэтому сроки вынесения приговоров были разные. Кто-то и до конца войны уже был осужден, а кто-то позже, как отец Сергий. Но с Божьей помощью и все-таки по протесту против такой жесткой меры приговор был заменен на 10 лет исправительно-трудовых лагерей.
М.Лобанова: А сколько лет тогда было отцу Сергию Ефимову?
К.Обозный: Отец Сергий родился в 1878 году. Так что получается, что в 1945 году ему было 67 лет. Получает он 10 лет ИТЛ, отбывает срок в Карагандинской области, и в 1955 году освобожден по амнистии. После возвращения из лагеря отец Сергий продолжал служение в Церкви, хотя, конечно, здоровье его было подорвано. Есть его фотографии, когда он вернулся из лагеря – совершенно белая голова, истощенный…
М.Лобанова: И куда он вернулся?
К.Обозный: Он вернулся в Латвию и служил в храмах Латвии. И так служил практически до своей смерти в 1967 году. Это, действительно, такой образ священника, который, несмотря ни на что, на все страшные испытания, горести, которые выпали на его долю, потери близких людей, несчастья, опалы и со стороны немецких властей (а это нам помогает понять, что члены Псковской миссии не были друзьями оккупационной власти и захватчиков), а, с другой стороны, дважды арест советской властью, но несмотря ни на что, отец Сергий прошел через все это, и у него хватило сил после лагеря вернуться к служению и, судя по воспоминаниям и откликам людей, знавших отца Сергия, сохранивших о нем память, он до конца своих дней оставался настоящим миссионером, преданным Богу, Церкви и своей пастве священником.
М.Лобанова: Давайте еще немного поговорим о тех, кого отец Сергий Ефимов окормлял в Латвии. Те люди, которые были переселены немцами в Латвию, какова была их судьба после войны? Они возвращались домой или подвергались каким-то репрессиям?
К.Обозный: Все было очень по-разному, потому что и люди были разные. Кто-то и не собирался, и не хотел возвращаться в советскую Россию. Ведь их было много. К сожалению, не могу привести конкретную цифру, но по крайней мере те, кто оказался в Прибалтике в этот период времени, их счет шел на сотни тысяч человек. Для такой маленькой по географическим масштабам территории это была довольно серьезная нагрузка во всех отношениях. И, конечно, в церковном тоже, поэтому митрополит Сергий (Воскресенский) этой проблеме уделял огромное внимание: не только помощь материальная, забота о том, чтобы русские люди не терялись и не ломались, но и помощь духовная и миссионерская в том числе. Специально для беженцев печатали брошюрки, где рассказывалось о праздниках, о святых, о церковной службе. Проводились специальные лекции лучшими священнослужителями города Риги. Была довольно активная жизнь, и те, кто жаждал этого, могли приобщиться к церковной жизни. Хотя, конечно, подчеркну, что таких лагерей беженцев и выселенных на запад было довольно много не только в центре Латвии, рядом с Ригой, но они были буквально рассыпаны по всей территории Прибалтики. В том числе на таких территориях, которые были удалены от центра, где не было православных священнослужителей, и сама инфраструктура была не налажена. Сохранились воспоминания одного из священников Латвийской епархии отца Виктора Калиберского, который по благословению епископа Рижского Иоанна (Гарклавса) направлялся для окормления отдаленных лагерей русских беженцев. И вот он рассказывает, что сначала нужно было ехать на поезде, потом нужно было идти пешком. Была глухая осень, было очень тяжело добираться. Он доехал до какого-то опорного пункта, где была лютеранская кирха. Зашел к протестантскому пастору и попросил помощи. Тот ему дал лошадь, подводу, и благодаря помощи своего брата во Христе отец Виктор Калиберский доехал до лагеря беженцев, там совершал службу, а потом вернулся на той же подводе, оставил ее у пастора и уже на поезде вернулся в Ригу.
М.Лобанова: А отец Виктор Калиберский – это брат отца Николая Калиберского?
К.Обозный: Нет, не брат. Дело в том, что Калиберские – фамилия довольно распространенная. И кроме отца Николая и отца Виктора был еще и отец Арсений Калиберский. И все они были не родственники. Хотя, наверное, изначально они все восходят к одному корню, но близкого родства между ними не было. А история с отцом Виктором Калиберским помогает увидеть, как в этих тяжелейших ситуациях как-то пропадали все споры и какие-то двойные стандарты, которые нередко бывают в отношениях между христианами разных конфессий. Тогда было понятно, что речь идет о жизни людей, физической и духовной, и перед этим все какие-то недомолвки, какие-то обиды казались настолько несерьезными, настолько мелкими. И если человек едет помогать людям, спасать их, тут нужно пожертвовать всем и помочь ему. А все-таки нужно понимать, что лошадь и подвода в то время были серьезной ценностью.
