«Существуют две альтернативные системы легитимации государственной власти: сила и право»

Александр Гарин

Духовные основы государственности

Передача 5 (из 10)

АУДИО + ТЕКСТ

Анонс встречи с автором 15 июня 2016 г., 19 ч.

В прошлый раз мы говорили о том, как с точки зрения Гарольда Бермана возникла новая правовая традиция, обратили внимание на тот пункт, с которого Запад начал свое приключение по построению нового государства, отдалившись от всего остального мира.

Напомню, что волею случая папа сумел победить политически на короткое время, утвердить автономию Церкви от государства, поставить своих епископов, а затем для управления Церковью, разбросанной по всему европейскому континенту, без помощи политической силы, пришлось создать совершенно новую правовую систему. Эта система была создана монахами, прежде всего, только для Церкви. Университеты в составе своих студентов имели только монахов.

Первоначально университет был автономным образованием, союзом студентов и преподавателей. Студенты содержали профессора, профессор зарабатывал на студентах. Поскольку это вдруг стало популярным, то города были очень заинтересованы иметь где-нибудь поблизости эту автономию. В правовой ситуации того времени университеты получили автономию, свой закон. Папа дал на это добро, и постепенно университеты распространились, но они не стали тем, чем были отдельные философские школы в античном мире. Философские школы в античном мире – это клубы людей, схожих по мышлению. Философы-перипатетики, философы-стоики, философы-платоники, философы-неоплатоники не обязаны были спорить друг с другом, терминология их была весьма различной, единства гильдий не существовало. Это был взгляд людей, которые согласны между собой.

Напротив, на Западе сложилась культура университета. Это культура схоластики. Схоластика – это школа. Социологическая сторона науки, которая бросается в глаза сегодня – это диссертации, зачеты, сдачи экзаменов, академии, научные открытия. Есть и другая, внутренняя  сторона – любовь к знанию, интерес. Берман интересно указывает нам на то, что социологическая сторона науки была создана по образцу правовой системы. Сначала новая правовая система, в параллель ей – наука. Что мы делаем, когда защищаем диссертацию? Мы ее защищаем, это как судебный процесс. У нас есть референты, которые обязаны критически на это смотреть. Они – обвинители. Мы защищаем на основе чего? Кто решает? Решает не политическая личность (иногда бывает и так, но это уже карикатура и коррупция, пародия на науку), а специалисты, взвешивая pro и contra. На основании чего? На основании кодекса. Наука является кодексом. Она аккумулирует знание, гармонизирует его, время от времени меняется парадигма, кодекс переписывается с новой точки зрения.

При этом сразу задается вопрос: «А что мы будем делать, если мы знаем квантовую механику с ньютоновской механикой?» Ньютоновская механика – это первое приближение, она входит как часть современной физики. Это совершенная параллель честного судебного процесса. Решают обязательно только специалисты. Несмотря на то, что товарищ Сталин был «большой ученый», «в языкознаньи знаете вы толк», на самом деле решать вопрос о языкознании может только языковед, человек, который прошел все фильтры, так же, как в судебном процессе может решать судья.

Присяжные заседатели только усиливают момент объективности. Они не решают вопрос о том, какая степень вины обвиняемого, или под какой закон надо его подвести, это может решать только судья, специалист. Они просто добавляют в целом вопрос о виновности или невиновности для того, чтобы создать контрбаланс судье, который, упаси Бог, коррумпирован.

Эта новая наука возникает в университетах. С того времени мы видим единство терминологии во всем латинском мире. Потом, когда возникала наука на национальных языках, это единство терминологии сохранялось, и сохраняется до сегодняшнего дня. В таком виде получили науку и в России, добились великолепных результатов (Менделеев и другие). Правовая культура и вообще научная культура легко распространяется. Велосипед не обязательно изобретать. Современным инженерам известно, что так называемые вторичные инженерные открытия гораздо проще первичных. Уже достаточно знать, что это открытие возможно, и гораздо легче происходят открытия. Если Европа в течение почти тысячелетия добилась того, что нужно, это совсем не означает, что нужно пройти тем же самым путем. Второй раз открыть можно намного быстрее. Пример Японии в области экономики это доказывает.

