«Священство» и «царство» в России на пороге Нового времени

Программа Марины Лобановой

«Встреча»

К 320-летию снятия колоколов Петром Первым и 300-летию начала Синодального периода в истории Православной Церкви в России

Гость: Павел Владимирович Седов, доктор исторических наук, заведующий Отделом древней истории России Санкт-Петербургского института истории РАН

Эфир 20 марта 2021 г.

АУДИО 

П.В. Седов:

«Церковь вовсе не фронтально противостояла тем новшествам, которые в России имели место.

Но есть и другая сторона вопроса, это вот именно взаимоотношения «царства» и «священства», потому что мы знаем, что в ходе Петровской реформы претензии Церкви занимать какое-то автономное, особое положение, они были пресечены, и Церковь, в сущности, встроилась в колесницу самодержавной монархии, стала таким инструментом для удержания подданных в повиновении. Это, конечно, продолжало те традиции, которые уже были в конце XVII века. Мы помним, что Никон хотел было возвысить «священство» над «царством», что «священство царства преболе есть» утверждал он. Писался с титулом Великого государя. Но эти его претензии закончились его низложением, как известно. И уже один из преемников Никона на патриаршем престоле, патриарх Иоаким, на вопрос Алексея Михайловича, а как он относится к церковной реформе, высказался очень, очень замечательно – он сказал: а я не знаю ни старой веры, ни новой, но как велят начальники, так и буду креститься и слушать их во всем. Конечно, тогда еще Иоаким не был патриархом, он был настоятелем Кремлёвского Чудова монастыря, и здесь можно усмотреть такое ласкательство придворного, который в угодном для  царя духе выражает свою позицию. Но вообще-то говоря, канонически правильно все сказал Иоаким: если церковный собор с участием самого царя, двух восточных патриархов принял новый церковный обряд… он готов слушаться. А как иначе в Церкви можно поступать? То есть подчинение вот это шло, это правда, но одновременно шел другой процесс – встречный.

…

…я обратился к крупнейшим комплексам документов, которые хранятся в архиве нашего института – Санкт-Петербургского Института истории, в особенности это фонды Валдайского Иверского и Успенского Тихвинского монастырей. И там, что очень ценно, есть не только приходно-расходные книги, но там есть отписки в эти монастыри представителей в разных городах – в Москве, Новгороде… Они развернуто описывали те события, которым буквально были свидетелями. И мы там находим совершенно новые известия о том, что говорил царь – Алексей Михайлович или Петр, что говорили воеводы, что говорил патриарх. И вот что самое для меня интересное, это очень редко бывает, но я очень ценю такие находки, когда мы являемся свидетелями диалога. Диалог, чем он интересен, это не только то, что сказано или написано, а это то еще, что и подразумевается. Вот эти скрытые смыслы обогащают наше представление.

…

… мы понимаем характер царской жалованной грамоты, она была царской милостью, это не было незыблемой собственностью, незыблемым правом, которое можно было отстаивать в суде.

…

В другом случае представитель монастыря пришел к воеводе и говорит: заплатите за кирпич, мы же в казну поставили большую партию кирпича. А воевода сказал: а ты никак на государе хочешь взять? То есть можно просить, но нельзя требовать.

Поэтому когда государство в конце XVII века отнимает эти привилегии, а при Петре, в сущности, церковь была ограблена, то это как раз продолжение вот этой традиции, она двоякая, эта традиция: нужно оказывать уважение, но можно брать. Петр одну продолжает, одну сторону этой традиции, он берет… уже не выказывая того уважения, как прежде.

И в этой связи уместно обратиться вот к этой истории – о колоколах. Потому что, действительно, это символ, это символ Петровской реформы, символ того, что можно брать даже колокола.

Но неправильно было бы думать, что это придумал все Петр. Вовсе нет. В действительности государство уже и раньше, царская власть раньше смотрела с интересом на большое количество меди, которая находилась в распоряжении церкви. Конечно, во второй половине XVII века не решались ее брать. Например, один новгородский воевода в ответ на уверения иверского стряпчего в Новгороде, что у монастыря нет денег для уплаты налогов, он так сказал: хоть колокола продай, а государев налог плати. Но если во второй половине XVII века это такая крайняя мера, прибегать к которой казалось бы даже странным, то на самом излете XVII века оказалось иначе.