М.Лобанова: Да, тем более было непонятно – вернется отец Виктор обратно или нет… Ведь его могли просто убить.
К.Обозный: Конечно. Ведь были еще и бомбардировки. И отец Виктор вспоминает, что он обращался к латышским крестьянам, чтобы они ему помогли, но они отказались. А вот лютеранский пастор помог.
М.Лобанова: Действительно, когда мы сейчас размышляем о ситуации во время войны, мы видим часто, что многие люди, которые что-то об этом пишут, склонны брать все какой-то охапкой, скопом и говорить: «А, вот это коллаборационисты! А эти шкуру свою спасали!» При этом, конечно же, осуждаются все, кто не нашей крови, не нашей веры, не нашего государственного подчинения, не нашей красной звезды на лбу. И такие звучат фразы, и даже из уст священнослужителей, что в советское время кто хотел служить своей Родине, тот служил. А кто не хотел, тот и сгинул в лагерях – работать, видите ли, они не хотели на церковной ниве. Это просто поражает. А здесь мы, действительно, видим совсем другую картину. Ведь даже у нас на радио мы видим примеры, когда люди звонят в прямой эфир и негодуют на ведущего священника: «Как это Вы можете говорить хорошо о католиках? Зачем о них хорошо говорить?» И, действительно, есть такая ситуация войны. Ведь никто из нас не был в этой ситуации, но давайте себя представим в условиях войны, и все, что мы говорим или делаем, давайте представим, что мы это говорим или делаем конкретному человеку, который стучится к нам в дверь и просит помощи в условиях войны, когда его могут просто убить. Мы-то сделаем то же самое, оценим так же, как мы сейчас это оцениваем? Дай Бог, чтобы совесть наша к нам была более строга и была поистине голосом Бога, а не голосом какого-то животного чувства. Здесь, в этих конкретных историях нам очень многое очень полезно увидеть. И все-таки, возвращаясь опять к судьбам тех, кого отец Сергий Ефимов пастырски окормлял. Вы сказали, что кто-то и не хотел возвращаться в Россию, оставался в Латвии. Но нам ближе история тех, кто были вывезены в Германию, а когда возвращались, часто возвращались на пустое место и в условиях каких-то притеснений. И даже многие были вынуждены менять место жительства, чтобы никто не знал, что они были в Германии. На всю жизнь это оставалось печатью во всех документах – «был вывезен в Германию». А в Латвии эта история меньше известна, хотя сотни тысяч – это большая цифра. Как это происходило с теми, кто был вывезен в Латвию?
К.Обозный: Да, очень много псковичей, даже в моем кругу, люди старшего поколения, которые были вывезены в Прибалтику. Большинство из них не оказались в Германии, хотя и такие были, кто до Штутгарта доехал, а потом возвращался на Псковщину. Но многие оставались и оседали в Прибалтике, прежде всего в таких тихих местах, в сельской местности, работая батраками. А потом, когда территория была освобождена, многие возвращались на Псковщину. Хотя на Псковщине их ждали пепелища, и очень долгий период времени, по крайней мере до 1948-50 года, многие жители Пскова жили в землянках. Иметь хоть какое-то жилище, крышу над головой было роскошью. И кто-то потом опять уезжал в Прибалтику, поскольку там ситуация была более благоприятная для жизни. Кто-то оставался в Пскове, восстанавливал Псков, работал, трудился, молился. И то, что было сделано Псковской миссией, не пропало даром. Сильные общины, «двадцатки», которые в первые послевоенные годы существовали, это как раз плоды деятельности Псковской миссии, деятельности священнослужителей-миссионеров из Латвии, из Прибалтики, самого митрополита Сергия (Воскресенского). Действительно, было сложно, не только тем, кто вернулся из Германии, был репатриирован. Даже если ты был на оккупированной территории, это тоже особым образом сказывалось на всей твоей дальнейшей судьбе. У меня есть знакомые, которые рассказывали, что, например, было невозможно поступить в Псковский педагогический институт, потому что ты был на оккупированной территории в сознательном возрасте – что самое отягчающее обстоятельство. А это значит – 12, 13, 14, 15 лет, этот возраст считался сознательным; возраст, когда человек видел и мог сравнить жизнь по время немецкой оккупации и жизнь с советской властью, мог увидеть плюсы и минусы, хотя я, наверное, уже говорил в этой студии о том, что у меня есть знакомые, кто воспитывался в церковных школах Псковской миссии, и почти все они говорят, что самое счастливое и светлое время их жизни – это период немецкой оккупации. Не потому, что это была немецкая оккупация, а потому что они в это время были воспитанниками церковных школ, потому что они познакомились с настоящими христианами, потому что они увидели образы светлых священников, которые не боялись немцев, не боялись и советской власти, ведь было понятно, что если придет советская власть, то их не пожалеют. Но многие из них все-таки остались на этой территории. И вот этот пример и вдохновлял до последних дней тех, кто познакомился с деятелями Псковской миссии. Не только потому, что это были воспоминания юности, но потому, что это была настоящая жизнь, которая им открылась в этот период их жизни.
