QR-код для пожертвований через СБП в вашем смартфоне.
ВЕРСИЯ ДЛЯ ANDROID
Современная русская проза
Протоиерей Александр Степанов: Мне хочется поговорить о современной русской прозе. Наш разговор естественно не будет замыкаться только в кругу православной тематики — я имею в виду не духовную литературу в собственном смысле этого слова, а ту литературу, которая сейчас наполняет прилавки наших магазинов. Более того, я бы хотел существенно сузить этот круг до той литературы, которая может быть интересна православному человеку и вообще человеку думающему и пытающемуся как-то осознавать свою жизнь.
В России литература действительно играла очень большую роль в жизни общества, гораздо большую, чем в других странах. Сохранила ли литература эту позицию сегодня? О чем думают сегодняшние писатели? Что находится в центре их внимания? Важно рассмотреть эти вопросы не только из любопытства, но и потому что умный и чуткий человек способен в своем сознании, в своем внутреннем мире точно отражать основные процессы, которые происходят вокруг него, обнажать нерв жизни. Для церковных людей это тоже небезынтересно. Что светские люди считают главной проблемой сегодняшней жизни, главной задачей сегодняшнего человека? Кто в центре внимания? Литература может помочь нам ответить на эти вопросы, которые касаются не только литераторов, но и познания жизни вокруг нас. Писатель как человек наиболее тонко чувствующий и умеющий точно называть вещи своими именами помогает нам в этом разобраться. В чем с вашей точки зрения заключается польза в светской литературе для верующего человека?
Священник Игорь Поляков: Безусловно, церковному человеку нужно читать светскую литературу. Я попробую ответить почему. Вы сказали о важности русской литературы, а я хочу повторить мысль, ставшую расхожей в наше время, — в России 19-го века литература играла слишком большую роль. Не сама литература, а литератор, который был возведен на пьедестал пророка, учителя и священника. Может быть, это и было хорошо для своего времени. Сейчас литература выполняет другую функцию. Основная функция литературы — это развлечение или, если говорить о серьезной литературе, предоставление возможности человеку сказать о своих чувствах, о своем видении мира, о своем переживании мира. Высказанное вызывает сопереживание у других людей и через это сопереживание человек приходит к пониманию жизни. Это помогает в кризисных ситуациях — так было у меня, когда я получил поддержку в нерадостных раздумьях, читая роман Татьяны Толстой «Кысь». У меня поднялось настроение, и я увидел в жизни то, что не видел раньше. Современную литературу надо оценивать в ее нынешнем состоянии, не пытаясь вернуть современную литературу к тому стандарту, который был навязан школьными программами. Я имею в виду стереотип литературы, которая заменяет человеку все формы духовной жизни.
Протоирей Александр Степанов: То есть литературу надо поставить на свое место, которая она должна занимать в жизни.
Священник Игорь Поляков: Литература — это форма жизни, невозможно направить жизнь туда, куда нам хочется. Она развивается по своим внутренним законам, у нее своя внутренняя логика. Определяя православное отношение к литературе, нужно дать правильную оценку тому явлению, которое мы видим.
Жанна Сизова: Мнение о том, что православному христианину не подобает читать современную прозу и поэзию сейчас очень распространено. Однако я вспоминаю как я в 17 лет читая Воннегута выписывала на листочек и дарила своим друзьям его слова «Господи, дай мне душевный покой, чтобы принимать то, что я не могу изменить, мужество изменять то, что я могу и мудрость для того, чтобы отличать одно от другого». Потом, несколько лет спустя я нашла те же самые слова у оптинских старцев. Какая могла быть связь между Куртом Воннегутом и оптинскими старцами? Я говорю это к тому, что святоотеческая литература предполагает то зерно, ту кристальную молекулу, которая представляет собой обнаженное знание для ума и сердца. Современная литература есть лишь преломление этой самой молекулы в другом контексте, в контексте современного человека. Здесь же я хочу сказать возможно неприличную и возможно крамольную мысль — я полагаю, что современная проза должна быть прочитана пастырем. Колоссальные толпы идут за дьяконом Андреем Кураевым для того, чтобы послушать его рассказы о «Титанике» и о Пелевине — через некие ярлыки, которые цепляют ухо современного человека, Кураев находит путь к сердцу. Пастырь должен знать современную литературу. Современную литературу нужно изучать в школах и прежде всего в православных школах. Дети, воспитанные только на образцах русской литературы в частности на сборнике «Искра Божья», не знают ничего другого, не знают альтернативы.
