«Сидят за компьютерами и вымирают»

Программа Людмилы Зотовой

«Семья»

Гость: протоиерей Петр Коломейцев

Тема: современные дети

АУДИО + ТЕКСТ

 

Людмила Зотова:

Дорогие радиослушатели, мы часто слышим и говорим, что современные дети стали другими. Можно ли назвать этот вывод особенностью нашего времени? Скорее всего – нет. Вспомним Лермонтова, молодого человека, который в свое время строчками: «Печально я гляжу на наше поколенье» отметил отличие подрастающего поколения от поколения старших.

И все же: дети наших дней – какие они? Какие новые черты в детях надо знать и учитывать поколению отцов при воспитании своих детей? Об этом мы будем говорить с деканом факультета психологии Российского Православного университета, клириком храма св. Космы и Дамиана в Шубине священником Петром Коломейцевым.

Отец Петр, как Вы считаете, какими особенностями наделены дети наших дней?

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

Они, как и дети всех времен, разные. Обобщить сложно. Есть, между прочим, и творческие (или как теперь принято говорить – креативные) дети, есть целеустремленные, есть очень даже прагматичные, есть амбициозные и не чуждые карьерных устремлений. А есть вполне себе мечтатели и романтики. Но то, что вызывает всегда самое большое сожаление, недовольство, так это инфантилизм наших детей, их равнодушие, отсутствие всякого интереса в жизни.

Ну, и конечно, проблема, которая, пожалуй, действительно серьезна и которой раньше не было – это проблема зависимости. У нас сейчас очень много зависимых детей. Причем впереди всех других видов – интернет-зависимость. Конечно, это именно то, над чем сегодня приходится думать, для чего приходится предпринимать усилия для спасения наших интернет-зависимых детей. Потому что эта проблема проявляется в масштабе всей страны.

 

Людмила Зотова:

Действительно, сейчас на эти темы проводятся беседы, устраиваются встречи, потому что родители обеспокоены такой тенденцией. И, наверное, это и есть отличительная особенность нашего времени. Быстрое развитие техники, технологий приводит к тому, что дети раньше, чем родители, овладевают этой техникой, а потом их очень тяжело оторвать от компьютеров и других гаджетов.

А что Вы могли бы посоветовать по этому поводу, исходя из своей священнической практики, из своего семейного опыта? Каким образом надо вести себя родителям, чтобы не допустить попадания ребенка в интернет-сети?

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

Тут есть две проблемы. Первая – это то, что любая зависимость появляется не на пустом месте, она появляется на каком-то фоне. Я бы даже сказал так: зависимость «обслуживает» какие-то проблемы в самом человеке. И когда ребенку не хватает внимания, любви со стороны взрослых, то здесь имеет место наличие травмы. И вот эту детскую травму как раз и обслуживают разного рода зависимости.

Понятно, что алкогольная, никотиновая, наркотическая и разного рода любая химическая зависимость быстро распознается, поэтому тут все можно еще пресечь. У родителей вполне хватает понимания опасности такой зависимости. Поэтому тут родители стоят на страже внимательно: следят, чтобы ребенок не курил, не пил, не нюхал клей и не покупал спайсы и другие наркотические смеси. А вот какого-то другого рода зависимости проскакивают без тревожного звоночка для родителей. Например, интернет-зависимость.

Одна наша выпускница делала дипломную работу, в ходе которой выявила, что большинство детей-подростков были вовлечены в интернет-деятельность с подачи родителей. Родители сами их как бы пихают туда. То есть мало того, что родители, во-первых, нанесли уже травму, сделали ребенка одиноким, лишенным любви, старались делать все, чтобы он не приставал, так они для него находят еще и путь обслуживания этой травмы. Ребенок сидит за компьютером – ну и хорошо! Родителям спокойно: по двору не шляется, сигарету не курит, спайсы не курит, не пьет, а сидит себе и сидит дома. Некоторые даже думают: вот и хорошо, ребенок такой «ботаник» – академиком будет или еще кем-то в этом роде. Однако далеко не всегда интернет-зависимость приводит к интеллектуальному росту. Потому что сами родители ленятся просто даже посмотреть, какой же контент интересует их ребенка.

