ИСТОРИЯ ПСКОВСКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ МИССИИ (Передача 1)

М.Лобанова: Здравствуйте, дорогие друзья! В эфире программа «Встреча», у микрофона Марина Лобанова. И сегодня мы беседуем с Константином Обозным. Здравствуйте, Константин Петрович!

К.Обозный: Добрый вечер, Марина! Здравствуйте, дорогие радиослушатели!

М.Лобанова: Я напомню, что Константин Петрович Обозный – кандидат исторических наук и автор – по словам историков Русской Православной Церкви – единственного полного научного исследования истории Псковской миссии. Книга Константина Петровича Обозного, напомню, вышла в 2008 году в издательстве Крутицкого подворья в серии «Материалы по истории Церкви». Есть такая замечательная серия в издательстве Крутицкого подворья. И эта книга называется «История Псковской православной миссии. 1941-1944». Напомню также, что у нас на радио уже были записаны две программы, где мы рассматривали общие вопросы истории Псковской миссии. И тогда эта тема была очень существенной, живой и во многом мало освещенной. И поговорить на эту тему было особенно не с кем, не так много историков, которые занимаются этой темой. Есть Михаил Витальевич Шкаровский, петербургский историк, и есть Вы, Константин Петрович. Второй момент, который нашим слушателям, наверное, уже хорошо знаком – о Псковской миссии стали говорить сейчас особенно много в связи с выходом фильма Владимира Хотиненко «Поп», премьера которого прошла в храме Христа Спасителя. И все кругом заговорили о Псковской миссии, захотели про нее узнать, много было материалов, Вы тоже давали интервью, и, в частности, Вас представляли как консультанта этого фильма. Сегодня мы не будем говорить об этом фильме, но все-таки этот вопрос меня волнует – Вы действительно были научно-историческим консультантом этого фильма?

К.Обозный: Да, действительно я был одним из консультантов, потому что были консультанты по церковному вопросу, был консультант по истории этого периода, а меня пригласили в качестве консультанта по этой теме, которой, собственно, и посвящен этот фильм, и для меня это было полной неожиданностью. Но благодаря общим знакомым продюсер этого центра «Православной энциклопедии» смогла связаться со мной, и мы встретились с командой Владимира Хотиненко. Они приезжали и осматривали Псков, искали места для съемок, и мы с ними очень хорошо пообщались. Они мне дали посмотреть книгу «Поп» Александра Седеня. И после этого я два раза приезжал в Москву, встречался с Владимиром Хотиненко, разговаривал с ним, но в основном, конечно, общался по Интернету с его ассистентами. Я предоставил свои материалы, которые у меня были, фотоматериалы и диссертацию, и некоторый период времени такая совместная работа проводилась – до начала съемок.

М.Лобанова: Обычно научные консультанты каких-то фильмов говорят о тем моментах, которые им удалось подправить. У Вас были такие?

К.Обозный: Я читал сценарий, кроме самой книги, и давал по сценарию свои замечания, свои рекомендации. Какие-то рекомендации были учтены, а что-то осталось в фильме; когда я смотрел, то видел, что все-таки замысел режиссера превалировал над какими-то рекомендациями. Но это художественная работа, поэтому к мнению консультантов можно прислушиваться, а можно в каких-то моментах его не учитывать.

М.Лобанова: Да, я читала Ваше интервью по поводу романа Сегеня «Поп», и Вас спрашивали, что в нем соответствует реальной истории, а что – нет. И меня поразило, насколько Вы по-доброму, очень толерантно относитесь к художникам, которые все-таки привирают ради красного словца. Вы пишете: «Нет, все-таки они имеют право придумать то, чего не было». Но все-таки художественная правда – тоже правда. То есть слово «художественная» это еще не все. Все равно должна же быть правда? Есть ли правда – очень хочется у Вас узнать – в этом фильме; есть у этого фильма право называться термином «художественная правда о Псковской миссии»?

К.Обозный: Сложно ответить на этот вопрос одним-двумя словами, потому что собственно о Псковской миссии там сказано немного.

М.Лобанова: Но сейчас Вы уже и книгу прочитали, и фильм посмотрели, и у нас на радио тоже было обсуждение этого фильма. Мы на радио также прочитали легшие в основу сценария воспоминания протопресвитера Алексия Ионова, и, наверное, все слушатели сами прекрасно увидели, насколько далека правда жизни от того, что есть в фильме. И в наших дискуссиях на радио, среди наших сотрудников тоже выяснилось, что кому-то фильм очень нравится, кому-то – нет, и я услышала очень существенную вещь, когда мне человек сказал, человек, который проникновенно отнесся к этому фильму и к этим воспоминаниям, и поразмыслив над двумя этими источниками – один исторический, другой художественный, сказал: да, это два разных священника, признаю это, и мне больше нравится тот, который в фильме. Неоднократно мы слышим, особенно в Петербургской епархии и особенно в последнее время заявления, скажем, не историков, а журналистов, публицистов – вот в газете «Невское время» есть статья с очень критическим отношением к Псковской миссии. А теперь прошла премьера фильма, и как-то уже нехорошо критиковать Псковскую миссию. Но за что ее хвалить – никто так и не знает. И те же журналисты в какой-то растерянности пребывают. Кто-то все же продолжает свою линию о том, что участники миссии не были патриотами, сотрудничали с фашистами, помогали захватчикам, они не могут участвовать в праздновании нашей великой Победы, в главном нашем празднике. И такие слова хорошо ложатся на сердце наших современников, гладко и ровно. Но в то же время – как же так? Почему Патриарх такой фильм благословил, что же это такое? Некоторое возникает недоумение. Можно изучить историю Псковской миссии, прочитать Вашу книгу, узнать какие-то факты. Но тем не менее какой-то главный, существенный вопрос все равно останется неразрешенным. И вот давайте мы с Вами от фактов постараемся перейти к вопросу нравственного отношения к истории.

