«Сильное государство – актуальная тема»

Александр Борисович Гарин

Духовные основы государственности

Передача 8 (из 10)

АУДИО + ТЕКСТ

Материальное богатство является результатом духовного основания, заложенного в основу западноевропейского государства. Только в западноевропейском государстве расцвел капитализм.

Что такое капитализм? То, что называется капитализмом в России – это необязательно капитализм западноевропейского образца сегодня. Я уже упоминал французскую пословицу, которую цитировал Гегель: «Нет героя для камердинера» – о том, что камердинер смотрит на человека со стороны его низких, сугубо материальных потребностей. Когда мы говорим о капитализме, можно представить себе что угодно: бандитов, которые сложили свой первый капитал, чистый эгоизм, борьбу локтями и так далее. Но такой капитализм является больным, непривлекательным, его нельзя путать с приличной жизнью в успешных странах Запада. Эгоистический рынок в среде, которая не имеет никакой человеческой солидарности, и, скажем, Западная Германия – разные вещи. То, что мы видим в Индии, в Колумбии или даже в южной Италии непохоже на то, что мы наблюдаем во Франции или в Германии. Какая разница?

Приличный капитализм, который оказывается более эффективным, основан на правовой защищенности. Это значит, что средний класс, который сделал состояние и стал сравнительно независимым с помощью своего легитимного труда, имеет возможность честно работать и существовать, используя экономическую рациональность, то есть с помощью рациональной борьбы на рынке. Это отнюдь не само собой разумеется. Можно себе легко представить ситуацию, в которой кто-то хочет открыть на своей улице уже третий ресторанчик. Он умеет готовить еду или обслуживать гораздо лучше, чем его конкуренты, на этом он делает свое состояние, и конкуренты должны сойти со сцены. В конечном итоге во втором поколении мы получаем уже капиталиста.

Известно, что в США меняются владельцы маленьких лавочек. Когда-то маленькие овощные лавочки были в руках у итальянцев. Итальянские эмигранты зарабатывали, а их дети, пользуясь другой стартовой позицией, другими капиталами, начинают восхождение по социальной лестнице, прибегая к другой экономической деятельности. Место итальянцев занимают корейцы, которые используют все свои возможности для того, чтобы в честном труде выйти наверх и так далее. Это одна из динамик, которые мы видим в американском мире.

Но можно легко представить альтернативную систему: я хочу открыть ресторан, но попробуй-ка я это сделать? Я его открываю, ко мне являются молодые люди спортивного телосложения и говорят о том, что место занято, уже есть ресторан и хватит. Я могу аргументировать тем, что я понижу цену, и это будет лучше для людей. Но рэкетиры мне возразят, что они в этом не заинтересованы. Их интересует только налог в свою пользу. Известно, что на рынках иногда доминирует мафия и не дает снизить цену на картошку какому-нибудь крестьянину, который приехал и хотел бы ее продать. От этого страдает потребитель. Эти мафиозные отношения построены на харизме силы. Молодой человек, сидящий за рулем мерседеса с тонированным стеклами и включающий радио с разбитной песенкой, обладает харизмой в глазах некоторых. С другой стороны, в глазах других это не харизма, это ужас. Но если такие молодые люди контролируют рынок, то никакого среднего класса не создается. Есть несколько богатых людей, и на этом кончается динамика развития. В данном случае грубая сила доминирует над экономической целесообразностью, и экономическая целесообразность не имеет шансов проявить себя.

Для того, чтобы уточнить, как происходил положительный процесс в Европе, давайте обратим внимание на Германию. Когда мы сегодня видим немцев, то мы видим нечеловеческую чистоту, все на своих местах, все разлиновано. Сельская местность – просто игрушечка. Трактора, которые работают летом на своих участках – как иллюстрация в детской книжке о том, как нужно обращаться с сельским хозяйством. Немцы являются образом, максимально приближенным к порядку, к чистоте. За ними закрепились такие качества, как пунктуальность, обязательность, трудолюбие. В свое время Гитлер был убежден, что это просто гены, и немцы являются таковыми с самого начала. Удивительно, но ментальность, с точки зрения современного историка – это вещь, которая подвержена историческим  колебаниям, она развивается.