Существует проблема читателя. Об этом хорошо говорила Людмила Улицкая — иссякает читатель, который погружается в чтение, который выйдя из своего сна просыпается только тогда, когда начинает читать и засыпает вновь, когда прочитывает книгу. Сейчас разговор о русской литературе действительно очень актуален. Бесконечно звучит тезис о том, что русская литература умерла. Насколько она умерла — это очень двойственный вопрос. Как сказал отец Игорь, литература это живое тело, пульсирующее тело, которое дышит и развивается. На мой взгляд, единственная беда в том, что современная литература, будучи этим самым живым телом, нынче превращается в органику, читая которую порой хочется закрыть нос. Вот беда современной литературы.
Священник Игорь Поляков: Я с вами согласен. Стоит обсудить вопрос о том, что такое хорошая и что такое плохая литература.
Протоиерей Александр Степанов: Можно ли говорить об этом в качественных категориях? Может быть, одному нравится одно, а другому другое? Есть ли объективная истина на этот счет — это вопрос для отдельного разговора.
Священник Игорь Поляков: Есть литература гадкая, изначально запрограммированная так, что писателю хочется писать о гадком.
Протоиерей Александр Степанов: Мы говорили о том, что подлинная литература отражает что-то очень важное. Все мы помним из школьной программы слова Белинского о том, что «Евгений Онегин» это энциклопедия русской жизни. Если мы хорошо читали Белинского, то мы помним, что это сказано не потому что Пушкин написал обо всем понемножку и составил набор всего обо всем, а потому что он показал одного человека — с его точки зрения, самого характерного и самого лучшего представителя общества того времени. Вглядевшись в него внимательно, препарировав его образ, он дал нам срез жизни русского общества первой четверти 19-го века. О чем пишут сейчас? Что и кто находится в центре внимания современной литературы? Кто он, герой нашего времени, судя по тем книгам, которые представляются вам серьезными?
Жанна Сизова: Герой нашего времени — это человек и его свобода. Видимо, устав от времени, когда литературный герой жил под диктовку, герой современной литературы ищет свободу. Вместе с этим герой современной литературы, в отличии о героя классики, лишен вертикали. Он распластан в горизонтали, он теряется в предметах. Он теряется в отсутствии синтаксиса. Он взбирается на гору и не доползает до вершины. Он видит тусклый свет и не знает, куда этот свет приведет. Как пример можно привести героев Пелевина. Этот молодой сорокалетний автор бестселлеров никогда не был христианином. Пелевин — буддист, который каждые три месяца уезжает в буддистский монастырь. Парадокс в том, что в России у него колоссальное количество почитателей. Он пишет о свободе. Он пишет о том, как можно освобождаться от собственного «я». Это легкая метафизика, приличная и притягательная для уха современного читателя.
Священник Игорь Поляков: Есть особый пласт литературы, которая пытается осмыслить наше недавнее прошлое, участниками которого мы были. Здесь можно упомянуть Владимира Сорокина, у которого есть прекрасное произведение «Норма». На примере этого произведения можно рассмотреть всю брутальность, всю отвратительность и гадливость современной литературы. Но как литературно точно и изысканно передано ощущение того времени! Это небольшая книжечка составлена из нескольких рассказов, в которых описывается то, как люди на разных социальных и культурных уровнях едят Норму. Норма это продукт, который навязан обществом всем людям и люди обязаны есть эту Норму, приготовляемую из экскрементов. У книги довольно нелепый сюжет, но после прочтения этой книги возникло ощущение точной передачи реальности моих ощущений жизни в советском обществе при тоталитарном влиянии и насилии, которое совершалось в обществе. В книге очень точно показаны многие другие аспекты жизни в этом времени — конформизм, беспринципность и многие черты, которые сохранились в наше время. Это одно из направлений осмысления нашего прошлого.
Человек не только интеллектуально, но и биологически устроен так, что он ищет смысл жизни. Если он не ищет смысл жизни, он начинает разрушаться и заболевать. Эта черта тоже отражается в литературе. Я уже упоминал роман Татьяны Толстой «Кысь». В нем показан архетип русского человека-правдоискателя. Он нелеп и абсурден, мир, в котором он живет, тоже нелеп и абсурден, но этот человек является героем нашего времени. Он пытается противостоять этому дикому и страшному миру, ищет смысл, который в конце концов находит. На фоне общего развала внешней материи мира происходит торжество смысла. Эта книга о внутренней духовной реальности, о стремлении человека обрести смысл жизни.