К.Обозный: Да, действительно, история Псковской миссии непростая, и гораздо более сложная, чем то, что мы увидели в фильме, хотя даже фильм показал эти противоречия в судьбе только одного персонажа. Это художественный фильм, но эти противоречия очень видны и ясны. На протяжении фильма главный герой колеблется, пытается найти путь – как же жить по заповедям, служить в храме на этой территории, на которую пришли враги. Это действительно нелегко, и сегодня, когда фильм прошел, и много откликов на него, в том числе и негативных – тех, скажем, что считает, что фильм подрывает какие-то важные моральные устои наших современников, склоняется к реабилитации различного образа коллаборантов и изменников.

М.Лобанова: А вот я Вас перебью, извините. Мы вот эти слова «коллаборационизм» и «реабилитация» тоже должны оговорить, потому что для нас это чрезвычайно важно. Я поясню этот вопрос. Зачем вы реабилитируете этих пособников врагов, фашистов? Официальный глава Русской Церкви снимает с них сан, всех их прихожан отлучает от Церкви – и как же к ним относиться, если их всех потом принимают в сущем сане, никаких не производя церковных действий? Это немыслимо, это невозможно. Что же происходит?

К.Обозный: Тогда несколько слов для справки. Псковская миссия начала свою работу 19 августа 1941 года, когда первая группа миссионеров приехала по благословению экзарха Прибалтики митрополита Сергия (Воскресенского) в город Псков, всего 14 человек – 9 священников и 5 псаломщиков-мирян. Церковное возрождение началось с города Пскова, первые службы были в Троицком кафедральном соборе, и был крестный ход на сам праздник Преображения Господня. И еще в двух храмах, уже в 1941 году, кроме собора тоже совершались богослужения. После этого миссионеры покинули Псков и разъехались по близлежащим районам. Кто-то поехал в сторону города Остров, как отец Алексий Ионов; отец Иоанн Легкий отправился в Гдов; два священника, отец Иаков Начис и отец Николай Трубецкой отправились в сторону города Порхова и города Дно. Очень часто храмы там были открыты и уже готовы для богослужения, только не было священнослужителей, а местные жители уже все готовили для того, чтобы началась духовная жизнь и богослужения.

М.Лобанова: Мы так просто говорим об этом – вот, оккупированная территория, люди сами открыли храмы, готовили их для богослужений. Но как же этот русский народ, советский народ того периода, как же это он понял, что раз пришли немцы, то можно идти и открывать храмы? Как это происходило?

К.Обозный: Видимо, большинство все-таки мирного населения, когда началась оккупация, в немцах все-таки не видело врагов. Почему? С одной стороны, потому что еще накануне войны шли эшелоны с советским сырьем – уголь, металл, зерно, которые отправлялись в Германию по мирному договору с Германией. И еще не было развернуто такой пропагандистской работы в отношении Германии и нацизма, это уже позже Илья Эренбург написал: «Убей немца».

М.Лобанова: Это вообще уже в конце войны, не так ли?

К.Обозный: Нет, это было написано в период битвы под Москвой, конец 1941 – начало 1942 года, в очень тяжелый период. А тогда, как вспоминают псковичи, немцы вошли в город – конечно, захватчики, враги, тем более, что город Псков был оккупирован и во время Первой мировой войны немцами, в 1918 году. Поэтому такая память сохранялась, но первые немецкие части вели себя, скажем, корректно. Вот такой замечательный пример одна из жительниц Пскова приводит. Город Псков всегда испытывал трудности с водоснабжением, и воду набирали в колонках. Всегда выстраивалась большая очередь. Жаркое лето, и вот въехали первые резервные немецкие части. Немцы вышли из своих машин и с ведрами подошли к колонке. Женщины расступились, пропуская их вперед, потому что прекрасно помнили, как в первые дни войны был лозунг «Все для фронта, все для победы». И все, что нужно для Красной армии, нужно предоставлять, везде пропускать вперед, все свое отдать – лишь бы помочь фронту. Ну а здесь – немцы. И неожиданно немецкий унтер-офицер сказал: «Найн, найн», встал в конец очереди, чем, конечно, произвел потрясающее впечатление на местных жителей. И поэтому какой-то период времени все-таки работало сознание, что власть советская прекратилась, и, может быть, даже навсегда. И естественно, поскольку один из главных врагов советской власти была Церковь, религия, то немцы никаким образом не препятствовали тому, что храмы открывают, ремонтируют. Были директивы из Берлина о том, что, с одной стороны, церковное возрождение, о котором трудно было умолчать, его не нужно поддерживать никаким образом, но не нужно, с другой стороны, и ему мешать.