М.Лобанова: Да, здесь тоже нужно правильно расставить акценты в любом рассказе. Когда мы сталкиваемся с жизнью конкретного человека, очень часто переворачивается все представление об истории. И конкретные люди, которые были прихожанами храмов Псковской миссии, которые до того жили жизнью советского колхозника, и вдруг им начали говорить о чем-то высоком, светлом и прекрасном, им начали говорить о Боге, а какой-то священник впервые сложил их пальцы в крестное знамение – конечно, это останется на всю жизнь самым светлым воспоминанием. И давайте подумаем о том, что период оккупации остался как светлое воспоминание не потому, что пришли немцы-европейцы, а потому, что настолько был ужасен период советской жизни, что даже период оккупации казался лучше и светлее. Если это так, то как же не задуматься о том, насколько был ужасен период советский. И мы должны поразиться той мере отважного сочувствия, которое было у деятелей Псковской миссии. Мы читали воспоминания отца Алексия Ионова, где он пишет, что для него, как для священника, время его служения в Псковской миссии было самым отрадным, потому что было так много плодов, а для священника так отрадно видеть многочисленные плоды своего служения. Отец Алексий видел ужасы советской жизни. Допустим, такой пример: когда они приехали на Псковщину, то увидели, что на крышах нет соломы. Оказывается, ее скормили скоту еще до начала войны. И вот такие небольшие черточки жизни советских крестьян впечатляют. Я еще хотела спросить о невестке отца Сергия Ефимова, так рано и трагично овдовевшей жене его сына, и о судьбе его внуков. Как складывалась из жизнь?
К.Обозный: К сожалению, нет точных данных, какова судьба близких отца Сергия Ефимова, что с ними происходило после войны. Это пока объект для будущего исследования и, я надеюсь, находок.
М.Лобанова: То есть они не были найдены исследователями Псковской миссии, никак не откликнулись?
К.Обозный: Есть только упоминание о том, что пока был период немецкой оккупации в Латвии, они жили в городе Абрене. И отец Сергий писал и просил помощи от епархии, чтобы выделили топливо, карточки на топливо выдали дополнительные, потому что дети мерзли, и им было очень тяжело без кормильца.
М.Лобанова: А сколько внуков было у отца Сергия?
К.Обозный: Двое. Он пишет о «двух крошках, которым тяжело, холодно, а сам я уже немощный старик». Но ему приходится на себя брать эту ответственность, и он просит помощи в епархиальном управлении, которая, конечно же, была оказана. Я хотел бы еще сказать и по поводу отца Сергия, и вообще всей этой истории, что период войны, сама война – это, конечно, серьезное испытание, которое обнажает сущность каждого человека, делает ее прозрачной. И вся шелуха, все наносное сгорает в этом испытании. И остается только то, что есть в сердцевине. И поэтому крепкие, сильные личности, несмотря на все испытания и тяжести, которые выпадали на их долю, все выносили – такие люди, как отец Сергий Ефимов. Хотя если посмотреть на его фотографии, это такой тщедушный дедушка, худой, сухощавый старик, казалось бы, в чем душа держится. И такая мощь духа. И именно во время войны проверяется христианство – насколько оно подлинное. Это и отношение к другим конфессиям, и отношение к твоим ближним, кто бы они ни были – будь это партизаны, будь это комсомольцы вчерашние, будь это немецкие солдаты. Но если они пришли к тебе, то нужно исполнять Христову заповедь в отношении этих людей и быть прежде всего христианином и священником, если ты поставлен на это служение. И большинство миссионеров, среди которых был и отец Сергий Ефимов, как раз жили по этим критериям, не задаваясь вопросами прагматического свойства: а что будет дальше? А как те, а как эти себя будут вести? Он понимал, что если люди нуждаются, если они мучаются, если они страждут, то он должен идти и помогать, забыв о себе и не строя никаких планов на будущее. Видимо, в этом был главный секрет успеха Псковской православной миссии, потому что большинство членов миссии были именно такими.