Есть и просто развлекательная литература, которую интересно читать, она отвлекает людей от повседневных забот. Такая литература должна быть и очень хорошо, что она есть.
Протоиерей Александр Степанов: Тема свободы — совсем не нова в литературе 20-го века. Она была в центре внимания экзистенциалистской литературы. Как вам кажется, по сравнению с экзистенциалистами внесено ли что-то новое в эту тему, если да, то что?
Жанна Сизова: Насекомые.
Священник Игорь Поляков: ?
Жанна Сизова: Насекомое как новый герой русской литературы в 90-е годы. Например, творчество Пелевина. Хотя этой темой болел и Чапек, написавший «Из жизни насекомых». Появился новый герой и возможно это связано с тем, что человек как явление досказанное дополняется присутствием другой зоологии, существом стрекозиным и муравьиным.
Условно говоря, современную прозу можно классифицировать по трем направлениям. Это постмодернизм (Пелевин), постреализм (Людмила Улицкая) и проза non-fiction, т.е. литература существования (Саша Соколов).
Отец Игорь сказал о своем очаровании Татьяной Толстой и ее «Кысью». На мой взгляд, Улицкая заслуженно получила своего Букера, потому что она во многих аспектах пошла дальше Толстой, хотя принято считать, что проза Урицкой это очень гладко причесанная, очень интеллигентская, аккуратная и приятная во всех отношениях проза — достойное дачное чтиво. Прозой Улицкой зачитываются сейчас многие. Продолжая тему читателя, мне хотелось бы процитировать Улицкую. В повести «Сонечка» она говорит о классическом образце читателя. Речь идет о героине Сонечке: «Что это было? Полное непонимание игры, заложенной в любом художестве, умопомрачительная доверчивость не выросшего ребенка, отсутствие воображения, приводящего к разрушению границы между вымышленным и реальным или напротив столь самозабвенный уход в образ фантастического, что все остающееся вне его пределов теряло смысл и содержание. Чтение, которое стало легкой формой помешательства не оставляет во сне, свои сны тоже как бы читаешь. Увлекательные исторические романы, шрифт книги, чувствование абзацев и отточий — это внутренние смещения, связанные с болезненной страстью во сне усугубляются и выступают там полноправным героем, существуя на тонкой грани между ощутимой авторской волей заведомо известной и своим собственным стремлением к движению, действию и поступку».
Такова проблема читателя на которого сейчас принято сетовать. С появлением интернета и колоссальной «паутинной» прозы читатель начинает иссякать. Но все-таки книги раскупаются, и если книги издаются огромными тиражами, значит литература живет.
Священник Игорь Поляков: Сонечка, о которой вы говорили, это пример классической, романтической читательницы. Современный читатель — сопереживатель и сотворец самому писателю.
Жанна Сизова: Он действует на равных с писателем, писатель не ведет его.
Священник Игорь Поляков: Да. Этот резонанс читателя и писателя происходит в том случае, когда жизненный опыт читателя близок жизненному опыту писателя. Вряд ли современного читателя заинтересует писатель, который пишет о том, что не переживается и не воспринимается как нечто близкое для читателя. Вряд ли современного человека можно увлечь романтическим чтением как Сонечку. Это идеальный, романтический читатель. Жизнь всегда была трагичной, но современная жизнь трагична по особому. Передать эту трагедийность так, чтобы читатель ее воспринимал и ему было бы интересно это читать можно при обладании некоего жизненного опыта и способности чувствовать.
Выясняя темы современной литературы, мы назвали свободу и поиск смысла жизни. Еще пишут о жизни самой по себе. Интересно просто передать свое ощущение жизни. Литература прошлого не обладала свойством передавать ощущение жизни, не идею, не моральную установку, а именно ощущение жизни. Литература может быть бессюжетной и не вызывать никаких зрительных картин, но ощущение переживания момента бывает настолько реалистичным, впечатление от прочитанного бывает настолько интересным, что возникает чувство как будто ты вернулся к прожитому, как будто ты что-то вспомнил и прочувствовал заново.
Протоиерей Александр Степанов: Это роднит литературу с музыкой. Это род искусства, который проходит через сознание без факта и без сюжета.