Есть и еще один вид зависимости, который возникает с помощью интернет-ресурса. Это сексоголизм или порнозависимость. Тут вообще никаких преград нет. Представьте себе: раньше ребенку нужно было где-то собрать денежку, потом у кого-то из друзей купить этот журнал или даже переснятые фотографии из журнала, потом где-то дома это спрятать, суметь их незаметно доставать, это не всегда удается! Это была такая редкость, чтобы подросток рассматривал порнографию или эротику. Это было очень сложно сделать физически. А вот интернет-ресурсы предоставляют это бесплатно, анонимно. Единственное, что иногда требуется, это просто подтвердить, что тебе есть восемнадцать лет, но это не составляет никакого труда: надо кликнуть «да», и ты остаешься в этом ресурсе. Однако отсюда вырастают и другие серьезные проблемы.

Было время, когда это вообще не считали проблемой: подумаешь, ну смотрит ребенок там какую-то всю эту грязь! Но потом выяснили, какие за этим идут последствия. Дети, которые подсели на порноресурсы, потом не могут, оказываются неспособными и не имеют желания к нормальным, естественным интимным отношениям. Потому что в нормальных отношениях есть, прежде всего, сами отношения. Там есть отношения человека с человеком. Там есть контакт. В то время как все эти сети создают только видимость отношений. На практике получается, что человек, который сидит в сетях и много там общается,  не может наладить общения даже с соседом по парте. Он оказывается совершенно не способным к общению, таким социопатом. Получается так, что эти картинки, которые он смотрит, как выжигательным аппаратом по дереву оставляют в мозгу такой неизгладимый след, что потом все остальное кажется как-то совсем непривлекательным. Получается, что такого человека не привлекают никакие отношения вообще, с противоположным полом – тем более, а уж интимные отношения не привлекают совсем. Такой человек обречен на полную изоляцию. И нужна очень серьезная терапия, чтобы потом вернуть ребенка обществу, вернуть его людям, вернуть мужчину женщине, потенциального мужа потенциальной жене, потенциального отца – детям.

Получается разрушение. Такая страшная картина будущего: все сидят за компьютерами и вымирают.

 

Людмила Зотова:

Картина действительно страшная, повод для беспокойства есть. Что бы Вы посоветовали родителям, чтобы не довести своего ребенка вот до такого состояния? С какого возраста вообще Вы рекомендовали бы подпускать ребенка к экрану компьютера? Как дозировать его время пребывания с компьютером? Как поступать правильно? Ведь сейчас в любой семье есть компьютеры.

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

Понимаете, как интересно: лично у нас компьютер появился очень рано. Пришел мой папа – дедушка моего сына и моей дочери – и научил моего сына программировать. А сын тогда учился в младших классах. Он ему предлагал: давай вот такой рисунок попробуем сделать, давай вот так программку составим, давай вот так… И мой сын увлекся программированием, потом закончил с красным дипломом институт электроники и математики, сейчас работает программистом в крупной фирме, а попутно занимается музыкой. А для дочери сразу стало понятно, что компьютер – это инструмент. Инструмент для рисования, для литературного творчества. Она закончила историко-филологический факультет Московского государственного педагогического университета и на компьютере она и рисует, и сочиняет.

Как-то раз я все-таки решил сделать своим детям такой подарок: я купил на диске компьютерную игру. Они поставили этот диск, позанимались с ним минут двадцать и больше никогда этот диск не трогали: скучно, неинтересно. Получилось так, что дедушка их как-то очень быстро инициировал в это компьютерное пространство, и они сразу поняли, что компьютер – это инструмент, и что реализовывать их творческие замыслы и поиски с помощью компьютера можно очень здорово.

А вот те, которые просиживают свое время в сетях, так называемые «нетоголики», на самом деле даже не представляют себе, что можно делать с помощью компьютера. Некоторые ругают компьютер, но виноват не компьютер, а тот человек, который с ним обращается, как обезьяна, которая с помощью хрустальной вазы колет орехи.

Поэтому мне кажется, что воспитание в любви, во внимании и, самое главное, чему нас учил Лев Выгодский, совместно разделенная деятельность (или совместно разделенная радость, по выражению Кристель Манске) – вот это все то, что побуждает ребенка к развитию. И тогда компьютер становится удивительным средством, инструментом развития ребенка, развития его способностей, его творческих навыков. А там, где развитие – все остальное становится просто скучным.

