Программа Марины Лобановой
«Под знаменем России»
Гость: Даниил Викторович Петров, кандидат юридических наук, заместитель Председателя Общественного совета при Архивном комитете Санкт-Петербурга, вице-президент фонда «Возвращение», автор проекта «Родословные детективы»
Тема: особое мнение судьи Конституционного суда РФ К.В.Арановского о правопреемстве современной России от СССР
Эфир 28 февраля 2020 г.
АУДИО
ЛЕКЦИИ ДАНИИЛА ПЕТРОВА
14 и 28 марта 2020
Общественность взволновала публикация и широкое обсуждение мнения судьи Конституционного суда Российской Федерации Константина Викторовича Арановского по вопросу правопреемства современной России от СССР.
В исторической ретроспективе нам понятно, что СССР – не правопреемник Российской империи. Неужели такая же логика уместна в отношении нашей страны после СССР? Какие юридические доводы привел судья Конституционного суда? Может ли юрист использовать доводы не только права, но и морали? Что «выгоднее» для современного государства – быть правопреемником тоталитарного режима или не быть? Какая позиция «выгоднее» жертвам репрессий? С какой позицией по этому вопросу государство будет устойчивее? Почему отсутствие правопреемства не означает отсутствие ответственности?
См. также:
Даниил Петров комментирует проект создания государственной базы данных жертв политических репрессий
Даниил Викторович Петров:
«Это особое мнение было написано к Постановлению Конституционного суда декабря 2019 года, я напомню, в этом постановлении Конституционный суд признал неконституционной (а я добавлю от себя – дикой и безнравственной) позицию органов власти города Москвы, которые отказывались детям репрессированных советских граждан возвращать изъятое жилье. То есть что произошло? В ленинско-сталинский период были репрессированы люди, их высылали как можно дальше от столицы. После этого родители были реабилитированы. Перед ними извинились, сказали: вы не виноваты ни в чем. А квартиры не вернули. И они продолжают до сегодняшнего дня жить в каких-то там дальних городках. И Конституционный суд сказал, что, вообще-то, надо восстанавливать положение, которое существовало до нарушения права. Я считаю – абсолютно правильное Постановление Конституционный суд принял.
А вот есть такое понятие – особое мнение. Так вот, судья Константин Арановский делает особое мнение. Он не возражает, конечно же, против того, чтобы детям репрессированных вернули изъятое имущество и иным образом компенсировали нанесенный советской властью ущерб этим потомкам советских граждан. Важно другое. Посмотрите, какую логику предлагает судья Арановский: он говорит – может ли современной Российское государство нести юридическую ответственность за преступления, которые совершал Советский Союз. И Арановский предлагает разграничивать два разных субъекта: это Советский Союз, который создан был, как мы помним, в результате антигосударственного «Октябрьского переворота» 1917 года, при значительной помощи немецких денег – денег государства, которое воевало с Россией в тот период. СССР – государство, которое запятнало себя массовыми преступлениями против собственных граждан. … Мне кажется, это большой шаг вперед, когда судья Конституционного суда говорит, что Конституционный суд мог бы сделать больше: он мог бы сказать, что мы помогаем пострадавшим от репрессий не как преемник государства-террориста, а делаем из принципов гуманности… Поэтому я считаю, что логика судьи Арановского – это логика правильная. Кстати, именно она позволяет полностью исключить любые претензии к современной России от ряда сопредельных государств по поводу репараций, компенсаций за тот ущерб, который был нанесен, по их мнению, их суверенитету Советским Союзом. Как вы знаете, такие претензии Польша, Прибалтийские государства – предъявляли, если мы говорим, что мы – правопреемники СССР. Но если мы говорим, что Россия – тоже жертва советского режима, такая же, как вы, то такие претензии станут невозможны».
Полностью слушайте в АУДИО.
ФОТО: публичные лекции Д.В. Петрова в Центре Д.С. Лихачева (октябрь 2019 — май 2020)
В особом мнении судьи Конституционного суда Российской Федерации Константина Викторовича Арановского, в частности, говорится:
«В общем согласии с Постановлением Конституционного Суда Российской Федерации (далее – Постановление) полагаю, однако, что в уточнении нуждается замечание о «Российской Федерации как правопреемнике СССР – государства, с деятельностью которого связано причинение вреда…». Трактовать это в смысле универсального (общего) правопреемства по широкому спектру прав и обязанностей не позволяют обстоятельства дела, предмет которого касается причинения и возмещения вреда жертвам политических репрессий.
Это сужает замечание о правопреемстве к правоотношениям реабилитации жертв беззаконных советских репрессий, где соответствующее публично-правовое обязательство России «предполагает использование механизмов, сходных с гражданско-правовыми обязательствами вследствие причинения вреда».