М.Лобанова: Давайте здесь вспомним прописные, можно сказать, тезисы школьного образования. Вот революция победила на правильном лозунге: земля – крестьянам, заводы – рабочим. И вот люди и пошли за советской властью, ведь что же здесь плохого? Большевики потом сказали: зерно нужно отдать, продразверстка, раскулачивание, церкви все закрываем, священников мы расстреливаем, а еще расстреливаем всех, у кого больше, чем одна полудохлая корова. И все стало совсем не так, как обещали. А люди, простые люди, понимали, что вот, приходят немцы, и что они говорят, что они несут, какие лозунги хотя бы? Или не было у немцев никакой пропаганды? Какой-то тезис был? Почему я задаю такой вопрос – потому что сейчас, когда идет полемика по поводу Псковской миссии, один из главных тезисов такой: пришли немцы, и все знали, что Гитлер хотел уничтожить Россию и превратить русских людей в рабов, в животных, которые будут сидеть на цепи и выполнять какие-то примитивные работы. А это-то откуда взялось? Что же на самом деле тогда люди думали про немцев, которые пришли?

К.Обозный: У немцев как раз очень хорошо была поставлена пропагандистская работа, и там были три основные тезиса, очень важные. Во-первых, везде заявлялось, что немецкая армия пришла не воевать с русским народом, а его освобождать от большевистского ига. И это был, конечно, елей на сердце населения, в большинстве своем настроенного против большевистской власти. Везде были плакаты, листовки: «Красноармеец, бросай винтовку, переходи на нашу сторону, будешь помогать бить жидо-большевиков» и так далее. Во-вторых, был тезис о том, что Германия – свободная страна и толерантная страна, в которой развита и приветствуется веротерпимость. Поэтому церкви можно открывать, совершать богослужения, никаких препятствий чиниться не будет. И это тоже было очень важно, и это был очень выигрышный момент. И, в-третьих, говорилось о том, что немецкая армия и немецкая цивилизация несет культурное преобразование славянам, и очень скоро они станут частью единой великой Европы. Конечно, никак не пропагандировалась и никак не рекламировалась идея Гитлера об «унтерменшах», о «жизненном пространстве». Это все стало понятно немного позже, когда немецкая армия начала терпеть поражение, и отношения с местным населением стали ухудшаться. И еще очень важно, что во Пскове и на Северо-Западе, то есть это Псковская, Новгородская, частью Ленинградская оккупированные области, где разворачивалась деятельность Псковской миссии, где жило около двух миллионов мирного населения; так вот на этих территориях управление оккупированными территориями осуществлялось военным командованием, командованием армии группы «Север». Это тоже было очень важно, потому что именно военные были наименее заражены нацистской идеей о превосходстве немецкой расы и о жизненном пространстве. Очень много было военных, которые сформировались еще во времена кайзеровской Германии, и у них были живы понятия о чести воина, хотя надо сказать, что в начале восточной кампании очень многие генералы, которые занимали высокие должности, постепенно были смещены, и именно те, кто придерживался, скажем так, мягкой политики по отношению к восточным территориям. Но все-таки во Пскове и на Северо-Западе руководство было военным, и военные коменданты осуществляли оккупационную власть, и благодаря этому очень многое можно было сделать, в том числе и на церковном поприще – например, того, что невозможно было провести на территории Белоруссии или Украины, где была администрация гражданская, и как правило, ее возглавляли гауляйтеры, приезжавшие из Берлина, из ближайшего окружения нацистской верхушки, которые были, конечно, совершенно фанатичные и проводили совершенно бесчеловечную политику в отношении мирного населения.

М.Лобанова: То есть ситуация была разная, и под нее Церковь подстраивалась. Но все-таки если подойти ближе к церковной истории. Мы в прошлых программах очень мало говорили о собственно деятельности миссии, о том, что действительно делалось. А что же делалось? Появлялись приходы, реальные священники, реальные миссионеры. И хочется также спросить о главе миссии, главе Русской Православной Церкви в Прибалтике. Вот два митрополита Сергия – один митрополит Сергий в Москве, другой митрополит Сергий в Риге. Два митрополита Русской Православной Церкви Московского Патриархата. Церковь обезглавлена, Патриарха нет. Один митрополит Сергий, Сергий (Страгородский) благословляет молиться за Сталина, а другой митрополит Сергий, Сергий (Воскресенский) благословляет молиться за Гитлера. Один выступает, что сейчас постоянно подчеркивается, раньше Сталина с призывом защитить страну, поддержать Красную армию; другой выступает с проникновенными словами – помочь немецкой армии и молитвами, и содействием, чтобы освободить Россию от большевиков. Конечно, может быть, это такое поверхностное суждение, все-таки Вы – историк, Вы оперируете фактами, можете привести факты и с этой стороны, и с той стороны. Но мы-то, простые люди, хотим здесь как-то разойтись. И вот что, например, пишет Михаил Витальевич Шкаровский, наш петербургский историк: владыка Сергий (Воскресенский) не эвакуировался (а мы же помним, что даже митрополит Сергий (Страгородский) эвакуируется в Ульяновск из Москвы, осенью 1941 года)…