 

Людмила Зотова:

Вы очень правильно обратили на это наше внимание. И прежде чем подпустить своего маленького ребенка к компьютеру (а ведь, действительно, первый шаг в этом направлении делают родители), стоит хорошенько продумать, что именно мы хотим получить, а также провести какое-то время у компьютера вместе с ребенком, заинтересовать его, показать, что тут можно получить пользу, а не просто развлекаться и убивать свое свободное время.

И все-таки, есть ли у Вас рекомендация родителям, с какого возраста можно сажать ребенка к компьютеру? Вы сказали, что ваши дети познакомились с компьютером в младшем школьном возрасте. Сейчас мы видим, что и дошкольники сидят у экрана, где им ставят, например, мультики. И с этого уже начинается привязка к компьютеру.

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

Можно сажать и раньше, можно и с дошкольного возраста. Главное – это что именно дают ребенку. Нужно, чтобы это были действительно интересные программы, программы, направленные на развитие. В нашей семье мы не ограничивались развитием своих детей исключительно через компьютер. Мы все всегда любили что-то такое натуральное и рукодельное. Рукодельные натуральные игрушки из дерева, матрешки. И народная наша игрушка детям нравилась больше, чем, скажем, всякие трансформеры пластмассовые, все эти ракетообразные монстры. Занятия керамикой, деревом, тканью – вот эта работа с материалом и изучение традиционных промыслов – это тоже дело очень хорошее. Для человека мир становится близким.

Это здорово делают японцы. Они научают своих детей любить материал: любить бумагу, любить тушь, любить кисть, любить то, что этим можно сделать. Но у них, конечно, и сама система письма – это же почти живопись, это искусство. И аппликации они делают. И, несмотря на то, что Япония очень компьютеризированная страна, дети с детства познают такой вот ручной труд. Использование такого натурального материала очень полезно. У меня до сих пор дочь дарит подарки, сделанные своими руками.

Кроме того, наши дети всегда любили какую-нибудь песенку вместе записать, сами споют и сыграют, дочь очень любила играть в театре. Сын очень хорошо танцует, ходит в танцклуб, потому что все время сидеть за компьютером не очень полезно. Вот такое сочетание занятий искусством, музыкой, театром, рукоделием уж никак не сможет обеспечить компьютер. А это очень много дает для развития ребенка, для его контакта с миром.

 

Людмила Зотова:

Но для этого надо, чтобы и сами родители во всем этом разбирались, были бы тоже увлечены каким-то своим делом. А сейчас мы часто видим родителей незрелых, не готовых к этой серьезной роли. Они сами нередко уходят в общение с компьютером, в бесконечные телефонные разговоры, в общение в соцсетях.

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

Ну да: личность рождает личность. В этом смысле мне, конечно, повезло: мой папа был очень разносторонним человеком, он знал много языков, рисовал… Уже потом, будучи ученым, он заочно закончил народный университет изобразительных искусств. Он также прекрасно музицировал, у него было начальное музыкальное образование. При этом он был кандидатом химических наук, доктором биологических наук, ведущим молекулярным иммунологом.

Мама моя очень любит древнерусское искусство. Она всегда водила меня в музеи икон, прикладного древнерусского искусства. Она очень любит хоровую церковную музыку. Она меня всегда водила по всем монастырям, когда они еще были закрыты, по всяким музеям, по Золотому кольцу и так далее. Мне родители дали очень много интересов в жизни.

 

Людмила Зотова:

И не только Вам, но еще и вашим детям. Можно было бы сказать, что Вам повезло. Но можно и признаться, что и Ваши родители, и Вы с женой очень серьезно, вероятно, отнеслись к своим родительским обязанностям.

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

Понимаете, вот если мы, допустим, хотим воспитать потребителя культуры. Ну, как можно воспитать потребителя культуры?  Вот, помните, Пушкин в своем стихотворении «Памятник» говорил: «…славен буду я, когда в подлунном мире жив будет хоть один пиит». То есть, если хотя бы один человек попробует срифмовать две строчки, Пушкин будет жив. Потому что этот человек попробовал и понял, как это делал Пушкин.

