Сергей Иванович Танеев (1856-1915). Кантата «Иоанн Дамаскин» (на слова А.К.Толстого) ор.1, 1874 г.

Имя Сергея Ивановича Танеева не так хорошо известно современных любителям музыки, как имена других русских музыкантов и композиторов конца 19 – начала 20 века. Между тем этот замечательный музыкант и ученый внес значительный вклад — и не только в историю русской музыки, но и в историю русской музыкальной мысли. Наряду с большим числом музыкальных произведений в самых разных жанрах – симфоническом, оперном, инструментальном, камерно-вокальном, Танееву мы обязаны фундаментальными исследованиями самого сложного музыкального языка – полифонии (т.е. многоголосия), языка, выработанного веками музыкальной истории и ставшего основой композиторского творчества со времен средневековья и до наших дней. Танеев создал капитальный труд «Подвижной контрапункт строгого письма» — книгу, систематизирующую и описывающую не только все существовавшие в композиторской практике виды сложного многоголосного соединения под названием «подвижной контрапункт», но и те, которые могут существовать и появиться в будущем. Этот труд, по мнению музыковедов, по своей уникальной методологии сопоставим с гениальной периодической системой химических элементов великого ученого Д.И.Менделеева. (В скобках заметим, что эпиграфом к «Подвижному контрапункту строгого письма» Танеев выбрал строку из «Книги о живописи» Леонардо да Винчи: «Никакое человеческое исследование не может почитаться истинной наукой, если оно не изложено математическими способами выражения»). Естественно, столь глубокое изучение полифонии – этого древнего музыкального языка – требовало и столь же серьезного знания классической музыкальной литературы. Танеев знал музыкальную классику блестяще и щедро делился своими знаниями с многочисленными учениками, прививая им вкус к подлинной красоте, ясности, логичности, строгости и точности в выборе средств выразительности, давая понятие о том нравственном идеале, что во все века вдохновлял великих музыкантов. К деятельности Танееева применимы слова, сказанные исследователем о другом, немецком, музыканте того же времени, Максе Регере: «Он все время ищет противоядия против современного разложения музыкально-творческой психики, и находит это противоядие в искусстве старых мастеров. Он уплотняет все слабые места современной души прочным цементов классицизма, удерживает ее от распада мощными полифоническими скрепами…» Стоит, правда, здесь же отметить большую, чем у немецкого мастера, широту взглядов Танеева, который не без юмора писал: «Возможно, с течением времени теперешние новшества приведут в конце концов к перерождению музыкального языка, подобно тому как порча латинского языка варварами привела через несколько столетий к возникновению новых европейских языков…» Музыкальная классика привлекала Танеева, конечно, не только совершенством и строгой логикой формы, изощренностью и точностью языка; ему был близок и дорог высокий духовный идеал произведений великих мастеров. Определение, сформулированное Г.Гессе в знаменитой книге «Игра в бисер», было бы, пожалуй, одобрено Танеевым: «Основные черты классической музыки: знание о трагизме человеческого бытия, приятие человеческого удела, мужество и ясность».
Сам Танеев был воплощением этого «классического идеала». Один из его учеников, великий Сергей Рахманинов вспоминал о своем учителе: «Для всех нас, его знавших и к нему стучавшихся, это был высший судья, обладавший мудростью, справедливостью, доступностью, простотой. Образец во все, в каждом деянии своем, ибо что бы он ни делал, он делал только хорошо. Своим примером он учил нас, как жить, как мыслить, как работать, даже как говорить: кратко, метко, ярко. На устах его были только нужные слова. В его квартиру стекались самые разнокалиберные, по своему значению несоединимые люди… И все были обласканы, все запасались от него какой-то бодростью, свежестью… В своих отношениях к людям он был непогрешим, и я твердо уверен, что обиженных им не было, не могло бы быть… Представлялся он мне всегда той «правдой на земле», которую когда-то отвергал пушкинский Сальери».