Мы видим единство терминологии во всем латинском мире.

То же самое мы можем сказать о праве и о правовой культуре. Приключение это только началось в 1075 г. и имело несколько решительных пунктов. Следующий пункт связан со словом «суверенитет». Сегодня мы знаем, что все государства-члены ООН являются суверенными. Слово «суверенитет» было введено где-то к 1550 г. Жаном Боденом, французским юристом. Жан Боден написал «Шесть книг о республике», в современной печати это два довольно больших фолианта. Если мы раскроем эти книги, то мы увидим, что Жан Боден, как настоящий юрист, апеллирует к юристу. Мы увидим бесконечные сравнения султанов, швейцарских кантонов, России, Франции, итальянских городов и так далее. Все это юрист Боден рассматривает и решает главный вопрос: «В чем легитимация государства?» То, что сегодня само собой разумеется, что легитимация государства состоит в его суверенности, независимости, в признании его другим, совсем не было таким в те времена. Сам Жан Боден, конечно, уже результат юридической системы. Если бы его аргументацию предъявили Иоанну Грозному, он сказал бы: «Ну и понаписал он тут. Меня абсолютно не интересуют все эти закорючки». Поэтому было очень важно, что то, о чем писал Боден, имело огромное значение, и было принято. Но кем? Это было принято элитой, которая состояла из советников королей, императоров. Советниками были юристы. Юристы были студентами, которые учились еще по-латыни. Уже начинались науки на национальных языках, но они вышли из того университета с единством терминологии, о котором я сказал. Для них логическая формулировка имела значение.

Точно так же, как недавно мы видели битву по поводу импичмента президента Клинтона, которая протекала на юридическом языке. Всем ясна подоплека. Конечно, республиканцы в Конгрессе хотят свалить независимого Клинтона, ищут его слабое место. К несчастью для них, экономика Америки процветает, безработица минимальна, гораздо меньше, чем во времена Рейгана, найти слабое место очень трудно. Была назначена юридическая комиссия, прокурор получил неограниченный бюджет, потому что существовало подозрение, что, может быть, Клинтон в области налогов или где-то что-то допустил. Начав этот юридический процесс против Клинтона, забрались в какие-то пикантные истории. Самим было стыдно и смешно трепать грязное белье в Интернете для всей публики. Но ясно, что за этим стоят какие-то политические стимулы свалить конкурентов. Тем не менее, и та, и другая сторона повиновались юридической логике, не отступили от юридической формы, и эта юридическая форма привела к тому, что Клинтон остался у руля. Мы видим, что закон юридической аргументации, созданный «папской революцией» где-то к 1075 г., начиная с этого времени, принес свои плоды.

Вернемся к Бодену. Он написал «Шесть книг о республике», он вводит новый принцип, который играет на пользу Франции. Этот принцип состоит в том, что Боден противопоставляет две системы, он говорит о политике. Папа когда-то говорил о независимости религии от политики, Боден говорит о политике империи и политике  не-империи.

Что такое империя? Вопрос очень актуален и сегодня. Очень часто журналисты, политологи в западной прессе боятся: а вдруг бывший Советский Союз опять воскреснет? А вдруг Россия ведет имперскую политику? Этими опасениями пользуются страны Балтики, когда они обращают внимание Запада на какие-то движения России, интерпретируя это в пользу возвращения в старое имперское лоно. Но обычно на уровне журналистов не осознается с точки зрения ясности логического размышления, а каковы критерии? Что такое империя и не-империя? Все это на уровне: «Я вам не очень доверяю. Вчера вы были сильными, доминировали над всеми. Сегодня вы как преступник, который вышел из тюрьмы и решил стать джентльменом, но в клуб джентльменов его не пускают. Он спрашивает: «Почему вы меня не пускаете, ведь я совершенно переменил образ мыслей?» А ему говорят: «Давайте подождем. Вот заработаете репутацию, через какое-то время, может быть».

Очень часто журналисты, политологи в западной прессе боятся: а вдруг бывший Советский Союз опять воскреснет? А вдруг Россия ведет имперскую политику?