Вот это очень интересно. Я, например, занимался фигурным катанием, и у нас был там урок классической хореографии, мы занимались у станка. И я очень люблю балет, танец. Я понимаю, как он сделан, я вижу технику, понимаю, какой эмоциональный фон идет за этой техникой, что выражает человек этим танцем. Балет «Спартак» в записи я могу пересматривать бесконечно, это настолько красивый и сильный балет. Но все мои сверстники-подростки считали балет полной ерундой. Потому что сами не пробовали!

Я в то время, возможно, как-то прохладно относился к опере. Хотя я сейчас безумно люблю оперу. Это потому, что я сейчас служу, я знаю, что такое поставленный голос, я понимаю, как извлекается звук. Когда я слышу пение, я наслаждаюсь тем, как человек пользуется своим голосовым аппаратом. Я теперь очень люблю оперную музыку. Кроме того, я сам пробовал писать стишки, поэтому для меня важно, как сделано стихотворение: я могу это оценить, потому что сам пробовал.

Когда мы, например, работали с глухими детьми, у которых нарушена читательская деятельность, то мы старались, чтобы они прежде начали писать. Вот когда ребенок попробует написать рассказик, например, о том, где он был или как он провел выходной, и потом он увидит, как это делает писатель, он сможет оценить это.

Почему, как я считаю, у нас абсолютно провальные занятия рисунком и музыкой в школе? Я много где побывал за границей, был в Берлине, Праге, еще где-то. И я увидел, что там практически все взрослые читают по нотам. Перед началом, допустим, конференции им раздают ноты, слова – и они поют. Они читают ноты и, как правило, хоть на одном инструменте, хоть одну ноту, но каждый должен уметь сыграть. У каждого должен быть свой коронный номер: либо пианино, либо блок-флейта, либо голос, без этого нельзя. Каждый ребенок должен похвастаться тем, что он умеет: кто-то сел к пианино и сыграл «К Элизе» Бетховена, кто-то на блок-флейте сыграл какую-то другую мелодию.

То же самое и с рисунком. У них учат детей что-то сделать, а через это дети становятся удивительными потребителями культуры. У нас же, безусловно, очень много детей, которые ходят в кружки, занимаются, мы видим, что у нас очереди и в консерваторию на концерты, и в музеях полно студентов из художественных школ, из музыкальных школ. У нас в Москве видно, что те дети, которые охвачены таким образованием, они и посещают эти площадки. У нас нет театра, чтобы там не было аншлага, у нас распродаются все билеты. Но это все-таки потому, что Москва – большой город. А если посчитать на единицу населения, то все равно получается мало таких детей. А нужно, чтобы каждый школьник мог бы наслаждаться произведениями изобразительного искусства, произведениями музыкальной культуры, театрального искусства. И это все вытекает из совместной со взрослыми деятельности, хотя бы в той же школьной театральной студии.

Вот, мы сейчас в нашем центре для детей-сирот сделали театральную студию. И играя какие-то произведения, например, того же «Героя нашего времени», они его лучше понимают. Для многих «Герой нашего времени» стал любимым произведением: они его читали, они его играли. Так же и Гоголя, так же и еще что-то. В этом случае это перестает быть уроком, становится совместной интересной деятельностью.

Есть разные способы стимулирования интереса ребенка. Есть, например, принуждение: ребенка можно заставлять делать то-то и то-то. Называется это – неволя. А можно вызвать у человека заинтересованность, желание что-то делать. Это уже называется охотой. Когда есть охота, человек может забыть и про еду, и про сон. Ему и никаких денег не платят, а его за уши не оттащишь от этой деятельности. Потому и говорят, что охота – пуще неволи. Желание – лучше, чем принуждение. Но для того, чтобы было желание, нужно, чтобы наши педагоги, воспитатели, родители были в этом заинтересованы, чтобы они смогли свой интерес передать ребенку, зажечь его этим.

 

Людмила Зотова:

Это все верно, отец Петр, но это идеальная система, которой в нашей реальности просто нет.

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

Это не идеальная система, а это то, что должно быть. Это нормально.