Если мы вернемся к 1570-1600 годам, ко временам Эразма Роттердамского, то мы можем убедиться, что у немцев была очень плохая репутация. Эразм Роттердамский пишет о том, что в германских гостиницах невозможно остановиться, они грязные, сами немцы ленивые, глупые. Вспомните картину Брейгеля Роттердамский пишет о том, чтона тему похвалы глупости, очень модную в то время: крестьяне лежат на земле под деревом, разинув рот, и ждут, когда им свалятся с дерева галушки и блины. Не работать и хорошо жить – вот мечта идиота. И этот образ ассоциировался с немцами: алкоголики, положиться на их слово нельзя, грязные, ленивые. Через двести лет, где-то к 1800 году, картина уже приблизительно такая, как сегодня: немцы педантичные, трудолюбивые, аккуратные. За эти двести лет произошло воспитание так называемых буржуазных добродетелей.

На эту тему есть много исследований, которые показывают, что к 1648 году, к концу Тридцатилетней войны между протестантами и католиками, в которой никто не смог одолеть друг друга, возникло государственное движение в сторону порядка. Если мы вспомним ситуацию накануне Реформации, которая началась с тезисов Лютера в 1525 г., то мы видим, что на Западе центральной силой, преобразовывающей общество, была Церковь. До сегодняшнего дня существует скорая помощь «Мальтийский крест». Католическая церковь занимается и сегодня образованием, например, на юге Германии. Больницы своим существованием в значительной мере обязаны функционированию Католической церкви. В результате Реформации Католическая церковь лишилась материальных ценностей, и после войны, оставившей лежащей в руинах Германию, возникла проблема заполнения вакуума. Эта обязанность в северных протестантских странах теперь легла на государство. Нужно было решать вопросы, связанные с безопасностью, здравоохранением, образованием.

Поначалу позиция была вынужденной. Старые структуры не работали, значит, их нужно было заменить новыми, и сначала позиция государства заключалась только в том, чтобы дать необходимое. Но через некоторое время государство вошло во вкус и занялось более конкретной деятельностью. Очень важно, что это не было государство, построенное на силе. В сознании укоренилась идея правового государства. Идея немецкой реформы, внесения структур порядка в пользу населения базировалась уже на юридическом фундаменте и не состояла только в том, чтобы приказывать.

Мы сейчас говорим о сильном государстве. Эта тема очень актуальна. Сильное государство можно воспринимать как государство, построенное по модели армии. Главный государственный деятель приказывает, существует вертикаль, передающая приказания сверху вниз. Такая система, к сожалению, не эффективна. Основа немецкого успеха в данном случае состояла как раз в том, что государство не приказывало, а координировало. Реформа заключалась в том, чтобы найти какие-то социальные силы снизу, которые были в силах понять дух реформ сверху и «довести их до ума». Наверху из центра понять в деталях, что нужно внизу, в локальных географических точках, невозможно, поневоле все превращается в карикатуру. В России именно так и получалось: очень часто умные идеи сверху, доходя до низов, превращались в карикатуру. В Германии же удалось найти местные автономные образования юнкеров, помещиков и заинтересовать их в общем духе реформ, найти эту смычку между движением сверху и движением снизу. Общий дух реформ заключался во внесении рациональности, но эта рациональность должна была найти свое конкретное воплощение в инициативе снизу.

Приведу пример. Это эпоха построения хорошо упорядоченного полицейского государства. Марк Раев, эмигрант первой волны, написал книгу «Хорошо упорядоченное полицейское государство». В ней есть подзаголовок: «Социальные и институциональные перемены с помощью закона в Германии и России с 1600г. по 1800г.». Эта теория Марка Раева стала одним из составных элементов в подходе к истории нового времени. Она заключается в следующем: на основе правовой культуры возникли автономные образования или ассоциации на нижнем уровне общества. Для России это была попытка образовать земства, самоуправление. В Пруссии это были прусские помещики. Реформа состояла в рекомендациях и в координации, в распределении риска, уменьшении риска для предпринимателей. Рекомендовалось в соответствии с новейшими научными открытиями высаживать плодовые деревья. Не приказывалось, а рекомендовалось. Помещики, которые высаживали эти плодовые деревья, поощрялись с помощью налоговой системы. Через некоторое время помещики понимали, что это выгодно для них, и эта посадка плодовых деревьев, постепенно совершающая аграрную революцию, распространялась по Германии.