…
Вместе с тем причинение и возмещение вреда неотделимы от личности причинителя. Само обязательство его возместить обусловлено виной причинителя, которую предполагает по общему правилу деликтное деяние. Вина бесспорно присутствует в составе того многолетнего злодеяния, когда «за годы Советской власти миллионы людей стали жертвами произвола тоталитарного государства, подверглись репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным признакам». Переместить вину, тем более столь безмерную и непростительную, с одного субъекта на другой нельзя, как меняют лиц в договорных, например, обязательствах или членство в Совете безопасности ООН. Само время необратимостью своей мешает здесь правопреемству: деликт – это не соглашение на будущее и не решение на перспективу в договорной, корпоративной или законодательной дискреции. Это собственно причиненный вред, виновный и необратимый как все, что случилось в прошлом.
Словом, правопреемство в правоотношениях из причинения вреда спорно само по себе, не считая, впрочем, реорганизации юридических лиц и трансформации публичных образований, включая государства. Их условные личности свободнее допускают перемещение вины и ответственности. Важно, однако, чтобы прежняя и новая государственность не были друг другу в корне чужими и разными, иначе переход вины терял бы этико-юридические и политико-правовые основания. В этой части всего и сомнительнее правопреемство России с коммуно-советской властью, которая и сама изначально себя не связывала правопреемством ни по договорам, ни по законам разрушенной России, ни по обязательствам за старые российские «вины».
Даже в условном юридическом смысле России незачем навлекать на свою государственную личность вину в советских репрессиях и замещать собою государство победоносного и павшего затем социализма. Это невозможно уже потому, что его вина в репрессиях и других непростительных злодеяниях, начиная со свержения законной власти Учредительного собрания, безмерна и в буквальном смысле невыносима. Непоправимая катастрофа в судьбах народов и миллионов людей с безмерными потерями и отнятым будущим представляет собою «вред, реально неисчисляемый и невосполнимый», как это сказано в Постановлении. С такой виной государственность не вправе и не в состоянии правомерно существовать, оскорбляя собой справедливость, свободу и человечность. Под этим бременем и рухнула коммуно-советская власть, так что теперь ни продолжать, ни возрождать ее нельзя иначе как на ее стороне и с ее неискупимой виной.
Правопреемство с нею ставило бы под сомнение право России определять условия возмещения вреда жертвам репрессий, в том числе состав пострадавших. Разве можно правопреемнику по своему усмотрению ограничивать круг потерпевших российскими гражданами? Разве правопреемники выбирают между натуральной реституцией и денежной компенсацией, предпочитая по своему усмотрению способы возмещения вреда без решения суда, арбитража или соглашения с жертвой? Спорно, будучи правопреемником репрессивного режима, ставить пострадавшего на жилищный учет, вместо того чтобы компенсировать утрату жилища реституцией или деньгами. Разве субъект, отнимавший жилище, вправе обращаться к жертве за доказательствами ее нуждаемости в жилье и ставить это условием предоставления жилья? В правопреемстве размеры возмещений ближайшим образом зависели бы от величины причиненного вреда.
С другой стороны, правопреемство оставляло бы на стороне причинителя право на спор, в том числе о размерах возмещения, которое, с одной стороны, должно состояться в полном размере, а с другой – не больше, чем доказано. Лично виновные в деликте вправе доказывать по своему интересу, что потерпевший сам содействовал причинению вреда и мог, но упустил предпринять меры, которые предотвратили бы его наступление или снизили бы его размер. Правопреемник Советов тоже мог бы ссылаться на виктимность поведения, чтобы потерпевшие и правопреемники их опровергали или оправдывали коллективное и личное участие в низвержении законной российской власти, в установлении тоталитарного репрессивного ига и в самом существовании коммуно-советского режима, в одобрении и сочувствии деяниям его с их ведома или по беспечному неведению. Это с вероятностью оскорбляло бы муки пострадавших людей и народов и память о жертвах.
Конституционный статус государства, непричастного тоталитарным преступлениям ни «лично», ни в правопреемстве, позволяет восстанавливать справедливость бессрочно, безотносительно к давности, которая ограждала бы виновную сторону. Такое государство вправе и обязано как честная власть оценить и причиненный жертвам вред, и другие важные обстоятельства, включая наилучшие и доступные средства, которыми может оно возмещать вред репрессированным. В отличие от преемников причинителя оно вправе само решить, какими способами и средствами ему по силам вести реабилитацию и от чего ее начинать – от коллективизации с Большим террором или от Красного террора с продразверстками и миллионами голодных смертей в Поволжье и в Приуралье, с Кронштадтским и крестьянскими восстаниями, от Соловецких лагерей и ГУЛАГа, а может быть, и от расстрела демонстрации в защиту Учредительного собрания в январе 1918 года.
Теперь Россия определяет во времени «реабилитацию всех жертв политических репрессий, подвергнутых таковым на территории Российской Федерации с 25 октября (7 ноября) 1917 года», и при этом имеет в виду «восстановление их в гражданских правах, устранение иных последствий произвола и обеспечение посильной в настоящее время компенсации материального ущерба». Россия вправе решать, какими средствами возмещать русскому православию, другим конфессиям и народам их разорения и депортации. Имея в виду «возможно более полное возмещение» при «использовании имеющихся средств и финансово-экономического потенциала», Российская Федерация без правопреемства должна решить, возмещать ли утрату жилищ лишь тем, кто лично репрессирован, или же учесть со временем изъятие частных домовладений и квартир, где Советы устроили номенклатурное и коммунальное жилье, вовлекая массы в беззаконную поживу им же на несчастье.