 

Людмила Зотова:

Да, но нет у нас этого. И надеяться, что в ближайшее время что-то так изменится, что учителя музыки или рисования станут именно теми людьми, которые смогут вовлечь детей, привить им вкус к рисованию или к музицированию, надеяться на это, кажется, пока не стоит. Поэтому вся ответственность за вовлечение ребенка в эти культурные сферы сейчас лежит на родителях и бабушках-дедушках. Но для достижения цели, опять же, родители сами должны быть личностями, понимать, что именно через культуру его ребенок может получить адекватное представление о мире, о жизни, избежать участи человека, не умеющего общаться ни с кем, кроме экрана компьютера. То есть развитие всех культурных составляющих может стать противоядием в получении компьютерной зависимости.

Но родители сейчас тоже очень заняты: работа, какие-то встречи, быт…А ребенка, кроме школы, надо еще вести в кружки, театральные студии, музеи и так далее.  Да и у детей в школе нагрузка очень серьезная, мы это знаем. Как быть? Как это совместить с занятиями в школах искусства? Может быть, стоит пожертвовать успеваемостью в школе, как Вы считаете?

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

Я опять же возвращаюсь к моему соавтору Кристель Манске, у нее есть книжка «Учение как открытие».  Когда родитель помогает ребенку учиться, причем не то, что он стоит с ремнем над ним или вместо него что-то делает, а когда он учит ребенка структурировать эту работу – вот тогда все получается легко. Кристель работала и с детьми, страдающими от дефицита внимания, и с детьми с гиперактивностью. У таких детей произвольное сосредоточение на чем-то очень короткое, его хватает на чуть-чуть, и все разваливается. Так вот Кристель Манске учит структурировать работу, разбивать ее на какие-то фрагменты. Она дает алгоритм, как к этому подходить. И тогда уже все дается легко. Ведь, говорят: трудно съесть слона целиком, а по кусочкам – уже и не так сложно. Так и тут. На самом деле, надо детей учить учиться. Учить структурировать материал, его понимать. К ней приводили детей, которым ставили диагнозы аутизма, эпилепсии, и она только педагогическими методами, только структурируя их образовательную деятельность, полностью освободила их от этой симптоматики, их диагнозы были сняты. Все это происходило оттого, что их неправильно учили.

И, конечно, система обучения должна быть гибкой, потому что психика у всех разная, дети по-разному думают. Методика преподавания должна быть гибкой, соразмерной ребенку. И тогда учение будет в радость. Учение будет как открытие, а не как наказание. Цена образования, которое дается через силу, невысока.

 

Людмила Зотова:

Сейчас слышится много нареканий в адрес наших школ. Чем старше становится ребенок, тем более тревожно родителям по поводу его школьного  образования. В старших классах идет сплошное натаскивание на ЕГЭ. Вместо того чтобы человек погружался в знания и открывал для себя этот мир, ему предоставляется дрессировка. Не могли бы Вы порекомендовать в этих условиях переводить детей на домашнее обучение? Сейчас система домашнего обучения развивается, дети экстерном сдают зачеты, а знания получают дома с близкими.

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

В тех случаях, когда у ребенка развивается школьный невроз, рекомендую однозначно. У нас в Москве есть даже специальные центры: центр помощи детям, обучающимся на дому. В этом центре есть и уроки, центр обеспечивает ежегодные сдачи в экстернате всех соответствующих предметов, получение государственного аттестата, координирует деятельность родителей. Конечно, когда у ребенка школьный невроз, когда он после ответа у доски приходит с чисто невротическим жаром и ангиной, когда ему сам организм помогает защищаться от школы – ясно, что там дело не пойдет. Таким детям рекомендовано именно обучение на дому, и эти центры оказываются очень полезными.

 

Людмила Зотова:

А если ребенок вполне здоров, но родители хотят избавить его от такой школьной системы и муштры, как им лучше поступить?