Священник Игорь Поляков: При чтении я чувствую большее зацепление жизнью, т.е. литература позволяет мне больше чувствовать жизнь, понимать и видеть то, что я не видел раньше. Если я хорошо чувствую писателя это обогащает мой жизненный опыт, дает дополнительные жизненные впечатления и нельзя говорить о том плохие они или хорошие — это жизнь.
Жанна Сизова: Вы сказали о предметности в литературе. Недавно в Париже был издан нашумевший роман Мишеля Уэльбека «Элементарные частицы», которым сейчас зачитывается вся Франция и весь мир. Он был переведен в журнале «Иностранная литература». Что пишет Уэльбек? Будучи католиком он написал роман, который не является христианским романом, но рассказывая о 60-70-х годах, эпохе расцвета хиппи в Европе, он приходит к мысли о незыблемости христианских истин, не говоря об этом прямо. Роман поддержали, колоссальное количество монографий превзошло все написанное Уэльбеком.
Священник Игорь Поляков: Современная русская литература очень специфична и научить русского быть современным писателем Запад не может. У нас своя традиционная линия развития литературы. Возьмите книгу Шишкина «Взятие Измаила» — даже если сделать прекрасный перевод этой книги, западный человек не поймет о чем в ней идет речь. Этот роман вызывает глубочайшую щемящую боль. У меня слезы наворачивались, когда я читал этот мастерски написанный роман. С технической точки зрения в этом романе мы находим плавное перетекание различных художественных стилей. Такое ощущение, что в этом романе сказано все. Он написан о жизни русского человека, о его переживаниях, о России настоящей, прошлой, будущей — там сказано все. Такое ощущение жизни может быть только в России. У француза французское ощущение жизни, там другая литература. В России сохраняется и развивается традиция чувствовать жизнь глубоко и так же глубоко передавать это чувство в литературе.
Протоиерей Александр Степанов: Однако Достоевский задавался вполне европейскими социальными вопросами.
Священник Игорь Поляков: Литература развивается — Шишкин стоит намного выше Достоевского.
Протоиерей Александр Степанов: Я вспомнил о Достоевском как о примере того, что темы русской литературы в общем не оригинальны. Вы упомянули личности в русской литературе, которые ищут правду, ищут, ищут… А кто-нибудь находит правду в христианстве, в духовной жизни в прямом смысле этого слова? Встречаются такие итоги этих поисков в современной литературе? Где успокаивается сердце у современного человека, судя по литературе?
Жанна Сизова: На периферии, приближенной к христианству. С грустью должна заметить, что напрямую писать о христианстве считается неприличным. Есть элемент исторической профанации.
Священник Игорь Поляков: Будет неправильным взять и написать роман о том, что истина лежит в Евангелии. Это будет очень банально, неинтересно и скучно. Тот же самый Пелевин литературными сюжетами и вывертами показывает, как человек приходит в некое психологическое состояние восприятия жизни, с его точки зрения, адекватное самой жизни. В этом душевном состоянии человеку хорошо и по косвенным признакам можно сказать, что это состояние близко к христианству, оно духовно в хорошем смысле. Пелевин говорит об этом, он показывает как человек приходит в определенное соприкосновение с духовностью, с метафизикой мира, показывает то, как человек начинает ее переживать.
Тем не менее, в современной литературе не исключена и некая дидактичность. Вспоминается рассказ Людмилы Улицкой «Народ Божий». Этот рассказ я читаю семинаристам в курсе Основного богословия. С моей точки зрения это исключительно точное и ясное понимание искупления. Даже в святоотеческой литературе я не встречал такого простого и ясного объяснения того, что такое искупление. Это не догматическое богословие. Часто нужно объяснить на понятийном уровне что такое искупление, что совершает искупление в жизни человека, и я не нашел лучшего иллюстративного материала, чем у Людмилы Улицкой.
Протоиерей Александр Степанов: Я в свое время нашел подобное в «Хрониках Нарнии» Льюиса.
Жанна Сизова: Современной прозе очень свойственен уход от определенности истины. Можно пройти любыми путями сказав, что дважды два это девяносто. В этом есть огромный компромисс и мудрая осторожность в силу того, что литература боится себя спрофанировать. Но это малодушие. Дважды два четыре.
Протоиерей Александр Степанов: А может быть в этом есть некоторое целомудрие — не говорить в лоб напрямую, предпочитая чего-то не коснуться…
Священник Игорь Поляков: Это уважение к читателю, которому дается возможность подумать, попробовать и поискать с помощью литературы способ почувствовать жизнь по иному.