Одной из главных идей, вдохновлявших исследования и творчество Танеева, стало развитие т.н. «русской полифонии», сочетавшей в себе необычайное богатство и своеобразие подлинной русской мелодики – мелодики народных песен и древних церковных распевов и строгость техники классической полифонии. Возникновение этой идеи в русской музыкальной истории связано еще с именем М.И.Глинки, который писал так: «Я почти убежден, что можно связать фугу западную с условиями нашей музыки узами законного брака». Одним из замечательных результатов воплощения этой идеи стала кантата Танеева «Иоанн Дамаскин». Это зрелое произведение явилось завершением долгих лет поисков, исследований и многочисленных музыкальных опытов, но строгий к себе композитор только эту кантату назвал «opus primus» — «первое сочинение».
Истоком кантаты «Иоанн Дамаскин» стал один из неосуществленных замыслов Танеева – кантата на открытие нового московского храма – храма Христа Спасителя. Известно, что это грандиозное событие в жизни Москвы и всей страны нашло отклик в многочисленных художественных произведениях. Поэт Я.Полонский дал согласие написать текст кантаты. Танеев считал особенно важным, чтобы в русской музыке появилась как бы «православная кантата» – по типу баховских «протестантских». Текст должен был носить обобщенно-философский характер; в основу этого сочинения предполагалось взять древнерусские церковные распевы, наряду с народными песнями. По ряду обстоятельств эта кантата не была написана, но работа над нею обусловила поразительную готовность Танеева к созданию кантаты «Иоанн Дамаскин».
Была еще одна причина, вызвавшая к жизни полную искреннего чувства музыку кантаты – в 1881 году ушел из жизни создатель московской консерватории, любимый учитель и близкий друг Танеева Николай Григорьевич Рубинштейн. Осенью 1882 года Танеев участвовал в первом исполнении трио Чайковского «Памяти великого артиста» – камерно-инструментального реквиема памяти Н.Рубинштейна, а два года спустя, в 1884 году создает свой реквием – кантату «Иоанн Дамаскин» на слова графа Алексея Константиновича Толстого.
Глубокие и очень «музыкальные» стихи и поэмы А.К.Толстого к 80-м годам XIX века стали излюбленными в вокальном творчестве русских композиторов. К ним часто обращался Чайковский; в частности, он использовал и отрывок из поэмы «Иоанн Дамаскин» в своем романсе «Благословляю вас, леса». Однако, для избрания в качестве текста кантаты строфы из толстовской поэмы у Танеева были соображения, относившиеся не только к поэтическим достоинствам стихов. В своей поэме А.К.Толстой воспроизводит канонизированную биографию – житие знаменитого христианского церковного писателя и гимнографа 7-8 веков Иоанна Дамаскина, «Иоанна из Дамаска». Святой Иоанн родился в Дамаске, в течение долгих лет жизни был крупным сановником при дворе халифа. Высокое положение позволило ему стать заступником своих единоверцев-христиан в условиях мусульманского окружения; одновременно Иоанн Дамаскин, еще в светской своей жизни проявил себя как глубокий богослов, защищая святые иконы от иконоборцев и создавая вдохновенные гимны. При новом халифе святой Иоанн впал в немилость и удалился в монастырь святого Саввы близ Иерусалима, где прожил до ста лет, написав множество богословских сочинений и церковных песнопений, и до ныне украшающих православные богослужения. В 8-ой главе поэмы Толстого пересказывается один из эпизодов жития святого Иоанна. В первые годы жизни в монастыре на новоначального монаха был наложен запрет сочинять что-либо без специального разрешения настоятеля. Иоанн долго повиновался. Но однажды, как повествует житие, в монастыре умер старец-монах… «В этой обители у него был родной брат, который сильно печалился вследствие разлуки с ним и не мог удержаться от плача и скорби… И просил авву Иоанна составить для него благозвучный тропарь, который до сего дня читается при погребении и которым постоянно пользуются – тропарь прелестный, прекрасный, изящный, красивый, начало коего таково: «Поистине, все вещи суетны и преходящи». Брат монаха был утешен, но на поэта было наложено наказание. По чудесному заступничеству Божией Матери святой Иоанн был прощен и оставшиеся годы жизни посвятил творению новых песнопений."