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

Это вопрос сложный. Если мы готовим ребенка к вузу или еще к чему-то, то все же лучше не создавать ему бархатные условия, а пытаться с помощью психолога, например, преодолевать те условия, которые реально есть. Тем более что коллектив – тоже вещь нужная, и ребенок тоже должен уметь жить в коллективе. Поэтому, я думаю, что если есть ресурсы помочь ребенку адаптироваться в этой ситуации, то, конечно, это надо использовать. И даже работа на сопротивление, мне кажется, тоже может быть полезной, надо давать ребенку какой-то навык и закалять ребенка, если ему при этом и помогать. Если же все бросить на самотек и поставить его лицом к лицу перед обстоятельствами – пусть сам выплывает, – то это, конечно, неправильно. Это как раз и может привести к тому самому школьному неврозу.

 

Людмила Зотова:

Но вот ребенок растет, заканчивает школу худо-бедно, выходит с аттестатом из школьных стен. Наступает проблема получения высшего образования. Это тоже довольно сильно тревожит родителей, потому что образовательная система в вузах за последние годы сильно изменилась благодаря различным реформам, и чаще всего не в лучшую сторону.

Семнадцатилетние юноши и девушки не представляют, не знают, какой вуз выбрать. То есть профессиональное свое будущее они пока не могут увидеть. И родители толкают их туда, где, как им кажется, легче поступить, или в вуз, выпускники которых, по их мнению, наиболее востребованы. Сталкиваясь с системой обучения, ребенок не всегда с ней справляется или понимает, что образование, которое здесь дают, это совершенно не его путь. Бывает так, что ребенок прекращает обучение, уходит из вуза, и родители, естественно, тревожатся о его будущем. Такие случаи не так уж редки сейчас. Что здесь можно посоветовать?

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

Все-таки у нас нет обязательного высшего образования, поскольку высшее образование носит академический характер. Далеко не все люди склонны к такой академической работе: к преподавательской деятельности, к научной деятельности. Человек должен понять, что же его привлекает в жизни. Для этого нужно, чтобы он много пробовал.

Когда я учился в аспирантуре, у нас вела занятия очень известный психогенетик Равич-Щербо. Психогенетика – наука очень интересная. Она изучает и пытается дать ответы на вопросы, что врожденное, а что у человека приобретенное. Что от генов, а что всасывается с молоком матери, то есть воспринимается ребенком с самых первых дней. Она чувствовала, что у ее ребенка хороший потенциал, но она не понимала, что именно ему подойдет. И она старалась ребенка и туда привести, и туда – где отзовется. И как-то она привела его в биологический кружок на биофак – и все. Вот это так зацепило ее ребенка, что он потом стал очень известным экологом. Его природа стала интересовать не только в рамках зоологического кабинета, но и в рамках всей страны.  И она как ученый всегда говорила, что очень важно давать ребенку много вариантов.

 

Людмила Зотова:

Давать эти варианты, пока ребенок еще учится в школе, да? Это надо иметь в виду для детей школьного возраста?

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

Да, чтобы школьник мог сориентироваться. И если человек уже идет в высшую школу, не так страшно, если он и ошибется в выборе образования. Сейчас новая система позволяет на базе бакалавриата пройти магистратуру уже по другой специальности. То есть сама система получения высшего образования стала как бы универсальной. Действительно, если человек прошел бакалавриат, он потом уже может выбрать себе подходящую магистратуру и подходящую профессию. То, что раньше называлось вторым высшим образованием, сейчас называется магистратурой. И такие возможности надо использовать. Вот к нам, на наш психологический факультет, именно на магистратуру приходит очень много людей с самым разным высшим образованием. Они проходят сначала нулевой курс, это у нас как бы такой ликбез. А потом проходят двухлетнее обучение в магистратуре. Получается, что эти люди в свое время не знали о профессии психолога, об этом мало говорилось. Но если бы они были своевременно сориентированы, они бы сразу выбрали это своей профессией. Поэтому очень важно для ребенка его ориентирование на разные виды деятельности. Когда есть выбор, тогда есть и это счастливое совпадение, когда и можется, и хочется.

 

Людмила Зотова:

То есть надо предоставлять ребенку такую возможность выбора.

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

Да. А то, знаете ли, иногда родители жестко детерминируют направление образования ребенка. Ребенок, кажется, и успевает, и все хорошо получается, но потом он говорит: это не мое.