Удивительно актуален Боден, потому что именно он создает политическую альтернативу империи. Принцип империи состоял в том, что есть разные государства: большие и маленькие, сильные и слабые, и по традиционной политической концепции наибольшее государство занимало высшую ступеньку на иерархической лестнице. Империей называлось то государство, которое имело право носить титул империи. А маленьким что делать? Извини, подвинься, уступи место – такова жизнь.

Вспомним традиционную схему из Книги пророка Даниила, состоящую из четырех империй. Даже концепция состояла в том, что Господь Бог передает эстафету разным большим государствам. Легитимация большого государства и состояла в том, что оно большое и сильное. Карикатурно это выглядит, когда определенные российские политики говорят: «Мы большие, и вы, США, большие, давайте поделим мир пополам. Был же в свое время мир на земле, потому что у нас мускулы, и у вас мускулы. Если кто-то говорит, что Польша чего-то хочет, а кто такая Польша? Покажите, дайте мне микроскоп. Зачем ее спросили, эту Польшу, чего она хочет? Или Чехословакия. Почему кончились те хорошие времена, когда все на пару можно было решать? Ну хорошо, Европу учтем». Ведь Жириновский предлагал Германии тоже разделить сферы влияния в целом, такими крупными мазками. Очевидно, какой дух стоит за этой системой ценностей: у нас большие ресурсы, большая территория, большое народонаселение. У нас большие мускулы, уважай это.

Боден в 1550 г. видит перед собой Германскую империю, а затем Австрийскую империю. Император был выборным, солнце Австрийской империи не заходило. Туда входила Бургундия, Голландия, Бельгия, Австрия, Венгрия, Испания. Франция чувствовала себя окруженной, но это уже политический аспект. А в интеллектуальном аспекте Боден вдруг выставил новый юридический принцип. Вспоминая основной юридический корень автономии духа от силы, он выдвинул следующий тезис: легитимация государства состоит не в его силе (хочется сказать словами св. Александра Невского «а в правде»), а в праве. Если государство является правовым, подчиняется праву, то неважно, большое оно или маленькое, пусть оно будет хоть карликовым, этого достаточно. И вот, та естественная иерархия сильных и маленьких вдруг перестает быть ценностной. Ну и что, что ты сильный с большими ресурсами? Я такой же, как ты, даже если я маленький. Мы равны в своем достоинстве. А достоинство это выражается правовым образом. Должно быть правовое государство, правление закона.

Легитимация государства состоит не в его силе, а в праве.

Шесть книг посвящено тому, чтобы разобрать все государства, которые существуют в мире, и утвердить это начало. Слово «суверенитет» относилось только к правовому государству. Независимость состояла в том, что государство ставит себя под принцип примата права, примата духа над материей, над силой, и в этом достоинстве все равны. Это означает, что главный пост лидера становится гражданским, а не военным. Если римские императоры видели свое величие в том, что они главнокомандующие, то здесь главное лицо перестает видеть в этом свое величие. Напротив, он является гарантом Конституции. Мы ведем речь об абсолютных монархиях.

На первый взгляд, в этом парадокс, но Боден, как схоласт, как человек из школы того времени, прекрасно помнил определение Аристотеля. До сегодняшнего дня это определение осталось одним из основных базовых в политической философии. Аристотель выделил три правильных формы правления и три вырожденных формы правления. Различаются они очень просто: правление общего блага, республика (лат. res-вещь, publica-общественная) и противоположное ему частное благо. Если цель государства – общественное благо, то в какой форме оно выражается? Есть три формы по Аристотелю: монархия, аристократия, демократия. Если монархия преследует цель общего блага, то вырожденная форма – тирания преследует цель частного блага. Монарх, который погружается в какие-то частные интересы, становится тираном. Если аристократия стремится к общему благу – это правление небольшого числа квалифицированных и лучших, то олигархия – это частное благо, правление немногих в свою личную пользу. Если демократия – это правление большинства с целью общего блага, то охлократия (власть толпы, популизм) – это вырожденная форма, преследующая частное благо большинства людей, простая сумма «шкурных интересов». Например, «задавим меньшинство, эмигрантов долой! Дави чужих, правление в пользу наших».