Протоиерей Александр Степанов: Как вам кажется, можно ли назвать современную русскую литературу продолжением традиции старой русской литературы 19-го века или это совершенно новый феномен, который не связан с исторической традицией?
Жанна Сизова: Литература в любом случае всегда основывается на старых традициях. Замечательный английский писатель Голсуорси когда-то писал о том, что литература это огромный хребет, каждый позвонок которого непременно связан с предыдущим и благодаря этому хребту существо имеет возможность двигаться. То же самое и с русской литературой, которая непременно связана с днем предыдущим, хотя бы потому, что современная литература напичкана цитатами из того же Достоевского, Гоголя и иже с ними.
Священник Игорь Поляков: Литература — это живой организм, который развивается. Конечно, внешних признаков преемственности мы не найдем, они запрятаны где-то очень глубоко. Современная литература настолько многообразна и многолика, что говорить о каком-то единстве стиля очень трудно. Безусловно, внутренняя метафизическая связь существует. Литература развивается, она становится глубже, лучше, тоньше в понимании жизни. Это хорошо и радостно для русского читателя.
Протоиерей Александр Степанов: Мне радостно за ваш оптимизм.
Жанна Сизова: Вот цитата из Виктора Ерофеева: «Пушкин — какое русское ухо не навострится при звуке этого священного звука! Нет такого уха. Гоголь — какой русский глаз на блеснет от этого магического слова! Нет такого глаза. Достоевский — какая русская душа не задохнется от одного только воспоминания о нем! Толстой — какое русское сердце не забьется ускоренно при встрече с графом! Блок — какой русский мозг! Лермонтов — какой русское горло!» На этом построено наше естество и естество будущих поколений.
Протоиерей Александр Степанов: Тем не менее, при таком многообразии современной литературы внутреннее единство этого периода возьмет свое, оно не ощущается изнутри, но понимается на расстоянии. Жанна, вы упомянули направления в литературе, звучащие весьма таинственно, что это означает: постмодерн, постреализм и многое другое, о чем вы говорили?
Жанна Сизова: Постмодерн уже намозолил всем слух. Постмодерн как литературное течение оформился к 1991 году. Для постмодерна характерно эсхатологическое умонастроение, цитатность, некая ирония по отношению к происходящему и то, что мы сейчас называем интерактивность и виртуальность. Начало виртуальной литературы, которую мы находим в Интернете, было положено литературой постмодерн. Литература постреализм характеризуется тоже некой иронией, но существующей на почве реальности. Отсюда предметность и бытописание, хорошее добротное бытописание, от которого становится теплее и уютнее. Литература существования, так называемая литература non-fiction — это беспредметная, разбросанная, но невероятно лиричная литература, к которой можно отнести прозу Саши Соколова — очень лиричная ветрогонная проза.
Протоиерей Александр Степанов: Последний вопрос — на каких авторов вы посоветуете обратить внимание?
Священник Игорь Поляков: Это очень тяжелый вопрос. Я скажу о современной литературе, которую интересно читать. Для меня на первом месте стоит Виктор Ерофеев. Конечно, надо упомянуть и Пелевина. Очень нравится Татьяна Толстая, Людмила Улицкая, Владимир Сорокин.
Жанна Сизова: Я согласна с перечисленными именами, но возможно для читателя все это окажется пирогом с начинкой из одной вишни или пирогом с начинкой из косточек. Да, это имена, которые стали классикой, а мне бы хотелось сказать о тех, кто только начал писать. Это московские авторы Данила Давыдов и прекрасный стилист Станислав Львовский.
Священник Игорь Поляков: Я забыл о Шишкине. Если что-то рекомендовать православному читателю, то это «Взятие Измаила» Шишкина.
Не понимаю, как можно сказать, что «Шишкин выше Достоевского»? Этот «русский», давно живущий в Швейцарии, поносящий свою страну из-за бугра и прикрывающийся своей интеллигентской любовью к Родине, для которого русский патриотизм — «это священная корова, жующая жвачку», который считает, что Россия развязала войну с Украиной и аннексировал Крым? Нет, спасибо, по-моему он из того же роду и племени, что и атаман Краснов, очень хочется заблуждаться, но слишком много вокруг светлоликих хулителей Отечества. Улицкая? Толстая? Ну не возможно отделить писателя от его политических взглядов и высказываний, как бы хорош они не писали.