К.Обозный: Да, в одном вагоне с митрополитом Александром (Введенским), вместе с представителем, кажется, баптистской общины.

М.Лобанова: Да, и нужно напомнить, что Александр Введенский – это глава обновленчества.

К.Обозный: Да, и все они уезжали в одном вагоне, со своими семьями, секретарями.

М.Лобанова: И вот что пишет Шкаровский: «Владыка Сергий не эвакуировался при приближении германских войск, а остался в Риге. Существуют самые различные версии, объясняющие этот поступок». И дальше он пишет, что один историк полагал, что митрополит Сергий был антикоммунист и очень радовался, что немцы придут, и потому остался. Но позвольте – его самого только что сюда назначили в очень сложную, противоречивую ситуацию, где часть Церкви не признает, а другие, казалось бы, готовы перейти. И вот-вот отвалится большой кусок Русской Православной Церкви Московского Патриархата, несмотря на то, что он без Патриарха. То есть ситуация очень сложная. И вот приезжает Сергий Воскресенский, которого все – как многие пишут – воспринимают как «агента Москвы», его так и называли за глаза: приехал агент НКВД, приехал агент Москвы. Всем было понятно, кто это. И вот он не уезжает, когда приходят немцы. Что же это за поступок? Более того, арестованный немцами на небольшое время, он почти сразу выходит на свободу. И вот тот историк пишет, что он был тайным антикоммунистом и им же и остался. Есть послания его, которые могут это подтвердить, но насколько он думал так на самом деле? А вот, что пишет Шкаровский: «По более аргументированному мнению канадского профессора Поспеловского митрополит Сергий стремился подготовить почву Местоблюстителю и Московскому церковному управлению, то есть Страгородскому, на случай, если немцы победят или, по крайней мере, захватят Москву, чтобы сохранить епископат в новых условиях, а также предотвратить юрисдикционный хаос». Насколько такая версия оправдана исторически? Понятно, что она может быть не оправдана с точки зрения фактов, но если ее факты и не подтверждают, насколько она вообще с точки зрения Церкви имеет право на существование? Вообще она церковна, такая ситуация? Нет Патриарха – но так получилось, что есть Местоблюститель, митрополит Сергий (Страгородский), и он думает: если победит Сталин, то должен быть здесь человек, который за Сталина говорит, но должен быть у Церкви и человек, который говорит: мы за Гитлера. А вдруг Гитлер победит, а Церкви как-то нужно выживать. Как Вы смотрите на эту версию?

К.Обозный: Да, версия интересная, и она имеет, конечно, очень серьезные основания, тем более, что авторитет профессора Дмитрия Владимировича Поспеловского непререкаем, это один из лучших исследователей по советскому периоду истории Русской Православной Церкви. Но нужно вспомнить то, что немного раньше происходило, накануне войны. Вспомните, что по пакту Молотова-Риббентропа прибалтийские государства были присоединены к Советскому Союзу, и вместе с ними были присоединены и Православные Церкви, которые находились в Латвии, Литве и Эстонии. Церкви Эстонии и Латвии к тому времени уже разорвали свои юрисдикционные отношения с Московской Патриархией и находились под омофором Вселенского Патриарха. И, естественно, нужно было провести как можно менее болезненно эту процедуру присоединения Церквей обратно к Московскому Патриархату, и для этой цели в Прибалтику был отправлен тогда еще архиепископ Сергий (Воскресенский) как наиболее активный, дипломатичный, как человек, которому, конечно, митрополит Сергий-старший, Сергий (Страгородский) доверял, доверял очень сложные и щекотливые поручения. Об этом тоже есть интересные упоминания, именно московского периода. Действительно, поначалу Сергия (Воскресенского) в Риге воспринимают как агента НКВД, но в первую же неделю своего пребывания в Риге митрополит Сергий приглашает рижских священников к себе на чай. И сохранились воспоминания некоторых священников, действительно, общение было очень приятным, остались самые лучшие воспоминания об этой встрече, и все поняли, что какие бы там отношения с НКВД не были у владыки, но он действительно человек, который думает о благе Церкви и будет предпринимать все шаги для укрепления Церкви. И действительно, когда началась война, то по приказу военного времени как человек высокого уровня митрополит Сергий (Воскресенский) должен был покинуть эту территорию и уехать в Москву. Но он этого не сделал. Есть версия о том, что это было сделано с благословения митрополита Сергия (Страгородского), но, может быть, это была и личная инициатива экзарха Прибалтики. К этому времени, к началу войны, вся Церковь Прибалтики была объединена под эгидой Московской Патриархии, и экзархом Прибалтийского экзархата был назначен митрополит Сергий (Воскресенский). Процедуру покаяния в Москве проходили митрополит Александр (Паулус), это эстонский митрополит, и митрополит Августин (Петерсон), это латвийский митрополит.