М.Лобанова: Вы сказали, что есть воспоминания протоиерея Сергия Ефимова – что они из себя представляют?
К.Обозный: Воспоминания отца Сергия Ефимова были опубликованы в 1942 году в журнале «Православный христианин». Это был один из первых номеров журнала, который начал выходить осенью 1942 года и был печатным органом Псковской православной миссии, где публиковались все новости, рассказывалось о всех событиях, которые происходили на церковной ниве на этих территориях, публиковались проповеди, статьи, заметки с мест, которые чаще всего писали сами члены Псковской миссии, о том, как идет церковное возрождение, что меняется, как местные власти принимают участие в церковном возрождении – я имею в виду прежде всего местные русские власти, потому что во всех крупных городах были бургомистры, были областные старшины, и большинство из них относились к Церкви и к церковному возрождению очень положительно, поддерживали и даже участвовали в этой деятельности. Были статьи и заметки о жизни Псковской епархии, о храмах, которые были закрыты. Была сделана первая попытка собрать материал о новомучениках во время гонений советской власти. И все это делалось, повторю, в 1942-43 годах. И в том числе были опубликованы воспоминания некоторых членов миссии о том, как Псковская миссия начиналась. И среди этих воспоминаний один из лучших, на мой взгляд, очерков – это воспоминания протоиерея Сергия Ефимова. Они очень небольшие по своему объему, всего пара страничек. И он пишет о том периоде, когда его арестовали, и до начала его служения в 1942 году. Конечно, он не пишет о том, что его под давлением немецких спецслужб изгнали из Пскова, вынудили отправить его в Латвию. Но много важного сказано в этих воспоминаниях. И они тем более ценны, что другого биографического материала не сохранилось. Есть следственное дело, которое хранится в Латвии, в архиве КГБ бывшей Латвийской социалистической республики.
М.Лобанова: Очень интересная жизнь у отца Сергия. Он сидел до войны, сидел после войны, даже еще война не кончилась, и получается, что его период жизни на свободе – это как раз период немецкой оккупации. Он сидел в тюрьме, его освободили немцы, он служил; потом немцев прогнали, а его снова посадили. А после того, как он вышел из лагеря, он никаких воспоминаний не писал?
К.Обозный: К сожалению, ничего не найдено. Если бы что-то было, в Риге бы знали об этом мои коллеги, которые тоже занимались исследованием истории Псковской миссии. И я думаю, все-таки время, когда отец Сергий освободился, это был 1955 год, и еще 19 лет отец Сергий жил и служил в Церкви, по-видимому, время не очень располагало к тому, чтобы писать воспоминания и как-то этим с кем-то делиться.
М.Лобанова: А вот если обратиться к его следственному делу… Первый его арест – это было время активной борьбы с Церковью, там могло быть написано все, что угодно. А вот второй его арест – есть ли какое-то следственное дело, протоколы допросов?
К.Обозный: Да, конечно. Что касается первого ареста, тогда никакого дела не было, потому что отец Сергий с 23 июня примерно по 8-9 июля 1941 года находился под следствием, то есть чуть больше двух недель. Конечно, допросы уже велись, и батюшку избивали и мучили, но дела как такового не было. И если даже были какие-то протоколы, они, конечно, были или уничтожены, или увезены сотрудниками тюрьмы с собой в эвакуацию. А вот что касается второго ареста, в 1945 году, это дело есть, оно сохранилось, и мне посчастливилось с ним познакомиться, сделать выписки, которые дополнили мартиролог, биографические сведения об отце Сергии. Есть протоколы допросов, и он отвечает очень спокойно, без вызова, без надрыва, и в то же время никого не предавая, ни на кого не перекладывая свою, конечно, псевдо-вину. Это очень достойные ответы на допросах.
М.Лобанова: А о чем его спрашивали?