Это, впрочем, доводы, которые обсуждают и даже отрицают, в отличие от формально установленных и объявленных обстоятельств и правовых состояний, которые исключают вышеназванное правопреемство.
Из Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 30 ноября 1992 года № 9-П следует, что «в стране в течение длительного времени господствовал режим неограниченной, опирающейся на насилие власти узкой группы коммунистических функционеров…» и что «по последнему списку ЦК КПСС от 7 августа 1991 года» их было «7 тысяч человек, занимающих ключевые должности в государстве» в качестве «номенклатуры». Она при таком количестве образовала не столько «узкую группу» наподобие заговора, сколько правящее сословие, которое завладело государством сверху донизу как решающий носитель власти. России нельзя быть правопреемником такого государства и тем более считать правопредшественниками «руководящие структуры КПСС И КП РСФСР, <которые> присвоили государственно-властные полномочия и активно их реализовывали».
Репрессии представляли собой не эксцесс и не серию нарушений, а саму политику: «…руководящие структуры КПСС были инициаторами, а структуры на местах – зачастую проводниками политики репрессий в отношении миллионов советских людей… Так продолжалось десятилетиями»; при этом «органы КГБ, – констатировал Конституционный Суд Российской Федерации, – являются политическими, осуществляют мероприятия ЦК КПСС и работают под его непосредственным руководством, руководящие работники КГБ входят в партноменклатуру, приказы председателя КГБ издаются с одобрения ЦК КПСС».
Разве изначально незаконные партийно-государственные властеобразования можно считать правопредшественниками конституционной государственной власти? Идеализировать российскую государственность не обязательно, но и вязать ее правопреемством с тоталитарным режимом нет оснований, тем более с репрессиями против крестьянства и предпринимательства, с ГУЛАГом и Большим террором, когда партийно-советские власти полтора года подряд ежедневно убивали по полторы тысячи собственных граждан в мирное время, как вражеская армия на войне.
От этих репрессий Российская Федерация прямо и косвенно отрекалась по многим поводам и в разных формах. Так, Государственная Дума Федерального Собрания Российской Федерации постановлением от 2 апреля 2008 года № 262-5 ГД утвердила Заявление, где ряд осуждающих констатаций вполне исключает правопреемство России с репрессивным режимом. Имея в виду «архивные документы», Государственная Дума обличила его в том, что в прямом намерении он ставил «задачей уничтожить мелких собственников, провести насильственную коллективизацию», чтобы «получить армию рабочих для индустриализации»; что «руководство СССР и союзных республик применяло репрессии для хлебозаготовок»; что «насильственная коллективизация вызвала голод», от которого «в 1932–1933 годах погибло около 7 миллионов человек преимущественно в сельскохозяйственных районах страны». Этим Заявлением депутаты Государственной Думы «решительно осуждают режим, пренебрегший жизнью людей ради достижения экономических и политических целей, и заявляют о неприемлемости любых попыток возрождения в государствах, ранее входивших в состав Союза ССР, тоталитарных режимов, пренебрегающих правами и жизнью своих граждан».
О жертвах поволжского и приуральского голода 1921–1922 годов постановления нет, но известно, что погибли миллионы и что его «причинила» советская власть, лишая крестьян возможности вести товарное производство и отнимая у них даже в голодное время их собственное продовольствие, чтобы вовсе упразднить собственность и торговлю, т.е. заменить «спекуляцию» продразверстками с тотальной «государственной организацией заготовки и распределения» по утверждаемому ВСНХ «плану использования всех производимых в стране и импортируемых продуктов» для его исполнения Комснабом, Главпродуктом и местными властями. Вину иногда облегчают старания предупредить и загладить вред, но одиннадцать миллионов людей примерно год кормили Фр.Нансен, Г.Гувер и прочие иностранцы, а большевики под видом помощи голодающим отняли у церкви имущества на 5 млн золотых рублей и потратили на их спасение лишь миллион, чтобы тем же годом 5 миллионов золотом отправить на помощь германской революции.
Судя по положениям пунктов 10–15 Декларации о государственном суверенитете РСФСР от 12 июня 1990 года и особенно по Преамбуле Конституции Российской Федерации с другими ее установлениями, российское государство учреждено не в продолжение коммунистической власти, а в реконструкции суверенной государственности с ее возрождением на конституционных началах; оно воссоздано против тоталитарного режима и вместо него, чтобы впредь в самих основах пресечь амбициозное насильственное беззаконие с попранием свободы и достоинства людей. Обстоятельства принятия Конституции Российской Федерации определенно это подтверждают.
Не нужно быть преемником и последователем, например, пиромана, чтобы тушить пожары и спасать погорельцев с их имуществом; наследовать коммунизму тоже не обязательно, чтобы исправлять последствия тоталитарного зла».
РОДОСЛОВНЫЕ ДЕТЕКТИВЫ ВКОНТАКТЕ
vk.com/club82259628