М.Лобанова: А за что они каялись?

К.Обозный: Каялись в том, что в свое время они ушли в Константинопольский Патриархат, не получив открепительной грамоты и фактически нарушив каноны Православной Церкви. Они покаялись, и вроде бы все вошло в свое русло, они по отношению к митрополиту Сергию (Воскресенскому) стали викарными архиепископами. Но как только началась война, и Александр (Паулус), и Августин (Петерсон) объявили о том, что они вновь возвращаются в лоно Вселенского Патриарха, и пытались убедить немецкие оккупационные власти в том, что Сергий (Воскресенский) – это фигура, с которой не стоит иметь дела. Однако же немцы прекрасно видели, что большая часть клириков и паствы, особенно в Латвии, подавляющее большинство шло за «московским митрополитом», если так можно выразиться о Сергии (Воскресенском). А у Августина (Петерсона) оставалось три-четыре священника и очень маленькая горстка прихожан. И немцы прекрасно понимали, и Сергий об этом говорил немецкому командованию, что если вы сделаете ставку на Вселенский Патриархат, то большинство мирян перестанут ходить в храмы, то есть Церковь уйдет в катакомбы, на положение нелегальной Церкви, что было в Советском Союзе. Нужны ли вам такие проблемы, спрашивал митрополит у немецких властей. И, конечно, немцы понимали, что легче контролировать Церковь, которая прозрачна, которая на виду. И действительно, поразмыслив, все-таки сделали ставку на митрополита Сергия (Воскресенского). Тем более, что это был июль-август 1941 года, немцы рассчитывали, что в октябре они уже будут в Москве, и тогда церковный вопрос можно будет решить уже более энергично по тому сценарию, который им нравится. А Лондон – это такая перспектива слишком далекая, а в Лондоне как раз находился в этот момент в эвакуации Вселенский Патриарх. Поэтому все-таки немцы сделали ставку на Сергия (Воскресенского), хотя потом в нем наступило некоторое разочарование.

М.Лобанова: А вот по поводу разочарования. Правда ли, что немцы все-таки настаивали, чтобы митрополит Сергий отказался от своего подчинения Москве, то есть подчинения московским церковным властям?

К.Обозный: Поначалу такой настойчивости не было, и Вы, Марина, упомянули о том, что митрополит Сергий призывал молиться за победу немецкого оружия. Но таких призывов не было. Известно, что он посылал поздравительные телеграммы и благодарственные телеграммы Адольфу Гитлеру в Берлин, когда был Собор прибалтийских епископов, и даже эти телеграммы публиковались в русскоязычной прессе в Прибалтике. Но священники молились о «власть предержащих». Эта формулировка, которая была и в советский период, сохранялась также и сейчас. Были моменты, когда нужны были специальные молебны к дням так называемого «освобождения от советского большевистского владычества», где нужно было молиться за освобождение, за немецкую армию. Но постоянно такого не было, и это тоже очень тонкий момент, это нужно понимать. Надо сказать, что в 1943-м году эта ситуация начинает осложняться. С одной стороны, весной 1943-го года пасхальное поздравление митрополита Алексия (Симанского) было распространено и на оккупированной территории Ленинградской области, Ленинградской епархии, а надо сказать, что и псковские земли, и новгородские земли являлись частью Ленинградской епархии.

М.Лобанова: И в Псковской миссии поминали митрополита Ленинградского Алексия.

К.Обозный: Да, конечно, поминали митрополита Алексия и поминали митрополита Сергия (Страгородского). Но после того как через партизанские отряды с самолетов разбрасывали это поздравление, в котором, в частности, призывалось мирное население, в том числе и православные люди, к активной помощи партизанскому движению, к активному сопротивлению немецким захватчикам. Естественно, эти листовки попали в руки немецким властям, и было поставлено жесткое условие, чтобы поминание митрополита Алексия было прекращено за богослужением, поскольку он призывает к сопротивлению немецкой армии.

М.Лобанова: И как это происходило?

К.Обозный: И митрополит Сергий (Воскресенский) вынужден был отправить циркуляр на территорию, которая окормлялась Псковской миссией, о том, чтобы поминание митрополита Алексия было прекращено. Понятно, что это был необходимый компромисс, на который нужно было идти. Хотя известно, что некоторые священнослужители этот циркуляр не выполняли или смотрели на него сквозь пальцы. А следующий тяжелый этап, он начался уже после сентября 1943 года, после избрания Патриарха Сергия (Страгородского), когда немцы начали оказывать серьезное давление на экзарха Прибалтики с тем, чтобы он, во-первых, выпустил резолюцию о том, что Архиерейский собор в Москве был неканоничным, а, во-вторых, соответственно, и избрание Патриарха не имеет никакой законной силы.