К.Обозный: Как всегда, вопросы одни – следователи пытались добиться того, чтобы обвиняемый признал себя сотрудником немецких спецслужб, сознался в шпионской, антисоветской деятельности, которую он якобы проводил. Причем эта деятельность была не только в том, что священник, действительно, проводил уроки Закона Божьего при кафедральном соборе с псковскими детишками, не только в том, что он храмы открывал, проповедовал, но и в том, что он приходил в лагеря военнопленных и там вел духовную работу, что он посещал беженские лагеря в Латвии – все это тоже оказалось антисоветской деятельностью. То есть в любом случае он агитировал против советского строя. Конечно, если совсем абстрагироваться и со стороны посмотреть – да, действительно, каждый священник, который был на оккупированной территории, он своей деятельностью, церковной, миссионерской деятельностью нарушал законодательство Советского государства о культах 1929 года, где было запрещено все, что касается церковной деятельности, практически все – и благотворительная деятельность, и проповедь, и научение детей, и многое другое. Поэтому формально все участники миссии были виновны. Но по-другому, естественно, священник не может жить, он не может не исполнять заповедь Христа о проповеди Евангелия и о несении слова Божия в народ. «От избытка сердца глаголют уста». И ничего здесь с собой не поделаешь. И я думаю, что неслучайно смертный приговор был вынесен отцу Сергию, поскольку он уже один раз выскользнул из рук карательных органов в 1941 года, и поэтому, конечно же, он должен был умереть еще в 1941 году. И тут уже нужно было действовать наверняка. И по свидетельству биографов отца Сергия, вмешался прокурор, и благодаря этому вмешательству, уж не знаю, какие были основания, но смертный приговор был заменен на 10 лет исправительно-трудовых лагерей. И это приговор, скажем так, «мягкий» по тем временам.
М.Лобанова: Да, но для пожилого человека, ему ведь уже было 67 лет, исправительно-трудовой лагерь на десять лет… Очень большая потеря для истории Псковской миссии то, что никто из тех ее деятелей, кто отсидел в лагере, ничего не писали.
К.Обозный: Нет, почему же. Не писали в советский период, хотя и это тоже не совсем так, потому что сохраняются письма священников из лагерей, которые они присылали своих близким, и в семьях эти письма хранятся, и некоторые даже публикуются. Пару лет назад вышла книга, которая почти целиком составлена из писем отца Николая Трубецкого. Очень хорошая книга, хотя она подвержена некоторой редакторской правке. Но сохранились письма и даже воспоминания отца Николая о том периоде, когда советская власть приходит в Прибалтику, когда начинаются репрессии, массовые аресты жителей, в том числе и русских; о начале служения его в Псковской миссии, о церковной жизни в Латвии, о том, как он поехал в миссионерскую разведку из Пскова вместе отцом Яковом Начисом в направлении города Порхова и Дно. Там они проехали не один десяток сел, и в каждом селе совершали службы, освящали храмы, крестили детей и, конечно, общались с местными жителями. И сохранился отчет отца Николая Трубецкого митрополиту Сергию (Воскресенскому), очень интересный отчет, часть которого тоже была опубликована в газетах – и в «Православном христианине», и в других русскоязычных газетах Латвии периода оккупации. И уже в наше время, постсоветское, тоже вышло несколько воспоминаний членов Псковской миссии, например, протоиерей Георгий Тайлов написал воспоминания. Первая их часть посвящена его деятельности в рамках Псковской православной миссии, а вторая часть воспоминаний посвящена времени, когда он был арестован, находился под следствием, допрашивался и потом оказался в лагерях. Тоже очень интересное описание уже лагерной жизни и возвращения в Латвию после срока отсидки. Затем были опубликованы воспоминания некоторых мирян, таких как Ростислав Владимирович Полчанинов, церковный учитель в школе при храме святого великомученика Дмитрия Мироточивого в городе Пскове, и воспоминания преподавательницы Закона Божьего и организатора девического христианского кружка Раисы Ионовны Матвеевой. Эти воспоминания очень интересны, живы, и нам помогают увидеть, что в церковной работе активное участие принимали не только священнослужители, но и миряне, которые приезжали из Эстонии, из Латвии, имели очень хороший миссионерский опыт, который был связан прежде всего с их деятельностью в рамках Русского Христианского Студенческого Движения, которое активно развивалось и приносило богатый плод на церковной, христианской ниве в Прибалтике в 20-30-е годы.
М.Лобанова: Итак, сегодня мы завершаем историю жизни протоиерея Сергия Ефимова. Известно, где он похоронен? Не утеряно ли место его погребения?
К.Обозный: Отец Сергий похоронен в Латвии, но где точно, не могу сказать. К сожалению, пока еще есть довольно много пробелов, которые касаются в том числе и определенных личностей. И это некоторый для меня и укор, и, с другой стороны, определенный стимул для того, чтобы продолжать заниматься этой темой, ее разрабатывать глубже и полнее.
М.Лобанова: Сегодня мы заканчиваем вторую программу из цикла бесед, посвященных личностям, которые участвовали в Псковской православной миссии. И в следующей программе мы будем говорить уже о другом человеке…
К.Обозный: Да, мы будем говорить о втором начальнике управления Псковской православной миссии протоиерее Николае Калиберском.
М.Лобанова: Итак, мы говорили о жизни протоиерея Сергия Ефимова. О деятелях Псковской православной миссии нам рассказывает историк Константин Петрович Обозный. До свидания!