Такого рода процесс и приводил к тому, что общий дух реформ выдерживался на самом низу, не превращался в карикатуру. Очень важно, что за этим стоял другой дух. Дух протестантизма был порожден тезисом Лютера о том, что человек может и должен жить по совести. Если раньше опасались, не станет ли неподготовленный человек интерпретировать Библию вкривь и вкось и делать какие-то сумасшедшие выводы, то Лютер высказал оптимистическое предположение, что у каждого человека есть внутренний голос, совесть, который даст ему здравую интерпретацию Библии. С этим связано представление о первых протестантах: книга всегда на столе, всегда в свободное время семейное чтение и так далее. Лютер сказал, что монастырскую этику надо перенести на мир, то есть человек должен жить в миру, но каждый момент своей жизни он должен жить по совести. Лютер предоставил довольно широкое поле для самостоятельности  и для маневра, надеясь на то, что человек будет руководствоваться совестью, и в рамках этой правовой автономии сможет жить социально, а не антисоциально.

Эразм Роттердамский предупреждал Лютера, что он выпускает джинна из бутылки, начнутся разные толкования, начнутся движения, конфликты, войны. Он был прав. Мы можем привести в пример Крестьянскую войну, когда Мюнцер предлагал немедленно ввести в общество огнем и мечом примитивный коммунизм на основе чтения Библии. Но в целом Лютер внес новый дух в Германию. С этим же духом была связана программа воспитания буржуазных добродетелей. Огромное количество памфлетов, через школу, через Церковь человек воспитывался в новом духе.

Если мы вспомним популярную тему Брегеля «Похвала глупости», то буржуазные добродетели направляли человека к совершенно иным ценностям, не феодальным и не аристократическим. Если аристократ блестящ, у него великолепная одежда, то маленький скромный человек, живущий по совести, чист, у него не блестящая одежда, но аккуратная. Если богатый аристократ должен обладать добродетелью великодушия, например, создавать праздник людям на своей улице, то маленький скромный человек, живущий по совести, не в состоянии это делать, но он может быть, по крайней мере, экономически независимым, не брать в долг. Это добродетель домашней хозяйки, которая не заимствует деньги, а к которой приходят за деньгами. Если аристократ блестяще образован, путешествовал вокруг всего света, побывал в разных странах, у него родственники аристократы других национальностей,  то маленький человек, живущий по совести, не может себе это позволить, но зато он глубок. Уж если он что-то делает, то делает это честно, по совести, до конца, профессионально.

Эти качества: педантичность, чистоплотность, трудолюбие были поначалу великими качествами независимости и свободы маленького человека. В течение 200 лет они воспитывались с помощью школы и Церкви и дали свои результаты. Правовая система дала автономию этим маленьким людям, возможность стать на свои ноги и построить легитимное богатство. Такой средний класс является фундаментом современного здорового общества. Это средний класс не просто по доходу, а по легитимному доходу.

Приблизительно к 1800 г. Германия переменила свой вид: у нее другие улицы, другие гостиницы, люди одеты по-другому. Она стала почти тем, что мы связываем с немцами сегодня. Воспитание буржуазных добродетелей стало настолько само собой разумеющимся, что уже перешло в инерцию, и над этим стали смеяться. Это стало называться филистерством и мещанством. Гете стал смеяться над этим, русские интеллигенты и аристократы стали смеяться над этим, но если мы вернемся к российской действительности сегодня, то именно этого легитимного богатства среднего класса, маленького человека, обязанного своей порядочностью тому, чего он достиг, и не хватает. Когда мы смотрим на изменение ментальности в Германии, то можем сделать оптимистический вывод, что ментальность можно изменить и надо изменять, и будем надеяться, что она очень быстро изменится.