М.Лобанова: И что же сделал митрополит Сергий в этом случае?

К.Обозный: Митрополит Сергий отказался выполнить эти распоряжения, хотя он провел собор епископов, как этого требовали немецкие власти.

М.Лобанова: А сколько было у митрополита Сергия (Воскресенского) епископов?

К.Обозный: В тот период времени не так много. В Эстонии был единственный епископ, который подчинялся Московской Патриархии, это архиепископ Павел (Дмитровский), был епископ Иоанн (Гарклавс) в Риге, был в тот момент времени еще в Литве архиепископ Даниил (Юзвюк), и в 1943-м году умер епископ Александр (Витол). Так что всего получается четыре епископа.

М.Лобанова: Но этот собор какое-то решение принял по поводу отношения к избрания Патриарха?

К.Обозный: Решение этого собора было такое: избрание Патриарха законно, хотя опять-таки митрополит Сергий (Воскресенский) вынужден был просить, даже это был не циркуляр, не указ, а он действительно обратился с просьбой, чтобы не возносили за богослужением имени Патриарха Сергия (Страгородского). Это было одним из условия продолжения церковной работы после избрания Патриарха. Но в то же время он отказался полностью выполнить требования немецких властей, он признал избрание Патриарха Сергия, и таким образом продолжал оставаться в единении, в общении с Московской Патриархией. И та часть Церкви, которая признавала его своим главой, своим епископом, то есть Прибалтика и оккупированный Северо-Запад, она осталась в каноническом общении с Московской Патриархией. Это было очень важно. Но тоже еще необходимо отметить то, что сам экзарх Сергий (Воскресенский) до последнего дня своей жизни, вернее, до последней Литургии, которую он совершил сам, он поминал за богослужением Патриарха Сергия (Страгородского).

М.Лобанова: Вы знаете, есть еще один очень тяжелый момент – это убийство митрополита Сергия (Воскресенского). Кто же его все-таки убил?

К.Обозный: Мне кажется, на этот вопрос не будет однозначного ответа, наверное, уже, по крайней мере, в земном бытии, потому что, если говорить откровенно, то митрополит Сергий (Воскресенский) одинаково раздражал и немецкую сторону, и советскую сторону. Потому что его очень принципиальная позиция в отношении патриаршества, с одной стороны, а, с другой стороны, очень жесткая позиция антисоветская, потому что на этом же соборе епископов он сделал заявление, это его знаменитые слова о том, чтобы мирное население, и клирики, и епископы не поддавались на пропаганду советского государства о том, что сейчас изменилась ситуация в стране, что религия, Церковь получила свободу, что церкви открываются, и митрополит Сергий (Воскресенский) заявил о том, что «Сталин не Савл, и Павлом не станет, будьте бдительны». И это очень важно, и, конечно, таких слов простить ему советское руководство не могло. Поэтому, кто это сделал? Может быть, это не очень хорошо, но лично для меня этот вопрос, может быть, даже не очень актуален, потому что, если это сделали немцы – советская сторона просто загребала жар чужими руками. Если это сделала советская диверсионная группа – то очень много вопросов разрешилось для немецкой стороны. Потому что к весне 1944 года отношения митрополита Сергия с немцами тоже были очень напряженными.

М.Лобанова: А дата его смерти, его убийства?

К.Обозный: 29 апреля 1944 года.

М.Лобанова: Знаете, я рассуждаю логически. Как был убит митрополит Сергий – он ехал по дороге – из Риги в Вильнюс, кажется?

К.Обозный: Он ехал из Вильнюса в Каунас, в Ковно, на похороны своего близкого друга, оперного певца Дмитрия Смирнова, погребение которого должно было состояться, и хотел лично совершать заупокойное богослужение. И это тоже некоторый символ трагический. Умер его друг – а надо сказать, что митрополит Сергий (Воскресенский) сам очень любил оперное пение, классическое пение, и когда к нему священники собрались на первую встречу, на чай, он их удивил тем, что у него была богатый выбор пластинок, была хорошая фонотека. И это чаепитие проходило под звуки оперных арий. У самого Сергия был очень хороший голос, и в начале его жизни, в юношеские годы у него был серьезное размышление – либо пойти по стезе оперного певца, либо пойти по церковной линии. Все-таки второе оказалось сильнее. Но эта любовь к пению сохранилась. И вот он ехал на машине, на похороны своего друга. В машине была еще чета Ридикюльцевых, это тоже певец Ридикюльцев, он был протодиаконом, и вместе с владыкой ехал со своей матушкой на это отпевание. И шофер Петр Кулаков, кстати говоря, военнопленный, который был у митрополита Сергия (Воскресенского), бывший советский летчик-истребитель. Все они были расстреляны, машина вся была изрешечена пулями. Сейчас уже не помню, сколько, но больше десяти пуль нашли в теле митрополита Сергия.