8-я глава поэмы Толстого излагается от имени самого Иоанна Дамаскина и является поэтическим вариантом текста тропаря, сложенного Иоанном для брата монаха. 5-я строфа этой главы, содержащая в себе отрывок тропаря, послужила поэтической основой кантаты Сергея Ивановича Танеева.
Текст поэмы отвечал задаче композитора: Танеев воспользовался стихами графа Толстого как поэтической обработкой канонического текста. Это оправдывало использование древнерусских песнопений, что было главным художественным стремлением композитора. Танеев отказался от обращения непосредственно к церковному тексту: духовная цензура не разрешила бы в этом случае исполнение кантаты вне церкви. В православной церковной традиции же не допускалось использование музыкальных инструментов, к тому же в планы Танеева не входило создание собственно церковной музыки.
Важнейшим моментом в создании кантаты был выбор основной музыкальной темы. Задача была тем ответственнее, что древнерусская мелодия входила в светскую профессиональную музыку впервые как основа целого произведения. Церковный распев кондака «Со святыми упокой» здесь был уместен во многих отношениях – это песнопение выступает как символ утешения и надежды; слова, на которые он распевается, совпадают по смыслу с текстом поэмы Толстого и тропаря Иоанна Дамаскина; к тому же, как музыкальная «тема» этот распев выразителен и прекрасен. Распев, взятый как основа кантаты «Иоанн Дамаскин», имеет длинную историю и до наших дней дошел в разных, порой весьма далеких друг от друга вариантах. Танеев выбрал для своего сочинения тот вариант, что более других сохранил в себе связь с древними церковными песнопениями. О том, насколько приближается звучание этого напева в изложении Танеева к подлинным старым образцам, можно судить, сравнивая его, например, с Херувимской песнью из рукописи конца 17 века – многие мелодические обороты этих распевов буквально совпадают.
Кантата Танеева состоит из трех частей; две последние части следуют друг за другом без перерыва. Все три части очень выразительны; в них взаимодействуют несколько ярких мелодий, но внимательный слушатель обязательно заметит в двух крайних частях главную тему всей кантаты – распев «Со святыми упокой». В финальной, третьей части этот распев обретает особое звучание.
По богатству мелодического материала кантату Танеева сравнивают с музыкой Чайковского; по сложности музыкального языка – с полифоническими произведениями Баха. Первая и третья части кантаты написаны в форме фуги, однако, сложнейшая из форм полифонического письма нисколько не затрудняет непосредственное восприятие этой полной искреннего чувства музыки. Кропотливая работа Танеева над техникой и логикой музыкального письма кантаты (вызывающая неизменный интерес и восхищение музыковедов) в сочетании с возвышенностью текста и теплотой лирического высказывания создают удивительное произведение, которое по праву называют «русским реквиемом».
По словам исследователя творчества Танеева, «это подлинный «русский реквием», в котором эстетически прекрасное немыслимо вне пафоса этического». С созданием «Иоанна Дамаскина» в русской музыке появился новый жанр – лирико-философская кантата, сыгравший большую роль и в творчестве самого Танеева, и в истории русской музыки. Композитор, первым сочинением которого стала кантата «Иоанн Дамаскин», венчает свой творческий путь кантатой «По прочтении псалма» на стихотворение А.С.Хомякова.
Благодаря Танееву язык русских композиторов обогатился новым глубоким музыкальным символом – как известно, спустя десятилетие после премьеры кантаты «Иоанн Дамаскин», Чайковский, искренне восхищенный этим произведением, использовал распев «Со святыми упокой» в своей гениальной 6-ой симфонии. Кроме того, необычайно плодотворной оказалась идея использования мелодики древнерусских церковных распевов в симфонических и музыкально-драматических произведениях — и в качестве прямых цитат, и, чаще, как исходных мотивов для развития музыкальных образов. Вне этого нового музыкального влияния не было бы, скажем, удивительных по своей красоте, пластичности и естественности мелодий ученика Танеева Сергея Васильевича Рахманинова.