Накануне Крымских походов и во время Азовских походов, то есть это 1680-е, 90-е годы, по всей стране была проведена перепись колоколов. Причем переписывали только те колокола, которые не имели подписи (то есть они рассматривались все-таки как такой неприкосновенный дар). А если не было подписи, то их нужно было описать и описать их вес. А для чего государство переписывало эти колокола? Последний раз это прямо накануне Северной войны было сделано. Потому что медь нужна была для пушек.

И когда 19 ноября 1700 года Россия потерпела страшное поражение от шведов под Нарвой, Нарвская конфузия, то была утеряна и вся артиллерия. И Петр издает тогда указ, вот мне удалось найти все-таки дату, это январь, январь 1701 года, а феврале и марте началась реализация – вот мы как раз сейчас можем отметить круглую дату этого указа. И если мы посмотрим на это через монастырские документы, то мы увидим, что церковь и государство взаимодействовали в этом вопросе.

Вологодский владыка одним из первых привез четвертую часть веса всех колоколов епархии в Москву, а сверх этого еще столько же. То есть он, вместо того чтобы скрывать, не давать эту колокольную медь, он привез больше. В основном это были битые колокола. И иверский стряпчий присутствовал при разговоре представителя Вологодского владыки в доме Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина, это глава Монастырского приказа, он слышал этот диалог. Иван Алексеевич Мусин-Пушкин сказал: «Откуда такие прибытки? Государю лишнего не надо». Когда Иван Алексеевич доложил самому царю Петру о том, что из Вологды привезли в два раза больше, как поступил Петр? Петр велел передать свою благодарность и в качестве ответного дара направил, взамен полученных битых колоколов, он отправил два больших колокола в Вологду. Один из них, особенно большой, он был установлен в Вологде, и за свой красивый голос получил название Лебедь. То есть, смотрите, как ведет себя Петр.

Интересно, что вот этот реальный факт был осмыслен в виде местного предания. Конечно, это сказочка, но в основе своей она имеет вот этот факт. Якобы Петр приехал в Вологду (он был, конечно, в Вологде, но не в это время) и велел снимать колокола, но один дьячок так красиво сыграл на этих колоколах Камаринскую, что Петр колокола оставил. То есть вот это – сказочка, а в основе ее реальный факт отдара Петра в виде вот таких колоколов.

Другой факт. Соловецкий монастырь. Тот тоже, конечно, участвовал в общем мероприятии сбора колокольной меди для пушек. Там тоже было сочинено местное предание. И Петр тоже был на Соловках, но в другое время. Как обычно, в народной памяти эти события всегда сливаются вместе. Так вот якобы Петр попросил соловецких монахов (или потребовал) дать колокола на пушки. Соловецкие монахи сначала сказали, что это умалит славу соловецких чудотворцев. И тогда Петр велел монахам ехать на далекий остров, и велел звонить в колокол и стрельнуть из пушки. А когда те вернусь, он сказал: что вы слышали? Они сказали: колокола мы не слышали, а пушку слышали. Вот, сказал Петр, пушка донесла мою волю до вас. Она донесет славу России до Стокгольма, и когда мы Швецию победим, мы захватим у них столько пушек, что  отольем вам колокола, и не умалится слава соловецких чудотворцев. Вот как в народной памяти осталось это событие.

Но самая красивая история относится к Троице-Сергиеву монастырю. Троицкие власти послали (там же много очень колоколов) один колокол большой, с надписью, уж не знаю, слукавили ли они, или у них не было другой возможности, но они отправили реликвию. Колокол, отлитый в начале XV века при ученике Сергия Радонежского Никоне, который был игуменом, с надписью. И когда Петру доложили, то Петр этот колокол не взял, а велел его вернуть обратно в монастырь и вычесть из их нормы сдачи меди этот вес.

В Троице-Сергиевом монастыре тоже сложилось предание об этом, записанное в XVIII веке, что колокол, когда его хотели снимать по царскому указу, он дважды прятался чудесным образом под лед местного пруда, а в третий раз, когда его нашли и хотели было уже везти, то Петр опять был в Троице, прикоснулся к мощам Сергия Радонежского, покаялся и колокол оставил. То есть опять – реальная история и предание».

Полностью слушайте в АУДИО.