М.Лобанова: Но откуда узнали, если все они погибли, что те, кто их расстреливал, были в немецкой форме?

К.Обозный: Во-первых, расстрел был произведен из немецкого оружия, и, во-вторых, Михаил Витальевич Шкаровский приводит данные, правда, косвенные данные, потому что, конечно, никаких распоряжений, никаких приказов нигде в немецких архивах не сохранилось, если даже они когда-то и были. И вроде бы видели случайные свидетели, что немецкая машина следовала за машиной митрополита Сергия (Воскресенского). Хотя известно и другое свидетельство, которое приводит протоиерей Николай Трубецкой, тоже член Псковской миссии в первый период ее деятельности. Во время своего пребывания в лагере он очень сильно занемог, был на грани гибели и оказался в лагерном лазарете. И рядом с ним был бывший партизан, который после окончания войны за какие-то проступки был осужден. И когда этот бывший партизан узнал, что рядом с ним священник, да еще который был в Прибалтике, он как-то злорадно начал выступать и бахвалиться тем, что он принимал участие в диверсионной группе, которая выполняла задание по ликвидации митрополита Сергия (Воскресенского). И блестяще это задание выполнила.

М.Лобанова: Еще раз повторите, пожалуйста, где этот разговор происходил?

К.Обозный: Этот разговор происходил в лагере. И отец Николай Трубецкой, когда уже вернулся из лагеря, об этом рассказал, написал, и это свидетельство было опубликовано в одном из номеров журнала «Вестник РХД».

М.Лобанова: То есть отец Николай Трубецкой после освобождения оказался в Прибалтике?

К.Обозный: Да, он вернулся в Ригу, у него там была семья, жена, дочки.

М.Лобанова: Но как же он мог написать в «Вестник РХД»? Где этот журнал выходил?

К.Обозный: Да, но это номера, которые выходили уже в 90-е годы.

М.Лобанова: То есть его воспоминания были опубликованы в 90-е годы в этом журнале.

К.Обозный: Да, это записанное свидетельство, которое было очень важно.

М.Лобанова: Для историка записанное свидетельство и простое логическое рассуждение… Если все погибли, то кто же видел, что расстреливали люди в немецкой форме? И дальше, если мы посмотрим на эту ситуацию. Да, убийство митрополита Сергия было выгодно и советским властям, и нацистским властям. Но если бы хотели его убить агенты гестапо, что же они не могли взять ненемецкое оружие и надеть ненемецкую форму? А если хотели убить агенты НКВД или партизанские отряды, в которых были соответствующие политработники, конечно, для них было логично надеть немецкую форму и взять немецкое оружие. Я просто знаю, как историки оценивают ситуацию, скажем, с древней историей, и такое логическое рассуждение вполне является доказательным. И все-таки, чтобы закончить разговор о митрополите Сергии. Публикации, в которых и Вы тоже участвовали, например, «Петербургские епархиальные ведомости», в которых Вы тоже писали – вот листок «Православный христианин», это издание Православной миссии в освобожденных областях России, ноябрь 1942 года. И здесь ответ экзарха митрополита Сергия (Воскресенского) на заявление Московского митрополита. Посмотрите, что пишет еще недавно советский епископ (и нужно себе представлять, как это было страшно – быть советским епископом, какие муки должен был этот человек переживать). Здесь фотография храма Христа Спасителя – очень символично, и ответ экзарха митрополита Сергия: «Нам стало известно, что лондонский радиофонд недавно сообщил о новом политическом заявлении митрополита Московского. В этом заявлении якобы говорится, что Германия на занятой ей территории разрушает Православную Церковь, уничтожает православные святыни и преследует православный народ. Отсюда митрополит Московский якобы делает вывод, что Православие и вообще христианство могут быть спасены во всем мире только победой большевистского оружия». Сколько иронии! Человек, который пишет с такой иронией, на мой взгляд, не мог писать не то, что он по-настоящему думал. Я думаю, что можно охарактеризовать этот текст, если его дать филологам, психологам. «В ответ на это чудовищное заявление мы считаем своим долгом сказать следующее». И вот что он говорит – ведь по логике вещей он должен был сказать, что нет, немцы нам никак не вредят, напротив. А он что пишет: «В ответ на это чудовищное заявление мы считаем своим долгом сказать следующее: за все время своего владычества большевики непрерывно подвергали Православную Церковь и вообще всякую религию жесточайшему гонению. Об этом мы знаем по собственному опыту, ибо в течение многих лет мы несли в Советской России бремя церковного служения, подвергаясь неоднократно, как и другие, тяжким унижениям, тюремным заключениям, всяческим несчастьям, тайным и открытым. Об истребительности большевистского гонения на Церковь неопровержимо свидетельствуют сотни тысяч казненных, умученных, заточенных и сосланных страдальцев за веру». Это практически манифест веры, которая превыше всех политических ситуаций – войны, режима и даже того понятия патриотизма, которое сейчас эксплуатируют, критикуя Псковскую миссию. «Ничего подобного большевистскому надругательству над святынями еще видел мир». Мне кажется, что, прочитав такой текст, человек, который когда-нибудь сам пробовал что-нибудь написать – письмо другу, письмо родителям, письмо детям, и понимая, что значит, когда ты пишешь от сердца, должен задуматься. Ведь бывают же в истории Церкви такие свидетельства на таком уровне – для Вас это важно?