 

Людмила Зотова:

Отец Петр, Вы возглавляете факультет психологии при Российском Православном университете. Сейчас довольно часто люди, заканчивающие школу и не знающие, куда себя определить, идут в психологи. Это кажется интересной работой, и многие непрофильные вузы, учитывая такой спрос на это образование, открывают у себя психологические факультеты. Но когда человек заканчивает обучение, получает это образование, оказывается, что психолог из него никакой. И мы встречаем очень много специалистов с дипломами психолога, обращаться к которым не просто бесполезно, но и порой опасно. Как бы Вы посоветовали: кому стоит получать такую специальность?

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

К этому надо относиться нормально. А сколько у нас людей кончает театральные вузы? Но не все же становятся народными артистами! Кто-то просто ведет театральный кружок, досуговый кружок. И это тоже хорошо.

Когда люди идут в психологию, то большая часть абитуриентов хочет решить свои психологические проблемы, они хотят разобраться в этом и они делают это для себя. И это тоже нормально. Нормально получить такое образование для себя. Оно пригодится потом в другой области. Давайте подумаем: например, разного рода химических задач мы с вами в течение дня все-таки немного решаем?

 

Людмила Зотова:

Пожалуй, да.

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

И даже если мы что-то варим или жарим, мы как-то при этом не лезем в химические формулы. Задачи по физики мы в течение дня тоже не очень решаем. А вот с психологическими проблемами мы в течение дня сталкиваемся постоянно. И в воспитании своих детей, и в общении и так далее. Тот вид деятельности, который всегда с нами – это та область решения задач насущных, ежедневных психологических и, наверное, экономических тоже. Ведь много людей из-за экономической неграмотности попадают в очень трудные ситуации.

Поэтому мне кажется, что это образование универсальное. Оно потом может приложиться запросто в любой другой области.

 

Людмила Зотова:

Этого не надо бояться.

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

Не надо этого бояться. А что касается того, каким психологом будет человек, надо заметить, что не все психологи консультируют. Многие преподают. Психологическое консультирование – это, я бы сказал, образование плюс некоторый талант. Этот талант у кого-то открывается, у кого-то нет. Уповать на систему тестов и какой-то инструментарий, надеяться, что с этим набором у тебя все получится, это неправильно. Мне одна психолог говорила, что психологи должны быть люди уже по второй специальности. Тогда они уже понимают, что эта помогающая профессия и есть их призвание.

Поэтому психологическое образование не помешает никому, а консультирующим психологом, конечно, должны становиться люди, у которых к этому есть призвание. Например, сейчас в Москве происходит масштабная переподготовка московского духовенства. Они получают все новые знания по богословию, по разного рода административным проблемам, по обществоведению. И в том числе им дают знания по каким-то актуальным проблемам, необходимым в пастырской деятельности. Например, об алкогольной зависимости. И научный руководитель нашего факультета, глава нашего факультета профессор Борис Сергеевич Братусь преподает там психологию. Видите, сегодня пришли к выводу, что священникам точно нужно психологическое образование.

 

Людмила Зотова:

Ну, и не только священникам. Если учесть, что большинство людей создает семьи и воспитывает детей, то, как Вы сказали, психологическое образование всегда будет помогать при воспитании детей.

 

Отец Петр, в передачах цикла «Семья» мы часто говорим о важной роли отца в жизни ребенка и о том, что сами отцы не всегда готовы выполнять возложенную на них функцию. Нередко их инфантилизм не позволяет стать настоящим отцом ребенку. Это проблема современной семьи, по мнению многих.

В редакцию радио пришел вопрос от молодого человека: «Хотелось бы услышать ответы по компенсационным техникам воспитания отцов, если ребенка воспитывает мать-одиночка. Если сын матери-одиночки  уже вырос, хочет создать семью, но понимает, что до роли отца он так и не дорос, что ему в этом случае предпринять?»

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

К сожалению, действительно проблема отцовства, как цепная реакция, дает свой след на последующие поколения. Это такое бремя, которое ложится на отцов, сынов, детей и так далее. Даже не до седьмого колена, а дальше. Действительно, прервать эту дурную бесконечность на какой-то ступеньке было бы очень хорошо. Есть уже, по-моему, понимание этой проблемы. Есть сайт и за границей: «отцов.нет», и у нас этим психологи занимаются, вышла книга об отцовстве протоиерея Андрея Лоргуса, в издательстве «Никея». Вышла книга итальянского автора Небрини. Этот человек занимался изучением Данте. Но к нему пришли жители его родного города Биргема и сказали, что в школах мы просто теряем детей. Они вынудили его стать директором школы. И он, не будучи педагогом, создал свою педагогическую систему, открыл школу. У него вышла книга «От отца к сыну».