Этот новый подход состоял в том, что даже абсолютная монархия (если это было правление закона) подразумевала, что король находится, во-первых, под Божественным законом, во-вторых, под естественным законом. И Божественный закон, то есть заповеди Божии, и естественный закон вкупе понимались довольно буквально: нельзя экспроприировать по произволу, забрать чужую собственность, нельзя человека арестовать по произволу и так далее. Впоследствии все эти принципы были конкретизированы до прав человека.

Блондина Кригель, интересный современный французский философ, в одной из своих центральных книг «Философия республики» пишет: «Современная демократия – это пакет из четырех прав: права государства, права человека, права гражданина, права национального меньшинства». Некоторые из этих тезисов известны, например, право человека.

«Право государства» звучит странно, но это очень актуальная тема. Сильный должен быть ограничен, чтобы он не доминировал, не навязал свою грубую силу слабому. Кем он должен быть ограничен? Государством. Парадокс состоит в том, что государство должно иметь на это право, но право в западном смысле слова, то есть оно должно быть прописано. Компетенция государства на ограничение сильного в пользу слабого. Государство обязано ограничить мафию. Государство обязано сделать конкуренцию прозрачной. Государство обязано создать ту атмосферу, в которой маленький слабый буржуа с помощью своего собственного труда может открыть ресторанчик, победить в честной конкуренции большой ресторан по соседству и таким образом стать богатым. Только в этом случае и происходит создание среднего класса, богатство становится легитимным. Только в этом случае народ, который видит этот процесс, согласен с тем, что есть богатые и бедные. Это богатые, но богатые в прозрачной юридической системе, легитимно, своим трудом накопили богатство, то есть по заслугам. Он мучился больше и заработал больше. У меня была лучше жизнь, и у меня меньше денег.

«Право государства» звучит странно, но это очень актуальная тема.

Это совершенно непохоже на ту карикатуру на капитализм, которую изложил Маркс. Карл Маркс не верил в примат духовного начала над материальным, а наоборот, объявил, что первоначальное накопление капитала – это сплошной бандитизм. Это было теоретически самое слабое место, многие социалисты пытались как-то его разъяснить. А в Советском Союзе издавалось очень много книг, описывавших родоначальников бандитских семейств таких, как Кеннеди, Рокфеллер и так далее, и описывалось, как в начале накопления их капитала стояло преступление. Это действительно факт, такое было, но вопрос в оценке. Если бы не существовало здоровой системы, в которой маленький человек мог открыть свой ресторан без рэкетиров и победить в честной конкуренции, то никакая Америка бы не состоялась. Состоялась бы Колумбия, Латинская Америка в самом худшем варианте, где никакая конкуренция невозможна, где сильный, если он богат, быстро конвертирует свое богатство в политическую власть, а политическая власть конвертирует себя за подпись в богатство. Не создается экономика, потому что дальше, как говорили Боден и Аристотель, возникает не аристократия, не просвещенное управление, а олигархия, не государство общего блага, а государство в пользу частного интереса. Насколько это актуальная тема, мы видим.

Для Европы примерно 1570 год – это время, когда философская мысль признала две альтернативные системы ценностей легитимации государственной власти: одна из них основана на силе, другая основана на праве. В процессах, которые сегодня происходят в России, мы видим переход от следов старого марксистского понимания к новой системе и, соответственно, как в любом переходе, некую амбивалентность. Переход от системы, которая во главу ставит свои мускулы, ресурсы, пространства, деление «на ваших и наших», «кто смел, тот и съел», к системе, в которой государство должно быть сильным, должно иметь права для того, чтобы защитить слабого. Критерием такого государства является то, что на самом верху оно ставит себя под закон, в отличие от султана. В мусульманском мире, к сожалению, по разным причинам происходило по-другому, там население не ждало от султана, чтобы он был под законом. Он пишет закон, а уж то, что он тиран, это каждый знает, ничего другого не дано.

На этом я хотел бы сегодня закончить: становление суверенного государства, в противоположность империи, прокладывает дорогу новому правовому государству – это все тенденции очень длительного промежутка. Эта длительная протяженность имеет авторов, одного я назвал (Боден), она имеет волю, которая за этим стоит, эта воля встречается с препятствиями.