К.Обозный: Да, это очень важный момент. Действительно, митрополит Сергий (Воскресенский) – личность была очень яркая, хотя, естественно, он сформировался как епископ уже в советский период со всеми вытекающими из этого обстоятельства последствиями, подробностями и особенностями в его характере, в его служении. Но однако же самое важное, даже когда такие очень жесткие заявления исходили из Москвы от Местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Сергия (Страгородского), каждый раз, обращаясь к немцам, экзарх Прибалтики заявлял о том, что эти слова, эти заявления сделаны несвободно, что митрополит Сергий (Страгородский) вынужден так говорить и писать. Действительно, это сложный момент. С одной стороны, патриотичные высказывания и призывы Московского митрополита Сергия (Страгородского); с другой стороны, даже то обращение, которое вышло на соборе епископов 8 сентября 1943 года, «Обращение к пастве, клирикам и епископам на оккупированных территориях», в котором призывалось не сотрудничать с немцами, никаким образом не общаться с ними, а те, кто вступает в какие-то отношения, кто как-то немцев приветствует, помогает им, те будут извержены из сана, запрещены в служении и преданы анафеме. Вот как в этому относиться? Митрополит Сергий (Воскресенский) прекрасно знал цену подобным высказываниям, которые были и в 20-е и в 30-е годы, и во время войны начали появляться. И то, что они были вынуждены сделать, как некоторый, скажем, поклон в сторону Советской власти и правительства за то, что им разрешили собрать собор епископов, за то, что епископов освободили из лагерей к этому моменту, за то, что позволили избрать Патриарха. Митрополит Сергий (Воскресенский) прекрасно все это понимал, отдавал себе в этом отчет, и таким важным свидетельством, насколько это все было не очень глубоко и серьезно, было то, что уже после гибели митрополита Сергия (Воскресенского) и после смерти Патриарха Сергия (Страгородского) Московская Патриархия издала указ, по которому все рукоположения и все хиротонии, которые совершил митрополит Сергий (Воскресенский) и его викарные епископы в 1941-44 годах, признаются действительными и канонически верными. Значит, тот жесткий документ не предусматривал дальнейших санкций. Это документ вышел в 1945 году, когда война еще не закончилась.

М.Лобанова: То есть получается, что Московская Патриархия признала, что постановление Патриарха Сергия (Страгородского) было недействительным? Не может же быть у Церкви какого-то шуточного документа?

К.Обозный: Дело в том, что то заявление было скорее пропагандистского характера, это заявление 1943 года. Потому что сам Патриарх Сергий (Страгородский), думаю, ни на минуту не сомневался в важности и необходимости того служения, которое нес митрополит Сергий (Воскресенский) на оккупированной территории и подведомственное ему духовенство и епископат.

М.Лобанова: Давайте мы продолжим наш разговор в следующей программе. Этот вопрос все-таки очень сложный канонически, и насколько это действительно в Церкви возможно, чтобы глава Церкви издал указ, а потом все посчитали, что не стоит обращать на этот указ внимания. Какие исторические условия нужны для того, чтобы это было возможно? Как простым верующим разбираться, на какой указ обращать внимание, а на какой – нет, и кто должен объяснить это? Что говорят по этому поводу каноны Церкви, что говорит историческая практика церковной жизни? Давайте мы все это обсудим в нашей следующей передаче. И кроме того, вернемся уже к церковному народу, который составлял Псковскую православную миссию, не только епископы или благочинные решали все судьбы – это было делом церковного народа. И об этом мы тоже поговорим во второй части программы. Передачу вела Марина Лобанова, и в следующей программе историк Константин Петрович Обозный на эти сложные вопросы, мы надеемся, ответит. До свидания!

К.Обозный: Спасибо Вам. Всего вам доброго, до свидания!

Передача 2:  «В начале 1941 года к митрополиту Сергию (Страгородскому) в Москву приезжает его знакомый протопресвитер, профессор, священнослужитель, который прибыл из ссылки. И митрополит Сергий сказал такую вещь: раньше большевики нас душили, но давали какие-то обещания, а теперь уже ничего не обещают, а только душат. И понятно, что уже какая-то мера компромисса была исчерпана, и советская власть уже не нуждалась ни в каких компромиссах, и все шло уже к такому «благополучному» (в кавычках) концу».

Передача 3: «То, что сделала Псковская миссия – это попытка вернуть осознанную веру русскому народу».

АНОНС: юбилейная серия программ «Псковская Православная Миссия. Биографии. К 70-летию основания»