Так что есть осмысление этой проблемы, есть книги, написанные по этому вопросу. А что касается широкой практики, этого пока нет. Но любой человек, который осознает эту проблему, может в индивидуальном порядке обращаться к психологам и решать эту проблему. Потому что при решении проблемы пятьдесят процентов успеха – это осознание самой проблемы. Но я также знаю, что во многих местах думают о создании такой программы. Со временем, я думаю, это станет распространенной методикой работы.

 

Людмила Зотова:

А пока молодому человеку, задавшему вопрос, можно посоветовать, во-первых, обращаться к книгам, а во-вторых, попробовать найти психолога, который сможет помочь ему обрести уверенность и те качества, которые в дальнейшем могут быть нужными для роли отца.

 

Еще один вопрос от слушательницы Наталии: «Что делать, если в семье инфантильный отец? Уходить, пока дети маленькие, или терпеть, а потом пожинать плоды инфантильности у сыновей? Может быть, с точки зрения психотерапии, есть какая-то альтернатива?»

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

Понимаете, у нас очень многие вопросы пытаются решить радикально: разводиться или не разводиться? Может быть, вначале попробовать какую-то реабилитацию? Попробовать вместе с этим отцом прийти к психологу. Нет человека – нет проблемы? Да не бывает такого! Ну, не будет рядом этого человека. Но это не означает, что и проблемы больше не будет: проблема усилится. Проблема инфантильного отца заменится проблемой безотцовщины. Это не решение проблемы. Прежде всего, надо пытаться как-то работать в этом плане. И, потом, я все-таки считаю, что уходить надо в крайнем случае, когда есть угроза жизни и здоровью ребенка, когда видно, что ситуация откровенно травматична, что она ничем хорошим для ребенка точно не заканчивается. Тогда конечно. Это нужно там, где есть насилие, есть алкоголизм, наркомания, и речь идет о том, чтобы спасать ребенка.

А в приведенном случае этого нет. Здесь и с ребенком тоже можно отдельно работать, восполняя это дефицитарное развитие, искать психолога и для отца, и для ребенка.

 

Людмила Зотова:

А есть ли сейчас хорошие психологи, способные действительно помочь человеку справиться с ситуацией? Часто обращения к психологам оставляют человека разочарованным, он не получает ничего обнадеживающего, ничего конструктивного.

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

Во-первых, сейчас для психологов увеличивается возможность получения информации, образования, каких-то навыков. Если человек в профессии ориентирован на рост, у него с каждым разом появляется все больше ресурсов, чтобы стать хорошим психологом. Тут беда в том, что на фоне востребованности этой профессии, увеличивается интерес к тому, чтобы, используя этот тренд, делать на нем деньги. Поэтому психология сегодня – это и самая развивающаяся наука, и самая дискредитируемая. Сегодня психологами называют себя те, кто прошел какие-то двухмесячные курсы.

 

Людмила Зотова:

В двух словах: есть ли критерий, позволяющий понять, что этот специалист сможет помочь, что он профессионал?

 

Протоиерей Петр Коломейцев:

А по плодам. Самое лучшее – это отзывы.  Ну, и конечно – это принадлежность специалиста к определенному сообществу, к определенной школе. Сейчас складывается, например, московская школа христианских психологов. Это достойное сообщество. А любое сообщество создает уже внутри себя необходимую атмосферу и роста, и развития, и контроля, и самоочищения.

 

Людмила Зотова:

К этой московской школе относятся такие психологи, как Борис Сергеевич Братусь, Наталия Владимировна Инина, которые уже  были гостями студии радио «Град Петров». А также гость этой передачи: декан факультета психологии Российского Православного университета, клирик храма Косьмы и Дамиана в Шубине протоиерей Петр Коломейцев.

Спасибо, отец Петр, за беседу, будем рады новым встречам на волнах нашего радио.